В палату вошла строгая медсестра. Здесь, в военном госпитале, где женщины, мягко говоря, пресыщены мужским вниманием, они становятся строгими. Примерно так, как избалованные кошки, начинают фыркать даже на тех, на кого фыркать не рекомендуется. Проскользнув по больным холодным взглядом и наведя его на меня, она процедила:
- Товарищ военный, вам на инъекцию пора. Ждать лично вас никто не намерен.
Злость сквозила в каждом слове девушки.
- Да-да, спасибо, милочка, я уже поднимаю свои старые кости.
- Я уже не раз говорила вам, чтобы вы не называли меня милочкой!
- Я помню. Милочка.
Девушка сделала вид, как будто она разговаривает с глупой жабой и ушла.
- Сань, да отстань ты от неё.
Степан, командир танковой роты, получивший тяжёлую травму руки при вполне мирных обстоятельствах, устало приподнялся с подушки.
- Стёп, я всё равно её сделаю. Люблю наказывать злость и напыщенность.
Стёпа улыбнулся:
- На такие пустяки тратить время….
Что касаемо времени, то в госпитале я столкнулся с интересным чувством, когда организм, привыкший что-то делать, устаёт от предоставленной ему свободы. Кажется, лежи, отдыхай, но получается уже наоборот, усталость приходит от отдыха. Парадокс бля. В сложившихся обстоятельствах на ум приходят различные способы скрасить унылые больничные будни. По поводу некоторых из них хорошо осведомлён начальник отделения гнойной хирургии, где лежат такие же, как и я, бедолаги. Причём, как ни странно, только половина получила свои раны в результате боевых действий. Остальные - исключительно по собственной, или их товарищей, безалаберности. Вот за такими несчастными, искалеченными и подраненными в результате человеческого фактора и ведёт своё пристальное наблюдение начальник нашего отделения подполковник Толпаров. Но, несмотря на все его попытки пресечь экстремальные виды досуга, некоторые военнослужащие успешно обходят его козни и ловушки. Например, только два дня назад солдатик, расстрелянный собственным дежурным по части, который в темноте принял его за террориста по причине одетой на нём «гражданки», не вняв уроку судьбы, вторично был атакован, на этот раз - местным патрулём. Отпетым борцам с кавказской угрозой показалось подозрительным сразу несколько вещей, во-первых спортивный костюм зимой, во-вторых бритая голова, в-третьих среднеазиатская морда и, наконец, торчащие в разные стороны трубки капельницы. В результате их активных мер по задержанию подозрительной личности парень получил ещё и сотрясение мозга и успешно был доставлен в родные пенаты, т.е. назад в палату. И мы все вместе, палата огнестрельщиков, сейчас весело обсуждали это мероприятие.
- Джумабек, а нахрена ты в город-то пошел?
- Дэвушка хочу знакомиться. Дэвушка сильно хачу.
- Все хотят…
- А как ты из госпиталя-то выбрался, там ведь охрана из ментов?
- Три пачки сигарэт, там когда старшего нет - ребята могут пропустить.
Я заинтересовался.
- Джума, а когда там нет старшего наряда?
- А когда он уезжает на смену, около восьми вечера.
Я запомнил нужную информацию. Сегодня я ожидал приезд гостей. Из части должны приехать, навестить раненного воина. Таков порядок. Также со мной ещё не беседовали дяди с большими звёздами. Порядок присутствует и в этом. При любом ЧП всегда ищут крайнего. Ребята весело ржали от пересказа очередных подробностей задержания Джумабека. Я неспешно встал с кровати, одел тапочки и решил пройтись, размять затёкшее тело. Голова сразу начала кружиться, большая кровопотеря сразу не восстанавливается. Минуту посидев, я вышел в коридор. Злая медсестра сидела на посту. Я решил начать развлечение именно с неё.
- Вас, кажется, Наташа зовут?
- Когда кажется - нужно креститься.
- Почему вы такая злая.
- Я нормальная. Отстаньте, не мешайте работать.
- Эх, зря вы так….Может, я хотел предложить вам руку и сердце.
Я улыбнулся. Девушка медленно подняла на меня свои красивые чёрные глаза, сузила их и шипящим голосом произнесла:
- Пошел вон.
Никогда не встречав такой отпор, я отошел несолоно хлебавши. Думая о перипетиях судьбы, я стоял и смотрел во двор. На залитом дождём асфальте прапор из продслужбы распекал солдатика. Два больных офицера сидели на лавочке в парке, пили водку. Они старательно маскировались под шахматистов. В воротах стояли армейские менты, военнослужащие срочной службы МВД. Да, охрана у нас серьёзная, подумал я, вспомнив про Джумабека с его сигаретами. Мысли снова вернулись к медсестре, странная она всё-таки. Вроде молодая цветущая девушка, но столько злости, что в пору сравнивать её со старухой.
- Сюда без халата нельзя, что вы себе позволяете!
Послышался как раз её нервный голосок. Я обернулся. В дверях стоял здоровый военный, что-то близко знакомое угадывалось в нём.
- Да я на минутку, девушка.
- Оденьте халат и скажите, к кому вы.
- Я к старшему лейтенанту Иванову.
Я услышал хорошо знакомый мне голос. Душа сразу возликовала.
- Кондрат!
- Хмурый! Ну, как ты!?
Мы обнялись. Пройдя мимо злой медички, мы спустились в фойе и продолжили наш приятный разговор там. Разговор двух старый друзей, чья дружба была проверена много раз. Друзей, которые считают, что дружба - это очень важное определение. Кондрат рассказал мне последние новости из части. Сказал, что моё ранение очень переживают мои ребята. Ждут меня и болезненно реагируют на любое нелестное замечание в мой адрес. До того болезненно, что один сержант даже сидит пятые сутки на губе. А один капитан из соседней части ищет хорошего стоматолога. И ещё много чего рассказал майор Кондратьев.
- Что это у вас дама такая злая?
- Да кто его знает.
- Хмурый, ты и ещё не знаешь? Уже третьи сутки тут паришься, а ещё не разведал обстановку. Я тебя не узнаю.
Кондрат смеялся. Я тоже пошутил.
- Дайте срок, всё будет в порядке.
Мы ещё некоторое время поговорили, наконец Кондрат засобирался.
- Ладно, Сань, мне пора, я тут по делам. Пойдём я тебя провожу. Мы поднялись на второй этаж. Кондрат пропустил меня в двери отделения, зашел сам.
- Ну давай, выздоравливай.
- Разговаривайте потише!
Медичка снова вписалась в разговор присущим ей тоном.
- Ты почему такая злая, красавица? Такая симпатичная и такая злая, нехорошо. Вокруг столько настоящих мужиков. Радоваться нужно.
- Вы закончили посещение? Идите.
Кондрат нахмурился. Буркнул зло:
- Дура ты набитая.
- А ты алкаш в форме. Как водку жрать - так вы все мастера, а как…
Девушка не успела договорить, Кондрат рывком скинул халат, обнажив грудь в орденах, ступил на шаг к медичке.
- Да я тебя потаскушку в порошок сотру!!
- Кондрат, Кондрат хорош!
Я встал между ними. Девушка часто заморгала, покраснела и убежала по направлению к кабинету начальника отделения.
- Вот теперь тебе действительно пора.
- Извини Сань, так нехорошо получилось. Я убежал.
Кондрат быстрыми прыжками понёсся на выход. Я вернулся в палату. Через пять минут к нам, широко открыв дверь вошел начальник отделения.
- Так…..Старший лейтенант Иванов, пройдите со мной в мой кабинет.
- Есть.
Сидя в кабинете, напротив Толпарова, я не испытывал угрызений совести, поэтому смотрел ему в глаза совершенно спокойно.
- Лейтенант. Ваш посетитель нагрубил медперсоналу. Что вы можете сказать по этому поводу?
Мне почему-то не хотелось мстить девушке подобным образом. Я считал, это не достойно мужчины и исключительно прерогативой женщин.
- Простите его, у него три контузии. Несдержанный человек. Больше такое не повторится.
- Я надеюсь. Вы тоже поймите меня правильно. Девушке сейчас очень тяжело. Она и так срывается на всех.
- А что у неё случилось?
- У неё месяц назад погиб брат. У неё никого больше не осталось, родители умерли несколько лет назад.
- Ах вот оно что…..Я не знал, простите.
- А вы и не должны это знать. Идите.
Толпаров внимательно посмотрел мне в глаза, как мне показалось, кивнув. Выйдя из кабинета, я по-новому взглянул на ситуацию. В таком случае девушка заслуживает не наказания, а понимания. А может, и помощи. Наташа сидела на посту, читая книгу. Я встал позади неё и молча смотрел на её спину. Через несколько минут она первая не выдержала.
- Ну и не надоело вам стоять?
- А я не только стою, я ещё и смотрю.
- Идите к себе в палату, там и смотрите.
- Наташ, я хотел бы с вами поговорить, извиниться за друга.
- Не стоит.
- Ну...всё-равно извините.
Да, первая атака захлебнулась. Ладно, мы не из тех, кто так быстро отступает от цели.
В палате шла игра в карты. Причём, не на просто так. Проигравший бежит в город за сигаретами. Проигрывал, конечно, Джумабек. Это его судьба, помимо своей воли он всегда будет находиться в самом эпицентре всех мировых катаклизмов. Игра закончилась. Джума убежал исполнять проигрыш. Дверь приоткрылась, голос медички произнёс ожидаемое всеми приглашение на ужин. Все ушли, я решил пропустить приём пищи. Также остался майор. Должность его была неизвестна, о себе он не говорил. И никогда не улыбался. Несколько минут стояла полная тишина. Наконец, майор тяжело вздохнул и заплакал.
- Майор, ты чего?
Видимо, не ожидав, что в палате он не один, майор вздрогнул. Вытер глаза рукой.
- Ничего.
- Может, больно где?
- Нет, всё нормально.
- Ну смотри….
Я тоже решил выйти, пусть поплачет. Если ему тяжело.
Тяжело тут было почти всем. Дух близкой смерти, обошедший всех, кто тут лежал, на этот раз всё равно стоял в воздухе. Он никуда не ушел. Просто ему не повезло в этот час. Но он не собирался сдаваться. Он выжидал. И выбирал удобный случай. И иногда он торжествовал. Результатом его торжествования были стоны матерей и седина отцов. Крики отчаяния сестёр и скрип зубов братьев. А главное - оставалась злоба в сердцах всех этих людей. Злоба на разные понятия, на армию вообще, на чеченов в частности. На правительство. Иногда просто на окружающих. С этой злобой нужно было жить в обществе. Она постепенно распространялась, заражала всех вокруг. Мир изменялся под натиском её. Иногда возникало такое чувство, что все эти войны и конфликты призваны служить одной цели. Эта цель была полная победа зла над всем мирозданием. Над разумом, над существованием жизни вообще. Тут, в госпитале, такие мысли приходили в голову наиболее охотно и легко. Я представил, как убитый каким-то своим горем майор вдруг вторгнется в зону душевной боли медички. В результате этого может быть только обоюдное усиление злобы. Это плохо. А почему бы мне не помочь этим людям? Это в моих силах. Тем более, что только человек, переживший подобную боль, сможет понять другого, того, у кого душевная рана ещё кровоточит. Сидя в курилке, я размышлял на эту тему, а весёлый боец из соседней палаты что-то рассказывал мне, иногда демонстрируя рубцы на животе от сильного ожога. Я иногда кивал ему. Но мои мысли были поглощены проблемой майора и медички. Наконец, я решил. Нужно помочь.
Начать я решил с майора. Оценивая ситуацию, я понимал, что людям, прошедшим через войну, через боль потерь и разочарований особенно свойственно недоверие. Поэтому я сознательно выбрал более трудный вариант. Проходя мимо поста медички, к слову сказать, она сменилась, и ей на смену пришла пожилая добрая тётя, я остановился. Сделав доброе лицо обратился к ней:
- Добрый вечер.
- Здравствуйте.
- Можно у вас кое-что узнать?
- Узнавайте.
- Скажите мне, пожалуйста, имя-отчество майора, который лежит в моей палате.
Тётя внимательно на меня посмотрела.
- Понимаете, мужику очень тяжело, он вообще на контакт не идёт, хочу помочь ему.
Тётя подумав кивнула.
- Сергей Сергеич.
Изрекла она, покопавшись в бумагах. Вернувшись в палату, я застал там привычную картину: игра в карты. Ребята шумели и смеялись. Майор, отвернувшись к стене, делал вид, что спит.
- Мужики, давайте уважать друг друга, приглушите ржание.
Я постарался сказать это максимально мягко. Ребята переглянулись, но притихли. Я воткнул кипятильник в розетку, задумав попить чайку. Глядя на майора, я увидел пожелтевшие пальцы на правой руке.
- Сергеич, пойдём покурим.
Майор вздрогнул. Замер. Через минуту начал шевелиться. Видно было, что в нем идёт некая борьба. Наконец, он встал. Посмотрел на меня.
- Пойдём, только у меня нет.
Я протянул ему пачку «Наша Марка».
- Джума, заваришь мне чайку?
В курилке мы молча курили, сидя на корточках. Майор молчал тяжело, я - выжидающе. Выкурив сигарету, он посмотрел на пачку у меня в кармане. Я протянул ещё.
- Благодарю.
- Не стоит. Сергеич, ты где служишь?
- Там.
Сергеич просто качнул головой. Но понятно стало всё. Мы ещё помолчали.
- Тяжело?
Он кивнул.
- Знаешь, я тоже переживаю всё в себе. Но иногда так тошно, понимаешь, что если бы было с кем - поделился бы. Держать в себе боль тяжело. Но если найти в себе силы пережить её ещё раз, поделиться с человеком, у которого есть чувство сопереживания, то тяжесть станет меньше. Поверь, Сергеич. Я не хочу лезть тебе в душу, просто мне тяжело смотреть как ты маешься.
Сергеич слушал внимательно, выражение его глаз немного изменилось.
- Тяжко мне….Хоть стреляйся.
Я молчал, не хотелось прерывать человека. Я видел и знал, что если сейчас Сергеич замкнется, то это будет навсегда. Как на рыбалке, видя первые пробные поклёвки, рыбак немного выжидает, когда рыба, привыкнув к наживке и убедившись в её безопасности, заглотит её, и можно будет подсечь с максимальной эффективностью.
- Жена и дочка….
И Сергеич, не стесняясь меня, громко разрыдался. В курилку вошел какой-то солдатик.
- Пошел вон!!!
Я вытолкал его. Сергеич продолжал рыдать. Я положил ему руку на плечо. Успокаивать его сейчас было не нужно. Контакт состоялся. Он плачет, тяжесть с сердца уходит со слезами. Иногда некоторые говорят, что мужчина не плачет. Они не правы. Иногда мужчина ревёт! Иногда просто убивается от переполняющих его чувств. Не всегда это бывает заметно внешне. Не все способны показать свою боль. Также не все способны пережить её до конца. Иногда вместо слёз мужчины плачут кровью. Душевную боль не успокоить некакими обезболивающими. Даже водкой не всегда. Наконец, Сергеич стал успокаиваться.
- Сергеич, знаешь что я скажу. Тебе нужно водки выпить. Обязательно.
Он вытер нос рукой.
- Водки? Так где её тут возьмёшь-то?
- Так, после отбоя я тебя подниму, пойдём попьём в укромном месте. Иначе ты так с ума сойдёшь. Или ещё чего хуже… Я всё решу.
Он кивнул. Умылся. Мы вышли из курилки, Сергеич пошёл в палату, я отправился к начальнику отделения.
- Товарищ подполковник, разрешите?
- Да.
- У меня к вам необычная просьба. Мм…Вот вы прекрасный хирург, и в своё время я вас ещё буду благодарить.
Он замахал руками. Я продолжил:
- Вам под силу любая рана, кроме душевной. Я не ставлю вам это в вину. Каждый должен заниматься тем, что он может и тем, что ему подсказывает его долг. Вы согласны?
- Ну в-общем да.
- У майора, который лежит со мной в палате, совсем плохие мысли. Можно, конечно, накормить его транквилизаторами. Но можно поступить иначе. Я понимаю, что вы, скорее всего, откажете, но…
Я сглотнул.
- …я всё равно попрошу. Дайте мне, пожалуйста, ключи от перевязочной на ночь.
- Зачем?
- Этой ночью мы с майором напьёмся водки. И, вы сами это понимаете, человек, может быть, вернется к жизни.
Я замер. Толпаров возмущённо поднял брови и задумался.
- У меня психологическое образование. Беспорядков не будет никаких. Гарантирую. Если вдруг что….. Я выкрал ключи и спровоцировал групповую пьянку. Это шанс для него. Вы вылечили ему тело, я попробую вылечить душу.
- Гм….Вы понимаете, что вы мне предлагаете?
- Понимаю, если бы не понимал - я бы к вам и не пришел.
- Это чёрт знает что, авантюра.
- Но это шанс.
- Мм….Ну, предположим, я соглашусь. Где вы возьмёте водку? Закуску? А беспорядок?
- Закуску я найду. С водкой подумаю. Беспорядка не будет.
Толпаров задумался. Его мысли убежали далеко. Наконец, он улыбнулся.
- Знаешь, старлей, я мог бы вам отказать. И ты меня понял бы. Но я соглашусь, потому что в своё время рядом со мной не оказалось такого, как ты. И я жалею до сих пор. И это….Там в столе полтора литра спирта. Только держите себя в руках.
Я улыбнулся, подполковник открыл свой дипломат.
- Это вам. Не ресторан, конечно, но что есть.
Несколько бутербродов в газетном свёртке были очень кстати.
- Иди. Медсестру я предупрежу, она утром уберёт.
- Спасибо вам большое!
Время до вечера пробежало быстро. Прошел ужин. Наступил отбой. Ребята ещё некоторое время погалдели, но в скорее угомонились. Я, громко вздохнув, встал, громко пошуршал сигаретами.
- Сергеич, не спишь? Пойдём курнём что ли, перед сном.
- Ага.
Мы вышли из палаты. Пожилая медичка читала книгу. Проходя мимо, я кашлянул. Она, не отрываясь от книги, открыла стол, достала оттуда ключ, подвинула его на край стола. Взяв ключ, я положил вместо него пару конфет, и мы отправились в глубину коридора.
Разбавленный спирт долго остывал под струёй холодной воды из крана. От ужина нам передали несколько котлет, тарелку салата из капусты. Графин компота. В- общем, можно пить и можно жить.
- Ну, давай, Сергеич, по первой. Ух…
Обжигающая жидкость огненной лавой ринулась в желудок, чтобы через несколько минут так же быстро подняться в голову и хоть на время унести проблемы и печали. За первой последовала вторая, затем третья, четвёртая.
- Сергеич, ты это….ик….закусывай. А то око…окосеешь совсем.
- Да что ты всё Сергеич да Сергеич. Просто Серёга.
- Ну как скаже…шь.
В бутылке было ещё больше половины.
- Сань, а как ты с подполковником-то договорился?
- Да мы раньше служили рядом. Много общих знакомых.
- Здорово. Давно вот так не сидел хорошо.
- Да, иногда нужно давать себе расслабиться.
Серёгин локоть соскользнул со стола - и он грохнулся на пол. Я засмеялся и снова икнул. Получился довольно громкий ик. Я заржал ещё громче, Серёга засмеялся.
- Ну давай, Серёг, ещё по одной. Ух…
- Ух….Хорошо пошла.
Помолчали. Закурили.
- Знаешь, Сань, вот помню, несколько лет назад, ну когда ещё не было всего этого….
Серёга нахмурился и махнул рукой. Я кивнул, понимая.
- …долбаного кавказского конфликта - мы с женой отдыхали в Адлере. Встретил я там офицера знакомого. Вот мы тоже тогда так хорошо посидели. Напились до …..
Серёга засмеялся.
- Жена потом пилила месяц.
Улыбка сползла с его лица, глаза стали печальными.
- Серёж. Ты, конечно, не хочешь - не отвечай. Извини. Что с женой?
Серёга уставился в пол остекленевшим взглядом.
- Нет её больше. И дочки нет. И смысла жизни тоже не стало.
Он закрыл лицо руками.
- Серёг, давай ещё по одной. За жену и дочку. Ух…
- Ух… Мм….Бррр…Бля. Плохо пошла.
- Закусывай давай.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Я служил там с самого училища. Всё нормально. Соседи, чечены, добрые и отзывчивые люди. Ну, конечно, всяко бывало. А когда это началось….Бля…Дошло до того, что я понял: нужно сматывать удочки. Да и начальство то же самое сказало. Дали мне перевод. Уехал я. Эх! Если бы знать тогда…..Своих-то, слышь, оставил…..Думал: куда я их потащу….А тут хоть дом. Вернулся через две недели….А моих нет уже. Я к соседям, мол где…А они меня прогнали. Мол русским тут не место….Суки! Ещё вчера, слышь, пили за одним столом вместе, а сегодня….бля….я, значит, тут не должен жить. Ну не суки, Сань? Ты скажи.
- Конечно суки.
- Я туда, я сюда. В-общем, довели меня люди до бандита одного. Полевой командир бля. Мразь какая-то. Рожа в навозе, при мирной жизни бичевал, наверное. Горный цыган ….от! А он мне и говорит: вези денег, верну тебе жену и дочку. И денег, говорит, не жалей. Пи….ас!! Откуда у меня, Сань, деньги!? А что делать? Я к сослуживцам старым, часть-то нашу недалеко перевели, мол говорю, помогайте братишки! Ну, правдами и неправдами на броне поехали мы его громить. Я уж и не надеялся увидеть своих…Да…
- Давай. Ух..
- Ух…Вот. Их банда в старой мельнице базировалась. Я спустился. Говорю: видите два бетра, или…..Или сейчас всё к матери разнесём. А потом говорю: я твою семью перебью. Я ведь там давно живу, многих знаю. Перебил бы, Сань, нашёл бы. Веришь?
Я кивнул. Серёга продолжал:
- А эта мохнорылая мразь мне и говорит: я их продал. Меня убьёшь - никого не получишь.
Серёга помолчал.
- Убили мы там всех, Сань. Никого не оставили. Этот чёрт, когда я его резал, сказал мне, сказал, что мои в Г-ну, у его свояка. Мы - туда, благо километра три всего. Так же навели бетры на посёлок. Я пошел, говорю: отдавайте. А другой мудак бородатый мне и говорит.
Серёга сглотнул, по щеке потекли слёзы.
- Говорит: твоя жена сама себя убила. И дочку тоже. Привёл он мне солдатика пленного, забирай, говорит, его, он последний с ними говорил. Отошли мы с пацаном этим. Он мне всё и рассказал. Насиловали её чичи, и к дочурке присматривались. Она во сне дочурку и….
Серёга заплакал. У меня дыбом встали волосы. Про себя я ругался такими словами, что многие их должны были услышать впервые.
- Серёг, ну Серёг. Давай, выпей. Давай. Ух…Гык…Ик.
- Ух…Мм….Суки!!! Пидоры мохнорылые, всю оставшуюся жизнь буду давить их!!! Всех! Всегда!! Пока не останется на этой земле ни одного!!! Суки…
Последнее слово он сказал шёпотом. И я заметил у него седину на висках. Просто раньше не обращал внимания. Он замер, задумавшись.
- Да, Серёг, будем их давить, будем. Всегда и везде. Я с тобой полностью согласен. Давай ещё по одной. Ух..
- Эх бля….Ух…
- Будем мы их давить ещё долго. Эта мудатская война бля….Она ещё долго будет длиться. Даже когда всё закончиться. Ещё долго теперешние дети будут помнить вражду. Наши народы поссорили не на одно поколение. Б….ть!! Грёбаные мудаки в правительстве…. Я, пока жив, конечно, не прощу чичам их грехи. Но веришь. Серёг, нутром я понимаю…ик….что я не совсем-то и прав.
Серёга уставился на меня удивлённо.
- Да! Серёг, убивать мы их будем долго….Но ради чего. Ради мести за наших близких? Ну перебьём их всех, а потом что? Что?! Скажи мне, Серёжа…Это ведь путь в никуда….Кем мы-то станем потом. Останется ли у нас душа. Или только большой комок чёрной злобы. Знаешь….я однажды отпустил одного чеха, подумал….Что какой бы он ни был поганый, но всё равно он когда нибудь вспомнит это. Может, вспомнит, когда будет думать о судьбе очередного мальчишки-солдата. И может даже отпустит. Скажи мне, Серёг, может я не прав?
- Сань, а кто мне вернёт дочку и жену. Кто?!
- Ты прав, Серёга. По законам человечности лишивший жизни заслуживает смерть. И никак иначе. Но эта война несёт много горя и тем, кто её не хочет. Ты хочешь причинять боль тем, кто её не заслуживает? Хочешь?
- Прав ты, Сань. Прав…Давай. Ух..
- Ух….Наша с тобой профессия - одна из немногих несущих смерть. Поэтому мы с тобой в большой ответственности. Семь раз отмерь, один…ик….отрежь. Это точно про нас. Я и не призываю тебя сложить оружие. Я и сам ещё не один десяток гадов перемочу. Я просто стараюсь объяснить тебе, что мы можем и должны сеять вокруг не только смерть, но и …..добро. Да, Серёга. Добро. Мир. И любовь. О, кстати. Давай за любовь. Ух…
- Ух…. Я скоро отъеду….Крепкую развели…
Серёга едва сидел.
- Ща, покурим ещё по одной - и спать.
- Не…мм..я больше не смогу.
- Да ладно, ты чего, завтра не на службу же. Спи целый день, отыхай.
- Ну ладно, давай. Но только по последней. Знаешь, Сань, классный ты мужик. Мы ещё с тобой не раз выпьем.
- Естественно. Давай…Ух…
- Ух….ммммм……Ээээ……
Серёга потянулся за куском бутера, но непослушная рука его не нашла. Тело потерялось в пространстве. Начало заваливаться и, наконец, упало на пол. Через несколько секунд раздался бодрый храп. Всё, готов. Я и сам едва сидел. Поднявшись, я понял что штормит баллов на восемь. И палуба ходит ходуном. Ух ты, какая сильная качка. Да и приступы морской болезни тоже очень досаждают. Я вышел в коридор. Медичка не спала. Увидела меня. Поспешила мне на встречу.
- Ну что, готовенькие?
Она улыбалась. Я помог ей отнести Серёгу в палату. Или помешал. Но она справилась.
- Мать, как тебя зовут.
- Тётя Галя.
- Тёть Галь, ты золотая женщина. Спасибо тебе. Мы там намусорили немного.
- Не бери в голову, я сейчас всё уберу и проветрю. Вот вам по паре таблеток, утром примите. А то похмелиться уже не придется. Давай, иди спать.
Упав в кровать, я еще покачался немного и лёжа. Но вскоре сон начал овладевать мной. Я засыпал с чувством человека, у которого получилась тяжёлая и кропотливая работа. Серёга во сне захрапел, что-то сказал и перевернулся. Я закрыл глаза и уснул.
Наступило утро. Оно наступило тяжёлым сапогом на голову и живот. Причём, не просто наступило, а жестоко потопталось. После этого топтания голова трещала, как пулемёт Дегтярёва, а в животе , казалось, напрочь отсутствуют органы, растворённые и перемешанные в фарш вчерашними возлияниями. Я открыл глаза. Утренний свет ударил по ним так сильно, что в голове зашумело, тошнота подступила к горлу.
- Господи, за что мне это...
Нужно было вставать и принимать меры по реанимации организма. Я приподнялся. Оценив реакцию организма на это движение, я понял, что делать это в принципе не стоило. Собрав все силы, я встал. На тумбочке стоял холодный чай и лежали две таблетки. Проглотив их и запив чаем, я опять прислушался к ощущениям. Желудок возмущённо заурчал. Жидкость, как будто растворив остатки спирта, подействовала не хуже стопки водки. Жить стало чуть веселее. Боль в голове притупилась.
- Сергеич?
- Ам....гм....ох....бля!
- Ясно. Сергеич, давай таблеточки примем.
- Ага.
Скормив Сергеичу таблетки и напоив вчерашним компотом, я решил сходить умыться. Ребята в палате с недоумением смотрели на всё происходящее. Наконец, поняв причины нашей обезображенности, Степан изрёк:
- Везёт же людям!
Приняв водные процедуры, я обрёл внешность вполне порядочного человека. На медицинском посту ещё сидела вчерашняя медичка, в её взгляде я увидел сочувствие и улыбку. Я тоже ей улыбнулся виновато и извиняющись. В палате уже раздавался лёгкий смех, сопровожающий попытки Сергеича вернуться к жизни.
- Джума, ты сможешь совершить подвиг?
- Какой, товарищ старший лейтенант?
Я подозвал его поближе:
- Слушай, нужно сходить в город, найти цветы. Недорогие, но красивые. И тайно принести их мне.
- Вообще можно. Но трудно.
- Джума, вот деньги, купи там, что ещё нужно, сигарет или ещё чего, тебе видней. Но цветы мне принеси. Понял?
- Сделаем.
Джума улыбнулся.
- Может, вам что принести? Для здоровья.
- Нет, спасибо, мы уж так как-нибудь починимся.
Я прилёг и задремал. Джума вернулся менее чем через час. У меня в тумбочке оказался небольшой красивый букетик садовых цветов. Его аромат пробивался даже через тяжёлые последсвия вчерашной пьянки. Выждав момент, когда старая медсестра уже ушла, а новая, Наташа, должна была вот-вот подойти, я, поместив букетик в стакан с водой, поставил его на медсестринский стол.
Она вошла в отделение, как обычно, хмурым облаком. Привычно окинув стол деловым взглядом, она остановилась на букете. На секунду её взгляд просветлел. Затем опечалился.
- Кхм... Товарищ медсестра. У меня к вам есть просьба.
- Какая же?
Её тон был, как всегда, сух, холоден и деловит.
- Очень важная. Очень. И только тебе Наташ, я могу это поручить.
- Я .....
Я поднял руку, перебивая её:
- Подождите, пожалуйста, я очень прошу, послушайте меня минуту не перебивая. Наташ, я знаю, что ты пережила очень тяжёлый момент в жизни. Очень, поверь, я понимаю, хоть ты так и не думаешь. Каждый человек принимает свою боль ближе и острее чем чужую, это нормально. Так и должно быть. Но это не значит, что мы должны забыть о других, стать черствее. Просто на мгновение подумай, если ты поможешь человеку, переживающиму точно такую же боль, что и ты, в тяжёлую минуту его жизни протянешь ему свою руку, дашь ему понять, что принимаешь его боль, понимаешь его переживания. Я думаю,что ты не только вернёшь себя к жизни, но и поможешь вернуться в неё этому человеку. Да, я понимаю, что сейчас тебе об этом даже и думать не хочется. Жизнь даёт нам эти испытания, порой несправедливые, в том числе и для того, чтобы сделать нас сильнее и человечнее. Не все это смогут. Стать хуже намного легче, чем стать лучше. Поверь мне, твою боль видят и понимают многие, и многие могут помочь. Но если в этот момент ты сама протянешь руку помощи - ты станешь сильнее не только в глазах окружающих, но и в своих собственных. Сила - в добре. Это особенно важно для женщины. Для красивой женщины.
Наташа слушала - и в процессе понимания её глаза принимали сосершенно другое выражение. Осмысление происходило медленно, боль противилась принятию того, что она слышала. Но часть услышанного пробилась сквозь стену отчуждения и осела в сердце девушки.
- Так... в чём ваша просьба?
Голос девушки прозвучал совсем не так, как раньше. Он стал тише, глуше и приятнее.
- Наташ, в моей палате лежит майор, оно потерял не только семью, он потерял смысл жизни. Для настоящего мужчины смерть, конечно, страшна, но гораздо страшнее - когда ему приходится умирать каждый день, когда каждый день приносит ему нестерпимые муки. Когда жизнь оставлена ему только для того, чтобы заставить почувствовать, что значили для него самые дорогие ему люди. После этого мужчина вправе сам решить, жить ему или отправиться к своим близким. Очень немногие решают остаться. Я бы не остался..... Ты можешь ему помочь? Скажу так, что увидев и поняв тебя, я решил обратиться именно к тебе. В жизни мне везло, я редко ошибался в людях. Особенно в хороших. Думаю, что я не ошибся и сейчас. Или ошибся?
Девушка опустила глаза. Такой я её никогда ещё не видел.
- Наверное, не ошиблись.
Я улыбнулся, положил свою ладонь на её руку.
- Я очень рад, что не ошибся.
- А как я смогу ему помочь?
- Просто поговори с ним. И всё... Когда ты увидишь в глазах человека не только боль, но и другие чувства - тебе самой станет гораздо легче, поверь мне.
- А что у него случилось?
- Он сам тебе расскажет. Его рассказ будет первой ступенькой на пути к жизни.
Я встал, улыбнулся.
- Ты умничка. И ещё очень красивая девушка.
Не оглядываясь я пошёл по коридору к себе в палату. Меня переполняло чувство. Не очень обяснимое, но позитивное и конструктивное.
- Сергеич, жив?
- Не уверен.
- Значит жив.
Я присел к нему поближе.
- Сергеич, у меня к тебе просьба. С тобой заговорит Наташа, не отталкивай её и не запирайся. Попробуй понять.
Сергеич задумался.
- Попробую.
- У тебя получится.
После обхода врачей ко мне заглянул Толпаров.
- Я вижу, вчерашние процедуры пошли на пользу.
Его глаза смеялись.
- Твоё командование ходатайствует о переводе тебя в их лечебное заведение. В принципе, я не против. Завтра-послезавтра я могу тебя отправить. Хочешь?
- Да, хочу.
- Ну, значит, так и будет. И ещё, там к тебе приехали два подполковника. Наберись терпения прежде, чем будешь с ними говорить. Их мнение будет учитывать ВВК. Понял?
- Так точно, товарищ подполковник.
Он наклонился ко мне и пожал мою руку:
- Спасибо тебе, старлей. Я видел глаза этого майора. В них появились частички жизни.
- Мне этого хотелось, товарищ подполковник.
- Всё, поправляйся.
Беседа с двоими, обречёнными властью подполковниками, у которых стояла важная задача понять, почему произошло ранение офицера, и можно ли в дальнейшем предотвратить подобное в этих же ситуациях, прошла нормально. Подписав несколько бумаг, которые они три часа писали при мне, я облегчённо вздохнул. Подполковники уехали на "Волге", казалось, что они были удовлетворены. Хотя, на их лицах можно было прочитать только оду эмоцию: раздражение. Дальнейший день я посвятил высыпанию. Только вечером, отправившись в туалет, я случайно увидел, как медичка и Сергеич сидят в столовой за чаем. Они вели неспешную невесёлую беседу. Они поднялись на ещё одну ступеньку по длинной лестнице возвращения души к жизни. Радуясь, я снова уснул. Утром Наташа принесла мне документы на выписку-перевод и мешок с моей формой.
- Только не уходите быстро, я скоро сменюсь и провожу вас. Вернее...
Она посмотрела на Сергеича.
- ...я думаю, мы проводим.
Моя душа ликовала, когда мы втроём шли по парку, окружающему госпиталь, к воротам. Наташины глаза уже не были такими печальными и злыми. А взгляд Сергеича был уже гораздо менее остекленевшим, чем раньше. Чем ближе мы подходили к воротам, тем медленнее шли. Но, наконец, створки ворот остались позади меня. Я обернулся.
- Ну, мне пора. Прощайте.
У девушки на глазах выступили слёзы, Сергеич крепко пожал мне руку. Говорить никому ничего не хотелось. Хотя, всё легко читалось в глазах и было намного понятнее, чем слова. Я повернулся и пошёл, часто оглядываясь и махая рукой. Мужчина и женщина стояли и смотрели мне вслед. Я уходил. Но в этот момент мне казалось, что я остаюсь, а уходят они. Уходят от своего прошлого, от чего-то тёмного, от боли и непонимания в их душе. Они ещё только начали этот тяжёлый, но благодарный путь. Но даже начало этого пути можно считать подвигом. Ведь только подвигом можно назвать возвращение души из мрака боли и злобы к свету жизни и любви. Настоящим подвигом!