А мне приснилось: миром правит любовь.
А мне приснилось: миром правит мечта.
И над этим прекрасно горит звезда.
Я проснулся и понял: беда.
(Виктор Цой)
Когда ночью с самой окраины Москвы бредешь по пустому городу в центр, трезвый до невозможности, ноги все равно скользят в снежной каше. Леденистая жижа проникает в сапоги, а ты идешь себе... не спеша. Потому что торопиться тебе некуда.
Сонные инспекторы раз от раза предлагают предъявить документы, и обнюхивают, точно псы - но такая у них собачья служба. А ты, сколько бы ни вливал этих кизлярских звёздочек в себя - от кормы до киля... ты по-прежнему трезв.
Ночное голое мерзостное шоссе - ни одной улыбчивой шлюхи. Это дорога не в аэропорт, ни одного общежития по пути, и ни одного кабака на краю богами проклятого Измайлово, где все улицы парковые и при номерах, словно казематы.
Мост, точно кот, горбом выгибался над полотном, а перекинуть ноги через низенькие перила - это проще простого.
Какая несусветная слабость - дать себе уйти. Как заслужить право на неё?
Не тешь себя, что отскребать от полотна, выковыривать твои останки будет судмедэксперт. Мужики с ломом и скребком. Когда подморозит, им приходится сильно постараться. Картинка, скажем прямо, не из приятных.
Так что пройдем этот мост, по ту сторону ведь тоже дорога, и кто еще знает, куда она заведет, если продолжить движение ...
* * *
Дорога петляет, взбегает на мост и теряется за ним в снежных вихрях.
Там слякоть и ледяная каша под ногами. Там холодно и дует ветер. Это здесь тепло. Я сижу здесь. И греюсь, пока кто-то мерзнет там, с той стороны моста...
Я не люблю тепла, мне опостылели эта ласка и нежность. Ведь пока я тут купаюсь во всем этом, кто-то там пытается прорваться сквозь пургу.
Вот кто-то взошел на мост. Я замираю. Человеческий силуэт! Это он. Это тот Человек, который должен пройти, должен дойти...
Хочется крикнуть ему, но я не имею права. Он должен сам дойти до меня. Сам. Без подсказки. Он должен верить в меня, хоть никогда меня и не видел.
Он должен верить себе, ему остается лишь верить. Он должен верить в себя, он должен верить.
Человек замирает на корявом горбу моста. Сам он тоже какой-то ссутуленный. Устал. Бедный, как же он устал. Хочется крикнуть ему, но кричать нельзя.
Он снова начинает движение. Перекидывает ногу через перила. Нет!
Погоди, глупый, что ты делаешь?! Куда?!!
Человек падает с моста. Он падает... падает... падает... Теперь он вечно обречен падать.
Защемило что-то внутри! Ведь он был так близко. Мне горько и обидно. Я же тоже падаю, я по-своему страдаю здесь от одиночества. Мне нужен Человек так же, как я ему.
Вот еще один. Вздрагиваю, задерживаю дыхание. Хочется позвать его, но звать нельзя. Такой закон. Остается только ждать.
Жду. Шаг, еще шаг, еще шаг... Человек замирает. Нет, не надо! Хочется кричать. Закусываю губу до крови. Жду.
Человек начинает движение. Шаг... шаг, еще шаг. Человек переходит через мост. Дорогой ты мой Человек! В горле комок. Милый мой, я же знало! Я знало!!! Я верило!
Человек идет по дороге. Грязь, слякоть, снег с дождем. Это у меня здесь вечное лето и светлая жизнь. Но дойдет и он до меня. И тогда... тогда... Черт подери, разве я, Простое Человеческое Счастье, не могу дождаться своего Человека?! Разве я само не заслуживаю капельку счастья?
Иди, родной мой, иди. Я жду тебя давно. Может быть когда-нибудь ты, наконец, дойдешь до меня. Может быть...
Во всяком случае, мост ты уже прошел.
* * *
- Иди, родной мой, иди - завывает ветер внизу, донося сказанные не ему слова. - Я жду тебя давно, - шепчут чьи-то неизведанные губы. А твои, закушенные до крови, до боли - лишь бы не позволить эту блаженную слабость, шагнуть через перила.
Надо быть сильным, чтобы уметь возвращаться и прощать. Надо быть еще сильней, чтобы не оглядываться назад и ни о чем не жалеть.
Мост - эти две половинки прошлого и грядущего. Мост - пустой, продуваемый всеми ветрами, и каждая снежинка пулей навылет.
Но это все мелочи. Выстрел в спину, нож или яд - это детские забавы, это уже банально и несерьёзно. Когда своими собственными руками сворачиваешь шею счастью, а оно хрипит, задыхается, бьется, трепыхается - удивленное неправедной расправой. Почему!? Зачем? За что?
Ты не достанешься больше никому! Пусть в мире больше не станет счастья!
Так зачем давить его своими руками. Тем более что и не его душишь. А до него попросту еще не дошел...
Вперед. Иди. Всегда иди! Двигайся. не то упадешь и замерзнешь. И не с моста упадешь, а просто в слякоть эту хлюпающую. И умрешь бесславно, безвестно.
Иди! ИДИ! Никогда не останавливайся!!! Только движение! Вперед, назад, по кругу. Это не важно. Только не падать, только не останавливаться, только не в грязь, не в болото.
Движение! Дорогу осилит Идущий.
* * *
Дорогу осилит Идущий, было написано на воротах вольного города, откуда крысолов увел всех детей.
Дорога, полная слякоти и грязи. Ее надо осушить, топать, ехать и бежать, как Красная Шапочка, так быстро, что все это склизкое обращается либо в пар, либо в пыль. Выбей там-тамами пяток на ней азбуку Морзе.
А шагнув через перила, ты сойдешь с дороги, и устремишься в полет - ведь никто еще не доказал, что ты упадешь, сделав это.
Растянуться, споткнувшись, на дороге. Нелепо, буднично для героя романа. Где же твой посох и меч?
Обопрись и иди... Но движение ради движения - это бег по кругу. Если на той стороне моста никого нет, а пустые глазища окон мертвого мегаполиса выцеливают тебя в спину - кто посмеет глянуть в твои глаза.
Глаза без веры и надежды, полные зла и ненависти, боли и усталости - мертвеющие очи.
(12.12.2003)