Одиннадцатая заповедь

Misty
 Я стоял с какими-то людьми в  стеклянном предбаннике и смотрел, как ее кладут на стол.
- Сколько это будет стоить?
- 100$..
- Бля... На ***..- она попробовала встать - Лучше я сама... Дома...
Врач вопросительно взглянул. Я пожал плечами.
- Нет, дорогуша... Ложитесь. Мы сейчас все сделаем.
Я наблюдал за врачами, на то, как она, ругаясь матом, морщится от боли, и думал, что так и должно было  все закончится… Дурак... Потом достал из кармана тяжелую металлическую игрушку и  меланхолично разрядил всю обойму.

  ****

  Той ночью, я встретил ее  у дома. Она спешила. Шубка, небрежно накинутая на плечи, непослушные волосы рассыпались длинными локонами и снежные хлопья, кружась, путались в темно-каштановых волосах. Заметив меня, она ускорила шаг и через мгновение,  вся запыхавшаяся, прильнула ко мне. Поцеловала. Стойкий запах вина. Губы без помады. Белая помятая блузка, поверх темных брюк. В глубине глаз мелькала настороженность.
- Привет, милый. Ты давно здесь?
- Не очень.
- Как дети?
- Спят. Уже спят...
Она на секунду опустила глаза, потом взглянула на меня.
- Извини, я думала, что  успею…
 Я прижал ее к себе, пальцами коснулся лица, мягких нежных губ. Она запрокинула голову. Воротник блузки отвернулся и я увидел темно-багровое пятно. Я  замер. Отстранился, заглянул ей  в глаза.
- Где ты была?
Она непонимающе уставилась на меня, собралась было отшутиться как всегда, но, встретившись с моим взглядом -  осеклась, скривила губы в усмешке и произнесла...
- ......
- Богатый?
- Не знаю... Может быть -  с подчеркнутым равнодушием ответила она, и отвела глаза в сторону.
- Давно ты с ним?
- Три месяца... Ну что убьешь меня? - она вскинула голову и с вызовом посмотрела на меня.
- Сука!
- Я знаю. Не новость.
  Я размахнулся и  ударил ее. По щеке.
Она упала на бок, в сугроб. Я схватил ее за воротник и, приподняв, ударил еще. Потом еще и еще. Я бил ее наотмашь в какой-то звериной злобе. Она не плакала. Ее  только сильно колотила дрожь.  Она вытирала ладонью кровь и смеялась. Дикий  резкий лающий  смех. Так смеются гиены в ночных сумерках.
- Слабак! Ты даже бить, как следует, не умеешь.
- Идем… - я схватил ее за руку и потащил  за собой.
Мы вышли на пустынный проспект. Валил снег. Порывистый сильный ветер сходил с ума, завывая в переулочках, чтобы потом  внезапно, по-разбойничьи,  налететь и больно хлестануть по лицу снежной шрапнелью. В какой-то момент, перед мостом, я остановился, отпустил ее, пытаясь закурить. Ни черта не получалось. Огонь гас, и я долго щелкал зажигалкой, краешком глаз наблюдая, как она,  не останавливаясь, идет вперед, спотыкаясь, падая, вновь вставая, будто ничего не видя пред собой. Ветер трепал ее волосы и кружил  в снежной метели. Одна. Маленькая, сильная, трогательная и забытая всеми... Дойдя до  середины моста, она сняла с себя  шубу,  и прежде  чем я успел остановить ее, бросила ее вниз и теперь стояла,  и смотрела, как та тонет серым пятном в темной холодной воде.
Я подошел, повернул к себе. Бездушный  стеклянный взгляд. Лицо и руки - все в порезах и синяках. И тихо что-то шепчут   посиневшие от холода губы. Я прислушался.
- Сволочь, какаяжетысволочь -  шептала она…
Потом  заплакала. И плач временами   вновь переходил  в смех. По лицу пробегали судороги, сменяя одну маску за другой. Мерзкие, милые, злые и добрые, они словно демоны вырвавшись на свободу, пытались попеременно овладеть ею.  Они душили ее, и сквозь кашель прорывался истерзанный болью крик... Наконец она успокоилась и закрыла глаза.  Я еле успел подхватить ее. Присев на снег, я   положил ее  себе на колени и стал гладить  красивое, почти кукольное лицо.
 
 ****

  Она  лежала неподвижно, прижав ладонями уши, упираясь взглядом в потолок.  Я нагнулся, оторвал от  чьей-то одежды кусок ткани и тщательно вытер ее лицо и руки, забрызганные кровью. Она молча позволила себя приподнять и  внезапно обняв меня за шею,  крепко, всем телом прижалась ко мне.
- Ни цента, милый … -  и она улыбнулась.
- Ни цента даром.