Бродяга

Михаил Шитов
Было начало зимы. С неба падал снег и капли дождя. Погода, в общем, была мерзкая, кругом слякоть и ещё не успевшая замерзнуть осенняя грязь.
Я стоял на остановке и ждал троллейбус. Воротник моего пальто был поднят, но это не спасало меня от ветра, который заносил снежинки мне за пазуху, и с каждой такой снежинкой по моему телу проходила дрожь. Ноги, обутые в летние туфли на тонкой подошве промерзли до самых костей, и что бы хоть как-то согреть их, я переминался с ноги на ногу, думая о том, как зайду в теплый троллейбус и постараюсь сесть на сиденье, под которым стоит печка.
Вдалеке на перекрестке, показался долгожданный троллейбус, и я радостно улыбнулся. Отойдя за стеклянную стенку остановки, что бы не так сильно дуло, я посмотрел влево и увидел пса. Это была дворняга. Его шерсть была грязной, и с трудом можно было увидеть, что эта шерсть, когда-то была белой. Он трясся от холода, грязный хвост был поджат, его лапы и тело била мелкая дрожь. Глаза были полны печали. Проходящие мимо люди не обращали никакого внимания на него. А некоторые, вовремя не заметив, толкали его в бок, и он испуганно отбегал, приближаясь к остановке.
Троллейбус подъехал, остановился напротив меня и открыл двери. Люди стоящие рядом, устремились к нему. Пес посмотрел на меня, и опустив голову начал приближаться, слегка помахивая хвостом. Я развернулся и пошел к дверям троллейбуса. Подойдя к ним, остановился и посмотрел на этого бродягу, он стоял на моем месте и смотрел на меня. Зайти в троллейбус, я, почему-то так и не решился. Двери захлопнулись, и он начал отъезжать от остановки.
Подойдя к псу, я присел на корточки и погладил его по голове. Он завилял хвостом, и как-то виновато посмотрел мне в глаза. Я улыбнулся и погладил ему шею. Пес сел. Было видно, что он очень голодный. В карманах у меня кроме семечек ничего съестного не было. Достав их и распрямив ладонь, я поднес их псу, он сначала понюхал ладонь, а потом принялся слизывать семечки, смешно жуя их. Скормив оставшиеся семечки, я ещё погладил пса-бродягу, поговорил с ним, и поднялся. К остановке приближался следующий троллейбус. Подойдя к краю тротуара, я остановился. Пес подошел ко мне и встал рядом. Почему-то не хотелось оставлять его здесь, но и взять его с собой, я тоже не мог.
Остановился троллейбус, открылись двери, я вошел в салон и прошел в конец салона к заднему окну. Бродяга остался сидеть на месте, словно понимая, что я не могу взять его.
На душе, словно камень повис, сердце защемило, к горлу подкатил комок, на глаза стали наворачиваться слезы. Двери закрылись, и троллейбус тронулся с места. По моей щеке потекла предательская слеза. Пес смотрел в след уходящему троллейбусу, а потом сорвался с места, и побежал за ним, смотря на меня. Я не мог смотреть на него и отвернулся. Спустя пару минут я обернулся снова. Бродяги нигде не было. Я вытер слезу и прошел к свободному сиденью. Под ним не было печки, да и сейчас мне было не до неё, и на холод, сковавший мои ноги, я не обращал никакого внимания.
Я ехал, смотрел в окно, и думал об этом псе. О том откуда он взялся, что подвигло людей выкинуть на улицу ту собаку, которая его выносила. Я думал о сострадании. Ведь как говориться, приятное слово даже собаке приятно. Надеюсь у этого бродяги все сложиться и его найдет тот человек которому он нужен, и которому он не будет лишней обузой. Надеюсь, что он не останется скитаться по холодным улицам, ведь собака это друг человека!