Паутина. журн. Эдита, газ. Зарубежные задворки

Neivanov
Портрет старухи.

.....................рассказ опубликован в журнале "Эдита" и газете "Зарубежные задворки".



Он ушёл уже давно, а Шура всё ещё возилась, копошилась, чем-то пыталась себя занять...
-Хорошо бы, как в сказке: ...и умерли в один день – в который раз мечтала она. Ах, да ЖИЛИ СЧАСТЛИВО. Сначала жили счастливо, то есть сначала жили, а умерли уже потом. Шура спросила себя, жили ли они счастливо. Наверное... Разве поймёшь теперь? Столько страхов испытать пришлось, одна война чего стоит! А когда Алика посадили на 5 лет!
-Ах, да какая разница, как оно было? Было и всё тут. Было, пока он жил, а теперь – нет. То есть она есть, а жизни без него нет. Разве это жизнь? Так, крошка хлеба после завтрака в дырке от зуба. Когда уже заберут? Всё тут надоело, хочу к нему!

Её раздражало практически всё. Ничего не хотелось. Она выискивала желания внутри своего я, но там было пусто, как в барабане. Иногда она покупала себе что-нибудь вкусненькое. То, о чём когда-то мечтала до одури, но теперь оно не елось, не жевалось, не глоталось, а если и глоталось, то стояло потом чохом в районе диафрагмы или орало изжогой.

Дочка хотела немного убраться, в кои века приехав в другой конец города в гости, но Шура лишь накричала на неё дурным голосом:
- Нечего мне тут!...
- Мама, но у тебя жутко грязно, паутина свисает с потолка и стен!
- Тебя это не касается!
И чего, спрашивается, орала, как ненормальная? Ничем дочка перед ней не провинилась.
- Да, вообщем-то можно было и позволить – решила она через час после ухода дочки с зятем. Позвонила. Просто, как, мол, доехали, но дочка поймёт – это было извинением. А иначе она не умела.
Старуха этажом выше пригласила женщину из фирмы этой, как её... «чьи-то там руки...» и та ей убирает раз в неделю. Тоже, кстати, не из молодых! Ну как это, чужого человека пустить в дом, да ещё, чтоб он у тебя везде по углам шастал?! А старухе хоть бы хны!
- Старуха!... А сама кто? – одёрнула себя Шура.

Надо поехать на вокзал, купить свежую «Аргументу» решила она и рьяно засобиралась.
Зять говорит, а чего бы Вам её просто не выписать? Спустились вниз на лифте, забрали из ящика и готово! Дурачок он, дурачок, элементарных вещей не понимает: А ЧТО ЖЕ Я ТОГДА БУДУ ДЕЛАТЬ?!

Однажды Шура решила, что время уже пришло. Вызвонила дочку, показывала, где у неё какие бумаги лежат, место на кладбище рядом с Аликом забронированное, деньги на социальном пособии сэкономленные. Глаза у дочки испуганные, брови почти вертикально стоят. Зять помалкивает. А что ему? Его машина драгоценная, этот Муммер или Зуммер едет – всё, порядок! А остальное его и так устраивает.
Тоже мне, зять – не фиг взять! Когда сватался, кооперативщиком был. Если честно, то и не сватался вовсе. Просто объявил, что поженятся скоро. Хам. Хотя, вроде и не хам, но сильно из себя независимый. И что в нём дочка нашла? Такие красавцы богатенькие возле неё крутились, Шура только ждала да руки потирала... И где они все? Сама и отвадила, перебирала харчами, перебирала и выбрала этого, когда ассортимент весь вышел. Да он то сам ничего, только невидный какой то. Мелочь, некондиция.

А, вот, Алик был красавцем! Ах, как ему шли лейтенантские погоны! Пришёл во двор весь в медалях и боевых орденах (не юбилейных побрякушках!) и с неизменной жёлтой коробкой «Сальве». Потом уже только, когда в Германию переехали, приловчился к сигаретам. Купил машинку ручную и набивал табаком гильзы, сидя перед телевизором – дорого готовые покупать. А бросить так и не смог. Потом хотел было, да поздно...

Шура перебирала в памяти свою жизнь, словно костяшки на четках, словно старые, черно-белые фотографии...
...жили счастливо и умерли... Счастливо? Да, пожалуй была она счастлива несколько раз в жизни. Главное счастье было, конечно, отбить Алика у конопатой. Ох, не просто это было! Что она только ни делала, к каким хитростям ни прибегала! И, ведь, при том сама же красавицей была, не ровня той конопатой, хотя, и та была ничего, но Шура явно ярче. Волосы – чёрный шёлк, как у этих моделей, что краску рекламируют, фигурка стройная, осанка, а заводная была! Держись, когда в ударе!

Когда удалось Алика поссорить с этой его конопатой и увезти в другой город, разве просто было прехватить, не только прочувствовать, что они придут, но и перехватить все до единого 20 писем этой бессовестной, даже не хочу говорить, кого!?
Наглость какая, женатого человека сманивать! Ну и что, что раньше знакомы были?! Баба встала – место пропало!
Митрич, почтальон хренов, по бутылке водки за письмо требовал! А потом и вовсе по две! А жили-то впроголодь, шелуху картофельную варили, чай вприглядку пили...
А когда эти бандиты Алика ни за что на 5 лет посадили! Воровство ему пришили. Да на кой ему воровство?! Краснодеревщик он был – золотые руки. Да дали бы волю на себя работать, так ему и не нужно ничего, от заказов и так отбою не было. Воровство... Да что там было воровать, кроме времени?! Шпон!? Клей!? Бандиты, одно слово, бесья власть! Да и что хорошего можно было от них ожидать? Одному, что никак не закопают, немцы заплатили, а он им за власть свою бесовскую всю Россию на колени поставил. А второй – сам бандитствовал по банкам, на революцию деньгу сшибал, экспроприировал. Словечки придумали заумные, а оно и не надо вовсе, выдуманы они уже давно – воры они, тати, короче...

Шура включила телевизор. По-немецки она почти не понимала, но кое-что помнила из идыш, многие слова почти совпадали. А русское телевидение она не покупала принципиально – ходила смотреть к соседке.

Каждый день старуха выдумывала себе важное дело, в связи с улаживанием которого следовало куда-то ехать. Ходила она уже неважнецки, часто отказывали колени, не разгибалась спина, мучили головные боли, но и сидеть взаперти она тоже не могла.

- Поеду к дочке – решила Шура. Позвонила: «Я сейчас приеду» - выпалила и хотела тут же положить трубку, но дочка, зараза такая, успела ответить раньше: «Мы уходим, у внука твоего Termin к врачу, вернёмся часа через два.»
Несколько немецких словечек нахально влезли в лексикон наших в Германии буквально сразу и навсегда. Никто не переводил слов Arbeitsamt (биржа труда), Termin (назначенное время), Sperrmuell (это вообще трудно перевести, так как нет аналога в русском).
Чтобы не отменять запланированное уже мероприятие, Шура придумала себе ещё одно дополнительное дело и уже после него, еле ковыляя на полусогнутых и панически боясь, что дочка ещё не вернулась, нажала на кнопку звонка.
- Wer ist das? (Кто это?) – прозвучал в домофоне звонкий голосок внука.
- Какой там, к чёрту, верисдас? Что к вам, немцы что ли ходят? Давай, открывай!

Приходила в себя долго, четвёртый этаж без лифта – это тяжело...
- Когда уже вам лифт поставят!?
Вывалила с грубой любовью сладости и свежий, пахучий, в крупных белых кристаллах соли брецель для внучка. Сашка схватил его и громко захрустел.
- Бабуля, чмок тебя!
- Брезгует – заключила про себя старуха. Только говорит «чмок», но не поцелует...

А когда-то многие молодые люди готовы были (или так, во всяком случае говорили) горы свернуть за её поцелуй...
Засобиралась домой. Зять предложил подкинуть, но он сам лишь недавно пришёл с работы и видно было, что это предлагается под нажимом жены и ехать ему час туда и час обратно вовсе не улыбается.
На самом деле она и не любила ездить на машине. Очень уж неудобно было, залезая, складывать себя в три погибели, пристёгивать ремнём (коварные немцы штрафовали не водителя, а самого непристёгнутого пассажира).
На трамвае она добиралась даже быстрее и удобнее. Зять лишь посмеивался над ней и обещался в следующий раз купить не Бумер (во, вспомнила, Бумер!), а трамвай.

- Нет, тёща Михайловна, придётся Вас сегодня доставить, больно вид у Вас не товарный.
Спорить сил не было и, почему-то, не хотелось. Она и правда так устала, что... Да ладно, пусть везёт.
По дороге стало ей совсем невмоготу и отвёз он её не домой, а в дежурную больницу. Через минут 30 примчалась и дочка, но Шура этого уже не видела. Она всё чувствовала, понимала, просто не могла пошевелиться.
- Вот оно! Наконец-то я увижу своего Алика и избавлюсь от этого мерзкого, старого, изношенного тела.

Шура увидела сверху операционную и себя – маленькую, жалкую старушку и не вызывало увиденное жалости, сожаления, боли – лишь радость избавления от хлама.
- Паутина! – с усмешкой подумала она – дура, да кого теперь интересует паутина?!

Алик, молодой, улыбающийся Алик шёл ей навстречу, протягивая руки:
- Ну, здравствуй, вот и ты. Пойдём, я покажу тебе твой дом – сказал он, не открывая рта. Она знала, это будет тот самый маленький белый домик, что так приглянулся ей в их единственный отпуск в Гурзуфе.
- Всё, как ты мечтала. С видом на море, нравится? Ну, устраивайся потихоньку, а нам пора...
- Устраивайся?! Нам?... Разве ты не...
- Нет, это только твой домик. Мы живём в другом месте.
- Мы?!..
И тут Шура увидела эту, конопа...
- А где же твои веснушки? – воскликнула она.
- Внешние дефекты удаляются здесь легко и быстро. – и та без малейшей толики ехидства, но даже с сочувствием посмотрела на победившую когда-то соперницу.
Шура растерянно повернулась к Алику, ей хотелось рыдать, бить посуду и орать благим матом, но всё это как-то виртуально, не по всамделишному:
- Алик, ну как ты мог?! Я столько лет ждала этой встречи!
И Алик, мягкий, вежливый Алик перебил её первый раз в жизни (или правильнее сказать в смерти?)
- А тебе!? А тебе теперь не стыдно?
Они повернулись, нет, как-то вдруг оказались стоящими к ней спиной, держась за руки. Потом сделались маленькими и далёкими, а в следущее мгновение исчезли вовсе.

- Красивая пара – услышала она с удивлением свою мысль.
И ей стало стыдно. Господи, как же ей было стыдно, она и не подозревала, что это чувство может быть столь мучительным. Ужасно, больно, досадно... и протест, несогласие.
- Но это неправильно, это я должна быть с Аликом! – и тут её прорвало:
- Да подавитесь вы своим домиком! Ничего мне тут не надо и нечего мне здесь делать без него! Домой! Nach Hause!

Сухощавый, выбритый наголо доктор в зелёном халате из реанимации усмехался. Улыбку под маской было не видно, но слышно:
- С характером бабулька-то, за таксиста меня, видать, приняла, требует домой везти. Ну, мы её, конечно, подержим тут пока, понаблюдаем, но в принципе считайте пронесло.

На другой день дочка приехала с внучком, Сашенькой.
- Подлизывается! – подумала Шура.
- Ладно, можешь убрать там эту... паутину и вообще, пока я тут. Не понравилось мне, поживу покуда. – проворчала старуха.

Что ей не понравилось, дочка так и не поняла.