Юрка лежал на печи и, накрывшись материнской телогрейкой, прижимался всем телом к остывающим кирпичам. От съеденной вареной картофелины приятно бурчало в брюхе, но после двухдневной голодухи есть по-прежнему хотелось. Юрка знал, что мать наварила полный чугунок мерзлой картошки, которую принесла сегодня утром с работы. Но взять еще хоть один клубень, было смерти подобно. Мать изобьет до синевы, а то и вовсе из дома прогонит. С едой туго. Да и кому легко? Война…
Юрка свернулся в клубок и почти задремал, как его разбудил забрехавший Бабай. Забрехал, скульнул визгливо и смолк. Юрка отдернул занавеску и, свесив голову, прислушался. Скрипнула дверь. В сени вошли и брякнули горшками на полке, с лунного света видимо еще не к темноте не привыкши.
- Ма! Ма!!! – Мать снова ушла в ночную смену и, может, вернулась за чем…
В хату нырнула темная фигура, и сипло зашипела:
- Т-с-с-с…. Тихо. Живой есть кто?
Ойкнув, Юрка нырнул обратно теплую тьму полатей, пытаясь спрятаться в тряпье и вжаться в узкий простенок между трубой и бумажным иконостасом. За ним, тут же устремилась огромная, черная рука и, поймав его за пятку, вытащила обратно.
- Не убивайте меня, дяденька – заорал Юрка, ужом извиваясь в руках, пахнувших табаком, машинным маслом и соляркой.
- Тихо, малой! Тихо! Взрослые есть дома?
- Нет, дяденька, один я… Тока мать придет скоро! Придет…
- Тихо, говорю, не трынди. – Юрку переправили на пол. – Керосинку зажги. Когда мать придет-то?
Юрка сунул щепку в еще дымившиеся угли и запалил керосинку. Чуть добавил фитиля и в колышущимся свете посмотрел на ночного гостя. Тот оказался высок и худ. Одет был в форменный, но рваный бушлат, грязные галифе и рыжие валенки. Шапка с опущенными ушами обрамляла заросшее седой бородой скуластое лицо. В бороде сверкнули длинные, желтые зубы:
- Когда мать придет?
- Навоз на ферме уберет и зайдет. Часа через два.
- Это хорошо. – Худой прижал руки к печи. – Хорошо…
Он закрыл глаза и минуту стоял, греясь.
- У тебя есть что поесть, пацан?
- Не-а, - дернулся Юрка, - Нету!
Незнакомец резко развернулся, отсекая возможные пути бегства.
- Слушай, пацан, мне нужна еда. Я давно не ел. Очень давно… - Опять страшно ощерился желтый рот. – Мне о-о-чень хочется есть!
Юрка заревел, пряча лицо в кулаках.
- Где? – Глухо ударил подзатыльник, - Где? Где? Где?
- А-а-а-а… - ревел Юрка, - Там!
Худой пошарил в печи и, найдя там заветный чугунок, матернувшись, выставил его на стол.
- Ну, кыш на полати, – кивнул он Юрке.
- Мать убьет меня, дядя, – еще сильнее заголосил тот, - Она подумает, что это я съел!!!
- Не подумает, - запихивая в рот первую картошину, прошамкал чужак, - Я дождусь ее. Лезь спать! Быстро, пока еще не получил!
Юрка залез на печку и, скуля, притих. Больше всего он боялся, что страшный мужик уйдет и тогда, ему придется одному оправдываться перед матерью.
Тем временем, Худой жадно ел, запивая водой из большого кувшина. Один раз его вырвало, но он съел даже это, тщательно собрав жидкую массу с пола.
Затем он ненадолго вышел, а, вернувшись, принес с собой большой черный карабин.
Юрка, видел точь в точь такие же у охотников, что останавливались у них на постой этой зимой. Худой уселся в угол и, положив винтовку на колени, казалось, задремал.
Юрка шевельнулся. Надо было идти к матери. Надо все ей рассказать.
- Ты думаешь, я сволочь, да пацан? Нет, я не сволочь. У меня у самого двое, таких же, как и ты.
Незнакомец открыл глаза и громко икнул. Поморщился. Полез в запазуху и вытащил сверкнувшую серебром змейку.
- На, это тебе. – Худой подошел и, отдернув занавес, протянул Юрке руку. – У меня больше нет ничего.
Юрка всхлипнув, принял подарок. Серебряный ангел на тонкой цепочке.
Худой сел на место и застонал.
- Плохо мне, малой…
Юрка, отодрав мох между бревен, спрятал туда ангела и снова высунулся из-за занавески.
Незнакомцу было плохо, его била крупная дрожь. Он скрипел прокуренными зубами и вдруг неожиданно закричав, согнулся пополам. Карабин улетел в сторону. Худой заелозил ногами, сминая тканую дорожку:
- А-а-а-а!!!!
Юрка снова скрылся.
- А-а-а-а-а-а! Мама!!! А-а-а!!!!
Малой зажал уши ладонями и спрятал голову под тряпки.
-А-а-а-а-а!!!
Юрка вздрагивал от каждого следующего крика. А Худой все кричал и кричал, метался по полу, сбивая скамьи и посуду…
Когда забежала взъерошенная мать, незнакомец лишь утробно стонал и хлюпал.
- Юрка!!! – заголосила она.
- Я здесь, мам, - подал он голос и опасливо спустился с печи.
- Жив? – Она одним движением ощупала его и поцеловала в лоб, - Это кто?
Она села рядом с Худым. Приподняла веко. У того закатились глаза, и изо рта обильно шла слюна.
- Он сожрал всю картошку, ма! – стал слезливо оправдываться Юрка. – Сволочь!
- Дай мне воду, - прикрикнула мать, - И тряпку на подоконнике.
Намочив тряпку и вытерев лицо Худого, она пальцем освободила ему рот от слюны. Затем, нагнувшись, стала вдыхать в него воздух.
- Ха-а… а-а-а-х-х… - вырвалось из мужика. Тело его выгнулось и пару раз дернувшись, замерло.
- Все… - Мать перекрестилась. – Преставился.
- Умер? – Удивился Юрка.
- Да. Заворот кишок, наверное.
Мать села рядом с мертвецом и устало вздохнула.
- Беглый,- кивнула она на Худого. – Политический, наверное. Тут недалеко ихняя зона. Вот и бегут, горемыки.
- Ма, этот беглый все картошку съел, - еще раз напомнил Юрка.
- Вот и умер. – Мать поднялась с пола. – Нельзя сразу много есть, когда голодаешь долго. Запомни.
Она проверила карманы покойного. Нашла горсть табаку и десяток патрон к карабину. Сняла с него валенки и бушлат.
- Карабин отдам за молоко Дусе. У нее волки по ночам к сараю с Зорькой подбираются. А так глядишь, до весны дотянет…
- Ты, вот что. Держи язык на замке. И про этого мужика забудь. Не было здесь никого, понял? Особенно искать его не будут, но.… Не нужно что бы бабы лишний раз языком трепали... Мало ли че. Понял, Юрка?
- Да, ма.
- Все. Иди, ложись спать. Я скоро приду….
Мать приподняла Худого за ноги и, кряхтя, вытащила в сени. Привязала его на санки, на которых Юрка возит хворост, и скрылась в холодной темноте.
Юрка залез на уже остывшую печь, выковырял изо мха нечаянный подарок, и улыбнулся, глядя на серебряного ангела.