Мираж

 

                2005
                Мираж.

(по мотивам рассказа И. Бунина «Солнечный удар»)

 В знойном мареве на раскалённом асфальте она возникла внезапно, нереальная, как мираж.
 Черт побери эти повороты! Как она здесь оказалась? Попросилась, и высадили? Надо взять, пока не сгорела на солнце. Шляпа и очки защищают лицо, но рукава - с разрезом от плеча, а юбка внизу – это вообще черт-те что...  какие-то полосочки...
Вид у нее, однако, без малейших признаков усталости или отчаяния. Спокойна, почти беззаботна.

 Он открыл дверцу и откинулся на спинку, ожидая, пока она устроит сумку и сядет.
 - Спасибо. Где вы были так долго? Я почти час простояла, как на плите.
 Он усмехнулся: у неё ещё хватает сил шутить.
 - Неужели не было ни одной машины?
 - Одна была полная, в другую я сама не села.
 Он проверил дверцу.
 - Вам куда?
 - Куда угодно, лишь бы можно было снять комнату и легко добираться до Симферополя.
 
 Они говорили спокойно, без намёка на флирт. Он без особого любопытства искоса бросал на неё короткие взгляды.
 Волосы пепельные, явно свои; локоны красиво обрамляют лицо. Макияж безупречный, будто не отпуск и не пекло.
 - Остановитесь, пожалуйста, на минутку, - вдруг попросила она. – Сзади мне будет удобнее, да и вам спокойнее.

 Заметила, что разглядывал. Ему было всё равно: к женским фокусам он давно был равнодушен.
 Устроившись сзади, она порылась в сумке и затихла.
 Вдруг справа появилась её рука с крупной коричневой вишней. От неожиданности он мотнул головой. Слева её рука поднесла бумажный кулёчек.

 Пока он соображал, она положила вишню себе в рот, выплюнула косточку в кулечек и снова поднесла ему то и другое.
 Руки  ухоженные, лак прозрачно-алый. Не ногти, а спелые черешни.

 Покончив с вишнями, она выбросила кулечек за окно и, погладив его пальцами по волосам, сказала:
 - Хороший мальчик.
 Интересно...
 Но она спокойно молчала сзади, глядя в окно.
 
 Он вдруг с удивлением отметил, что она его ничуть не стесняет. Пожалуй, с ней даже уютнее. Жаль только, что очень жарко.

 Она снова что-то задумала: из-за плеча показала ему пакетик. Он подумал, что ему почему-то легко переговариваться с ней взглядом в зеркале. Он не понял, чего она хотела, а она,истолковала  его недоумение как согласие, достала салфетку с душистой пропиткой и, ловко ориентируясь с помощью зеркала и почти не мешая, освежила ему лицо и темя. Салфетку скомкала и выбросила. Снова затихла.

 Он почувствовал лёгкое разочарование. Глянул в зеркало, увидел, что она спокойно смотрит на дорогу, и вдруг понял, что не хочет её высаживать.
 Он пропустил поворот на какое-то курортное место и пробормотал что-то невнятное в оправдание.
 Она решила, что он хорошо знает эти места и хочет предложить ей что-то конкретное. Что ж, ему виднее.
 Он сбавил скорость, чтобы выгадать время для размышления. У него в запасе есть три дня и приключение – вот оно!..

 Внезапно машина осела. Мысленно порадовался, что вовремя сбавил скорость.
 Пока он менял колесо, она вышла из машины и спокойно смотрела по сторонам. В ней не было ни суеты, ни любопытства, только созерцание и лёгкая отрешённость. Немного странно для одинокой женщины на отдыхе.

 Из-за поворота вылетел серебристый джип, и из него высунулись все четыре головы. Яркие и шумные, они наперебой предлагали подвезти куда угодно.
 Вдруг их лица стали похожи на мужские. Она обернулась. Оказывается, он встал из-за машины, и его лицо приятной беседы не обещало .
 Какое-то время в джипе пытались сохранить неторопливое достоинство, чей-то голос даже предложил помочь.

 Он усадил её в машину, закрыл дверцу и повернулся, ощущая холод металла в руке. Джип сорвался с места и скрылся за поворотом.

 Садясь за руль, он сказал:
 - Вас опасно оставлять одну.
 - Кажется, я даже не успела испугаться. Спасибо.
 Зато он, кажется, успел: что не успеет вразумить всех достаточно быстро, и она успеет испугаться.
 - Что-то мне не хочется оставлять вас, где попало, на ночь глядя.
 - Пустые страхи. В любом дворе полно отдыхающих, а среди людей бояться нечего.

 Она была совершенно спокойна. Но что-то заставляло его думать, что она не стремится быть в гуще отдыхающих. Скорее, наоборот.
 - Я был бы спокойнее, оставляя вас на новом месте утром. Скоро будет кафе, предлагаю остановиться и обсудить это. Дальше есть городок с гостиницей и мотелем.
 - Там есть вокзал?
 - Два: обычный и авто. Утром посажу на электричку или в автобус и спокойно поеду дальше.

 Помогая ей сесть, он отметил её редкую непринужденность. Среди белых ажурных стульчиков она смотрелась, как яркая  бабочка среди цветов.
 За едой они беседовали, как давние друзья. Раньше такой раскрепощённости он за собой не замечал.

 Он курил в ожидании её мороженого. С сигареты упал пепел. Он проводил взглядом рассыпающийся серый комочек и вдруг замер: из-под стола выглядывала её ножка с ноготками-черешнями, слегка прикрытая разлетевшимися полосками белой юбки с красными цветами.
 Он закашлялся, торопливо погасил сигарету, стараясь, чтобы она не заметила, как дрожат пальцы; подумал, что остановиться надо именно в гостинице, и заторопился ехать.

                ж ж ж

 Она проснулась, ощущая телом ласковое тепло, хотя в комнате было свежо из-за распахнутого настежь окна, и увидела, что заботливо накрыта двумя одеялами. Он спал почти на краю, едва прикрыв спину краем одеяла.
 Она подвинулась ближе, накрыла его как следует, тихонько поцеловала в волосы, в шею. Он не отозвался. Она едва ощутимо поцеловала его в плечо и замерла в ожидании.

 Он никак не отзывался, блаженно ощущая, как её поцелуи тают на коже.
Она подождала ещё. Потом щекой прижалась к его лопатке и стала целовать спокойно, не опасаясь разбудить,  приговаривая в промежутках:
 - Ах, да... Память девичья... Это же мы поссорились... как будто... Но я никогда... не мирюсь... первой... Принципиально...

 Она откинула одеяло и поцеловала его в бедро. Поводила губами по теплой коже, медленно продвигаясь, снова добралась до его плеча, приникла лицом к шее, чуть заметно шевеля губами. Почувствовав, что он слабеет, легко перевернула на спину и добралась до лица.
 - А если  я вдруг решу помириться первой, ты будешь упираться?
 Не прошло и минуты, как они поменяли позиции.

 ...В раскрытое окно влетела ласточка. Сделав круг по комнате, села на раму, покрутила головкой.
 Ничего особенного. Это просто люди. Мужчина и женщина.

                ж ж ж

 Её тихая нежность, мимолетные ласки, благодарность в ответ на его внимание заставляло его сердце трепетать от давно забытого волнения. Было совершенно очевидно, что ей так же хорошо, как и ему. Тогда к чему делать великую тайну из своего имени?

 За завтраком он снова спросил ее об этом.
 - Опять! Ну зачем?
 - Мне показалось, что тебе неплохо со мной.
 - Не показалось. Мне очень хорошо с тобой.
 - Тогда зачем эти тайны?
 Она накрыла его руку.
 - Только одна! Пожалуйста. Так лучше, ты потом поймешь.
 Она смотрела с такой мольбой, что он прижал её руку к щеке, поцеловал и дал себе слово ни о чем больше не спрашивать.

                ж ж ж          

 После завтрака они отправились на базарчик. Бродили среди рядов, вдыхая дымки и ароматы южной кухни. Было солнечно, беззаботно и весело. Но иногда в её обращении проскальзывало что-то странно бережное. Будто она знала о нем что-то, за что его стоило пожалеть.
Это было непонятно и немного настораживало.

 Она не задавала вопросов, была нежна и деликатна. Она была на своей территории и не посягала на его, хотя он готов был рассказать о себе всё.
 Он уже соскучился без её рук и губ, и ему хотелось побыстрее добраться до пляжа, уж там он найдёт повод подержать её в руках.

                ж ж ж

 Они устроились в тени под навесом.
Ели, хохотали над анегдотами компании по соседству, играли в волейбол, плавали на чьем-то матрасе. Время переливалось из радости в радость, и день был похож на карусель счастья!
 Потом она сказала, что ненадолго отойдёт.

 Он ждал долго. Забыв, что её вещи лежат рядом, отгонял самые невероятные мысли о женском легкомыслии и коварстве. Но, когда появились мысли страшные, он пошёл искать её. Он просто шёл в ту сторону, куда ушла она, вглядываясь во всех встречных женщин, и тут же забывая о них.

                ж ж ж 

 Он почти наткнулся на неё. Она смотрела на море, обхватив рукой колени и бессознательно просеивая песок сквозь пальцы. Её лицо было спокойным и потухшим.
 Он сел рядом, стараясь успокоить сердце.
 Через пару секунд её лицо вспыхнуло улыбкой и глаза просияли.
 - Ты меня искал? Я - долго?
 Он молчал, стараясь справиться с дыханием и с голосом.
 - Прости меня! Я увидела несколько яхт. Было очень красиво. Я засмотрелась и забыла, что не одна. Пожалуйста, прости!

 В её глазах были понимание и сочувствие. Она обняла его и шептала ласковые слова, пока не почувствовала, что он успокоился. Тогда она поднялась с колен и, потянув его за руку, спросила:
 - Где ваша яхта, сэр?
 - В бухте за скалой, миледи.
 - Далековато. Ладно, согласна на катамаран, вон один как раз освобождается.

                ж ж ж

 Перед ужином они вышли на набережную. Он понимал интерес, восхищение и зависть встречных мужчин. Он им даже сочувствовал: они только видели её, а он её знал. И знал, что лучше не бывает.

 В ресторане, как и на набережной, они были самой заметной парой. Но задерживаться они не собирались. У них оставалась только ночь. Последняя. Это знала она. А он лишь предчувствовал со смутной тоской. После счастливого дня, который сделал их такими близкими  друг другу, эта ночь обещала стать неповторимой. Но она хотела потанцевать с ним, и они ждали подходящую мелодию.

 Он смотрел на неё и вспоминал, как она может мимолетно поцеловать, не заботясь о том, куда попадёт, и как это наполняет душу весёлым восторгом; как, закрыв ему глаза, спрашивает:
 - Ты сам догадаешься или тебе подсказать?
 Озорная и весёлая, нежная и ласковая, чуткая – это сегодня. А вчера она была спокойная, мягкая и неторопливая. Это зависит от степени знакомства, настроения или погоды? И какая она ещё бывает? Ему хотелось узнавать её дальше и дальше.

 Он вспомнил холодную чопорность своего дома и вдруг почти наяву увидел, как она встречает его поздно вечером: она ждёт его, и она ему рада!
 Но даже если и уснёт, пусть. Он тихонько ляжет рядом и постарается не разбудить. Если получится...
 Невероятно. Невозможно. Немыслимо! Даже если допустить, что жена согласиться на развод, нет, нельзя: слишком многое обрушится.

                ж ж ж 

 Она лежала в его руках и говорила. Не торопясь, стараясь быть понятой и не обидеть.
 - Понимаешь, мы все – миражи друг для друга. Миражи должны исчезать. Кто этого не понимает, страдает сам и заставляет страдать других. Поэтому расставаться надо легко, не мучая друг друга. Просто принимать со смирением, как данность. Или хотя бы не показывать свою боль. Если она есть, носить её в себе, пока она не иссохнет и не выветрится. Должно пройти полгода, пока станет ясно, что расставание было благом и несло в себе зерно другого события, необходимого в моей судьбе.
   Так говорят эзотерики. Раньше я этого не знала. Теперь хочу проверить и убедиться. Через четыре месяца я должна понять что-то важное для себя. До этого не стоит мутить сознание случайными отношениями.

 Его покоробило выражение «случайные отношения»
 - Исключений не бывает?
 - Исключения, как известно, бывают. Но, чтобы разобраться в своей ситуации, я не должна была завязывать отношения с тобой. Я и не собиралась. Но, очевидно, и это было зачем-то нужно. Возможно, через полгода мы это поймем.
 - К черту эзотериков! Зачем мучиться полгода, если можно решить все в обоюдную пользу? Нам же хорошо!
 - Я хочу понять, насколько серьёзна эта теория. Возможно, это только поэтичный камуфляж стрекозы мужского пола. Жаль, что нарушена чистота эксперимента. И что теперь я должна отрывать тебя с куском души.
 - Но я хочу всю душу. И тело тоже.
 - Еще в кафе я почувствовала, что ты будешь из-за меня страдать. И, к сожалению, не ошиблась. Сейчас мне больно за тебя: ты ранимый, будешь долго и глубоко переживать. Поэтому лучше будет, если я уйду безымянной. Ты потом поймёшь.
 Она поцеловала его, потерлась щекой и продолжала:
 - Я не могу остаться с тобой дольше, потому что мне трудно держаться, тайком зализывая раны. Ты видел. Нужен покой, а он в одиночестве. Мне хорошо с тобой. Но тот ещё где-то рядом. Я пока не могу не думать о нём, и это мешает.
 - Ты сравниваешь?
 - Нет! Никакого сравнения и быть не может. Мне с тобой прекрасно! Но боль и унижение ещё слишком близко. Чтобы избавится от них, я должна понять, почему это со мной произошло. Это сейчас для меня самое важное. Потому что память и мысли даже сейчас, когда я с тобой, не дают покоя. И становится неприятно, будто он видит меня сейчас. Надо переболеть и забыть, прежде чем думать о ком-то другом.
 - Но мы же можем считать, что у нас ничего не было. Просто начнем сначала через полгода.
 - Ты ведешь себя безупречно. Но я немного растеряна и, похоже, запуталась. Мне ещё нельзя окунаться в любовь, но меня тянет к тебе. Я вижу, что ты в меня врастаешь, и мне больно, что ты будешь из-за меня страдать. У тебя, кажется, тоже не всё безоблачно. Нам обоим лучше остановиться, пока не увязли.
 Завтра утром я уеду. Буду ехать и смотреть в окно. Выйду, где понравится.
Нам осталось совсем недолго казаться сильными людьми. Но, честно говоря, я устала играть роль человека, у которого всё в порядке.

 Она повернулась к нему лицом и затихла.
 В груди у него тяжело ворочалось сердце, и дыхание отзывалось в нем острой болью. На своем плече он чувствовал её теплые слезы.

 Короткая летняя ночь была наполнена запахом моря и роз, ласковым шёпотом, нежностью рук и губ.
 Грусть и Смирение держались поодаль, стараясь ничем не огорчить Любовь.

                ж ж ж

 Сразу после завтрака они поехали на вокзал.
 Прощались на перроне. Её тонкие загорелые руки легко и нежно скользнули по его голове,  и легли ему на плечи, ожидая, пока он разомкнет неожиданно порывистое, почти судорожное объятие.

 Потом он видел, как она идет по вагону с прямой спиной и застывшим лицом. Мельком отметил, что идёт за ней  по перрону, не отставая.
 Она остановилась у последнего окна, облокотившись о переборку, за которой была дверь.
В её глазах был лёгкий оттенок ожидания.

 До отхода поезда оставалась одна минута.
 Он старался рассмотреть её сквозь рваную пелену перед глазами. В груди и в горле была острая разрывающая боль, как-то странно не хватало воздуха.

Он почти хотел, чтобы поезд тронулся.
Поезд тронулся.
Её силуэт растаял за стеклом.

                ж ж ж

 Он вышел на привокзальную площадь и сел в машину. Солнце слепило и обжигало. Он не замечал ни света, ни жары, потому что сердце занимало слишком много места в груди, кололо в висках.

 Шоссе свинцовой полосой стояло перед глазами. Слева тянулась серая скала.
 Мыслей не было. Ему вдруг показалось, что он замер во времени и в пространстве. Стало невыносимо от пустоты внутри. Отчётливо и бесповоротно он понял, что потерял что-то очень важное в своей жизни. Надо было немедленно вернуться к какой-то исходной точке и всё начать сначала. Нужно только понять, что и где он сделал не так.
 Он остановил машину, положил руки на руль.
Перед глазами лежал асфальт - серый, как будни после праздников. Знойное марево дрожало над дорогой...

...А где-то далеко-далеко, сверкнув яркой синевой оперенья, прощально махнула крылом синяя птица счастья.