"Вишь, сараи,- сказал прапорщик, - у одного крыша ржавая, у другого дырявая. Все бурьяном заросло. Так и человек: рождается, живет и умирает".
(Из армейского фольклора)
Произведения «сетературы», то есть художественной литературы в интернете, по большей части, - сочинения непрофессионалов. Уровень их примерно то же, что самодеятельность супротив искусства артистов. Возможно, поэтому сочинения эти не вызывают откликов читателей и, тем паче, критиков. Тому причины - ещё и наша природная лень, и скудные литературоведческие познания, и деликатность коллег-читателей. Кроме того, слышал, будто и читают интернет-издания только сами их авторы.
Но всегда есть исключения из правил. Вначале попалась на глаза интригующая рецензия на короткий рассказ Татьяны Калашниковой «Я – счастливая». Нашел рассказ, в котором затронута экзистенциальная женская тема, при нём оказалась другая и иного свойства рецензия. О них наш разговор.
РАССКАЗ В СТИЛЕ «РЕТРО»
Рассказ Калашниковой заключен в традиционную пейзажную рамку и начинается экспозицией, в которой автор настраивает читателя на минорный и философический лад. Тут и реминисценция из школьной классики – «вдохновляющая осень» - и размышления о бренности земного под аккомпанемент шуршащих листьев в заброшенном, конечно, парке, который вместе с героиней рассказа Ритой, «казалось, проходит вечные стадии всего живого»… Несмотря на некоторую косноязычность выражений - «стареть то… высохшим деревом, то полуразрушенной гипсовой статуей», - настроение создается. Сорокадвухлетняя Рита погружается в состояние «тихой задумчивости» и размышляет над вопросом: счастлива ли она.
Читатель догадывается, что её рефлексия говорит о несовпадении кажущегося и действительного. Она неоднократно повторяет как самозаклинание: «Я – счастливая». Как говорится, если кто-то сказал один раз, я поверил; повторил – я начал сомневаться; сказал трижды – я понял, что это ложь. Рита вынимает из «плотно набитого сундучка памяти бережно хранимые там картинки и безделушки». «Сундучок» этот, кажется, не случайно явился из позапрошлого века, хотя действие, по некоторым признакам, происходит в наши дни. Тогда героиня росла и созревала в благословенную эпоху «развитого социализма». Стилистика же рассказа напоминает дамскую прозу конца 19-го столетия. Можно предположить, что этот стиль «ретро» с волнительным ароматом нафталина – нарочитая имитация автора рассказа.
Далее следует монолог героини. Внутренние монологи персонажей – довольно искусственный литературный прием, хотя его не чурались и корифеи. Мы, если не сочиняем мысленно что-нибудь, не думаем книжными фразами и газетными клише; в нашем мозгу, спим ли или бодрствуем, мелькают образы, эмоции, иногда отдельные слова и всякий мусор, что именуется пресловутым «потоком сознания». Попробуйте поймать за хвост свою мысль, задайтесь вопросом: «о чем я думаю?». Ответом будет ехидное эхо: «думаю, о чем я думаю». Героиня рассказывает сама себе свою биографию и подключает к мысленной беседе читателей: «Позвольте представить: Анатолий - мой муж», - что выглядит манерным жеманством. Затем обнаруживается некая коллизия.
Рита вспоминает молодость: «…многим нравилась. Сколько сказочных комплиментов просто на улице, от случайных незнакомых мужчин. Помню каждое слово. Так приятно было!». Осталась в её памяти ещё «кучка романов», видимо, мимолетных. Мы не знаем, была ли у Риты профессия, занималась ли чем-то, увлекалась ли чем-нибудь, кроме флирта. И это всё, что хранит её память? Всё ли она получила от жизни? Казалось, за красивые зеленые глаза Рите причиталось нечто большее. Кавалеров хватало, но, видимо, одни не нравились, другие … кто женился, кто решил гулять до старости, кто обручился с бутылкой… Она ждала, но «принц» опоздывал или заблудился в пути. Скрепя сердце, отдала руку (но не сердце) верному Анатолию.
Рита не любила своего мужа. Об этом свидетельствует одна подчеркнутая, хрестоматийная деталь. Казалось бы, что общего между одной и той же шампунью, которой моет голову чистюля Толик, и хрящевитыми ушами супруга Анны Карениной? А вот что: они беспричинно раздражают их жен. Это показывает, что любви не было, или она совсем увяла. Рита не скрывает того, что вышла за Анатолия по прагматичному расчету, несмотря на «огромную социальную пропасть», что их разделяла. Что за мезальянс - опять же из плюсквамперфекта? Семья Риты едва ли принадлежала к старой аристократии, что в России была вырублена и развеяна бурями, или к новой денежной элите. Скорее между супругами было различие в культурном уровне или в образовании, или же в приверженности к разным этическим ценностям. Но об этом автор ничего не пишет.
Риту душит чуждая ей атмосфера семьи мужа. Через семь лет у них появляется долгожданная отдельная квартира, однако ей уже становится «совсем нечем дышать». Какое уж тут счастье? Рита находит отдушину – заводит любовника, не важно, что платонического. Кирилл – «лучший друг» мужа, но, поскольку между друзьями – обычно взаимопонимание, остается неясным, был ли её «любимый человек» лучше серого супруга. Скорее здесь игра в любовь и слабость героини к приятным комплиментам.
Рита - не Анна Каренина, она рассудительна и прагматична. К счастью, ничего убийственного автор над героиней не замыслил, в отличие от мстительного классика («Мне отмщение и аз воздам»).
Остается добавить, что героиня чувствует себя больной, рассматривает в зеркале первую «морщинку хмурости». По ряду симптомов – плаксивость, раздражительность, головные боли - можно предположить, что недуг у неё – возрастной. Доктор А.П.Чехов в аналогичной ситуации, когда некая красивая дама жаловалась ему – «под Чехова» - на болезненное чувство тоски и сумрачность окружающего, поставил диагноз: «Это болезнь. По-латыни она называется – morbus pritvorialis». Впрочем, нередко бывает и кризис среднего возраста – разочарование, скука, переоценка своего существования, понимание, что все мы, как ни странно, не бессмертны и т.п.
Внизу пейзажной рамки – старая рябина с сочными гроздьями ягод. Жизнь не кончается. Невольно вспоминается «горькая рябина» и поговорка про ягодку. Вот и вся история.
ДВЕ РЕЦЕНЗИИ И ТРИ МНЕНИЯ
Автор одной из рецензий Михаил Абельский отмечает, что в коротком рассказе-монологе очень талантливой Калашниковой «нет сюжета, нет коллизии, нет повествования, – ничего нет». Через пару абзацев рецензент спохватывается и коллизию все же находит: это – «счастье, которое героиня пытается обнаружить с помощью улик». Рассказ назван «моментальной фотографией счастья». Значит, героине нечем дышать… от счастья?
М.Абельский предупредил, что пишет не рецензию, а по поводу…Это верно. Рецензия предусматривает критический анализ и оценку произведения, то есть раскрытие замысла автора, оценку художественных достоинств творения или недостатков опуса, его места в литературном потоке и т.п. Рецензия пишется для читателя, иногда служит рекламой, иногда является рекламацией, потому на неё с интересом смотрят и авторы… Нередко автор бывает раздосадован, если смысл произведения не понят или перевран. Так и А.П.Чехов жаловался: «…двадцать пять лет читаю критики на мои рассказы, а ни одного ценного указания не помню, ни одного доброго слова не слышал…».
Критики у Абельского нет. Конечно, похвалы приятны, но от сладкого портятся зубы и фигура. Талантливый автор решит, что достиг совершенства, однако небрежности не украшают его творение. Рецензент, по-видимому, не угадал и не оценил замысел рассказа, не замечает огрехов. Есть, к примеру, в рассказе серия штампов типа «назовите фрукт – яблоко». Глаза красавицы, конечно, – зеленые; взгляд её – задорный; задумчивость – тихая; девочка – быстроногая; сбитые коленки её – избито незаживающие, друг – лучший и т.п. «Социальная пропасть» – газетное клише и т.д. Но вернемся к поискам смысла рассказа.
Вторую рецензию под заголовком «Если максимизировать…» написал С.Воложин, маститый интерпретатор произведений искусства (в основном, литературы), автор начатого им в интернете амбициозного, гигантского по масштабу проекта «Художественный смысл. Энциклопедия прочтений». Без нескольких вводных слов не обойтись. Идефикс С.Воложина, насколько она доступна пониманию, заключается в том, что художественный смысл любого произведения не лежит на поверхности (это примитивное «лобовое прочтение»), а подлежит разгадке или арт-открытию. Постижение скрытого смысла достигается интуитивно. Художественный смысл не нуждается в логических доказательствах, а определяется интерпретатором по наитию - более или менее произвольно. Если читатель не всё уразумел, помочь ничем не могу. Ясно только, что нахождение художественного смысла – не доказательство теоремы, а постулирование неких положений примерно как в философии.
За недостатком времени остановимся ещё только на максимизировании или максимизации, вошедшей в название рецензии. Это не термины программирования или стратегии инвестиций в бизнесе, здесь иной смысл. Как можно догадаться, речь идет об обнаружении в малом чего-то огромного. «Максимизация» в нашем случае позволила установить то, о чем не говорит героиня в своей исповеди, и о чем, видимо, не догадывается даже сам автор рассказа. Оказалось, по Воложину, причиной болезненного настроения героини являются ни что иное, как кризис идеологии в постперестроечной России, гибель идеалов и т.п. Каких-таких идеалов? Критик собирает их в кучу малу: идеалы реакционного консерватора Победоносцева (самодержавие, православие, народность или соборность), идеократию по Кожинову и коммунистические идеалы, с имманентной неизбежностью провалившиеся во всех попытках по всему миру (исключая Китай, который догадался скрестить коммунистическую идею с капитализмом). Неожиданно взбурливший политический аспект, вероятно, отражает эмоции критика, но не имеет ничего общего с содержанием рассказа Т.Калашниковай. Обсуждение угрозы апокалиптической гибели особой «российской цивилизации» увело бы нас далеко от темы.
С.Воложин не упускает возможности обыграть ещё один вариант толкования смысла рассказа, что не обходится без важного поминания Великих Гуру. Воложин утверждает: « Ведь - вполне в соответствии с открытой великим Выготским психологической основы художественности – перед нами в рассказе Калашниковой налицо дразнение чувств читателя противоречивыми элементами. То перед нами иллюзия, то прозрение. Рита то счастливая, то несчастливая». Отметим сомнительность «дразнения», как основы художественности. В распоряжении писателя всегда – немалый арсенал художественных средств, и было бы ошибкой абсолютизировать одно из них.
Далее Воложин самокритично признает предыдущее рассмотрение «однобоким» (стоило ли запутывать читателя?) и погружается во втором круге в поиск катарсиса. Разумеется, искомое находится, поскольку ничего доказывать не нужно. Признание героини несчастливой как будто отменяется. В отрицании несчастья – залог просветления и будущего счастья. Не в этом ли решение многих вечных проблем?
О художественных достоинствах рассказа у С.Воложина – тоже ни слова. На нет и суда нет. Рецензент – узкий специалист, только интерпретатор.
ТИХИЙ ПОДВИГ
Т.Калашникова затронула большую и интересную тему. Отлично. Но она, на мой взгляд, поторопилась с публикацией, над рассказом следовало бы ещё поколдовать. Виноваты, возможно, критики. Одни захваливают, другие, умствуя по поводу, выдумывают такое, чего в произведении нет в помине. Нельзя сказать, чтобы прочитанные рецензии приблизили к пониманию рассказа. Слов немало, но они - уклончивы, невнятны, о чём-то своём, заветном. Моментального фото сделано непонятно зачем. Героиня - счастлива и несчастлива. А есть ли в рассказе идея, господа? Замысла нет, или он ускользает от пытливого взгляда критиков?
Надуем и мы щеки и предложим свое суждение. Как показано выше, текст наводит на мысль, что героиня – обычная мещанка. За душой у нее – в воспоминаниях – одни пустяки. Ну, по расчету вышла замуж за нелюбимого, недалекого - ей подстать - Толика, и поделом ей, пусть мается сомнениями.
Но образ Риты недостаточно прописан, а читатели не склонны к домыслам и фантазиям. Не хватает всего одного-двух мазков, даже одного намека.
Может быть, Рита совсем не глупа. Ей хотелось, как каждой женщине, иметь семью, ребенка. Она сделала счастливыми двоих – мужа и дочь. У ребенка – нормальная семья, в отличие от обиженных судьбой, что воспитываются в неполных семьях. Здесь не место для демографической цифири, но она – устрашающая. Порядочная Рита воспитывалась в семье, где родители забавно гордились своей порядочностью. Мужу не изменяла, а легкий флирт – не в счет. Она – пример скромного и тихого подвига женщины. Таких самоотверженных, что любопытно, - миллионы. А что касается любви, – ей не повезло. За мужчинами – инициатива, спрашивают только: «пойдешь за меня замуж?» Потому им и выпадают незаслуженные награды. Как философски говаривала моя мудрая бабушка: «Жизнь есть жизнь», - что не менее глубокомысленно, чем C`est la vie!