*Мы штурмуем вокзал
На лейпцигский вокзал мы прибыли поздним вечером. Как сказал бы незабвенный Остап, - не то поздний вечер, не то ранняя ночь. А ночью, как вы понимаете, все вокзалы серы. И, хуже того, пустынны. Во всяком случае, наш оказался именно таким. К тому же вся наша информация о принимающей стороне исчерпывалась названием университета и фамилией человека, который нас должен встретить (днем позже, разумеется). Мужеского полу или женского таинственный незнакомец - сие нам было неизвестно. Да и сама его фамилия скорее напоминала кличку - Моска (догадайтесь с трех раз, какую кличку мы ему единодушно прилепили).
Пустынный вокзал (по-немецки - «банхоф») выцедил последние капли оптимизма даже из бравого Марата. Он понуро стоял на чужеземном майдане, лысый и потерянный.
Не растерялся только один человек - Саша Михайленко. Он имел богатый опыт общения с забугорьем: до восьми лет жил с родителями в военном городке на территории Венгрии и считался среди нас авторитетным экспертом.
- Короче, так, - уверенно и несколько снисходительно заявил он. - Проблема решается до смешного просто. Сейчас идем к нашему военному коменданту, и он размещает группу до утра. А там видно будет.
Мы воспряли духом. Все действительно было до смешного просто. Оставалось только разыскать самого коменданта.
Однако несколько полусонных немцев, к которым я как толмач обратился с бодрым вопросом «Во бефиндет зихь дэр зовьетише милитэркоммандант?» («Где у вас тута советский военный комендант, падлюки?!»), в ужасе шарахнулись от нас в стороны. Скорее всего, в их швабских мозгах всплыли милые сердцу образы звездных танков на мостовых и сполохи пылающего рейхстага. Согласитесь, через тридцать лет после окончания войны вновь услышать о советских военных комендатурах - испытание не для слабых.
Спасение пришло в образе седовласого приземистого носильщика, который здорово смахивал на бравого солдата Швейка. Он мирно дремал у билетной кассы, но, услышав русскую речь, которая последовала после вопроса о коменданте и неадекватной реакции, встрепенулся.
- Тоби чого трэба, хлопче? - поинтересовался у меня Швейк. - Шукаешь чого чи шо?
- Вы украинец, дяденька? - обрадовано спросила Лариса Омельченко (единственная из нас с Украины).
- Тю на вас! Який же ж я хохол? Я - германець!
Выяснилось, что германець во время и после войны провел несколько лет в советском плену - кажется, в Харькове. С тех пор малороссийская «мова» стала его вторым родным языком. Он «размувлял» так бойко, что заслушалась даже наша хохлушка.
- Фронтовая дружба, - философски заметил Марат.
Носильщик свел нас с дежурной по вокзалу, и та милостиво открыла помещение рабочей столовой, предупредив, чтобы мы, паче чаяния, не вздумали спать на столах, потому что ранним утром здесь будут завтракать железнодорожники. Мы изобразили на лицах искреннее возмущение. Спать на столах? Да за кого она нас принимает?! Мы же не с пальмы слезли!
Ранним утром, неожиданно, как русская зима, в столовую нагрянули железнодорожники. Как вы думаете, какая картина предстала их вытаращенным пролетарским зенкам? Ну? Напрягите воображение!
На фото: вокзал в Лейпциге, вид изнутри.
А ничего так, весёленькая расцветочка. Ночью 1976-го он мне показался жутким и омерзительным... Впрочем, это уже новое здание.