Дождики
Кажется отвратительным и до оскомины надоевшим в сто тысячный раз писать о своей любви к дождикам. Но от этого никуда не деться. Вот он застучал в жестяную штуку, зачем-то приделанную под моим окном, и мне опять хочется признаться ему в любви, торжественно выразить благодарность за чуть похолодевший воздух, запах свежести, радужные капли и за что-то там ещё совершенно необъяснимое. И ещё за глупые мысли, вдруг пришедшие в голову.
Например, почему-то вспомнился Ванька Кудрин – балагур, хулиган-рецидивист, смельчак и… по совместительству одноклассник. Ванька бывал спокоен только во время дождя. Вот уж странно… В ясную погоду удержать его никто не мог – всяческие каверзы так и лезли из него целыми потоками.
Кто подложил в сумку учительницы истории вполне живую мышку? Ванька. Кто вытащил из той же самой сумки пирожок с мясом и съел его у всех на глазах? Ванька. А кто вместо пирожка положил записку: «Дорогая Тамара Дмитриевна! Я так вас люблю, что взял на себя лишние для вас калории. Готов жертвовать собой и далее. Дубровский»? Я бы и спрашивать не стала, но вдруг кто-то из вас ещё не догадался, что на подобные выходки кроме Ваньки в нашем классе был не способен никто.
Но вот стоило только погоде сделаться сырой, стоило только небу нахмуриться, стоило только припустить дождю, как Ванечка замирал, поворачивал голову к окну, а если был на улице, то – к небу, и стоял, завороженный чем-то одному ему известным. Или неизвестному. Скорее всего, он и сам не знал, отчего это дождь оказывает на него такое влияние.
И вот мне интересно: теперь, когда ему за сорок и он - большой, лысеватый, всегда при галстуке, отец двух дочерей и сына, глава какой-то могучей фирмы – попадает под дождь, - замирает ли так же, как замирал когда-то в детстве и юности, или уже нет? Почему-то хочется думать, что таки да… А то все эти мои воспоминания о нём потеряют всяческий смысл.
Когда днём идёт дождь, мне всегда хочется петь, а когда он идёт ночью, мне хочется спать… Причем, спать хочется с улыбкой на лице, обняв давно исчезнувшего плюшевого медведя. А ещё иногда хочется плакать, наверное, из солидарности с окружающей средой.
Вот уж… загадка из необъяснимых…
* * *
Сыры
Вы читали «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома Клапки Джерома? Даже если и не читали, то вряд ли наберётесь смелости в этом признаться. А если вы всё-таки смелы до такой степени, что не постесняетесь, то мне об этом не говорите, я вас умоляю: стану умирать от жалости и проливать слёзы над вашей несчастной судьбиной.
Так вот. Именно из этой книги я в детстве узнала о существовании разных странных сыров, которые, оказывается, существовали где-то на планете за пределами моей Родины. Описанный Джеромом сыр обладал какой-то удивительной вонючестью. То есть ароматом такой волшебной силы, что от его головки герою пришлось избавляться кардинальным способом, а именно - похоронить его глубоко в земле на берегу реки в какой-то английской глухомани. Попытка спрятать тот сыр в морге закончилась плачевно – героя обвинили чуть не в святотатстве и в попытке оживить покойников! А та глухомань, на земле которой в итоге был закопан сыр, стала вскоре одним из известнейших в Англии курортов для лёгочников… Говорили, что с некоторых пор там сделался какой-то особенный воздух…
Итак, я узнала, что есть сыры и Сыры. Стало интересно. Большая Советская Энциклопедия поведала мне о наиболее распространённых способах приготовления сыров, а также о том, сколько сортов сыра производится в СССР.
Цифра меня огорошила. Я поняла, что всех сортов мне не перепробовать – жизни не хватит. Одновременно я догадалась, что перепробовать все сыры, производимые в мире, мне не хватит и двух жизней. Думаете, что я огорчилась этому открытию? А вот и нет. Приняла сей факт как должное и решила не заморачиваться.
Гораздо больше меня огорчил тогда и продолжает огорчать и поныне тот факт, что я не увижу, наверное, никогда того английского курорта. И всех тех мест, где делают сыры так не похожие на те, к которым я привыкла с детства. Это грустно.
* * *
Варенье
Я не люблю варенье. Любое. Иногда, правда, оно бывает таким красивым, что на него очень приятно смотреть. С этой точки зрения мне нравится клубничное и абрикосовое. И ещё то, которого я не смогу увидеть уже никогда – бабушкино из жёлтых китайских и красных райских яблочек. Она варила его прямо с палочками…
Однажды моей подруге Наташке мама прислала из далёкого города Небит-Дага абрикосовое варенье. Вот это было чудо из чудес! Оно приехало в целлофановых пакетах, плотно уложенных в большую картонную коробку. Я взяла один такой пакет, поднесла к окну и посмотрела через него на солнце. Варенье заискрилось, целые абрикосы – большие, очищенные от кожицы – сплясали мне медленный вальс, и я поняла… что есть это я не смогу…
Потом, правда, меня заставили, и это было совсем не сложно. Оказалось, что внутри каждого абрикоса были спрятаны орехи: грецкие, фундук и ещё какие-то, название которых я теперь не могу вспомнить… Орехи я люблю и в поедании варенья, конечно, приняла живейшее участие. Вот пишу, а во рту сладко становится. Надо запить чаем. Крепким и без сахара.
Я думаю, что варенье – это нечто мистическое… Целая философия – женщина стоит часами у таза, медленно мешает большой деревянной ложкой, чтобы не пригорело, снимает пенку…
Я знаю, что для поедания пенки обязательно нужны дети. Значит ли это, что без детей варить эту сладость вовсе не имеет смысла? Не знаю. Кажется, да. Во всяком случае, я не представляю себе как сильно надо любить отдельно взятого мужчину, чтобы совершать подвиг варенья варенья. Мужчину или саму себя. Нет, определённо, не представляю! Вот и получается, что… нет детей – нет варенья, нет варенья – нет счастливых детей. Разве могут быть счастливыми совершенно те из них, кого не кликали отведать пушистой сладкой пенки «специально для тебя, зайка, специально для тебя»?…
* * *
Наркотики
Все знают, что это ужасно. Большинство знает. Меньшинство, не сумевшее быть стойким и не втянуться в эту пакость, тоже знает, но это знание далось им слишком поздно. Или ещё дастся…
Когда-то давно я была возмутительно молода и любопытна. Ещё я была прехорошенькая и пользовалась успехом. И это меня чуть не погубило. Потому что немедленно нашлись подонки, которым захотелось меня совратить в своих сексуальных целях. Один их таковых не-до-мужчин не нашёл ничего лучшего, чем предложить мне однажды сигаретку с анашой… Не помню какова она была на вкус и запах, зато помню результат её раскуривания. Так долго я не смеялась более никогда в жизни. Два часа совершенно нездорового, истерического смеха сотрясли мой организм раз и навсегда. Я не захотела, чтобы со мной такое случилось ещё хоть раз, и больше на провокации не поддавалась. Спасибо тебе, организм! Страшно представить себе, что могло случится со мной, если бы ты тогда отреагировал как-то иначе. Последствия были чрезвычайно болезненными: жутко болели скулы и живот.
И вот я не знаю, рассказывать ли об этом сыну… Вдруг он поймёт всё наоборот и ему захочется посмеяться два часа кряду…
* * *
Море
Море и дождь чем-то похожи. Их любят одинаково истово. О любви к ним пишут одинаково часто. Даже эпитеты порой подбираются одинаковые…
Я тоже не исключение. Я тоже его страстно люблю. Я не видела его вот уже пятнадцать лет. Я скоро его увижу. Мне страшно. Раньше оно отвечало мне взаимностью. Всякий мой приезд оно ознаменовывало чудесным спокойствием, чистотой, отсутствием медуз… Как и чем оно встретит меня в этот раз? А вдруг оно думает, что я его предала, изменила ему с кем-нибудь другим? А вдруг оно захочет мне отомстить? Штормом, грязью, холодом, равнодушием. Говорят, что нельзя разучиться ездить на велосипеде и плавать. А вдруг можно? И я утону, не доплыв до вожделенного буйка. Вообще никуда не доплыв.
Ну и пусть! Зато я увижу звёзды над ним, которых нет прекраснее более нигде; закат, описать который я так и не смогла, утонув в банальных эпитетах и навязших на зубах словах; сосны, растущие только там, куда я еду и ещё в Пицунде. И скалу Парус, и разноцветные парусники, и горы, кажущиеся с моря пушистыми… И любимую беседку высоко на горе, в которой можно сидеть часами, любуясь банальным морем, банальным пляжем, банальными горами, банальными облаками…
Ну и пусть! Я тоже стану банальной. Ну и пусть.