6. Макулатура

Юлия Вольт
Обнаружена рукопись была во время дежурства на школьном пункте приема макулатуры. Развалилась связка школьных тетрадок, по-детски неумелая связка, и на землю выпали сложенные пополам машинописные листки, невесть как оказавшиеся в одной из тетрадок.
Что только не обнаруживалось в макулатуре на школьном дворе! В прошлый раз пионервожатая Инна отобрала у пацанья любовное письмо, которое читали, естественно вслух, чуть ли не хором. Давнее любовное письмо, неотправленное, завалявшееся в ящике письменного стола. Младшая сестренка некогда влюбленной школьницы, уже студентки, выгребла исписанные тетрадные листы из ящиков, не читая, и письмо оказалось в ворохе макулатуры. В тот раз Инна легко разгадала тайну письма, узнав почерк своей бывшей одноклассницы. Инна сама была выпускницей этой школы, просто не поступила в пед на престижный истфак и теперь зарабатывала себе стаж, добавляющий шансы поступить со второй попытки.
Машинописных листков было два всего.
"...Над городом летел трамвай. Мы с тобой, обвитые ремнями безопасности, все равно были рядом, потому что ты держал мою руку. Сквозило - дверь была открыта. Время от времени из кабины выходил лысый человек в противогазе, проходил через салон и шагал в открытую дверь. Я смотрела в окно, ты смотрел на мою руку. Ты смотрел на мою руку, ты выбрал ее из сотен виденных тобой рук. Ты любил мою руку, а я любила тебя. Ты утверждал, что только моя ладонь принесет тебе удачу, потому что на ней линия ума не соединяется с линией жизни, а морщинки в конце линии сердца образуют крохотную семиконечную звезду. Ты часто брал лупу, чтобы рассматривать звездочку, смотрел пристально и непременно целовал мою ладонь. Я ревновала тебя ко всем этим черточкам, складочкам, звездочкам. Я хотела, чтобы у меня были необычными глаза, губы, волосы, но ты любил только мои руки.
Мы летели давно. Каждый день нам подавали холодную вареную курицу на обед. В салоне, кажется, еще кто-то был. По крайней мере, все места были заняты. Я смотрела в окно, но за окном не было ни облачка.
Лысый человек в противогазе приближался к городу.
В городском саду играл оркестр. На городской колокольне молчали серые вороны. На городской площади скандировали в мегафоны митингующие. В городском зоопарке умирал слон. Остальные кушали мороженое.
Лысый человек в противогазе приближался к городу.
Трамвай летел над городом. Ты держал мою руку, что меня утешало. Глядя в окно, я вспоминала твое лицо и мысленно целовала брови, глаза, колючие щеки. Мысленно я называла тебя дорогим, любимым, единственным. Я рассказывала тебе о своем детстве. Жаловалась на своих обидчиков. Ты всегда сочувствовал мне и всегда принимал мою сторону.
Лысый человек в противогазе...
В городском саду играл оркестр. Вороны молчали. Слон умирал. Остальные кушали мороженое.
Мысленно я вела с тобой длинные-предлинные диалоги. Я спрашивала тебя:
- Когда мы прилетим, мы будем жить в доме из белого кирпича?
- Да, если хочешь.
- Вдвоем? Только мы и никого кроме нас?
- Да, если хочешь.
- Мы будем неразлучны? Вслух читать и играть в четыре руки?
- Да, если хочешь.
Я смотрела в окно и мысленно вела с тобой длинные-предлинные монологи. За окном не было ни облачка. Ты вдруг отпустил мою руку. Я повернулась и увидела пустое кресло с лупой, оставленной на сиденье. Лысый человек в противогазе в очередной раз совершал свой неизменный маршрут по салону к открытой двери.
В городском саду играл оркестр. Остальные кушали.
Маленькая неказистая флейта плакала - одна во всем оркестре. Это был ее коронный номер - вдруг, когда гогочут тромбоны, хихикают скрипки, заплакать тоненько и чисто. Все смолкало на миг - плакала флейта. Она оплакивала умерших и бессмертных, безумных и бесталанных, бесхитростных и бессердечных. Но, опомнившись, снова начинали гоготать тромбоны, хихикать скрипки, ликовать тарел-..."
На этом месте рукопись обрывалась. Подумав, что слон все же умер, Инна удивилась собственным слезам, наворачивающимся на глаза.
Тайна письма была разгадана легко, а тайну машинописного текста разгадать не было ни одного шанса, несмотря на подсказку - подписанные от руки буквы "О.Л." в правом верхнем углу первого листа. Буквы могли быть инициалами автора, но из столь ничтожных данных авторство установить совершенно невозможно.
Обсуждать литературные новинки Инна привыкла с Жанкой - ни Ирка, ни Мирка на подобную беседу не тянули. Но и Жанна недоуменно пожала плечами, не понимая, от чего Инка явилась к ней такой перевозбужденной и взъерошенной. Инна поняла, что поговорить о слоне и флейте не удастся и здесь. Жанка рассказывала очередную байку о своем соседе-ювелире, к которому она тайком от матери бегала покурить.
- Жанк, познакомь меня с ним.
- Инна, он, конечно, умный, с ним интересно, но страшный и старый. Тридцать девять лет!
- А плевать!
- А как же твой роман с Антошей?
- Не хочу больше никаких антошек. Маленький он еще и глупый.
- Инка, но он тощий и лысый.
"Лысый человек в противогазе приближался к городу", - дал сигнал тревоги иннин внутренний голос, но и на собственную интуицию Инна мысленно плюнула. Ей была жаль умершего слона, и хотелось наказать всех, в том числе и саму себя, за смерть благородного животного. Она кидалась в новый роман, как рожей в лужу, и сама тогда не понимала мотивов своего поведения.
Неправда, что любовь зла, неправда! Подставляясь козлам, женщины не любят - они себя наказывают. Неосознанно, невольно. За тайную, нередко воображаемую и отсутствующую вину. Это Инна поняла много позже, уже в зрелом возрасте. Осознание пришло внезапно, когда наводя порядок в бумагах, она нашла два желтых листика с машинописным текстом и снова заплакала из-за умирающего слона и плачущей флейты.
Знакомство с ювелиром состоялось и даже затянулось на долгие годы, на ее беду. Если бы представился случай (невероятный, фантастический, волшебный случай) внести коррективы в прошлое, Инна с большой охотой избавилась бы от этой страницы своей биографии. Но перечитав неоконченную рукопись неизвестного автора, Инне удалось взглянуть по-новому на то, что с ней тогда произошло. Ей вдруг поверилось, что она взяла Лысого на себя, заслонив собой город, не позволив Лысому приблизиться к городским воротам. Наедине с самой собой Инна могла позволить себе такую нелепую, смешную своим детским героизмом выдумку. Еще Инна вообразила вдруг, что она знает, кому принадлежат инициалы О.Л. Таинственный текст фиксировал на бумаге сон, созданный сказочником Оле-Лукойе. Так Инна вообразила, потому что ей и в тридцать лет хотелось волшебных сказок.
Лысый ювелир был до отвращения реален. Он был прошлым, но прошлым такого сорта, от которого не избавиться до конца жизни. С которым и в параллельном мире не избежать встречи.
У лысого ювелира в реальной жизни было два атавизма: третий сосок с правой стороны (недоразвитый, конечно, но все же сосок) и звериный нюх, то есть чрезмерно обостренное обоняние. Лысый ювелир боялся запахов, поэтому в зафиксированном сне он явлен был надевшим противогаз.
Инна тоже любила мороженое, но она одна видела опасность Лысого и она одна могла спасти остальных от невидимой надвигающейся угрозы. И она спасла. Так Инна вообразила... Разыгралось воображение... Бывает...