- Смирно!
- Вольно!
В центральный пост атомного ракетоносца, ставший тесным от собранных командиров боевых частей, решительно врывается комдив, на его пути все расступаются.
Подводная лодка сдает задачу номер два. Море, подводное положение, командиры и начальники собраны на разбор задачи, сейчас будет раздача слонов и пряников.
Комдив - сын героя. Про него говорят: «Сын героя - сам герой!» Поджарый, нервный, быстрый, злющий, «хамло трамвайное». Когда он вызывает к себе подчиненных, у тех начинается приступ трусости. «Разрешите?» - открывают они дверь каюты комдива; открывают, но не переступают, потому что навстречу может полететь бронзовая пепельница и в это время самое главное - быстро закрыть дверь; пепельница врезается в нее, как ядро, теперь можно открывать - теперь ничего не прилетит. Комдив кидается, потому что «сын героя».
- Та-ак! Все собраны? - комдив не в духе, он резко поворачивается на каблуках и охватывает всех быстрым, злым взглядом.
- Товарищ комдив! - к нему протискивается штурман с каким-то журналом. - Вот! Комдив смотрит в журнал, багровеет и орет:
- Вы что? Опупели?! Чем вы думаете? Головой? Жопой? Турецким седлом?!
После этого он бросает журнал штурману в рожу. Рожа у штурмана большая, и сам он большой, не промахнешься; журнал не закрывает ее даже наполовину: стукается и отлетает. Штурман, отшатнувшись, столбенеет, «опупел», но ровно на одну секунду, потом происходит непредвиденное, потом происходит свист, и комдив, «сын героя», получив в лобешник (в лоб, значить) штурманским кувалдометром (кулачком, значить), взлетает в воздух и падает в командирское кресло, и кресло при этом разваливается: отваливается спинка и подлокотник.
Оцепенело. Комдив лежит... с ангельским выражением... с остановившимися открытыми глазами... смотрит в потолок... рот полуоткрыт... «Буль, буль, буль», - за бортом булькает дырявая цистерна главного балласта... Ти-хо, как перед отпеванием; все стоят, молчат, смотрят, до того потерялись, что даже глаза комдиву закрыть некому; тяжко... Но вот лицо у комдива вдруг шевельнулось, дрогнуло, покосилось, где-то у уха пробежала судорога, глаза затеплели, получился первый вдох, который сразу срезонировал в окружающих: они тоже вдыхают; покашливает зам: горло перехватило. Комдив медленно приподнимается, осторожно садится, бережно берет лицо в ладони, подержал, трет лицо, говорит: «Мда-а-а...», думает, после чего находит глазами командира и говорит: «Доклад переносится на 21 час... помогите мне...», - и ему, некогда такому поджарому и быстрому, помогают, под руки, остальные провожают взглядами. На трапе он чуть-чуть шумно не поскользнулся: все вздрагивают, дергают головами, наконец он исчезает; командование корабля, не подав ни одной команды, тоже; офицеры, постояв для приличия секунду-другую, расходятся по одному; наступает мирная, сельская тишина...
Нет-нет-нет, штурману ничего не было, и задача была сдана с оценкой «хорошо».