Тайна за семью печатями

Александр Летний
 Солнце настырно пыталось залезть в большие серые глаза, совершенно не обращая внимания на длинную челку и планшет, устроенный на коленях так, чтобы закрыть эти самые глаза. Кроме того, оно за день на столько сильно нагрело черную бархатную портьеру, что касаться ее бедром и, едва защищенным тонкой тканью рубашки, плечом, было неприятно, но приходилось - подоконник не достаточно широк. Нет, можно было конечно ее отодвинуть, даже не вставая, но яркий свет наверняка разбудит, спящего в комнате, мужчину и тогда...
 Карандаш едва слышно шуршал по бумаге, ведомый уверенной рукой. Легкими штрихами на лист ложился образ раскинувшегося за окном пейзажа. За портьерой раздался какой-то шорох, и карандаш испуганно замер.
 - Мишель?
 Юноша, сидящий на подоконнике затаил дыхание. Шорох в комнате повторился, за ним раздались едва слышное шлепанье босых ног по полу и скрип двери. Только полностью убедившись, что за портьерой установилась абсолютная тишина, художник, наконец, позволил себе шумно перевести дыхание и вернуться к рисованию.
 Портьера резко отодвинулась и, испуганно поднявший голову, юноша выронил карандаш из тонких пальцев. Недобро прищуренные глаза проследили за тем, как практически бесшумно, даже не пытаясь уцепится за тонкие веточки, растущего рядом с окном дерева, карандаш полетел вниз. Как только он коснулся земли, взгляд уперся в бледное испуганное личико Мишеля:
 - Прячешься?
 Смуглая рука грубо схватила хрупкое плечо, отшатнувшегося и чуть было не последовавшего за карандашом, юноши. Вторая немного легче сжала подбородок, не давая отвернуться. Влажный язык снял с прокушенной губы рубиновую капельку.
 - Испугался, сладкий мой, - рука спустилась с подбородка на шею, довольно чувствительно сжав, - успокойся, ни чего страшного не случилось.. пока.
 Смуглый резко толкнул художника в грудь обеими руками. Серые глаза на долю секунды наполнились ужасом, действительно поверив в то, что мужчина будет наблюдать за падением Мишеля так же безразлично, как несколькими минутами ранее за карандашом. Но смуглый, схватив его за полы рубашки, так резко дернул, что не только втащил обратно, но и скинул с подоконника на пол. Комната закружилась перед глазами художника при попытке подняться.
 - Не надо, пожалуйста, - прозвучал едва слышный шепот стоящего на четвереньках Мишеля. Смуглый погладил художника по голове, медленно спуская руку от макушки вниз, по всей не малой длине его волос. Накрутив их на руку, потянул на себя, заставляя художника не только поднять голову, но и встать на ноги.
 - Что? - выдохнул мужчина прямо в лицо Мишеля.
 - Жак, не надо.
 Темные глаза превратились в узкие щелочки. Мужчина сильнее потянул за волосы.
 - Не надо.
 Рука тяжело опустилась на щеку художника, отвесив звонкую пощечину. За секунду до удара, Жак отпустил волосы юноши. Не отводя от него взгляда, мужчина взял с комода три железных кольца с резьбой на ручках и протянул их Мишелю:
 - Ты знаешь что делать.
 Художник покорно опустил голову:
 - Да, господин, - бросив еще один столь же умоляющий, сколь и бесполезный взгляд на своего мучителя, Мишель принялся вкручивать кольца в специально предназначенные для этого отверстия - два в полу и одно в замысловатой конструкции под потолком. Для того чтобы поместить на место последнее кольцо, юноше пришлось встать на маленькую скамеечку.
 - Так и стой, - приказал смуглый.
 Мишель торопливо поставил обратно на скамейку ногу, уже было почти коснувшуюся пола. - Не поворачивайся, - художник услышал шорох выдвигаемого ящика комода, - и ни звука пока не позволю.
 - Да, господин, - юноша поежился - неизвестность пугала. Звякнул металл, и надолго воцарилась тишина. Ему хотелось обернуться и посмотреть, чем занят Жак у него за спиной, но он не посмел, опасаясь наказания.
 Комнату заполнили звуки флейты, к которым время от времени присоединялся незнакомый женский голос, звучащий так тихо, что слова разобрать было практически невозможно. Музыка успокаивала и расслабляла. Забывшись, юноша закрыл глаза.
 Веки дрогнули, когда груди Мишеля коснулись прохладные ладони.
 - Не открывай глаза, - руки поднялись на плечи и нежно спустились вниз, сняв рубашку. На запястье художника защелкнулся холодный браслет наручников. Мишель открыл глаза и наткнулся на мрачный взгляд смуглого. Сейчас, стоя на скамеечке, юноша оказался вровень с ним ростом.
 - Ты будешь наказан.
 Мишель закрыл глаза, не издав не звука. Обойдя художника и остановившись у него за спиной, Жак несколько раз ударил его по ягодицам, с каждым разом немного увеличивая силу удара.
 - Это задаток, сладкий. Наказание впереди, - томно проворковал он на ухо художнику, одновременно с этим проверяя хорошо ли закреплено кольцо сверху, и резко добавил, - подними руки!
 Юноша повиновался. Протянув свободную часть наручников через кольцо, застегнул их на втором запястье художника. И снова долгое время не было слышно ничего кроме музыки.
 Щиколотки Мишеля коснулась что-то мягкое и гладкое, он едва сдержался, чтобы не открыть глаза. Несколькими узлами Жак прочно затянул ткань сначала на одной ноге юноши, потом на другой. Свободные концы ткани он привязал к кольцам в полу, предварительно убрав скамейку из-под ног художника. Немного отойдя, он полюбовался своей работой - обнаженный Мишель висел всего в нескольких сантиметрах от пола, его ноги были широко разведены и зафиксированы в таком положении.
 Мужчина ласково провел по полувозбужденному члену художника, нежно сжал его яички и, перевязав их кожаным ремешком, навесил на него небольшой грузик. Легонько качнув его, с удовольствием выслушал судорожный вздох Мишеля.
 - Сначала наказание, мальчик, - медленно произнес Жак и, взяв все из того же ящика комода кнут, несколько раз ударил им по полу. При каждом щелчке кнута Мишель вздрагивал.
 - Не дергайся, - спокойно посоветовал мужчина, - кожу на запястьях сдерешь.
 Едва закончив фразу, он снова замахнулся и на этот раз удар пришелся по ягодицам художника. За первым ударом последовал второй и третий. Юноша выгибался в своих путах, пытаясь хоть немного смягчить удары. По запястьям потекла кровь. Заметив это, Жак остановился и покачал головой.
 - Я же говорил, не дергайся, - подойдя к кровати, он оторвал от простыни две узких полоски и замотал ими запястья юноши, - еще не хватало, чтоб твоя глупость мне все испортила.
 Голос мужчины звучал очень недовольно. Словно в подтверждение своих слов он еще пару раз ударил Мишеля ладонью по ягодицам, выбрав места, наиболее пострадавшие от кнута. За все это время художник не открыл глаз и не издал ни звука, только дыхание его участилось и стало тяжелым. Губы художника были искусаны в кровь. Мужчина довольно улыбнулся, заметив, что Мишель возбужден даже немного сильнее, чем он сам. Он собрал волосы Мишеля и закрепил их заранее приготовленной шпилькой. Теперь шею и плечи художника ни что не прикрывало.
 - Наклони голову вправо, - последовал новый приказ, - и не шевелись.
 Мишель, как и раньше, беспрекословно подчинился. Лезвие опасной бритвы нежно, словно лаская, коснулось кожи художника возле самого уха и медленно, но уверенно поползло вниз, оставляя за собой тонкий след. Спустившись по шее, лезвие прочертило полосу по плечу, затем по лопатке и дальше, спускаясь по спине, оторвалось от кожи, немного не дойдя до ягодиц. К первому порезу присоединился второй и еще, еще...
 Спустя полчаса Жак рассматривал результат своего труда - гибкую ветку с широкими, разлапистыми листьями и неизвестного вида цветами тянущуюся по левой части спины художника от шеи до ягодиц. Стерев кусочком простыни, смоченным какой-то приторно пахнущей жидкостью, лишние потеки крови, выступившей в тех местах, где порезы оказались слишком глубоки, он счел возможным похвалить Мишеля за терпение.
 - Очень хорошо, - удовлетворенно произнес он, отстегивая наручники, - можешь открыть глаза.
 Художник рухнул на пол.
 - Хочешь награду за хорошее поведение? - как ни в чем не бывало, спросил Жак, наблюдая за попытками юноши подняться. Мишель хранил молчание. Пользуясь тем, что он не видит его лица, мужчина позволил себе одобрительную улыбку, - так хочешь или нет?
 Смуглый присел на корточки рядом с художником и принялся развязывать его ноги.
 - Можешь ответить.
 Мишель, робко взглянув на мужчину, с трудом произнес выученную наизусть за долгое время их совместного проживания фразу:
 - Нет, господин. Я не заслуживаю награды.
 Жак, легонько толкнув художника, опрокинул его на спину.
 - Лежи! - предупредил он очередную попытку подняться. Ладонь нежно коснулась живота юноши, резко схватила его возбужденный член, сильно сжав, темные глаза неотрывно следили за быстро меняющимся выражением лица Мишеля. Опустившись на одно колено, Жак свободной рукой снял с яичек художника ремешок с грузом. Несколькими резкими движениями он довел юношу до оргазма. Брезгливо посмотрев на испачканную семенем ладонь, мужчина протянул ее Мишелю:
 - Вылижи!
 Художник покорно слизал собственное семя. Забрав вылизанную руку, Жак вытер ее о поднятый с пола кусок ткани, которым недавно был привязан Мишель. Небрежно уронив ткань обратно на пол, он поднялся и, подойдя к столу, оперся на него задом так, чтобы хорошо видеть происходящее в комнате.
 - Иди сюда!
 Мишель попытался подняться, но все что у него получилось это встать на четвереньки, и то с третьей попытки.
 - Быстрее! - раздраженно прикрикнул Жак. Еще одна попытка подняться на ноги не увенчалась успехом, и Мишель пополз к мужчине как был - на четвереньках, чем вызвал у того короткий приступ хохота. Чуть не упершись лбом в его колени, художник остановился и робко поднял голову.
 - На колени поднимись, - отсмеявшись, произнес смуглый и милостиво разрешил, - можешь опереться руками о стол.
 Мишель с трудом поднялся. Его лицо оказалось всего в паре сантиметров от слегка покачивающейся напряженной плоти мужчины.
 - И чего ты ждешь? - приподняв бровь, поинтересовался Жак, - открытку с приглашением?
 - Нет, господин. Простите, господин, - торопливо стал оправдываться художник.
 - Меньше слов! - прервал его лепет смуглый. Мишель осторожно провел языком по всей длине его члена, обхватил губами головку, втянул его в рот на сколько смог и принялся ласкать языком. Жак, с трудом подавив стон, запустил руку в волосы художника, прижимая его голову к себе, и одновременно качнул бедра в его сторону, вогнав свой член в рот художника до самого основания, и слегка ослабил хватку, позволив Мишелю немного отстраниться. Совершенно не обращая внимания на выступившие слезы и то, что у юноши практически нет возможности нормально дышать, он методично насаживал его на свой член. Руки художника перебрались со стола на бедра Жака. Почувствовав, что развязка уже близко, мужчина отпустил Мишеля, чем тот сразу же и воспользовался, выпустив член изо рта и лаская его только языком.
 Ловкий язычок юноши переместился с члена на яички Жака. Мужчина шире расставил ноги и, немного прогнувшись назад, уперся руками в стол. Язычок, постепенно спустившись ниже, скользнул в ложбинку между ягодицами, ласково обвел сжатое колечко сфинктера, заставляя Жака еще больше расслабиться, и осторожно попытался проникнуть внутрь. С почти звериным рыком мужчина схватил Мишеля за волосы и, рывком заставив подняться на ноги, наклонил над столом. Коленом раздвинув судорожно сжатые ноги художника, Жак одним грубым движением вошел в него и, практически сразу же вынув из него член, снова вернул обратно. Мишель, не сумев сдержать испуганного вскрика, попытался вырваться, но смуглый только крепче прижал его к столу, увеличивая темп движений. Замерев на мгновение, Жак кончил, но отпускать юношу он не торопился, успокаивающе поглаживая по спине. Через пару минут Мишель почувствовал, как его тело наполняется чем-то теплым, и это что-то начинает стекать по ногам, не смотря на то, что Жак так и не вынул свой уже опавший член из него. Еще через мгновение его ноздрей коснулся запах мочи, в ту же секунду тело Мишеля пронзила судорога оргазма. Жак отстранился.
 - Я в душ, - Мишель всхлипнул. Мужчина, на секунду остановившись, качнул головой и продолжил свой путь, - когда я вернусь, здесь должно быть все убрано. И постель перестелить не забудь.
 Захлопнулась дверь, и почти сразу же раздался звук льющейся воды. Мишель сполз на пол, размазывая слезы по щекам. Сидеть было больно, да и времени отдыхать не было. Подойдя к кровати, он сдернул с нее остаток простыни и, вытершись им, принялся за уборку. Той же тканью он вытер стол и пол вокруг стола. Выкрутил кольца и собрал все вещи, которые использовал Жак. Протер все спиртом и разложил по местам. Собрав весь мусор, вынес его из комнаты и, вернувшись с чистыми простынями, перестелил постель. Придирчиво осмотрел комнату и, заметив лежащий на полу планшет, поднял его. Высвободив из-под зажима рисунок, положил его на стол рядом с флейтой и таким же рисунком, только выполненным акварелью.
 - А ты сегодня быстро справился с загадкой, - с улыбкой произнес юноша, - нужно будет придумать что-то совсем новое.
 Еще раз осмотрев комнату и убедившись, что все в порядке, он подошел к зеркалу и попытался рассмотреть рисунок на своей спине. За этим занятием и застал его вернувшийся из душа Жак.
 - Нравится?
 - Мм, неплохо, - задумчиво отозвался Мишель.
 - Ну не все же такие великие художники как ты, - усмехнулся мужчина и шлепнул художника по ягодицам, - давай в душ. От тебя плохо пахнет.
 Мишель скрылся за дверью. Включив воду, он долго стоял, наслаждаясь прохладными струями воды, стекающими по телу и уносящими за собой усталость.
 - Что так долго? - Мишель вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса, - тебе помочь?
 - Если хочешь, - с трудом произнес художник. В голове стоял туман, и думать ни о чем не хотелось. Жак вдавил себе на руку немного жидкого мыла и, осторожно касаясь тела юноши, начал его мыть. Мыло неприятно пощипывало порезы на спине. Ладони Жака проникали в самые интимные места, юноша словно плавился от этих нежных прикосновений, но как только Мишель почувствовал, что начинает возбуждаться, прикосновение исчезло. Разочарованный вздох художника рассмешил Жака.
 - Все, хватит. Иди сюда.
 Он закутал юношу в мягкое пушистое полотенце и не менее осторожно его вытер, затем обработал порезы на спине. Раны на запястьях пришлось еще и перебинтовать. Мишель, молча стерпевший все процедуры, всполошился как только в руках мужчины появился небольшой тюбик с кремом.
 - Я сам!
 - Знаю я твое сам, - рассердился Жак и приказал тоном, не терпящим возражений, - повернись!
 Мишель покорно повернулся и, оперевшись руками о раковину, широко расставил ноги. Палец Жака легко проник в отверстие, смазывая его изнутри.
 - Вот и все, - закончив, недовольно буркнул мужчина, - а сам, можешь синяки смазать, пока сильнее не проявились.
 Мишель заглянул в зеркало и тихо выругался, рассмотрев проступающий синяк на скуле, следы от пальцев и порезы на шее.
 - Что случилось? - обернулся Жак уже в дверях.
 - Завтра открытие выставки, а я в таком виде.
 - Сам виноват, следующий раз догадаешься предупредить - огрызнулся мужчина, хлопнув дверью ванной.
 Быстро расправившись со своими синяками, художник вернулся в комнату и, тихонько забравшись в постель, прижался к Жаку.
 - А где мой заслуженный поцелуй? - нарочито капризно спросил юноша.
 - Поздно уже, спи. Тебе вставать завтра рано, - мужчина быстро чмокнул его в губы и попытался отвернуться, но не тут то было. Мишель, схватил Жака за плечи и, прижав к кровати, ловко оседлал его. От неожиданности мужчина даже не подумал о сопротивлении.
 - Еще хочу, - томно прошептал художник, практически ложась на него, но наткнувшись на холодный взгляд, отстранился и, отпустив Жака, лег рядом, обиженно сопя. Смилостивившись, мужчина притянул его к себе и нежно поцеловал. Мишель тут же запустил пальчики в волосы любовника, притягивая ближе к себе.
 - Все, все, спи, - отстранившись, произнес Жак и отвернулся.
 - А может, минет мне сделаешь? - сам поражаясь своей наглости, спросил Мишель.
 - Не сегодня, - буркнул мужчина, - я же сказал, спи!
 Разочарованно вздохнув, художник принялся пальчиком выводить узоры на спине любовника, постепенно спускаясь ниже. Мужчина терпел примерно минуту, а потом спокойно проинформировал:
 - Если не прекратишь, спать будешь в другой комнате.
 - Ну, и ладно, - окончательно обидевшись, Мишель отвернулся и приложил все силы к тому, чтобы заснуть. Вскоре мужчина повернулся и, обняв любовника, заснул.
 Проснулся Жак глубоко за полночь.
 - Не спишь? - щуря глаза от яркого света, направленного прямо не него, поинтересовался он.
 - Рисую, - безучастно откликнулся Мишель, даже не потрудившись оторвать взгляд от планшета.
 - Новая загадка?
 - Да, - так же спокойно ответил Мишель и немного помолчав, добавил, - я хочу изменить правила. Сильно изменить.
 - Хочешь - меняй, я не против, - зевнув, разрешил мужчина.
 - Рассказать как именно?
 - Нет, мне все равно. И лучше ложись спать, тебе вставать завтра рано.
 Жак заснул, так и не дождавшись ответа. Проснувшись утром, он обнаружил рядом с собой не Мишеля, а записку от него. Пара предложений, небрежно выведенных на огромном куске бумаги: "Я оставил тебе 2 загадки. У тебя есть время до вечера, чтобы разгадать хотя бы одну из них". Первая загадка обнаружилась прямо под запиской - рисунок, кремовая роза и диск с какой-то романтичной музыкой. Рисунок, против обыкновения, изображал человека и был сделан тушью. В мужчине, спящем на смятых простынях, Жак узнал себя. Единственным цветным пятном на рисунке были рубиновые капельки на простынях. Вторая загадка обнаружилась тоже на кровати, но в ногах - рисунок и белоснежный шелковый шарф. На рисунке Жак, сидя на полу, заплетал волосы, лежащего на кровати, Мишеля.
 Разгадка тут же замаячила перед глазами, но ее смысл настолько не понравился Жаку, что он решительно отогнал ее, предпочитая впервые огорчить художника неразгаданной загадкой, чем согласиться на это.
 - Он же не станет делать что-то против моей воли, - уверенно сказал сам себе мужчина.
 Оставив мрачные мысли, Жак перебрался в свою мастерскую, с намерением немного поработать. За работой незаметно прошел день и, решив немного отдохнуть перед возвращением Мишеля, Жак отправился в гостиную и сел смотреть телевизор. Ничего интересного не показывали, и мужчина бесцельно щелкал пультом, переключая программы, пока его не заинтересовал один из сюжетов выпуска новостей. "...состоялось открытие выставки знаменитого художника Мишеля Ломера. Предыдущая выставка, тогда еще никому не известного 18-летнего художника была организованна благодаря знаменитому меценату Гюставу Жофруа, известному своей бескорыстной поддержкой юных талантов, и неожиданно для всех принесла Мишелю Ломеру свыше 20 миллионов... "
 - Бескорыстный?! Знали бы они, как Мишель расплатился за эту выставку, - Жак зло сузил глаза. Картинка на экране сменилась и мужчина застонал, узнав местность, - они и сюда за ним притащились! Папарацци чертовы!
 "... Мсье Ломер, мсье Ломер, - лимузин Мишеля медленно пробрался сквозь толпу журналистов и въехал в открывшиеся ворота. Охрана вежливо оттеснила самых настырных, попытавшихся было пройти вслед за машиной, объясняя, что без личного приглашения на территорию поместья вход закрыт. Снова показали студию, - не секрет, что все попытки представителей прессы проникнуть на территорию поместья, где проживает Ломер, не увенчались успехом. Таким образом, личная жизнь юного художника до сих пор остается тайной за семью печатями". Диктор продолжал еще что-то говорить, но Жак уже не слушал.
 Появившись в гостиной, Мишель плюхнулся в кресло и тяжело вздохнул. Мельком глянул на телевизор:
 - Новости смотришь?
 - Да. О твоей выставке рассказывали.
 - Первая выставка отличалась невероятной восторженностью, а вторая сплошь таинственность и недосказанность. Как вам это удается? - неприятным голосом процитировал художник, и устало добавил - до самых ворот провожали. И что им неймется?
 - У них работа такая. Не бери дурное в голову, - улыбнулся Жак, забыв о том, как несколько минут назад сам ругал журналистов, - ужинать будешь?
 В глазах Мишеля вспыхнул лукавый огонек. Подойдя к мужчине, художник уселся ему на колени.
 - Разве что тобой.
 - Вот что делает с людьми слава, - усмехнулся мужчина, спихивая любовника с коленей, чему тот отчаянно сопротивлялся - ты теперь людьми питаешься.
 - Да, я кровожадный вампир, - расхохотался Мишель, упав таки на пол и даже не пытаясь подняться. Жак сел рядом с ним, прислонившись спиной к креслу, и серьезно посмотрел на любовника. Художник положил голову ему на колени, - ты чего такой серьезный?
 - Я не разгадал твои загадки, - накручивая на палец голубую прядку волос Мишеля и стараясь не смотреть ему в глаза, произнес мужчина.
 - Странно, - художник вглядывался в лицо Жака, пытаясь понять, говорит ли он правду и, видимо что-то решив для себя, улыбнулся, - они, наверное, на столько просты, что ты не подумал о такой разгадке.
 - Наверное, - облегченно вздохнул мужчина, - скажешь отгадку?
 - Потом, - отмахнулся юноша, резво вскочив на ноги. Жак едва успел отпустить его волосы, - а сейчас спать, я устал.
 - И не спал всю ночь, - добавил мужчина, поднимаясь.
 Засыпая, Жак думал о том, что обычно темпераментный и ненасытный художник, сегодня слишком легко отказался от секса. Мишель, не просыпаясь, повернулся и закинул руку на мужчину. Жак улыбнулся и погладил волосы юноши, прижимая к себе.
 - Ты ничего не сделаешь против моей воли, правда? Я могу доверять тебе, сладкий, - едва слышно прошептал он и заснул.
 Проснулся мужчина, почувствовав, что что-то его удерживает в очень неудобном положении. Он резко открыл глаза. Первое, что Жак увидел, были большие серые глаза, внимательно его изучающие. Он попробовал пошевелить рукой, но это ему не удалось. Откинув голову, мужчина увидел, что его руки привязаны к спинке кровати белым шелковым шарфом. Как выяснилось сразу же, ноги его были разведены и привязаны таким же образом. Мишель сидел рядом, скрестив ноги, и улыбался.
 - Доброе утро, - как ни в чем не бывало, произнес он.
 - Что происходит? - спросил Жак. В его голосе пробивались нотки паники, - развяжи меня!
 Теплая ладошка погладила напряженное тело мужчины, поднявшись по внутренней стороне бедра, скользнула между ягодиц. Пальчик нежно обвел судорожно сжатое колечко сфинктера и осторожно надавил.
 - Не бойся, больно не будет. Я буду очень нежен с тобой, - прошептал художник наклоняясь над мужчиной.
 - Прекрати это! - Жаку хотелось кричать, но получался почему-то только свистящий шепот, - сейчас же развяжи меня!
 - Расслабься, - мурлыкнул художник, - тебе понравится.
 - Ты не посмеешь! Мишель хищно улыбнулся и накрыл губы мужчины своими, не отводя взгляда от его глаз, в которых не осталось ничего кроме паники.