Среда
Среда, в которую попадают герои ранних произведений Наты Сучковой, всегда была враждебна. Говорилось об этом при рассмотрении, например, ее "Ланолинового блюза", к которому все время приходится обращаться как к точке отсчета. Среда душила, препятствовала, истязала тех, кто в нее попадал. Это в равной степени можно отнести и к среде природной, и к людям с их чувствами и настроениями, то есть среде психологической. КРО разворачивает перед читателем картину совсем иную. Смотрите - "поэмы гор написаны для меня". Ощущает автор свою исключительность - "чтобы мне написать другое"... Но вопреки ожидаемому сосредоточению внимания на своем исключительном, неповторимом эго, все существо автора устремлено не внутрь, а вовне, дабы окружающей средой проникнуться, пропитаться. Если раньше происходило отторжение, теперь - растворение.
Среда в поэме КРО и конкретна, и воображаема одновременно. Известная в Вологде гора Маура с ее шелестом и молчаливой добротой географически определима и ее можно узнать - холмы, камни, луна - а она на Мауре слишком большая и яркая - мимо течет река Шексна, поэтому много воды и рыбы. С одной стороны, это просто возвышение недалеко от Кириллова, а с другой - символ матери-природы, в которой все заключено - и тведь, и хлябь, и живность. Это среда настолько естественная. простая, и даже рождает мысли о среде запредельной, о затопленной Праге, о возможной жизни своей даже там, где так страшно, о бедной "секретутке в бюро труда". Потому что здесь слишком хорошо, незаслуженно хорошо, спокойно... И написано так, что действительно веришь "описанию этой мнимой травы", шероховатости гриба с пузатой ножкой, узору вереска и ущелий...
Среда осязаема в КРО, потому что состоит не из отдельных камней, воды, рыб, неба, а все это переживается как единое целое и переходит друг в друга. Есть камни, которые гладят руки и воды, воды омывают глыбы, воды сами напоминают "христопраз и аквамарин", то есть камень, в водах стоят рыбы, их "мудрость утекает в песок" к камням, а с камней прыгают в день двое, и с ними воображение перелетает в воздух, а еще оно перелетает с луной, которая "сама рыба, только по пояс и вниз головой". Луна тоже многолика, она как бы рыба, "стоянье в воде нежней тысячекратности прикосновений", то есть живая, и "яичный желток в черном студне июля", то есть сама среда. Здесь все связано и всякая среда - образ. Причем среда эта с каждым шагом, с каждым погружением становится проницаемее и легче.
Есть поверье - Маура накрыта, точно куполом, особой атмосферой святых мест, связанных с Кирилло-Белозерским монастырем... Удивительно настраивают и лечат эти места душу человека. С чем придешь, то и получишь от матушки-горы. И если требовала душа автора гармонии, то первое, что получила - то самое ощущение гармонического покоя. Да и как может быть иначе? Гладить камни руками и укрепляться в вере - это почти молитва, может быть, безмолвная.
Лица
Поэма КРО написана от первого лица, она начинается с "Я" дерзко, без подходов и в лоб, где автор декларирует свое право на свободу писаний и описаний. И слышится в этом отзвук неясного спора, смутный протест и решимость - пишу как хочу. Но дальше автор исчезает и перевоплощается в свое беспокойное перо, летящее над Маурой и изучающее ее среду. Что такое? Почему, открыв рот, шокированный читатель тут же его закрывает и обнаруживает автора только в финале - " я тоже рыба, только с кровью чуть горячей воды". Потому что здесь проявляется известный нам эффект косвенной речи, когда человек впрямую ни о чем не говорит, а действует исподволь, расходится кругами, оперирует намеками. Может, следствие удара, боль, может особенная игра. Оглядывая эпическое великолепие природы, человек поневоле вынужден осознать свое место. Что он такое - "с суетою вечной сердечной мышцы"? Ведь именно эта сердечная мышца заставляет его источать слезы, через них соединяться с библейской водою " в бесконечном этом круговороте." То есть быть каплей, частью, песчинкой этого чудесного мира. Собственно "Я" в поэме скрыто, раскрыто через отношение к другим, к окружающему. И нигде никакого негатива. И это тоже лепит среду самой поэмы, среду психологическую.
Когда идет описание "кожи, золотой печати", которую изучают "точно фрески, росписи и панно", явственно слышится любование другим человеком. Есть адресат у этого монолога - Вы. "Вы" встречается всего два раза. "На тропе с огромным лохматым зверем,/ Повстречав которого вздрогнешь: Вы". Встреча с чем-то, в чем угадано ВЫ. Оно и леденит кровь, и ставится неизмеримо выше, чем Я. Ну и второй раз - "Как я Вас да без Вас люблю..." Можно перевести как нежный зов и плач в разлуке. Тут уже понятно - монолог диктуется не чем иным как любовью, хотя не она в центре описания, но она явный источник неукротимой энергии, света, жажды познания. Она и цель, и начало всему, о чем мы здесь читали. И подтверждение - огромность лица, по которому пробираются "по рву рта". Очеловечивание природы бывало в литературе, это можно назвать термином С. Фаустова - антропоника, но здесь, наоборот, человек как гора... Восприятие Гулливера глазами лилипута? Эффект мауристики - видеть в любимом лице черты горы Мауры, которая всех на груди держит. Огромность "ВЫ" и служебность "Я" опровергает обвинения по адресу Сучковой в эгоизме и эгоцентризме. Для нее "Я" всего лишь инструмент для познания мира.
Загадки
Загадка первая. Есть фразы в поэме, толкование которых бесконечно. Зашифрованный вопль или жалоба. Жизненный повод, давший толчок для создания стиха. Намек на единственность момента, который сам по себе мелок, но став (без "ши") фактом поэмы, перешел в разряд вечности. Одна из них - уже упоминаемая фраза "Повстречав которого вздрогнешь: Вы". Невольный дискомфорт от стоящих рядом ТЫ и ВЫ сменяется тихим удивлением: Божественное. ВЫ может быть жутким? Читателю предоставляется возможность выбрать что-то из десятков и сотен толкований.
Загадка вторая.
"Те двое не прыгнули в день ото лба.
Плыли. Два с гривами. Белым по синему."
Первая строчка - лубочная парочка на рву рта, о которой шла речь в начале поэмы. Вторая строчка - явно не люди, облака. Что это, реальные люди, перешедшие их физической ипостаси в духовную, сиречь, души? Ответ умещается в том пробеле, который отделяет первую строчку от второй. Что кроется в этом пробеле, неизвестно. Создается впечатление, что главное содержание поэмы - в ее пробелах. В том, о чем умалчивается, чтобы далее вести речь о другом, косвенно имеющем отношение к сути. Если это развитие эффекта косвенной речи, то браво, еще одна высота. Если непосильность взятой на себя задачи, то увы. Хотя судить обрывистую поэтическую речь по законам правописания смешно, и поскольку загадок не убывает в стихах Н. Сучковой, можно счесть это приметой Среды Сучковой, ее стилем. И гордиться каждой новой разгадкой.