Сначала юмор...
Глава 2.
***
Курт: Я поеду в Столицу и стану как Стальной Алхимик!
Мари: Это еще кто?!
Курт: Как?! Вы не знаете, кто такой Стальной Алхимик?!
Альберт: Ладно, я вам дам диск погонять…
(вариант:
Мари: Это еще кто?
Ганс: Мари, вы что, в детстве газет не читали, радио не слушали?..
Мари: …Мммм… нет.
Ганс: А что вы делали?
Мари: Ну, в психиатрической лечебнице лежала, книжки читала всякие… С тех пор читать не люблю. Там в библиотеке только «Декамерон» был, да Эдгар По, да «Утопия» Томаса Мора, да маркиз де Сад… А потом в приюте мне вообще не до того было… Там надо было за жизнь сражаться.
Ганс: ...Мальчики, медленно, медленно отступаем… не бойтесь, я с вами…)
***
Мари: Каждый сельский врач должен знать карате! Черный пояс так хорошо смотрится с белым халатом…
Ал: Ты что, из спецназа?
Мари: Нет, из детдома. Понимаешь, у нас там половина ребят потом в организованную преступность ударилась.
Ал (поднимая глаза к небу): Мадоши-сенсей, вы уверены, что мне обязательно на ней жениться?..
***
Ал: Все по Фрейду, судари мои, все по Фрейду… Мне нравятся высокие темноволосые женщины, которые хорошо дерутся и носят белые халаты. Ну что ж, если бы мне нравились маленькие блондинки в красном и с отвратительным характером, это было бы тревожней…
Глава 3.
Мари: ну вот, лежит там спокойно и спит… нет бы, застонать во сне, дать повод честной девушке подойти узнать…
Мадоши: успокойся, мы всегда идем навстречу нашим персонажам!
Глава 4.
Мари: Так что-что ты собираешься делать сегодня утром?..
Ал: Да ничего особенного… просто в очередной раз доказать, что Мадоши-сенсей не умеет писать детективы…
***
Ал: Три дочки! Мадоши-сенсей, за что вы так жестоки к моему брату?!
Мадоши: Молчи, а то тебе обеспечу столько же, и трех котят в придачу.
Ал: Мм… ээ… а можно только «придачу»?..
***
Эд: Три дочки! Бабушка! Любимая жена! Собака! И я!!! Мадоши-тян, за что?!!!!
Мадоши: Ты же сам хотел семью?..
Эдвард: Это не ответ!!!
Мадоши: Ну… не нрависся ты мне, не нрависся!
Эд (обреченно): Я давно это подозревал…
Глава 5.
Ал: Брат, у тебя какое-то странное понятие об уликах…
Эд: Да?.. Что, лучше было наалхимичить десять ножек и раскидать их вокруг деревни?.. Я об этом тоже думал, но решил, что неэкономично.
Глава 9.
Эдвард видит рыбу.
Эдвард:ААААА! Рыбы!!!!! Я панически боюсь рыб!!!!!
(падает в обморок)
Его охранница - охранницам Ала: Эй, девочки, это вы его подстрелили?!
Охранницы: Нет, мы вообще не стреляли!
Ал: Это они! Я видел!
Охранница Эда: Ах вы, бип-бип-бип! Карьеру мне загубить хотите!
Завязывается перестрелка между охранниками, в результате чего они убивают
друг друга, Эрнесто Панчини и Жозефину Варди.
Эдвард встает, отряхивается и говорит: Учись, Ал, пока я жив, как надо
выкашивать врагов!
Ал: Да... интересная была бы развязка.
Глава 10.
***
Ал хочет перевязать Эда.
Эд: Слушай, может, не надо с меня рубашку снимать?
Ал: Если перевязывать поверх рубашки, все присохнет. И инфекция в рану может попасть.
Эд: А иначе на этой сцене все яойщицы будут слюнки пускать.
Ал: …
***
Эдвард: Это еще кто?
Ал: Моя будущая жена, мать моих детей, вдова и соседка по могиле.
Эд: …
***
Эдвард: Вертолет! Тьфу, блин, в Аместрис же нет вертолетов! Ясно... это мне
кажется. От переутомления. Пойду вздремну.
Ложится под кустик на травку и засыпает.
Мадоши: Эй, проснись! Ты же не увидишь взрыв! А я так старалась ради
тебя! У тебя брата там убивают, а ты!..
Эдвард (сонно): Мадоши-тян, кого ты пытаешься обмануть? Все равно не убьешь… В этом фанфике Ал главный герой, ему еще долго отдуваться.
Мадоши: Называй меня Мадоши-сенсей!
Эдвард: С чего бы это? Ты ниже меня ростом.
Мадоши (обреченно): Сбылась мечта идиота. Вставай, ты! - пинает Эдварда по пяткам, после чего прыгает на одной ножке и трясет ушибленную.
Мадоши: Уй!
Эдвард: Вот, а туда же, в сенсеи… ты запомни сначала, какая нога у меня железная.
Мадоши: А чего я сделаю, если ты сплошь везде отзеркаленный?! Короче, вставай! Ну, тебе еще с вертолета падать!
Эдвард: А зачем, собственно?.. Пускай найдут меня селяне спящим… Сэкономим время и кучу усилий.
Мадоши: А затем, что несправедливо: Ала я убью…
Эдвард: Ну-ну…
Мадоши: ... Ала я убью, а ты такой относительно неповрежденный! Вставай, лежебока! – снова пинает его, на сей раз не по пяткам, и снова скачет, тряся отбитой ногой.
Мадоши: Уй! Я чего-то не поняла: у тебя ж металл только до колена?!
Эдвард: Вот что значит развитая мускулатура. До Армстронга мне, конечно, далеко…
***
Мари: Не знаю, что вы подумали, но моя мама была низенькой белокурой
женщиной...
Эдвард: А, блин! А какая параллель с Ленью пропала!
***
Винри: Я уговорю его напиться…
Мари: Знаешь, на твоем месте я бы попробовала другие способы снятия стресса у любимого мужа… Как врач рекомендую.
Винри: Да знаешь, руку-то я ему не починила… неудобно без руки-то…
Мари: Так даже интереснее! Он сопротивляться не сможет в случае чего.
Винри: Хмммм…
***
Эд: Ну и сколько мне еще думать, что Ал мертв?
Мадоши: Ну… всю вторую часть.
Эд: За что?!
Мадоши: Я же говорю: не нрависся ты мне.
Эд: Неравда! Бьешь – значит любишь!
Мадоши: Моя единственная главная чистая любовь – Аракава-сенсей!
Эд: Вот и писала бы фанфики про нее, а не про нас.
А теперь немного серьезного…
Представьте, что каким-то образом японцы сняли по «Жертвам северной войны сериал». Как вы думаете, могли бы опенинг и эндинг быть такими?.. (при условии, что они не придумывались ни под какую конкретную мелодию).
Опенинг.
Камера скользит по полу электрички. Вагон намеренно нереалистично затемнен сильнее, чем это бывает в жизни. Вот камера метнулась к одному из окон – и виден врачебный кабинет, накрытые тканью инструменты в поддоне. Кабинет тоже полутемен. Камера движется, показывает большое окно. У окна – Мари, спиной к зрителям, в белом халате. Она открывает окно – за ним огромный куст цветущей сирени.
Камера снова возвращается вагон, скользит еще, другое окно – виден Ал, спящий за столом поверх каких-то раскрытых книжек. Ветерком мимо него проносит лепесток сирени… он просыпается и с удовольствием подтягивается.
Снова вагон… следующее окно: Эдвард в гражданской одежде, который крутит диски сразу нескольких телефонов, орет что-то в одну трубку с видом большого начальника, бросает, орет в другую, потом вдруг замирает… и начинает орать с удвоенной силой.
Вагон, окно… в окне виден дом на конце поля, камера быстро летит к нему… по дороге успевает мелькнуть двор, три девочки с собакой… потом камера как бы «влетает» в окно на втором этаже и на секунду крупным планом показывает накрытый салфеткой телефон. Телефон молчит. Камера «перепрыгивает» с телефона на Винри – она сидит перед зеркалом, расчесывается. В зеркале отражается телефон. Потом крупный план на прядь, по которой Винри проводит расческой – там как раз виден седой волос.
Камера снова возвращается в вагон, скользит по нему, но на сей раз уже несколько выше, так, что видны не только ножки скамеек, но и сами скамьи. Все они пусты, только на одном, в углу, дремлет девушка. Это Мари. Камера «взлетает» вверх, прямо через крышу вагона, и мы видим, как на крыши Эдвард и Альфонс на пару побивают каких-то нехороших гадов, частью в военной форме, частью в черном.
Потом мы видим Мустанга, который с мрачным видом сжигает в железном поддоне какие-то бумаги… огонь озаряет его лицо и стоящую на столе фотографию: на фотографии Лиза с темноволосым мальчиком. Потом на его лице вдруг резко появляется ярость, он разворачивается и метает нож – нож вонзается в огромную карту на стене кабинета.
Следующий момент: Альфонс, Эдвард и Мари дерутся уже втроем, с ними еще здоровенный белый пес – Квач. Потом еще один момент драки: Эдвард и Альфонс расшвыривают «людей в черном» в зале с красными аквариумами вдоль стен. Потом снова показывают поезд, только уже снаружи. Окна несутся мимо зрителя полосой, но в них мелькают не пейзажи по другую сторону, а люди, лица, события… а потом камера ныряет внутрь и показывает корзинку с тремя дрыхнущими котятами, которая стоит на сиденье.
Эндинг.
Газета... обычная газета, первая полоса, крупная фотография-«сепия». На фотографии горящие развалины, на ветру развевается штандарт Аместрис с геральдическим львом, крупный силуэт танка. Фотография приходит в движение, смещается, и показывает в рамке Эдварда-мальчишку в военной форме, который злобно отмахивается от кого-то с видом "комментариев не будет"!.
Потом сверху падает другая газета, тоже первая полоса... на ней крупная фотография Сталина. Камера (вся в целом, не фотография!) смещается, и видно, что газету читает Хайдерих (в отличие от газеты, цветной)... он будто улыбается кому-то в камеру, пригнув угол газеты.
Снова переход камеры - снова фотография в газете: похороны, ровные ряды надгробий, большая, очень официальная делегация, все с зонтами, у самого гроба - Рой и Лиза (Рой опирается на трость). Фотография оживает, скользит так же, как первый раз (как будто объектив фотоаппарата ищет фокус, но быстро находит) - и видны взрослые, очень печальные Эдвард и Альфонс, они стоят немного в отдалении.
Еще одна газета - на сей раз на фотографии передней полосы Гитлер с характерно вскинутой рукой. Камера снова смещается: видно, что эта газета лежит на кухонном столе, а спиной к зрителю какая-то женщина нарезает лук.
Новая газета: на фотографии улыбчивая полная женщина в белом халате и шапочке с голым новорожденным младенцем на руках. Фотография оживает, смещается, и видно, что дело происходит в больничной палате, а на дальней койке сидит и смотрит в окно кудрявая девочка, на коленях у нее - большой неуклюжий фотоальбом. Это Мари.
На следующей полосе из «нашего» мира император Хирохито в парадном мундире. Когда камера сдвигается, видно, что газета валяется на столе, заваленная горой чертежей, а на фоне открытого окна видны два силуэта: это Хайдерих и Эдвард Мэтьюз, они что-то оживленно обсуждают, жестикулируя.
Снова газета... на фотографии - облако взрыва, столб света, уходящий вверх. На сей раз камера не сдвигается, просто вдруг начинают прорисовываться мелкие подробности... становится видно, что газета смята, скручена... вот на нее набегает волна, и она начинает стремительно намокать. Камера уходит от газеты, и видно, что она видна на песке на пляже... но пляж нарисован очень схематично, одними карандашными линиями. Пляж, линия прибоя, усложняются, появляются новые детали: полоса скал вдоль берега, сосны на них, море покрывается рябью волн... потом все прорисовывается неяркими пастельными красками (не полностью раскрашивается, а будто художник только наметил цвета), и видны два силуэта, мужской и женский, идущие прочь от зрителя вдоль полосы прибоя.