Рассказ передан в середине декабря 2014 г. издательству "Альтаспера Паблишинг энд Литерэри Эйдженси" вместе с рассказом "Фантомы Фабиана"
I
Ей снился тревожный сон: за девять дней до сентябрьских календ разгневался Вулкан, и Везувий начал изрыгать языки пламени и столбы грязного удушливого дыма. Тучи пепла, напоминавшего сухой горячий снег, закрывали солнце, которое почти померкло. Пахло серой, куски пемзы и раскаленные камни, словно черные птицы смерти, падали с неба. Рушились черепичные крыши, кричали женщины, плакали дети. В Стабиях, застроенных особняками богачей, дико ржали в конюшнях лошади, пытавшиеся сорваться с привязи, тоскливо выли собаки, и от их непрерывного воя можно было сойти с ума. Море, утратившее все свои краски, кроме зловеще-серой, медленно отступало от берега, обнажая дно, которое тотчас усеивали шипящие осколки щебня и частицы пепла, слипавшиеся в тягучую, медленно твердевшую массу. Морскую гладь обезобразила сильная зыбь.
Командующий Мизенским флотом Гай Плиний Секунд, тучный пожилой человек в тоге с широкой пурпурной каймой, поддерживаемый двумя молодыми рабами с факелами, медленно шел навстречу огненному валу. Страдавший одышкой, он тем не менее оставался глух к предостерегающим выкрикам Помпониана и воплям кого-то из вольноотпущенников, благоразумно задержавшихся на песчаном берегу за грядой скал. Командующего умоляли остановиться, но он, казалось, не слышал предостережений. К его седой голове узкими полотняными лентами была привязана маленькая подушка, и Плиний, словно загипнотизированный, направлялся к вилле Ректины, взывавшей к нему о помощи.
Лус, полагавшая, что ее-то суровый человек в тоге услышит наверняка, решилась обратиться к нему и приготовила латинскую фразу: "Стой, Плиний, остановись! Концентрация паров серы растет. Ты можешь погибнуть от удушья!"
"Да, - подумала Лус, - надо обязательно предупредить его, что в любую минуту к побережью может прорваться пирокластический поток - это же мгновенная смерть!"
Однако слова застревали в горле. Негромко завыла сирена, она бесцеремонно нарушила сон невысокой худощавой женщины с короткими седыми волосами. Лус, все еще переживавшая последнюю сцену своего сновидения, открыла глаза:
"Откуда у римлян первого века нашей эры взялась сирена? Да и я хороша: разве он знает, что такое "пирокластический поток?" - подумала женщина и тут же досадливо поморщилась, - Боги, да ведь это был сон..."
Тяжело вздохнув, а затем машинально включив стимулятор мозга, женщина бросила недовольный взгляд на разбудивший ее наручный компьютер. Сирена смолкла, а сам компьютер зарделся густым рубиновым цветом точно испуганный осьминог, пойманный рыбаками в заливе Каэта.
Лус Эстевес, ректор Института истории AGR (Древней Греции и Рима) - одного из научно-исследовательских заведений Системы Времени - быстро привела себя в порядок и заняла привычное место в капсуле за дисплеем. Подключение к информполю произошло мгновенно, а ощущение опасности, возникшее во сне, усилилось.
Когда раздался тревожный сигнал 'чрезвычайная ситуация', и по дисплею заметались нервные желто-красные огни, Лус вздрогнула.
- Ну вот, только этого не хватало, - раздраженно пробормотала она, массируя веки и виски. Щелкнул тумблер связи, и на овальном экране появился заместитель ректора Крис Слански, среднего роста подтянутый моложавый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой. Держался он уверенно, разве что глаза выдавали беспокойство. Или ей показалось?
Крис поклонился и сразу перешел к делу, используя коммуникатор МС ("Ментальная Связь").
- Лус, надо срочно поговорить.
- Ну, разумеется.
Лус торопливо набрала необходимые коды, перевела капсулу в автономный режим работы, а затем приготовилась к перемещению.
Крис уже ждал ее в переговорной. Он расхаживал из стороны в сторону, сжимая в руках дежурную папку.
- Лус!
- Крис, - стараясь казаться спокойной, сказала ректор, - присаживайся. Итак?
Крис быстро уселся за столик, бережно положил на него папку и размеренно, словно автомат, произнес:
- Во время дежурства сотрудник сектора Поздней Республики Рея Дейна около трех часов назад каким-то образом - мы анализируем, как это ей удалось, - вышла из-под контроля и вступила в контакт. CAV.
- Т-а-а-к, - протянула глава Института и сделала глубокие вдох и выдох.
Аббревиатура 'CAV' означала в переводе с латыни 'категорически запрещенные контакты'.
- Где она? - спросила Лус.
- После восстановления системы контроля нам удалось передать ей предупредительный сигнал. Оставив маяки, она вернулась, судя по данным приборов, около полутора часов назад и спустя еще полчаса, после адаптации и сдачи дежурства, явилась ко мне с объяснительной запиской. - Крис открыл папку и ловко вытащил оттуда материалы. - Изолирована мной.
- В каком она состоянии?
- Глаза на мокром месте...какая-то...- Крис на мгновенье задумался, - просветленная, умиротворенная...Признает свою вину и просит, 'если можем', простить ее.
Лус углубилась в материалы, извлеченные Крисом из дежурной папки. Крис откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы так, что они побелели, и уставился на бледно-голубое око центрального монитора.
Едва слышно шуршали вентиляторы, на боковом дисплее зажигались и гасли розовые и лиловые огоньки, по узким зеленоватым дорожкам бежали сводки новостей, вызовы, ответы, сообщения о докладах, инструкции, показания приборов слежения.
Через некоторое время, прервав чтение, Лус подняла голову и перевела взгляд на блок воспроизведения.
Она надела наушники и буквально впилась глазами в экран, потом жестом предложила своему заместителю сесть рядом с ней, чтобы и он мог видеть запись события.
Когда экран погас, Лус быстро спросила:
- Ты что-нибудь предпринял?
- Пока нет, - также быстро ответил заместитель. - Мы следим за виллой. Там ничего не происходит... Он заснул, или скорее упал в глубокий обморок...Однако я полагаю, - твердо сказал Крис, - надо вмешаться в ситуацию... Возможные варианты уже моделируются.
Лус недоуменно посмотрела на собеседника.
- Что тут моделировать? Надо проводить стандартную операцию по восстановлению SQA (Status quo ante). Кто оператор слежения?
- Челль.
- Он проинструктирован?
- Только в общих чертах, - Крис замялся.
Лус взглянула на своего заместителя с еще большим недоумением.
- В чем дело, Крис?
- А дело в том, - виновато проговорил Крис, - что в результате сбоя мы утратили - думаю временно - способность восстановления. Мы не можем добиться нужного нам "последующего выбора" ни в данной хронооболочке, богатой точками бифуркации, ни в смежных оболочках. Вот отчет о моих попытках подготовить стандартную операцию.
С этими словами Крис активировал наручный компьютер и продемонстрировал начальнице результаты своих трудов.
Лицо Лус, бледное как мел, вытянулось, а ее тонкие бескровные губы невольно приоткрылись.
- Сколько у нас времени? - помолчав, спросила ректор.
Крис посмотрел на приборы, коснулся нескольких кнопок дисплея и мрачно ответил:
- Около двух часов, не более.
- Можем ли мы попасть, используя маяки, в "настоящее в прошедшем"? - задала новый вопрос ректор.
Крис кивнул, после чего его собеседница раздраженно бросила:
- Почему не запрошен АМИКУС? (название институтского суперкомпьютера).
- Запрос практически составлен, - с виноватым вздохом отозвался заместитель, - я должен перепроверить... Это займет минуты.
- Зато размышления АМИКУСА могут занять часы, - недовольно бросила Лус.
- В таком случае, Крис, - сказала она после паузы, отчеканивая каждое слово, - вмешательство действительно необходимо. И вмешиваться надо радикально, причем лично мне.
Крис отрицательно мотнул головой, собираясь возразить, но Лус предупредила его намерение:
- Действовать придется мне - я всё-таки почти цицероновед. Ты должен остаться - у тебя другая специализация: под твоим руководством надо попробовать решить проблему последствий. - Лус поморщилась - видимо, от головной боли - и помассировала виски. - Но прежде мы должны поговорить с нашей нарушительницей. Однако надо спешить, иначе проблемы будут нарастать как снежный ком. Да ты и сам это понимаешь не хуже меня.
Помолчав, ректор добавила:
- Я обязана проинформировать "временщиков" в Центре.
Лус сделала упор на слове "обязана". Она встала и, подумав немного, распорядилась:
- Челль! Режим полной экономии, за исключением энергии на целевой запрос АМИКУСа. Все исследования приостановить, а ресурсы сосредоточить на Цицероне. Время - декабрь сорок третьего года, последние 36 часов жизни... Крис поможет вам рассчитать. Локализация - вилла Каэта, где действуют временные маяки. Ищите в зонах экзотической материи с антигравитацией переход по локальной "кротовой норе" для двух человек!.. Оповестите Центр и сотрудников... Словом, действуйте по инструкции...Результаты моделирования, справку о последних днях Цицерона и личное дело сотрудника Сектора Поздней Республики Реи Дейны - мне, в переговорную.
После того, как Крис отправился к Челлю, ректор занялась изучением информации, присланной дежурным. Тем временем помещение погрузилось в полутьму, функционировали только жизненно важные системы, слабо мерцали приборы, без которых нельзя было обойтись даже в условиях полной экономии энергии.
Завершив чтение, Лус провела рукой по лбу, отодвинула справки и глубоко задумалась. Затем вернулась к личному делу.
...- Т-а-а-к, - по привычке протянула она через некоторое время. - Старая балда, я должна была это предвидеть.
Женщина, массируя веки кончиками пальцев, встала и сделала несколько шагов к слабо светящейся стене переговорной. Лус собралась было активировать свою любимую картину: зеленые склоны Альбанских гор, синее италийское небо, белая дорога, залитая утренним солнцем. Однако знакомый пейзаж не появился, как не проник в помещение тонкий, целебный аромат пиний.
"Ах да, режим полной экономии!" - подумала Лус, глядя на слабо опалесцирующую стену из пластика. Она решительно вернулась к пульту управления и справочникам.
С полчаса ректор изучала их содержание, затем неожиданно вскочила, точно ее ужалили и в крайнем возбуждении заметалась по комнате:
- Идиотка! Идиотка!.. Ну что ты наделала, ду-роч-ка?..Сначала была Астура!
Лус, по-видимому, искала, но не находила достаточно сильных бранных слов.
- Дура, романтическая дуреха! Туллия и ее гениальный папочка! Маны, боги подземного царства и из "других сфер"! Сумасшедший дом и детский сад!
Неожиданно Лус остановилась как вкопанная, нажала на соответствующую кнопку, и, тяжело дыша, резко бросила:
- Транквилизатор - мне!
Плюхнувшись в кресло, она потрясла седой коротко стриженной головой, пытаясь избавиться от стресса, и заставила себя вернуться к изучению материалов, содержавшихся в дежурной папке Криса.
II
... - Рея, как вы себя чувствуете? - сухо спросила Лус, оторвавшись от документов.
Белокурая полноватая девушка с некрасивым веснушчатым лицом, смущенно улыбнулась.
"Ангел с крылышками, да и только!" - сдерживая злость, подумала Лус.
- Спасибо, всё нормально.
Ректор молчала. Крис ерзал в кресле.
Наконец, Лус решительно тряхнула короткими волосами и заговорила вновь:
- Рея, мы, разумеется, знаем, что ваш покойный отец, Эдвард Дейна, крупнейший специалист в области античности, автор ряда работ по творчеству и политической деятельности Цицерона... блестящих, надо сказать, работ... Э-э-э, отрадно, конечно, что вы пошли по его стопам.
Девушка робко улыбнулась.
- Спасибо... Он действительно обожал Цицерона...Наизусть знал его "Филиппики", речи против Верреса и Катилины... читал мне "Тускуланские беседы"...на ночь, перед сном.
- Рея, - тихо сказала Лус, - мы знаем...собственно это не секрет, что ваша мать...мама...оставила вас, когда вам было...
Девушка всхлипнула и покраснела.
- Да...Извините, что я перебиваю... Да, я решила сыграть роль Туллии...Я... можно сказать... то есть... отец привил мне любовь к Цицерону... Я знала о его дочери очень многое, что она...то есть Туллия...очень любила его, а мать - нет... она с детства вникала в судебные дела отца и усвоила основы судебных разбирательств...что... Аттик как-то раз пообещал ей, шестилетней малышке, гостинец, ну, это... золотую фибулу... а потом забыл... и что Туллия однажды напомнила ему об обещании...взяла отца в свидетели, тут же провела и по всем правилам выиграла "процесс"... Пришлось Аттику раскошелиться...
Рея разрыдалась. Крис задрал голову к высокому потолку переговорной и хотел развести руками, но не развел.
- Успокойтесь, голубушка, - мягко сказала Лус. Злость ее как-то неожиданно прошла, будто ее не было вовсе.
- Итак, вы сыграли роль дочери Цицерона, образ которого слился, так сказать, с образом вашего отца? Да еще использовали свои научные наработки?
- Да, - послушно закивала всхлипывающая девушка, - в какой-то мере...Это была моя мечта... А совершенно фантастический сбой в системе контроля мне помог... Надо было действовать быстро, и я решилась осуществить свою мечту - ведь Цицерон снился мне с детства...
- Вы понимаете, что вас в лучшем случае лишат лицензии и навсегда запретят работать в Системе Времени? - подал голос Крис. - А в худшем...
Крис не договорил и все-таки позволил себе, если не развести руками, то хотя бы скрестить их на груди.
- Понимаю, - тихо отозвалась девушка, - ведь я, как и все, произносила перед членами Совета Времени известные слова нашей профессиональной клятвы: "тот, кто не чтит прошлое, теряет будущее"... Мне мучительно тяжело из-за того, что пострадаете вы и вообще все сотрудники сектора, института, станции... Возможно, исследования приостановят... К тому же могут возникнуть проблемы с нашей станцией в Подсистеме Будущего... Мне здесь не место и нет мне прощения... Но ведь... послушайте...,- повысив тон, неожиданно резко произнесла Рея, - лучший мост в будущее - это сопричастность прошлому! И не Цицерон ли восклицал: "Что такое жизнь человека, если память о прошлых событиях не связывает настоящего с прошедшим!"
Лус и Крис переглянулись.
Девушка, как и Крис минутой ранее, посмотрела вверх, на высокий палевый потолок, смахнула слезы и мечтательно произнесла:
- Зато я общалась с Ним... Он такой... смешной, душевный... совсем как мой отец... Вы знаете, я счастлива, как бывала счастлива, когда беседовала с папой...
- А такое слово - "А-С-Т-У-Р-А" вам ни о чем не говорит?!! - взорвался Крис, недопустимо повысив голос. Лицо его побагровело. - Сопричастность - одно, а вторжение - другое! Какого черта вы затащили своего "папашу" в Каэту, коли ему надлежало сначала провести целые сутки в Астуре, и только оттуда отправиться на свою виллу?!! Вы хоть просчитали последствия?! Спасибо, что хоть догадались оставить маяки!
- Крис, прошу тебя, без истерик, - сухо обронила по МС Лус.
Рея втянула свою круглую белокурую голову в плечи. С минуту она непонимающе смотрела на начальницу, а затем всплеснула руками.
- Ой, да... Я совсем забыла!.. Он ведь пошел ... от мыса Цирцей в Астуру, свое поместье... и там, у соседского алтаря Юлиев даже собирался покончить с собой, я читала... Боже мой, какая же я идиотка!..
Рея закрыла лицо руками и дала волю слезам.
Лус и Крис снова переглянулись.
Когда рыдания стали принимать угрожающий характер, Лус, пошарив по пульту рукой, нашла пару разноцветных капсул и протянула их Рее вместе с пластиковой бутылочкой.
- Успокойтесь, выпейте это.
Девушка машинально проглотила капсулы и, давясь, запила их водой. Лус вздохнула.
- Мне кажется, Рея, вам надо собраться, прийти в себя или, скорее, вновь войти в образ дочери Цицерона, - участливо произнесла начальница. - Полагаю, нам с вами придется еще раз навестить Марка Туллия.
Крис встал и подал Рее руку. Девушка руки не приняла, но, продолжая всхлипывать, послушно поднялась и позволила Крису вывести ее из переговорной.
Когда Крис вернулся, Лус укоризненно покачала головой.
- Тебе, Крис, следует держать себя в руках.
Оба молча уставились на два неотключенных монитора.
- А тебе, Лус, как и Рее, не мешало бы отдохнуть, - смущенно покосившись на начальницу, заметил Крис.
Лус устало повела плечом.
- Ты смеёшься, Крис? Скорее всего он надумает покинуть свою несчастную виллу...В любом случае всё это может очень плохо кончиться. Его отсутствие в Астуре - уже серьезное искажение обстоятельств, которое, полагаю, потребует подключения Ресурса... Событие планетарного масштаба...
Лус помрачнела и добавила:
- А это чревато такими бедами, в сравнении с которыми прекращение исследований и наша с тобой отнюдь не почетная отставка кажутся мне невинными шалостями Фортуны.
Крис невесело усмехнулся.
- Ладно, пока еще не всё так плохо. Я сделал предварительные расчеты - вероятность нивелировки последствий выходки Реи не так уж мала - вот результаты... В конце концов речь идет о второразрядном деятеле, от которого мало что зависело в тот момент, когда его посетила...
Он не договорил. Послышался негромкий сигнал, и оба прильнули к экранам.
Через некоторое время, облегченно вздохнув, Лус занялась тумблерами, затем, откинувшись в кресле с жаром возразила:
- Вовсе не о второразрядном. Иначе зачем было Антонию и его жене Фульвии, да и Лепиду в придачу, так долго уговаривать Октавиана сдать Цицерона? Вспомни фразу Теслы "Действие даже самого крохотного существа приводит к изменениям во всей вселенной". Нам с тобой со студенческой скамьи хорошо известен постулат Каберле: "В фазе нестабильности даже "простая мысль" может привести к непредсказуемым последствиям"...
- Челль, - переменив тон и не отрывая глаз от мониторов, обратилась к дежурному сотруднику ректор, - я приняла решение: Крис остается на станции вместо меня.
Крис вопросительно посмотрел на Лус. Та решительно встала из-за пульта управления.
- Рея и я, мы выходим вместе. Надеюсь, у нее хватит сил помочь мне.
- Но..., - хотел было возразить Крис.
- Никаких "но", - прервала его Лус. - Я приняла решение: выхожу под видом Сервилии-Минервы.
- А Рея - вновь Туллии? - понимающе спросил Крис.
- Разумеется, - спокойно ответила Лус. - Этих дам он, по крайней мере, уважает, любит и боится.
"В конце концов перед отставкой совсем неплохо почувствовать себя богиней", - невесело подумала она.
- Лус, - быстро заговорил Крис, - во-первых, технология кокона недостаточно надежна; во-вторых, у врачей появились сомнения насчет того, выдержит ли психика Реи второй визит в Каэту; в-третьих, мне кажется, ты усложняешь дело. Его надо усыпить на сутки, и дело с концом...
- Нет, Крис, - вновь властно прервала начальница своего заместителя, - это слишком примитивно и технически сложно. Прикажешь усыплять всех остальных, включая Тирона, вилика и этого...Филодема? Нам не справиться. Вернее и надежнее - дать смертельную дозу снотворного.
Лус сконфуженно скривила рот.
- Боги, не Филодема, а Филолога. Извини...Я попробую внушить ему мысль о том, что бежать бессмысленно. Тем более, что Рея его неплохо подготовила. Что касается Реи... Без неё мне не обойтись, разве это не понятно? Я постараюсь свести ее участие к минимуму.
Лус сделала жест рукой - точно отрубила.
- Отвечать - мне, - жестко сказала она.
Крис покачал в несогласии головой, но устало махнул рукой:
- Ладно, не буду спорить. Смотри, не переборщи с дозировкой внушения, как Рея.
... Бордовое Нечто, неопределенное и оттого казавшееся уродливым и грозным, заполняло пространство. Над головой Криса и слева от него, мрачный кровавый фон уступал место фиолетовому, а затем темно-синему образованию, постепенно становившемуся ярко-голубым. Меняя масштабы изображения, наблюдатель мог убедиться, что огромная, искривленная масса, внешние границы которой тонули в сполохах дрожащей плазмы, все-таки отдаленно напоминала гигантский полумесяц с закругленными краями. Примерно в центре выпуклой части полумесяца темнело зловещее эллипсоидное пятно, опоясанное красной областью, в свою очередь окаймленной двумя полосами - узкой желтой и широкой светло-зеленой.
Картина внешнего пространства, воспроизведенная камерами так, чтобы быть доступной и безвредной для человеческих глаз, угнетала Криса. Он опустил голову, схватившись за поручни эскалатора, и продолжил свой путь по верхнему ярусу конструкции.
Две женщины, закутанные в теплые шерстяные плащи, застыли перед "вратами времени" - колоссальной фосфоресцирующей в темноте аркой. Над их головами, покрытыми льняными платками, а сверх того - капюшонами из грубой шерсти, зажглись зеленые огни системы контроля. Всё необходимое для выхода в "кротовую нору" было сделано, все положенные одежды, воздушные фильтры, инструменты, датчики и приборы, включая коммуникатор МС, нейтрализатор людей, собак и прочей живности, а также преобразователь латинской речи и модулятор голоса, были размещены в предусмотренных инструкцией местах. Позаботились даже об устройстве для подключения к единому информационному полю, хотя об этом приборе, напоминавшем сферу, опоясанную нитевидным проводом золотистого цвета, инструкция умалчивала.
Лус была сосредоточена и хмурилась: фильтры затрудняли дыхание, экипировка сковывала движения, как и длинная стола, казавшаяся начальнице смирительной рубашкой. Что касается Реи, на нее страшно было смотреть: покрасневшие глаза слезились, распухшее лицо то покрывалось нездоровым румянцем, то становилось мертвенно бледным. И хотя Рее предстояла новая встреча с "отцом", девушка выглядела скорее удрученной, чем радостной. Лус отвела Рею от "врат времени", и со строгим выражением лица принялась что-то говорить ей.
"Инструктирует", - подумал Крис, выждал мгновение и отправил на наручный компьютер Лус краткое сообщение о результатах запроса АМИКУСа. После этого он обратился к ректору по МС:
"АМИКУС предлагает воздержаться от радикального вмешательства."
Лус ответила почти молниеносно:
"Более чем своевременно. Попробуем учесть совет нашего сообразительного друга".
Крис покачал головой: "Она еще способна шутить!"
Послышались мелодичные сигналы, прервавшие общение. Женщины проворно заняли места в молочного цвета капсулах, получивших название "коконы". Вслед за этим цвет капсул изменился на густо-розовый. Взметнулось ослепительное пламя - так открывался вход в одну из кротовых нор, пронизывающих центр Галактики; еще мгновение, и большая часть сигнальных огней конструкции погасла. Тьма поглотила "коконы", унесшие "матрон" в прошлое.
III
Крис облегченно вздохнул. Женщины благополучно вернулись на станцию.
"Слава нашему Всеблагому и Наилучшему, пока обошлось без приключений", - подумал Крис, нервно теребя бородку.
И действительно: внешне всё прошло гладко и как-то буднично. Челль переправил бледную, уставшую Лус и заплаканную Рею в специальное помещение для адаптации, откуда "дочь оратора" провели к психологам, а "богиня"-начальница сумела без посторонней помощи переместиться в центр управления.
После краткого отдыха Лус, несмотря на протесты Криса, сменила его за центральном пультом.
- Что с системой контроля? - устало осведомилась Лус.
- Мы выявили странные деформации пространства-времени. Нечто запредельное, не укладывающееся в привычные представления. Скачкообразные, вихревые изменения плотности временного потока. Очень похоже на феномен блуждающих волн в океанах или световой волны в оптоволокне, - ответил Крис и почти мечтательно вопросил:
- А вдруг это мегаволны с их гипотетическими парадоксами и противоречиями? Есть основания предположить, что на периферии галактики М-87 произошло слияние двух радиопульсаров...
Молчание нахмурившейся собеседницы возвратило Криса к реальности.
- Виной всему, по-видимому, своеобразный эффект резонанса, но это пока лишь догадки, - вздохнув пробурчал он и передал начальнице материалы проведенного им анализа.
Лус нахмурилась и заставила себя взглянуть на цветные выкладки, подготовленные Крисом.
- Так, а последствия? - почти раздраженно спросила она.
Автоматы бесцеремонно напомнили о наступлении времени "обязательного приема пищи", но руководители станции отмахнулись от блюд, поданных на миниатюрный раскладной стол.
Стараясь казаться бесстрастным, Крис ответил:
- Мы сделали всё от нас зависящее. Шансы определенно есть, - и с этими словами он принялся демонстрировать новую серию цветных выкладок.
- ... А в остальном остается уповать на волю бессмертных богов, - мрачно пошутила Лус, бегло ознакомившись с результатами попыток группы Криса нивелировать нежелательные последствия поступка Реи и недавнего визита "матрон". Сработала сигнализация, начальница встрепенулась и обратилась к дежурившему Челлю.
- Челль, внимание! Сопровождайте запись моими комментариями. Цицерон перестал писать...Запечатывает написанное...Дает инструкции...кажется...да, определенно Тирону, вольноотпущеннику... Тот... покидает виллу в сопровождении одного раба... За них, как и за Попилия с Гереннием, будет отвечать Крис... Он свяжется с вами... Я слежу за Цицероном...
Лус замолчала, не отводя глаз от экрана. Через некоторое время она негромко сказала, обращаясь к дежурному:
- Челль, по поводу письма. Введите режим дистанционного копирования документов, а затем стирания текстов.
...Прошло около часа. Челль доложил о выполнении задания и переправил текст письма на пульт управления. Ректор и ее заместитель, поминутно отрываясь от мониторов, прочли стертое послание.
А время текло, и Лус казалось, что течет оно недопустимо медленно.
Вдруг лицо ее побелело, она закусила губу и срывающимся голосом произнесла, почти простонала:
- Так, Челль, включайте комментарий...он, то есть Цицерон, садится... или его принуждают сесть в носилки...в сопровождении...пяти рабов он покидает виллу и направляется по via privata (частной дороге) на север... Они свернули с дороги, идут... к прибрежным холмам... решают сделать привал...
Лус встала и принялась расхаживать перед экраном слежения, не спуская глаз с этого огромного овального окна в мир прошлого. Вскоре она присела и вновь заговорила:
- Челль, я продолжаю, передавайте: вся группа повернула на восток, пытаются скрытно передвигаться по направлению к горному массиву... Остановка,отдых... Отдохнем и мы...
Тень вымученной улыбки коснулась тонких губ Лус.
- Как у тебя, Крис?
- А что у меня? - нервно пожал тот плечами. - Мои персонажи идут и никому не мешают. Попилий поминутно вытирает пот своим грязным шейным платком. Геренний размахивает лозой и подгоняет отстающих... Ну, вручит Тирон стертое нами письмо Аттику, ну, удивится Аттик, подумает, что Тирон не в себе. Даже если Попилий их перехватит, ничего страшного не случится... В общем, по этой линии я никаких значащих последствий не предвижу.
Крис помолчал, а затем спокойно проговорил:
- Челль, по моей линии - без перемен. Отряд Попилия - группа номер два - продолжает двигаться по Домициевой дороге и находится сейчас примерно в полупереходе от Каэты, Тирон же идет вдоль реки по viae vicinales (проселочным дорогам) на север в сторону Капуи.
- На, поддержи силы, - тихо сказала Лус, заботливо пододвигая Крису обед.
Несмотря на то, что центр управления наполняли десятки, а, возможно, и сотни звуков - от слабого жужжания приборов до озабоченного покашливания Криса, не притрагивавшегося к еде, - Лус показалось, что в помещение проникает липкая холодная тишина. Это бесшумное темное нечто парализовывало волю, застилало глаза, обручем сдавливало виски. Страшное тяжелое ощущение заставило Лус вспомнить об ужасах перехода по "кротовым норам". Вновь кто-то безликий и безжалостный принялся разрывать ее сознание на куски и душить незримой петлей. "А что же адаптация? Не помогла?" - пронеслось в голове женщины. Она зажмурилась точно от вспышки внешних прожекторов станции и, ослабев, погрузилась в полуобморочное состояние...
- Лус! Тебе плохо? - взволнованный голос Криса возвратил ректора к действительности.
Лус вздрогнула, привычным движением активировала стимулятор мозга, смущенно улыбнулась.
- По-моему, я пребывала в объятиях Морфея. Что происходит?
- Твоя группа ходит по кругу, они измучили меня и сами измучились, - нарочито бодрым голосом произнес Крис. - Не успеваю моделировать варианты...Кто явно не в себе, так это наш оратор: несет околесицу. Очень плохо понимаю его латынь. Рабы предлагают направиться в Неаполь. Он, слава Богу, не соглашается... Кажется, мы неплохо поработали, добиваясь нивелировки последствий... В общем, самое время подкрепиться...
- И то правда, - кивнула Лус.
Она посмотрела Крису в глаза, и подобие вымученной улыбки исказило ее бледное как мел лицо.
А время текло, по-прежнему неторопливо, спокойно, размеренно, будто и не было его странного могучего всплеска, взломавшего систему контроля и сделавшего возможной невероятную встречу Реи с "отцом". До предела уставшей Лус казалось, что время - эта загадочная, почти непостижимая субстанция - тянется лениво, неспешно, подобно плотной струе меда или оливкового масла, которые переливают из одного сосуда в другой - сотрудники Института неоднократно наблюдали, как рабы занимались такого рода работами на кампанских виллах. "Время - это величина, которая стремится исчезнуть"; "Время есть иллюзия"; "Время - конструкция нашего сознания", - вспомнила Лус изречения Парменида, Блаженного Августина и Стивена Хокинга.
- Мой Тирон и сопровождающее его лицо остановились на ночлег, - сладко потянувшись, сказал Крис.
- Самое смешное, - если в нашем положении допустимо увидеть что-то смешное, - почти равнодушно проговорила Лус, - состоит в том, что "мои", судя по всему, бредут назад, в Каэту. А что Попилий с Гереннием?
Крис посмотрел куда-то вбок.
- Маршируют... В пределах допустимых значений, - удовлетворенно ответил он, протянул Лус лекарство и, по-видимому вспомнив о пропущенном "приеме пищи", направился к раскладному столику, скромно напоминавшему световыми сигналами о том, что руководству станции было бы не худо подкрепиться еще раз ...
IV
Молчание становилось тягостным.
- Finita la tragedia, как ни цинично это звучит, - тихо и мрачно констатировал Крис. - "Презрев мечи Катилины, не убоюсь и мечей Антония. Я готов отдать жизнь за свободу республики..."
Крис по латыни процитировал великого оратора и добавил:
- Несмотря на отсутствия эпизода с Астурой, магистральный ход событий так и не вышел за пределы допустимых значений. Мой вывод подтверждают приборы моделирования. "Последующий выбор" сделал свое белое дело. Вселенная защитила себя и нас, грешных, в частности. Можно также допустить, что наш произвол обеспечил самопроизвольное разрешение парадоксов.
- Ну, это не нам решать, - сонно отозвалась Лус. - Благодаря нашей дури, непрофессионализму и расхлябанности у "временщиков" появились основания для суровых санкций, широкое поле для расследования и возможность поставить целый ряд вопросов. Правда, "временщики" не скажут нам за это "спасибо".
- Вопросов? Каких вопросов? - зевнув, рассеянно спросил Крис.
Лус слабо улыбнулась.
- Ну, например, почему он целый день бродил вокруг Каэты? Не ясно, оказалось ли наше вмешательство достаточно успешным, чтобы убедить его не нарушать связи? С другой стороны, правильно ли мы оцениваем феномен детерминизма?..
Ректор вяло махнула рукой.
- И всё-таки, Крис, всех нас, надо полагать, отстранят от дел. В лучшем, как ты говоришь, случае... А наши исследования...
- Лично я займусь исследованием причин сбоя, позволившего Рее увидеться с оратором... А вдруг это все-таки мегаволны?! - с прежней почти детской мечтательностью воскликнул Крис.
Лус на мгновение задумалась. Казалось, она снова не пожелала услышать собеседника.
-... исследования, надеюсь, продолжат. Просто нас заменят роботами, которые будут беспрекословно слушаться АМИКУСа. Последствия, можно сказать, не последовали, или почти не последовали... Расчеты это подтверждают. Пусть эпизод в Астуре не имел места. Ну так что же?
Лус всплеснула руками, словно споря с невидимым оппонентом.
- Одни тяжелые переживания и размышления сменились у Цицерона другими... Вместо бреда о том, не заколоть ли себя у соседского алтаря Юлиев, последовало романтическое свидание с любимой дочерью, затем с "настоящей" богиней и что-то вроде катарсиса.
Лус прикрыла красные глаза и кончиками пальцев помассировала веки.
- История, конечно, чуточку деформировалась, но, честно говоря, я не вижу нужды в трате Ресурса отрицательной энергии для стирания наших с "Реей-Сильвией" выходок. В конце концов, никто из исторических да и иных личностей, кроме, разумеется, Цицерона, ничего не заметил. Написанное им письмо так никогда и не дойдет до Аттика. А вот текст этого недошедшего письма, что называется, inter alia, представляет несомненную ценность для нашей "псевдонауки", не так ли?
Крис невесело усмехнулся:
- Да, сия любопытная "эпистола" поможет если не решить пресловутую "проблему Цицерона", то хотя бы приблизиться к ее решению. Это я как ученый говорю.
Крис потеребил свою аккуратную бородку. Лус вздрогнула и сказала с иронией:
- А как человек, заметишь: мы с тобой, подлецы, не меньше самого Антония желали смерти великого оратора.
- Да еще, до и после подключения к информполю, продемонстрировали ему, какой смертью он умрет, - почти с вызовом ответил Крис. - Хорошо еще, что ему не показали, как Антоний, располагаясь в триклинии на обед, будет смотреть на ненавистную ему голову народного витии и блаженно улыбаться.
- Скорее всего, ты прав, - грустно проговорила ректор, - мы с Туллией-Реей, как ни странно, видели в нем не столько человека, сколько предмет изучения; причем я смотрела на него как на субстанцию, оказавшуюся в точке, где выбор траектории процесса случаен, и сам факт такого выбора предполагает необратимость эпизода и нарушение причинно-следственных связей.
- Ну, да, - понимающе кивнул Крис, - при повторном проходе точки кризиса может быть произведен иной выбор.
- Что касается письма, - продолжала Лус со вздохом, - оно лишь запутает проблему, поскольку было написано под внушением. Опыты, которые поставили Рея с ее альтернативными наработками и я со своими ненаучными импровизациями, не позволительны.
Крис пожал плечами.
- Ты знаешь, Крис, - неожиданно прошептала начальница, - он выглядел очень жалко: тучный, пожилой человек с близорукими, покрасневшими глазами и трясущейся головой. Он напоминал затравленного зайца... Однако я начинаю понимать нашу Рею - у него есть то, что можно назвать ненаучным термином "обаяние"... Как странно сказала Рея: "Лучший мост в будущее - это сопричастность прошлому". Может, все-таки была сопричастность, а не вторжение?
Крис еще раз пожал плечами, хотел было сказать "время никогда не возвращается", но лишь махнул рукой и не ответил. Тогда Лус, тряхнув коротко остриженными волосами, восхищенно произнесла:
- ... А какое чудесное письмо написал этот смертельно напуганный "отец отечества"! Я прочла послание бегло, "по диагонали", но оно показалось мне прекрасным.
Лус привычно щелкнула тумблером и, посмотрев на экран, принялась читать высветившийся на нем текст. Крис с удивлением следил за ее тонкими губами, ртом, который беззвучно открывался и закрывался. На лице Лус блуждала слабая улыбка. Она читала:
V
"Квинту Цецилию Помпониану Аттику в Бутрот, Эпир
Вилла Каэта
От Цицерона Аттику - привет!
Если ты, твоя жена и особенно хохотушка Аттика находитесь в добром здравии, - радуюсь. Друг мой, не удивляйся моему письму, которое, как я надеюсь, доставит тебе Тирон. Я пишу тебе в последний раз, ибо открылись мне обстоятельства моей близкой кончины. Но - обо всем по порядку.
Ты знаешь, Аттик, что как только Педий - то ли по своей всегдашней болтливости, то ли по наущению родственника и доброго коллеги по консульству (уж не хотел ли тот таким образом помочь мне спастись?) - разгласил имена семнадцати несчастных, среди коих мое красовалось на почетном первом месте, а Марка и Квинтов - на втором, третьем и четвертом, мы с братом расстались и, каждый своим путем, отправились к Бруту, у которого, говорят, набралось в Македонии чуть ли не десять легионов. В Остии нашелся либурнский корабль, и мне ничего не оставалось, как отважиться на морское путешествие. Мы вышли в море и без приключений добрались до мыса Цирцей. И вовремя! Говорят, той же ночью в Риме подосланные Антонием и Лепидом убийцы зарезали четырех сенаторов из злосчастного списка, а Педий, узнав о том, был так впечатлен, что наутро испустил дух.
На корабле, измученный плаванием, увидел я, то ли во сне, то ли в бреду, свою покойную дочь - любимую Туллию, которая со слезами на глазах умоляла меня сойти на берег и направиться в Каэту.
Я испугался, Аттик. Зачем явилась мне Туллия? Неужели маны разгневались на меня за то, что жертвы на могилах предков в Арпине приносил не я, а мои вольноотпущенники? А что, если манам жертвовали непросеянную муку, прокисшее молоко и увядшие розы? Тем не менее, хотя кормчий желал немедля отплыть от Цирцея, я, подчиняясь услышанным только мной заклинаниям дочери, настоял на том, чтобы меня высадили, пошел пешком и удалился на несколько миль от берега. Рабы недоумевали, куда мы идем, и я не мог им ничего объяснить.
Наконец, словно очнувшись от тяжелого сна, приказал я рабам погрузить меня на носилки, вновь спуститься к морю и остановиться на ночлег в моем имении близ Каэты - это под Формиями, если не помнишь. К вечеру добрались мы до виллы. Верный Тирон дал необходимые поручения растерянному, не ждавшему нас вилику, а затем помог войти в нетопленый и показавшийся мне неприветливым дом. Там, у очага, я воздал должное ларам, а потом не ужиная забился в зимнюю спальню, где и решил отдохнуть.
Мне показалось, что не успел я сомкнуть глаза, как кто-то бесшумно вошел в комнату и присел у изголовья. Аттик мой! Я увидел Туллию! Живую Туллию! На ней был простой галльский плащ, накинутый поверх светлой столы - именно так она одевалась в Тускуле, когда еще была здорова и дулась на Публилию.
- Туллиола, доченька! - закричал я, и мы обнялись и заплакали.
Не знаю, чего больше было в этих слезах - радости или печали. Дочь прижалась своим высоким лбом к моему лбу - так мы делали в пору ее детства (это не нравилось Теренции, которая, завидев нас в объятиях, всегда ворчала: "Ну вот, опять - два затылка и ни одного глаза". Теренция, надо сказать, умела более чем удачно скрывать нежность под холодной гордостью!).
Я почувствовал и тут же узнал запах дочери - смесь аира, базилика и фиалки. В последнюю свою беременность и перед смертью в Тускуле она умащалась благовониями и мазями, приготовленными на травах, присланных нашим Марком из Афин.
- Туллиола, доченька, - торопливо залепетал я, - маны не довольны мной?..
Она отрицательно покачала головой, и я, ободренный, продолжал:
- Как только ты угасла, я отправил Публилию в Рим к ее родне...
Дочь приложила ладошку к моим губам и как-то странно - я сказал бы, Аттик, "мудро" - улыбнулась:
- Я всё знаю, Гоёшинка, ("Горошинка" - так в детстве, если помнишь, - она дразнила меня). Я в с ё знаю. Знаю, что ты выгнал ее, и как тебя ни упрашивали, расторг брак и возвратил приданое; что после того, как я ушла из жизни, бросился читать греческие "Утешения", а потом написал свое; что хотел построить святилище в память обо мне - "портик и колоннаду, ничего более" - да так и не построил...
Аттик, я не верил своим ушам, а дочь продолжала:
-...что принял ты сторону Октавия, уступив его настойчивым просьбам, и обрушился на Антония; что Октавий, строивший из себя наивного юношу, обманув всех, договорился с Антонием и за власть триумвира предал и продал тебя ему; что ждет тебя смерть, как, впрочем, и наших обоих Квинтов ... благо брат мой окажется счастливей всех, - заплаканное лицо Туллии потемнело от горя при этих словах, но она качнула головой, словно отгоняя мрачные видения, и заговорила вновь:
-...что вечно пьяный и буйный муж мой будет по-прежнему путаться с чужими женами и дорогими рабынями и в итоге убьет в приступе бешенства Требония, а потом, запертый Кассием в Лаодикее, бесславно покончит с собой...
- Бедная, бедная Туллия, - обретя дар речи, довольно бессвязно запричитал я, - как же твой никчемный отец виноват перед тобой! Ты, думаю, страдала, понимая, что твоя мать, окончательно разочаровавшись во мне и накопив семьдесят пять тысяч сестерциев, оставила нас, да еще и обвинила меня в том, будто именно я настоял на разводе: мол, старый дурак прельстился молоденькой Публилией. Каюсь, я действительно желал ее, юную и совсем не дурнушку - к тому же из влиятельного и уважаемого рода. Но не только ее молодость и знатность прельщали меня: ты ведь знаешь, я был ее опекуном, запутался в счетах и рассчитывал вполне законно прибрать к рукам имущество Публилии, одновременно избавив себя от необходимости отчитываться перед ее родными... И твоего беспутного "блистательного" Долабеллу выбрал для тебя я сам, а когда ты в нашем доме на Эсквилине разрешалась от бремени, в очередной раз брошенная муженьком, я не уделял тебе должного внимания, потому что возился со своим "Гортензием"... А потом униженно просил Сервилию, чтобы она помогла сговорить тебя за Руфа...
Туллия посмотрела на меня так, как смотрит терпеливая мать на несмышленое дитя.
- Нет, отец, ты не виноват, - кротко улыбнувшись, прошептала она. - Это я не смогла упросить богов не отнимать у меня детей, это я не ужилась с матерью, которая наконец-то сделала удачную ставку, выйдя за Саллюстия; это я развелась с Долабеллой. У меня остался только ты, и я не захотела отдавать тебя смазливой и наглой дурочке, Публилии. Между мной и ею разгорелась тайная женская война, - верх глупости в тех обстоятельствах - которая убила меня и сделала тебя несчастным, да еще и породила слухи о том, будто мы жили не как дочь с отцом...
Туллия вздохнула и, печально посмотрев мне прямо в глаза, заговорила вновь:
- Отец, я нарушила страшный запрет, устроив наше свидание. Даже не знаю, почему "они" до сих пор не хватились меня... Завтра тебя ... убьют..., если ты пожелаешь. Посмотри, - она протянула руку к моему лбу, и я увидел на темной стене зимней спальни чудесную, ясную, живую картину: полуцентурия Марсова легиона под командой исполнительного трибуна Попилия и свирепого центуриона Геренния (ты помнишь Аттик, я даже защищал его, обвиненного в отцеубийстве, и выиграл дело; однако боги, думаю, решили сделать его отцеубийцей дважды!) прошла передо мной. Шли они молча, однако я, не понимая, Аттик, почему, знал каждого легионера по имени! Каким-то образом мне даже было известно, что гастаты третьей когорты наградили Геренния кличкой Порро!
Отряд следовал прибрежной, Домициевой дорогой вдоль непривычно тихого для декабря Нижнего моря. Шедшие походным порядком, воины кутались в свои дырявые пенулы. Я превосходно видел как топорщилась у них за плечами поклажа: щиты в кожаных чехлах, кожаные сумки и льняные сетки с нехитрым солдатским скарбом: зерновым пайком, миской, колышками и коробкой с инструментами. Бравые мясники, отличившиеся в весенней бойне под Мутиной, искоса и бесстрастно смотрели на тяжелые свинцовые воды. За мной не послали даже конных, Аттик, а мою голову оценили всего лишь в сто тысяч сестерциев!
- "Они" - это маны из подземного царства? - спросил я не без трепета.
Туллия опять посмотрела мне прямо в глаза, потом потупилась и ответила:
- "Они" происходят из разных сфер.
Помнишь, Аттик, я говорил тебе, что всем руководит и всем управляет воля богов? Получается, что прав тот, за кого стоят боги! Да и что есть свобода, Аттик, как не смирение перед божественной волей? Однако, считаю я, добродетель - итог деяний человеческих, а не божеское благоволение...
Ты, я уверен, не забыл, как пятнадцать лет назад - благодаря стараниям нечестивца Клодия и его развратной сестры, за которыми стояли Великий Помпей и тот, кто прикончил потом самого Помпея, а заодно с ним и государство, - разнуздавшийся народ лишил меня огня и воды. Так ты, мой Аттик, всё сословие всадников, а также пол-сената облачились тогда в траур и встали на мою защиту!
Ныне же все отвернулись от меня, кроме разве моих вольноотпущенников и рабов. Это и неудивительно, ибо ныне форма государственного строя у нас, Аттик, - военный лагерь (если только в лагере может существовать государственный строй). И никому, кажется, невдомек, что в теперешних условиях власть одного в Риме неизбежно приведет к кровавой тирании, власть немногих - к гнусной олигархии, власть плебса - к охлократии, обреченной на катастрофу, ибо плебсом, как мы хорошо знаем из Афинской политии, помыкают демагоги, не знающие иных целей, кроме корыстных. А ведь выход, Аттик, прост: честолюбцам надобно было оказать некоторый почет, оптиматам - поделиться частью своих латифундий с плебсом. Это удовлетворило бы всех и принесло мир сословий в Италии. И такая возможность существовала, Аттик, но конкордия похоронила предложения Флавия, которые я поддержал, но которых так и не поняли ни сенат, ни народ...
Признаюсь, Аттик, мысль о том, чтобы покончить с собой, уже не раз приходила мне в голову, и сообщение Туллии воспринял я чуть ли не с облегчением. Я ведь представлял себе, как закалываюсь в Астуре у жертвенника Юлиев... Спасибо Туллии, позвавшей меня в Каэту...
При этом я, однако, думаю, что некоторых из людей - добрых граждан - отличает особая божественная благодать, и их души не могут погибнуть, раствориться в небесном океане Духа. Но не верю я в предопределенность, и вполне ясно написал об этом - ты помнишь? - в своем сочинении "О судьбе". Поэтому я спросил Туллию:
- Неужели я обречен?
- И да, и нет, - спокойно и как-то отстраненно ответила она.
- Умоляю, - бросился я дочери в ноги, - открой, что может ждать меня в будущем!
- Может случиться так, - нехотя, пряча глаза, сказала Туллия.
Дочь коснулась ладонью моего лба, и я увидел себя близ какого-то города, расположенного в незнакомой гористой местности. Я почему-то понял, что это македонские Филиппы, что я нахожусь в лагере Брута, в который на моих глазах врываются победоносные когорты Антония. Один из воинов этого цезарианского прихвостня - без шлема, с разбитым щитом, всклокоченными волосами, прилипшими к окровавленному лбу, - узнал меня и, дико вращая зрачками, заорал:
- Ага, сенатский боров, не ты ли год назад поносил нашего проконсула на сходках в Риме?!
Глаза его, и без того красные, потемнели от прилившей крови. Он ухмыльнулся, подбежал ко мне, оцепеневшему, и смертельно ранил ударом меча в живот. Потом легионеры победившей стороны играли моей головой в гарпастум - примерно так же, как воины Долабеллы пинали голову Требония в Смирне.
Я не пожелал досматривать эту отвратительную картину... Ах, Аттик, я знаю, от кого мне бежать, но не знаю, за кем следовать! Насколько я понял, друг мой, у меня был выбор, но конец все равно оставался либо кровавым, либо позорным, либо мучительным. Воистину смерти никто не избежит!
От увиденного, Аттик, разум мой помутился. Как сказал бы старик Гомер, "тьма ему очи покрыла". Когда же я пришел в себя, то обнаружил возле заплаканной Туллии закутанную в плащ женщину.
- Здравствуй, Марк! - негромко сказала она и ободряюще улыбнулась. Затем строго посмотрела на мою дочь и добавила:
- Жаль, что мы не сговорили ее за Руфа.
Меня поразил ее величавый вид. Я узнал ее, Аттик! То была Сервилия! Я узнал черты ее лица, эти тонкие губы, короткие седые волосы, эти строгие глаза, проницательный взгляд, властный голос. Даже украшения, которые она носила и которые, как уверяют злые языки, подарил ей Цезарь, я узнал! Но что-то мешало мне поверить в то, что перед мной стоит именно она. И тут меня осенило. Я понял, - или Туллия, не сводившая с меня покрасневших глаз, внушила мне эту мысль - что ко мне пожаловала сама Минерва в облике Сервилии! Только представь себе - сама хранительница всей общины квиритов! Голова моя закружилась, и я чуть было не рухнул навзничь.
- Отец, отец, - словно пытаясь вывести меня из небытия, заговорила бросившаяся ко мне на помощь Туллия. Глаза ее снова наполнились слезами, - "Горошек" мой родной! Я горжусь тобой, ты самый ...- она задохнулась не в силах подобрать нужные слова. - ... Нам...- Туллия осеклась, поклонилась Богине и продолжала:
- ..."им" известно, что тебя ждет бессмертие... Нет, я не знаю, как объяснить тебе... - и с этими словами она поспешно уступила место Сервилии, которая коснулась моего лба своей божественной десницей.
Вновь, Аттик, открылось мне нечто. Но я затрудняюсь описать, что именно. Мои представления о Пифагорейской эре вдруг показались мне лепетом трехлетнего ребенка. Перед глазами проносились странные и великие видения, от бесконечного и гармоничного многообразия и сложности которых у меня заболела голова. К тому же испугался я вида ужасного Кроноса, испугался того, Аттик, что он готовится пожрать меня. В моем сознании возникали чудовищные, дважды триангулярные - не могу выразиться точнее - построения, описывающие движение по спирали и оставляющие за собой след, который я почему-то связал с "поступью смерти"... С содроганием я видел, как Кронос дробится на мириады ему подобных, движущихся по каким-то колоссальным дугам и петлям от вспышки к вспышке. Непостижимое число дрожащих от напряжения и переплетающихся между собой нитей погружалось в черный мрак, а затем, повинуясь невидимым силам, вырывалось из темноты и ослепляло мои зажмуренные глаза. Почудилось мне, будто я вижу самого себя, где ребенком, где квестором в Сицилии, где изгнанником во множестве миров от ярких и блестящих до тусклых и темных как Тартар... Впрочем, не буду более писать об этом - довольно и написанного, чтобы ты утвердился в мысли о моем помешательстве. Неприятно другое, Аттик.
Я вдруг отчетливо осознал всю низость своей натуры, некоторых своих слов и поступков. Ведь, как и многие в Риме, я - не был, но к а з а л с я, по меткому суждению Саллюстия, исполненным достоинства, благочестия, справедливости, умеренности, предусмотрительности и мужества - качеств, о которых я болтал в своих речах и разглагольствовал в своих сочинениях. Зачем я клялся в сенате, что Октавий - это человек, для которого нет ничего важнее, чем дело спасения республики? Зачем я отпускал остроты по отношению к влиятельным людям? Из-за этого с годами мое имя сделалось ненавистным многим в Риме. Глупец, я сострил однажды при свидетелях, что сначала Октавия надо похвалить, а потом обессмертить. Ну кто потянул меня тогда за язык?! Мою дурацкую шутку, разумеется пересказали адресату - хитрому и злопамятному молокососу, который хорошо ее запомнил, буркнув тогда, что не ищет бессмертия. Этот безусый мальчишка обвел меня вокруг пальца! О я, asinus germanus! Недаром честнейший Катон, убедивший сенат объявить меня отцом отечества, с грустной иронией назвал меня как-то "большим шутником".
За деньги или по просьбе "великих" отстаивал я интересы их людей, которых несколькими годами ранее сам же осуждал. Нашего новоявленного царя за глаза называл я "падшим разбойником и позором для государства", а в глаза подобострастно величал "ярким светом великодушия и мудрости". Поистине не существует никакого блага, кроме нравственно прекрасного, и никакого зла, кроме подлого! Я стыжусь себя и утешаюсь лишь тем, что письма не краснеют. Но теперь-то для пользы небес я отброшу лесть и буду, Аттик, хотя бы наполовину свободным.
Да, низок я, друг мой, подл, но не во всем!
Великая Богиня, которой я неоднократно приносил на Форуме жертвы и в честь которой справлял квинкватрии, как большие, так и малые, отстранила Туллию и с царственной улыбкой на устах внушила мне нечто, отчего мой дух преисполнился ликованием. Открылось мне, что я ведь и велик, - не смейся, Аттик, - ибо в своих исканиях, заблуждениях и деяниях, добрался-таки до того, что могу назвать неким ослепительным пространством, сферой, или, если хочешь, Юпитером Величайшим и Наилучшим. Представь, Аттик, увидел я, как от моей головы (которую вскорости Геренний отделит от туловища) протянулась к этому ослепительному пространству золотая нить, и с огромной радостью убедился в том, что кое в чем был я прав, тысячу раз прав! Тешу себя догадкой, что добрался я до божественной сути! То, о чем рассуждал я в своих трудах, оказалось приближением к истине! Всё-таки боги создают нас для дел, более значительных, чем наша низкая природа.
Помнишь, я писал, что слава и право на бессмертие есть достояние людей, хорошо послуживших своей родине? Я полагал, что главное в человеке - это дух, сила духа, потенция мысли, поставленные на благо Общему Делу - Республике! Свободное Государство, наши форумы, святилища, портики, улицы, наши родные, близкие, друзья, наши обычаи и человеческие связи, предприятия, дела и выгоды от дел, наконец, наша общность, где нет варваров, а есть граждане, где нет враждующих сословий, а есть их согласие, где войны ушли в прошлое и наступил мир, - это и есть мой и НАШ РИМ, ДУХОВНОЕ ЕДИНЕНИЕ ЛЮДЕЙ И НАРОДОВ. И за эти простые мысли "они", утверждают Богиня и Туллия, обессмертят меня, недалекого, тщеславного болтуна и простодушного честолюбца. Ибо, Аттик, "они" полагают, что РИМ НЕ ПОГИБНЕТ, НО БУДЕТ ТАКИМ, КАКИМ ОН ПРЕДСТАВИЛСЯ МНЕ, или, по крайней мере, ДОЛЖЕН БЫТЬ!..
Ну вот и всё, мой любезный друг, теперь мне остается ждать подосланных Антонием убийц. Сама Минерва повелела мне смириться с судьбой и остаться на вилле. Она дала мне понять, что ждет меня Остров Блаженства и что мой Марк станет консулом... Великая Богиня была настолько добра, что в ответ на мои смиренные мольбы открыла мне неприглядную картину моей гибели, дабы я подготовился к ней и не слишком боялся. Верные рабы вознамерятся спрятать меня от Попилия, но трясущийся от страха Филолог укажет ему тайное место в саду, где я буду скрываться. И в тот же страшный миг увижу я, как в ясном, утреннем небе, слева от меня, появится темная стая ворон. И примутся они каркать, предвещая несчастье... Не только голову отрубят мне, Аттик, но и правую руку, писавшую мои "Филиппики"! Впрочем, презрев мечи Катилины, не убоюсь и мечей Антония. Я готов отдать жизнь за свободу республики!
Ошеломленный, не заметил я, как исчезла моя дочь. Благодарю Минерву, что случилось именно так. Рассуди, что еще раз прощаться с Туллией было бы выше покидающих меня сил. Она, должно быть, сейчас в своей сфере, в том скромном святилище, которое я мысленно построил для нее - "портик и колоннада, ничего более"! Вспоминаю месяцы после Фарсала, проведенные мной в одиночестве в Брундизии. Я дожидался возвращения Цезаря, от которого тогда зависела моя судьба. Никто не навестил, не поддержал меня в то страшное и горькое время! Ни жена, ни брат, ни сын, ни друзья - только дочь, несовершеннолетняя дочь, еще подросток, явилась ко мне без провожатых, не убоявшись разбойников и моих врагов! Только представь: бедняжке пришлось добираться по запруженной Аппиевой дороге через Арреций, потом плыть в лодке по каналу, карабкаться по кручам к Таррацине, миновать захолустные Фунды и Синуэссу, трястись в повозке по скверным дорогам Апулии, ведущим через Кавдинское ущелье в Беневент, преодолеть перевал, спуститься в долину и на пятнадцатые сутки явиться в Брундизий, чтобы обнять своего несчастного отца! Это подвиг дочерней любви, Аттик!..
Распрощалась со мной и Богиня, одарив меня напоследок такой улыбкой, которую я буду помнить до самой смерти. Впрочем, смерть моя не за горами. Я действительно пережил свое время, и время отторгает меня мечом центуриона, чье имя благодаря мне, сохранится в памяти поколений (неплохой оборот, дружище, для какой-нибудь речи на форуме, правда?)...
Признаюсь, Аттик, я прослезился и испытал что-то вроде катарсиса, когда Богиня подтвердила верность мысли, запечатленной в моем трактате "О законах": "и в самой смерти не должно терять добрую надежду". Пусть эта мысль навеяна рассуждениями Платона о бессмертии души (они звучат, кажется, в "Федоне"), но я успокоился и даже повеселел.
А теперь я хочу поблагодарить тебя, мой милый друг, за те проникновенные слова обо мне, которые запали в мои память и душу и с которыми ты дерзнул обратиться к римскому народу после моей кончины, не опасаясь мести всевластных триумвиров: "...несмотря ни на что, жизнь Цицерона была прекрасна, моя - менее замечательна, и было бы справедливо, чтобы я раньше его ушел из жизни. Но всё-таки воспоминание о нашей дружбе приносит мне такую радость, что я считаю, что прожил счастливо, так как жил в одно время с Цицероном. Поэтому меня радует не столько молва о моей мудрости, тем более что она не верна, сколько надежда на то, что память о моем друге - Марке Туллии Цицероне - будет вечна, и благодаря моей дружбе с этим великим мужем и мое скромное имя, надеюсь, станет известным потомкам...
Он живет и будет жить в памяти всех веков; и пока останется невредимым то соединение элементов, созданных судьбой или провидением, которое он, чуть ли не единственный из римлян, понял своим умом и осветил своим талантом и красноречием, до тех пор будет неразлучным спутником Рима цицероновское слово... Скорее исчезнет со света род человеческий, чем имя этого человека..."
Когда Богиня процитировала мне твой, столь лестный для меня отзыв, я прослезился еще раз и решил написать тебе прощальное письмо.
Итак, я разлучаюсь с тобой, любезный мой Аттик, с твоей доброй женой и обожаемой мною хохотушкой - маленькой Аттикой (кстати, с вами всё будет хорошо, и нити ваших жизней не оборвутся внезапно или трагически - так поведала мне Богиня). Остается запечатать это не перечитанное и неотделанное мною письмо, вручить его задремавшему Тирону и хоть немного поспать перед обещанными мне кончиной и надеждой на бессмертие".
Лус печально покачала головой и вздохнула.
- И всё-таки он не послушался и попытался уйти от судьбы, - задумчиво сказала она.
"О, женщины, - подумал Крис, - вам имя - состраданье."
Неожиданно включилась экстренная связь с Челлем. Выслушав дежурного, Лус всплеснула руками.
- Крис, - едва слышно пробормотала она, - Рея в обмороке...без сознания...Подозревают кровоизлияние в мозг.
Крис сорвался с места и выбежал из кабинета руководства, забыв о капсуле, которая позволила бы ему мгновенно переместиться к медикам.
...Тем временем на центральных мониторах скорбные рабы складывали дрова для погребального костра, на котором, согласно обычаю, предстояло сжечь обезглавленное тело их господина.
На боковых мониторах было видно, что отсеченные голова с искаженным судорогой ртом и окровавленная правая рука Марка Туллия Цицерона валяются в соломе на повозке, запряженной парой лошадей. В тряской телеге, рядом с останками сенатора, свесив ноги, сидели и играли в кости (дисциплина, видимо, хромала!) два ветерана из полуцентурии Марсова легиона, которая возвращалась в свой лагерь под Велитрами и командовали которой малоизвестные исторические лица: - исполнительный трибун III когорты Марсова легиона Луций Попилий Ленат и свирепый отцеубийца, ревностный служака - первый центурион гастатов того же легиона Марк Геренний.
ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных читателей
Некоторые события, обстоятельства, описания, приведенные в настоящем рассказе и касающиеся действующих в нем исторических лиц, отличаются от соответствующих свидетельств античных авторов; в то же время в рассказе в ряде случаев приводятся ссылки на подлинные исторические факты и цитаты из писем и сочинений Цицерона
Status quo ante, Статус-кво анте (лат.) - положение, существовавшее до наступления события
"Проблема Цицерона" - термин, принятый в среде специалистов-историков; в упрощенном виде - несоответствие между Цицероном-мыслителем, последовательным борцом за республиканские идеалы, с одной стороны, и беспринципным деятелем, отстаивавшим интересы сенаторского и всаднического сословий, тщеславным честолюбцем, с другой
Командующий Мизенским флотом Гай Плиний Секунд - Плиний Старший, римский государственный деятель, ученый, писатель-эрудит (23-79 гг. н.э.)
Помпониан - командир (наварх) одного из подразделений римского, так называемого Мизенского флота
Ректина - знакомая Плиния Старшего, жена его друга (некоего Тасция), владелица виллы в прибрежной зоне склона Везувия
Тит Помпоний Аттик (после усыновления своим дядей - Квинт Цецилий Помпониан Аттик) - влиятельный римский всадник, современник и близкий друг Цицерона
Бутрот, Эпир - город и страна на западном побережье Балканского полуострова напротив острова Керкира (Коркира); Аттик проживал здесь в год смерти Цицерона
Хохотушка Аттика - младшая дочь Аттика, отличавшаяся, по сохранившимся отзывам современников, веселым нравом
Тирон - вольноотпущенник, секретарь Цицерона
Педий, Квинт - племянник Гая Юлия Цезаря, двоюродный брат Октавиана, консул 43 г. до н. э. - года гибели Цицерона
"имена семнадцати несчастных" - первый проскрипционный список триумвиров Антония, Октавиана и Лепида; лица, включенные в список, считались объявленными вне закона
"...по наущению родственника и доброго коллеги по консульству" - намек на коллегу Педия по консульству, его двоюродного брата, триумвира Гая Юлия Цезаря Октавиана (до усыновления Цезарем - Гая Октавия, внучатого племянника Цезаря), будущего первого римского императора (Августа)
Стола - верхняя одежда древних римлянок в описываемую эпоху
Марк, Квинт, Квинты - речь идет о сыне, брате и племяннике Цицерона
Брут - имеется в виду Марк Юний Брут, один из руководителей заговора против Цезаря
Нижнее море - так называли римляне Тирренское море (Верхним они называли Адриатику)
Маны - у древних римлян духи умерших, родовые боги царства мертвых; им следовало приносить дары на могилах предков
Арпин - селение, в котором родился Цицерон
Вилик - раб или вольноотпущенник, управляющий виллой
Лары - у древних римлян боги домашнего очага
" ... присланных нашим Марком из Афин" - имеется в виду сын Цицерона Марк, находившийся в год смерти своего отца в Афинах
Теренция - жена Цицерона, затем цезарианца Саллюстия
Публилия - вторая жена Цицерона, которой он дал развод сразу после смерти дочери
Долабелла, Публий Корнелий - муж Туллии, дочери Цицерона; выражение "блистательный Долабелла" принадлежит Цицерону, одобрявшему некоторые политические действия зятя
"Лепиду в придачу" - Марк Эмилий Лепид, коллега Антония и Октавиана по триумвирату; доказывал Октавиану, что не следует "жалеть" близких людей, заслуживающих внесения в проскрипционный список
Кассий - Гай Кассий Лонгин, один из руководителей заговора против Цезаря
Требоний - Гай Требоний, видный цезарианец, впоследствии изменивший Цезарю
Пенула - короткий шерстяной плащ, который носили рядовые римские легионеры и центурионы
Клодий и его развратная сестра - Клавдий (Клодий) Пульхр, один из видных политических деятелей того времени; Клодия Пульхра Терция - сестра последнего, слывшая первой красавицей и куртизанкой Рима той эпохи; жена Цицерона Теренция подозревала мужа в связи, правда не с самой Клодией, а с ее сестрой; известно, однако, что Цицерон на судебном процессе, выигранном им, обвинял Клодию в развратном поведении, позорящем знатный римский патрицианский род Клавдиев
Помпей - Гней Помпей Великий, знаменитый древнеримский полководец эпохи Поздней республики
"...тот, кто прикончил потом самого Помпея... Наш новоявленный царь..." - имеется ввиду Гай Юлий Цезарь, выдающийся древнеримский полководец и политический деятель
"...народ лишил меня воды и огня..." - лишение воды и огня - одна из форм изгнания граждан в Древнем Риме ("лишенец" должен был удалиться на расстояние не менее 500 римских миль от Италии)
Флавий - Луций Флавий, народный трибун 60 г. до н.э., внесший компромиссный законопроект о разделе государственного аграрного фонда между ветеранами Помпея и беднейшими гражданами Рима; Цицерон поддержал законопроект, который, однако, был впоследствии отвергнут
Конкордия (согласие) - так современники называли Второй триумвират
Asinus germanus - (лат.) что-то вроде "полный" или "форменный осел"
Сервилия - мать Марка Юния Брута, одного из убийц Цезаря, любовницей которого, по слухам, она была; в своих письмах Цицерон отзывается о ней с большим уважением
Катон - Марк Порций Катон Младший, сенатор, стойкий республиканец, славившийся высокими моральными качествами
Минерва - одно из верховных божеств пантеона древних римлян, которые восприняли его от этрусков (этрусская богиня Минрве) и почитали, как хранительницу римской гражданской общины; впоследствии культ Минервы был отождествлен в Риме с культом древнегреческой Афины - богини мудрости, покровительницы искусств и ремесел; известно, что Цицерон относился к Минерве с особым пиететом
Квинкватрии - праздники в Древнем Риме в честь богини Минервы
Пифагорейская эра - согласно представлениям античных мыслителей, события, происходящие в мире, не уникальны, сменяющие одна другую эпохи повторяются, и некогда существовавшие люди и явления вновь возвратятся по истечении “великого года” – пифагорейской эры
... ныне форма государственного строя у нас, Аттик, - военный лагерь (если только в лагере может существовать государственный строй) - подлинные слова Цицерона
Квириты - традиционное название римского гражданина, воспринятое от сабинов, италийского племени, сыгравшего важную роль в этногенезе римской общины
Филиппы - город в римской провинции Ахайя (современная Греция), близ которого войска второго триумвирата разгромили в 42 году до н.э. армию Брута и Кассия
Лаодикея - город в римской провинции Вифиния (теперешняя Латакия в Сирии)
"... решили сделать его отцеубийцей дважды" - игра слов: обвинявшемуся в свое время в отцеубийстве Гереннию было приказано убить Цицерона, удостоенного на пике его карьеры почетного титула "отец отечества"
Саллюстий - Гай Саллюстий Крисп, один из друзей Цезаря, историк, второй муж Теренции
Филолог - один из вольноотпущенников, воспитанник Цицерона
Гоёшинка - Цицерон (лат. Cicero), т.е. буквально "Горошина" - родовое прозвище (т.н. когномен) всаднического рода Туллиев, из которого происходил Цицерон; у кого-то из предков Цицерона на лице красовалась бородавка величиной с горошину, почему, видимо, предка и прозвали Горошиной
"...нарекли Геренния кличкой Порро" - porro (лат. - быстро) - одна из строевых команд в римском легионе
Гарпастум - игра римских легионеров с бычьим пузырем, отдаленно напоминавшая современный футбол
Остров Блаженства - по представлениям древних греков, райское место, в которое после смерти попадают наиболее благочестивые или выдающиеся люди
"... Письма не краснеют... Но теперь-то для пользы небес я отброшу лесть и буду, Аттик, хотя бы наполовину свободным" - подлинные, хотя и немного измененные фразы Цицерона
"... я знаю, от кого мне бежать, но не знаю, за кем следовать!" - подлинная фраза Цицерона
"...мой Марк станет консулом..." - в античных источниках (у Плутарха) есть сообщение о том, что в 30 г. до н.э. Август удостоил сына Цицерона консульства, после чего в 29-28 гг. он был наместником (проконсулом) провинции Азия
"Презрев мечи Катилины..." - подлинная фраза Цицерона; имеется в виду так называемый "заговор Катилины", римского аристократа, поднявшего антиправительственный мятеж, подавленный в консульство Цицерона (63 год до н. э.)
Рея-Сильвия - персонаж из древнеримских легенд; мать Ромула и Рема, считавшихся основателями Рима; в рассказе это имя употреблено в ироническом смысле
"...слева от меня появится темная стая ворон..." - по представлениям древних римлян, появление и карканье ворон с левой стороны было дурным знаком
"...несмотря ни на что, жизнь Цицерона была прекрасна, моя - менее замечательна..." - на самом деле приведенная цитата является парафразом соответствующего места из одного из сочинений Цицерона (Цицерон, "Диалог о дружбе", 15), соединенным с фрагментом сочинения древнеримского писателя Веллея Патеркула (Vell. II, 66)
трибун (военный), центурион - командиры высшего и среднего звена в римском легионе; в данном случае трибуном был Попилий Ленат, а центурионом - Геренний
гастаты - наименование воинов второй линии боевого порядка римского легиона