Бабушка была маленькая, кругленькая, и от нее пахло ватрушками. «Дочек у меня четверо, внучек – пятеро, но ты будешь самой лучшей стряпухой», - говорила она мне, третьекласснице, и строго смотрела поверх очков.
Мы с ней с вечера замешивали кислое тесто в кастрюле и ставили его к батарее. Пока оно подходило, чаевничали и делились новостями («Кошка-то опять сегодня приходила, голубей гоняла под окном», «Юрку-то снова к директору вызывали – подрался на перемене»). «Ну-ка, загляни в кастрюлю, - говорила бабушка, - подросло?» - и я открывала огромную крышку и радостно тыкала пальцем в тесто, дошедшее почти до краев. И получала за это по рукам.
Кастрюлю выносили на мороз, на балкон, и ложились спать.
Утром бабушка вставала часов в пять, а то и раньше. Пока дом спал, умывалась холодной водой из-под крана, приглаживала седые волосы, душилась «бабушкиным» одеколоном. Заваривала чай, высыпала на стол муку и будила меня. Я шлепала в ванную, шумно брызгала водой, вытиралась полотенцем и выходила на свет в растрепанных со сна бантиках.
Собака уже дежурила между плитой и столом. Оттуда ей было удобнее всего хватать нечаянно оброненные лепешки и уносить в свой угол.
Мы разделывали тесто на всей поверхности стола. Я просыпАла муку на пол и тихонько растирала ее тапочком под столом. Бабушка ставила чашку с водой, мочила в ней ладони и доставала сочни. Мы валяли их в муке и выкладывали на горячее масло. Дым стоял коромыслом («Ничего, главное – чтоб дым, а не смог», - говорила она, смеялась и потирала ладони).
Домашние просыпались на запах и потихоньку стекались к столу. Пока они ели, бабушка внимательно следила – все ли довольны, потом удовлетворенно кивала и чуть громче обычного сообщала: «Женик-то лепешек напек с утра пораньше, пока вы все дрыхли!». Я от удовольствия ерзала на табуретке, а взрослые перемигивались между собой и улыбались.
Давно уже нет бабушки, от третьего класса осталась в памяти только цифра, скандалист Юрка вырос и стал летчиком, хитрую собаку три года, как схоронили. Вставать до восхода солнца никто пока не набирается смелости, и на кухне теперь главнокомандующей стала мама – еще не бабушка, но уже не та молодая женщина, которая ходила на родительские собрания к дочкам в начальную школу. Но иногда я перешагиваю порог кухни, и будто дежа вю пахнет бабушкиным сладким одеколоном, и снятся – теперь уже совсем редко – ее старенькие сухие ладони, тяжелые очки, мучной фартук и маленькие светлые глаза. И никто, конечно, никогда в жизни уже не назовет меня «Женик».
Но теперь я сама пеку по утрам вкусные, воздушные лепешки – как бабушка учила. Когда-нибудь очень нескоро в моей кухне появится мелкая проворная девчушка в цветных резиночках на косах – или что там они будут носить к тому времени - и будет смеяться и ронять кусочки теста на кухонный ковер.
А потом вдруг неожиданно вырастет, и когда-нибудь займет и мое место.