Прощай, Тифлис!

Эдуард Григорян
Комедия в одном действии

Для театра марионеток

 

 

 

ШАКРО, вечно пьяный ремесленник.

СИРАН, жена Шакро.

ГОГИ, импульсивный житель двора.

ВАХО, наркоман, прислонившись к стене.

ЯША, псевдоинтеллектуал двора.

ВОВА, калека, вечно голодный, мечтающий вставить зубы, и женится.

СТАРЫЙ ВОРОН, театрал с большим стажем.

КУРД, сборщик мусора.

БЛАТНОЙ, блатной, ищущий жену.
ЗУРНАЧИ, музыкант.

МЕДОЛЕ, музыкант.

ЖОРЖИК ПИТОЕВ, владелец передвижного театра.

МУШЕГ, актер, исполняющий роль Яго.

МИЛИЦИОНЕР.

А также персонажи ОТЕЛЛО, ДЕЗДЕМОНА, ДОЖ, БРАБАНЦИО

 

 

 

Действие происходит в обычном старом дворе Тифлиса, где жил и, лишь в мыслях, по сей день проживает автор.

 

В темноте тихо звучит музыка. Фоном звучит дудук, а наложением - армянская, грузинская и суфийская религиозная музыка, голоса ремесленников, продавцов мацони и т.д. Контражуром освещается панорама города. Город прозрачный. Постепенно убирается контражур и освещается спереди, город становится цветным. Музыка уходит на нет. На сцене появляется курд с колокольчиком.

 

Курд. Мусор, нагави, нагави…

Вахо (наркоман, прислонившийся к стене.) Что звонишь, что надо?

Курд. Мусор есть?

Вахо. Чего?

Курд. Мусор, нагави, нагави есть?

Вахо. А-а-а-а… Сейчас узнаю. (Кричит на весь двор.) Мама, Мама…

Голос матери. Что сынок?

Вахо. Мама, дома у нас мусор есть?

Голос матери. Да, сына, есть.

Вахо. (курду.) Слышал, братишка, есть у нас мусор, так что не нужен нам твой мусор, ха-ха.

Курд. Дебил, горе… горе, твоим …(продолжает кричать). Мусор, нагави, нагави…

Сиран. Эй, мусорщик, менагве, повремени, на, забирай этот мусор, кусок дерьма с моего дома (высовывает из окна пьяного мужа Шакро), с утра нажрался скотина.

Шакро. (сильно пьяный). Сиран… Сиран… Цуц ! Пол женский… Я не нажирался, мы с ребятами отмечали неописуемый рассвет весенний.

Сиран. Хм, неописуемый! Поэт… зато жизнь своих близких загнал во вполне описуемую задницу.

Шакро. Заткнись, женщина, ты лучше поищи мои черные подтяжки, а то брюки падают.

Сиран. Чтоб у тебя не только брюки падали! Сам ищи!

 

 

На скрипучей арбе на сцене появляется Жоржик Питоев с труппой.

 

Жорж. Ээээййй…. Проснись, Тифлис, проснитесь, тифлисцы. Передвижной театр Жоржика Питоева приветствует вас. Только сегодня и только один раз, по дороге Трабзон, Владикавказ и Париж через Эривань, мимолетной остановкой Сололаки-Тифлис, Бессмертный Шекспир и Мавр Венецианский для вас. Закрывай все шкатулки и комоды, открывай окна и сердце для просмотра. Понравится - плати, не скупись. Не понравится - не торопись, не суди…

 

Открываются окна, появляются жители двора и занимают места кто на балконе, кто на подоконнике, с зонтами и лорнетами.

 

 

Старый Ворон. Много мавров видел я за свою, если можно так сказать некороткую жизнь. Видел самого Томазо Сальвини, с большими генеральскими усами и длинным кинжалом. Красиво махал он саблей, сейчас так не могут, вот раньше да, махали, а сейчас не могут, ну посмотрите на этого жалкого Отелло, разве он может чем-то махать. Может и чем-то и маханет, но не саблей точно. А вот раньше махали, да, Сальвини крутил, долго крутил своей саблей и беспощадно душил свою Дездемону, по-настоящему душил, и каждый раз для него находили новую Дездомону, а он махал, крутил саблей и в конце душил очередную Дездемону, а зрители после спектакля шли на железнодорожный вокзал и долго-долго плакали. Сейчас так не могут, актеры не те, не могут так вжиться в образ, чтоб душить по-настоящему. Ну, смотрите на него, (показывает на Отелло), на эту жалкую пародию - на менгрельского петуха, разве может он кого-то задушить, если и может, то скорее всего самого себя. Да, другие актеры были раньше, настоящие, играли и душили по-настоящему, не то что эти … у них даже сабля не настоящая, а деревянная.

Жорж. Заткнись! Провокатор!

Старый Ворон. Правда глаза колет. Я-то заткнусь, я многое видел, а вот ваш Отелло, ну не душитель он. Душить мог только великий Сальвини, он целое яблоко съедал во время последнего монолога, и никто не замечал. А сейчас… не то, что яблоко, едва открывают рот, как сразу давятся собственной слюной.

Жорж. Жаль, что у тебя мясо не съедобное. Моментально натянул бы тебя на шампур, не маринуя, пожарил бы на медленном огне, пропитанной гранатовым соком.

 Старый Ворон. Это называется польза бесполезного.

Жорж. Чего?

Старый Ворон. А то, что надо Лао-Цзы изучать. Да, раньше другие люди были, Лао-Цзы знали, Мейстера Экхарта, не то, что теперь, темнота, сплошная темнота. И как они собираются душить Дездемону, не понимаю.

Милиционер (свистит). Внимание, спектакль начинается.

Сиран. Подождите, подождите, не начинайте, я платок забыла.

 

Сиран исчезает и появляется в окне с огромным платком.

 

Затемнение. Музыка, страшный храп, освещается центр двора, где на софе спит Брабанцио. Подкрадываясь и смотря по сторонам, заходит Яго. Будит Брабанцио.

 

Яго. Брабанцио, эй! Брабанцио, эй? Брабанцио, проснитесь! Воры! Грабители! Налетчики! Спасайте дом ваш, дочку и бабло! Эй! Воры! Воры!

Брабанцио. Что случилось?

Яго. Все ваши дома? Двери затворены? Чулок с деньгами в надежном месте?

Брабанцио. К чему такой вопрос?

Яго. Вас ограбили, халат накиньте. Вы здесь храпите, а вашу белую овечку украл черный бык. Скорей! Надо успеть, а то бык этот сделает вас дедушкой. Скорее же!

Брабанцио. Что ты гонишь? Если это шутки, мой нрав и званье таково, что ты раскаешься.

Яго. Спокойно Брабанцио, спокойно…

Брабанцио. Придумал тоже, дочку похитили! Здесь – Венеция, мой дом - не проходной двор.

Яго. Брабанцио, я к вам пришел с простым и чистым сердцем, а вы принимаете меня за шарлатана, вашу дочь кроет берберийский жеребец; ваши черные внуки будут ржать над вами.

Брабанцио. Кто ты такой, сквернослов?

Яго. Я - человек, пришедший вам сказать, что ваша дочь и мавр сейчас изображают двуспинного зверя.

Брабанцио. Ты скотина.

 Яго. А вы – храпун глухонемой, к тому же слепой.

Брабанцио. Мне за это ответишь.

Яго. Я не настолько чужд приличьям, чтоб так шутить. Дочь ваша, повторяю: связала свой долг, судьбу, красу и ум с бродячим иноземцем, колесящим то здесь, то там. Удостоверьтесь тотчас. И если она дома, то на меня обрушьте правосудье за мой обман.

 Брабанцио. Эй! Свечу подайте! Разбудите слуг! Мне и во сне похожее приснилось. Уже меня предчувствие гнетет. Огня, огня! (Уходит наверх.)

Яго. Прощайте. Я уйду. Мне повредит по службе вызов в суд по делу мавра; если я не скроюсь, меня допросят, а мне этого не хочется, я должен, применяясь к обстановке, показывать преданность и знак любви, наружный знак. Глупцами я пользуюсь, как кошельком. Я ненавижу мавра. Пустим слух, что он в моих простынях нес мою службу. Это не так, я знаю, но с подозреньем я готов считаться, как с достоверностью. Меня он ценит; тем легче мне осуществить мой замысел, и вести мавра тихонько за нос, как ослика. Так, так, дело зачато. Пусть ночь и ад на свет мне это чудище родят.

Гоги. Эге… И это я, Гоги, буду терпеть? Посмотрите, что задумал этот скотина, этот фурункул в непристойном месте (достает ружье и хочет застрелить Яго).

Жорж (грудью прикрывая Яго). Подожди, дорогой, не кипятись. Не думай, что перед тобой Яго собственной персоной сквозь века нарисовался, это лишь игра, театр, представление. Вот и представляй, а не переживай… и гордись - перед тобой великий артист Мушег. (Мушегу) Мушег, отклей усы.

Мушег. Зачем?

Жорж. Отклей усы, пока нас не застрелили.

Мушег. (Отклеивает усы.)

Жорж. Ну вот, что я говорил, узнали Мушега, артиста по рождению и трагика по дарованию.

Гоги. Узнал. Пусть дальше играет без усов, а то опять спутаю.

Жорж. Слышал, Мушег, что сказал уважаемый батоно. Играй без усов.

Мушег. Ладно, и зачем клеить усы, если всегда приходится отклеивать?

Жорж. А вдруг дорогой мой… а вдруг…

Шакро (орет на вес двор). Где мои черные подтяжки, черт побери, не могу найти?! Мои дорогие подтяжки, я был в них, когда мою руку пожал сам князь Мачабели, и на моей лучшей фотокарточке, где я на три четверти в анфас с многозначительной улыбкой, тоже в них, в моих черных подтяжках.

Яша. Да ты достал своими черными подтяжками, Шакро. Ясно, что Шекспир не твоего куриного ума дело. Дай хоть интеллектуалам насладиться.

Шакро (сам себе). Да, Шакро… нам тут делать нечего. Интеллектуалы с двухгодичным приходским образованием из Кутаиской губернии наступают.

 

Яго уходит, на сцену выходят Брабанцио, Дож и Отелло.

 

Дож. В чем дело?

Брабанцио. Дочь моя! О дочь моя!

Дож. Что? Скончалась? Умерла?

Брабанцио. Да, для меня. Похищена из дома, испорчена колдовством, знахарским зельем…

Дож. Кто б ни был тот, кто это гнусное дело свершил, ответит перед законом. Даже если сын родной.

Брабанцио. Я тронут, ваша милость. Ответчик здесь: вот этот мавр. (К Отелло) Бык поганый…

Дож (к Отелло). Что можете вы нам сказать на это?

Брабанцио. Лишь то, что это так.

Отелло. Достойнейшие господа мои, что я у старца этого взял дочь, то правда. Правда и то, что я на ней женился. По ее согласию, можете спросить у нее.

Вахо (громкая реплика). Бабьи слова - не основание для разборки.

Милиционер. Не надо коверкать классику пошлыми репликами. (Двор бурно аплодирует милиционеру, тот выходит в центр, к актерам, и низко кланяется.)

Милиционер (обращается к Отелло). Продолжай.

Дож. Скажите нам, Отелло: вы тайно и насильно подчинили и отравили чувства юной девы? Иль было с вашей стороны признанье и речь от сердца к сердцу?

Отелло. Я прошу вас, пошлите за Дездемоной. Пусть она все расскажет.

Дож. Послать за Дездемоной.

 

Входит Дездемона, будто она стояла за дверью и ждала.

 

Дездемона. Я здесь ваша честь.

Дож. Ну, рассказывай.

Дездомона. О чем, ваша честь?

 Дож. О том, как он охмурил тебя.

Дездемона. О-о-о-о … Он рассказал мне о страшных случаях в морях и на суше, о том, как был дерзко в плен захвачен, продан в рабство, как, терзая его, сажали то на кол, то на бутыль с шипучим вином. О каннибалах, что едят друг друга, Антропофагах, людях с головою, растущей на заднице. И я охмурилась.

 Дож. Да такой рассказ наверно, и мою дочь бы пленил. Достойнейший Брабанцио, раз дела не поправить, примиритесь.

Вахо. Да-а-а, надо же такое придумать, сажать на бутыль с шипучим вином. Братишка, если это было просроченная Шушхуна, то тебе крупно не повезло.

Милиционер. Опять корректируют бессмертного Шекспира. Еще одна поправка, и вы будете удалены с партера в амфитеатр или на галерку. (Актерам.) Продолжайте.

Вова. Мать, что ты там расселась и расслабилась, тоже мне, ценитель Шекспира. Давай на базар к мясникам и кость проси, большую кость, скажи, дома у меня огромная голодная собака, мясники животных любят и наверняка подарят, сваришь суп на три дня, а то покупаешь дорогие консервы, а от них толку мало - съел и опять голодный. Искусствовед гребаный, таких как ты во время воины не расстреливали, а вешали. Знаешь почему? Потому что пули берегли, для Западного фронта, где было временное затишье. Давай на базар, на базар и курево не забудь, дубина старая.

Яша. Без четверти три, Вова разбушевался.

Вова. Заставляют, Яша, заставляют, не понимая, что скоро получу свой огромный гонорар, вставлю зубы, женюсь, и придется им жилье искать. Не приводить же жену в общежитие, мамадзагли.

Яша. Невесту нашел?

Вова. Заказал. Уже ищут и, наверно, скоро найдут.

Яша. У тебя же была жена. Почему развелся?

Вова. Неграмотная была в сексе и пустые бутылки не хотела сдавать в магазин. Я вызвал тещу и сказал: Мать, - сказал я, - твоя дочь дуб дубом в сексе, к тому же пустые бутылки не сдает. Она подумала и забрала свою дочь обратно.

 

За сценой слышится звук приближающегося автомобиля, автомобиль тормозит, открываются и закрываются с шумом двери. Пауза, все персонажи ждут, что должно произойти. Через некоторое время на сцене появляется тип весь в черном, в темных очках, с походкой блатного и внимательно изучает двор и людей. Вид у него удручающе- угрожающий…

 

Блатной (после паузы). Да, это здесь. Заходите.

 

На сцене выходят друг за другом два музыканта и становятся за Блатным.

 

Блатной Это здесь и я должен сказать. (Музыкантам.) Начали.

 

Музыканты играют

 

Блатной. Софо джан! Я здесь, и хотя это очень трудно, но я должен сказать и говорю. Да я был не прав. Не прав, что ранним утром надев штаны наизнанку, ушел из дому и не вернулся. Но помнишь, что я сделал с тем контролером, который своими вонючими волосатыми руками сжимал твой живот за безбилетный проезд, а ведь ты была беременна, и живот твой был здоровый, и тот контролер чуть не задушил нашего Давида, который должен был вот-вот родиться. Я нижним апперкотом загасил контролера, так что он после больницы еще долго при виде трамвайного билета терял сознание. А ведь я защищал вас, тебя и моего Давида. Не мог же тогда знать, что Давид будет таким уродом и гнойничком, что тот гермафродитный контролер, наверно, знал, что делал и надо было не мешать ему, и сейчас было бы всем от этого намного легче. Софо джан! Я знаю, ты слышишь меня и, наверно, осуждаешь, но прости меня, хочешь, я для тебя спою ту песню, которую я по ночам пел для тебя и Давида, чтоб он родился и вырос нормальным мужиком, чтоб только при виде его все выстраивались по струнке и все время боялись, что вот-вот он кого-то опустит, чтоб он сидел дома, а бабло ему приносили домой и быстро удалялись, чтоб не наложить в штаны, а он…сольфеджо, Петре Чайковский, и в кого такой урод… пианист с бабочкой. Я так понимаю, молчание знак согласия. (Поет песню.)

Вахо. Уважаемый, можно ли с маленькой репликой ворваться в ваш душетерзающий сюжет.

Блатной. Говори Валет.

Вахо. Могу Вас огорчить, но в нашем дворе нет никого, кто мог бы отозваться на имя

Софо. (Обращается к соседям.) Скажите, что это правда. (Соседи подтверждают.)

 Блатной. Вах…вах… (Музыкантам.) Ребята похоже мы вальсом причесали… (двору) Вы ничего не видели и не слышали, все это я говорил для моей Софо. Понятно сказал? Иначе, всех вас замурую в тюбик из под хрена, и буду выдавливать только по большим праздникам, для голодных шакалов. (Музыкантам.) Ребята вы знайте, как лес передвигается? В начале вход идут кустарники, листва, а за ними и деревья, так что вперед, шелуха, я за вами.

Зурначи. Это уже пятый дворик. Я чувствую, еще долго мы будем колесить по дворам.

Медоле. Эх… Главное, чтоб заплатил, а то может достаться и апперкотом…апперкотом…(уходят).

Жорж (громко объявляет.) Сцена Яго Отелло.

Старый Ворон. Это любимая сцена Сальвини. После того как Яго ему сообщал, что его женя ****ь, он крушил все, все, что было на сцене. Ломал мебель, рвал задник, царапал стены, отдирал половик и спускался в зрительный зал, ломая все кресла партера, амфитеатра и балкона. Вот такие артисты были раньше, авантажные, Томазо Сальвини, не то, что теперь.

Жорж. Еще одно слово, и Лао-Цзы тебе не помощник.

Старый Ворон. Я задницей чувствую, не будет ваш Отелло крушить сцену, потому что кишка тонка. Все, я нем, как рыба.

Яго. Достойнейший синьор...

Отелло. Что скажешь, Яго?

Яго. Когда вы сватались к синьоре, знал ли Кассио вашу к ней любовь?

Отелло. Да, с первых дней. Ты почему спросил?

Яго. Так только, чтобы мысль одну проверить. Без злого умысла.

Отелло. Какую мысль?

Яго. Я думал, что он не был с ней знаком.

Отелло. Нет, как же. И служил послом меж нами.

Яго. Вот как?

Отелло. Вот как! Да, вот как! Что же тут плохого? Ведь разве он не честный человек?

Яго. Он честный человек. Я как-то ночевал у Кассио. Зубная боль не давала мне спать. Есть люди, которые во сне бормочут про свое. Таков Кассио. Я услышал, как он сказал сквозь сон: "Будь осторожна, не выдай нашей тайны, Дездемона", потом сжал мне руку, вскрикнул: "Дорогая?" И стал меня крепко целовать, а потом закинул ногу мне на бедро" вздыхал, ласкал и вскрикнул: "Проклятый рок, тебя отдавший Мавру!"

 Отелло. Чудовищно!

Яго. Да, но ведь это сон.

Отелло. Пусть это сон, но это гнусный сон. Я разорву ее в куски!

Яго. Не надо безумствовать. Мы ничего не знаем. Она чиста, быть может. Но скажите, случалось видеть вам в ее руках платок, расшитый алой земляникой?

Отелло. То был мой самый первый ей подарок.

Яго. Так вот, я видел, как таким платком, наверно, этим самым, Кассио губы сегодня утирал. (В сторону). Я украл и обронил этот платок у Кассио в доме, а он нашел. На Мавра начал действовать мой яд.

Отелло. Раз это тот...

Яго. Раз это тот иль, может быть, другой, главное - платок, и это улика.

Отелло. О, будь в несчастном сорок тысяч жизней! Одной мне слишком мало для отмщенья! Теперь я вижу - правда все. Распухни, грудь, от груза змеиных жал! О кровь, кровь, кровь! Прочь! Прочь подлюгу! Ступай за мной. Мне нужен быстрый способ, покончить с этой нежной дьяволицей. Идем. Отныне ты мой лейтенант.

Яго. Я ваш навеки.

Гоги. Ах ты подлец, тварюга, на этот раз тебе спасения нет. (Целится в Яго).

Жорж. Мушег быстро отклей еще, что ни будь, видишь батоно опять, не узнал тебя, отклей, а то мы пропали.

Мушег. Легко говорить отклей, а что отклеить?

Жорж. Не тяни, если не хочешь оказаться в холодной земле Вериийского кладбище, это в лучшем случае а то вид могут и на Петре-Павле отправить.

Мушег. Тридцать лет честно служить искусству, и оказаться на кладбище Петре-Павле. Спасибо, родные мои.

Гоги. Таких тварюг как ты ни то что в Петре-Павле, а придавать земле не стоит.

Мушег (снимает парик.) Все кончено, я больше не служитель высокого искусства. Стреляй, гад!

Гоги (Узнает Мушега без парика.) Вах… Мушег, это ты, извини, дорогой, опять спутал. Знаешь что, давай-ка ты лучше играй без грима.

Мушег. Как это без грима, я что комедиант, или скоморох по вашему мнению, я же артист-профессионал, без грима не могу войти в образ.

Гоги. Вот-вот. Я тоже об этом. В образ входить не нужно, а то это добром не кончится.

 Жорж. Уважаемые тифлисцы, настоятельно прошу и предупреждаю: дети и те, у кого слабое сердце, покиньте зрительный зал, финальная сцена не для вас.

Шакро. У меня терпение лопнет и пролью кровь, если не найду свои черные подтяжки.

Яша. Ах как достал этот мудак своими черными подтяжками. Шакро, посмотри-ка на Гоги, у него случайно не твои черные подтяжки.

Шакро. Это как у Гоги мои черные подтяжки?!

Яша. А ты посмотри.

Шакро (подходит к Гоги). Дай взглянуть на подтяжки.

Гоги. Отстань.

Шакро. Откуда у тебя мои подтяжки?

Гоги. Отстань.

Шакро. Откуда у тебя мои черные подтяжки. Говори.

Гоги. Отстань, пьяница.

Шакро. Значит, не говоришь?

Гоги (злой). Значит, не говорю.

Шакро. Скажешь… как миленький скажешь. Привяжу тебя к кровати, пару раз тряхану ремнем, и язык развяжется, как у молодого ослика.

Гоги. Камикадзе, спроси у своей жены, откуда у меня твои черные подтяжки.

Шакро (после долгой паузы кричит). Сиран!

Сиран. Чего.

Шакро. Сиран, я правильно понял?

Сиран. А ты в состоянии чего-то правильно понимать?

Шакро. Насколько я понимаю, и скорее всего понимаю правильно, это ты подарила Гоги мои черные подтяжки!

Сиран. Вот тебе на…

Шакро. Говори!

Сиран. Дурак.

Шакро. Говори, женщина!

Сиран. Ты всех уже замучил своими подтяжками.

Шакро. Отвечай, шлюха!

Сиран. Да, я подарила, и что?

Шакро. А то что молится ты не любишь, а исповедоваться не успеешь и прямиком попадешь в ад. (Нападает на Сиран и душит ее. Сиран теряет сознание и падает.)

 Яша (в руках черные подтяжки). Что ты натворил, глупый, вот твои черные подтяжки, они были в комоде, надо было меньше пить и шире открыть глаза.

 

Шакро постепенно осознает, что произошло и падает на Сиран.

 

 Шакро. Сиран… Сиран… А-а-а… Ах вы гнусные твари, потомственные паралитики с неподвижными, мертвыми сперматозоидами по отцовской и упакованными даунами по материнской линии. Что вы натворили, мать вашу с наклоном в 45 градусов в сорокаградусную жару без капли воды в окружении возбужденных бедуинов. Чтоб всю жизнь жили мыслями, будто Шакро в каждую ночь навещает ваши исковерканные души, грязными ногтями до крови царапает и горькими слезами обливает, жжет окровавленные ваши раны. Чтоб знойным тифлисским летом в Муштаиде, в полной экипировке и в гриме, страшно потея, без платка, целый месяц изображали Деда Мороза без Снегурочки и дарили дебильные подарки детям. А обиженные подарками родители, их поштучно знакомили с вашими кое-какими органами. Как вы могли так поступить со мной, со мной - с Шакро, который всегда был верен своему двору. Помню, как-то раз как один чужой кобель мочился у нас во дворе и гонял наших дворовых собак, я взял за шкирку эту обрезанную тварь и зарезал ее вот так (ищет нож, но не находит) где нож… нож где, мать вашу?!

 

Сиран постепенно приходит в себя.

 

Сиран. Ты кого хотел удушить, карлик плешивый?!

 

Сиран хватает швабру и под аплодисменты двора гонится за Шакро.

 

Занавес.

 

Эдуард Григорян

Москва, май 2006г.

www.grig-aryan.com

grig-aryan@mail.ru

+7 495 510 82 42