Грезы или незабвенной Лизе

Сергей Чухлебов
 ( Из воспоминаний Семы Жальского )
на злобу дня - мечущимся...
 

Откинулся я как-то со строгого и задумался: как быть и что делать? Во, бляха... Чернышевский, одернул я себя, а на душе муторно муторнее.
Ни родины, ни флага, бабла – кот наплакал. Помыкался, потерся по местным – голяк полный и тут меня осенило: подамся в столицу. Там щас самое время – братаны правят.
Сказано – сделано.

Не будем вдаваться в подробности, как билет купил и прочее.
Прикатил значит на ярославский вокзал, а мне на казанский надо – с кентом, когда созванивались, я же помню, он ясно выразился: - На казанском, ждать буду, там у меня небольшой приход. Урод, а сказать не удосужился, что тот напротив, но я и по сей день думаю это он прикололся – предъявлять не стал, столько лет вместе чалились.

 Пошел мотор ловить, грудь от гордости распирает, как же - первопрестольная!
Подхожу к кучеру и, без возражений:
 - На казанскы-ий! – он аж глаза выпучил, а потом хитро прищурился и переспрашивает:
 - Куда, куда? – а я... с понтом, бывалый “москвич”:
 - Че, дядя, глухой! Поняй да по шурому. У меня стрелка забита, а мы, деловые - люди пунктуальные. Не дай боже! Из графика выйду по твоей глухоте, три секунды и ты на счетчике. Усек! – кучер мигом уразумел, и вез меня... часа два. Я из себя почти вышел.
 - Пробки, – то и дело оправдывался он.
 - Сам вижу, – вторил я ворчливо.
 
Самуил направил меня к “Тупому Гансу”.
 - И впрямь, тупой! – мелькнула мысль, когда мы встретились с ним: морда лопатой, а глаза на выкате, голова брита, а клешни, ниже колен - силен, поди падла.
- Кто, да че? – стал он казнить меня. - Точно, тупой! - Я ж, по рекомендации.
 Наконец пытки кончились. Тупой определил меня в бригаду “шакалов”, которая рассекала по метро, по переходам, взимая мзду с побирушек и мелких торговцев.

А напоследок, Ганс уже при выходе мне, вдруг ляпнул:
-А сколько тебе годков то?
– Ты, урод! - вспылил я, - ты че прокурор?
-Остынь! - махнул он рукой – это так, на всякий случай.
- Ладно, - примирился я и, чуть погодя прибавил - сороковник скоро.
 
В бригаде мне довелось испытать много нового, узнал и про тупого. Не-е. Внешность это еще не все.
Ганс был очень умный, но невоспитанный. А “паганяло” ему дали за пристрастие к компьютеру, уж очень любил стучать... особенно по клавишам, словно морзянку выстукивал:
 - Тупой, я тупой! Прием!

И, понеслось…

Вначале я так путался в метро, мне на «жданку» - качу на «планку», надо на «пушку» - лечу на «сушку», пока привык.
Это уж потом «бэху» приобрел, когда Ганс добро дал на свою бригаду.
 
Однажды нам цинканули, что на «маяке» баба какая-то, без "лицензии" книжками торгует в переходе. Прилетаем…
Смотрю стоит: пьянь полная, папироса в губе, волосики жиденькие, спутанные…
А на груди - на шнурочке, типа мобильника ныне, ксива болтается - потрепанная, аки хозяйка.

Я подошел, виду не подаю и интересуюсь:
 - Что продаем? - а она - овца, дым и, прям мне в лицо - типа: ветер в харю, я ху"рю, губки в трубочку глазками зыркает: то на "веревку", то на "котлы", а на "печатке" и вякнула:
 - Проходи сопливый, не понять тебе. – Я чуть, жвачкой не подавился от такой наглости.
 
 Понятное дело: быковать нельзя сразу, надо оглядеться.
Присматриваюсь к ксиве: там, что-то про билет - золотое тиснение поосыпалось, фон пообтерся, выцвел настолько, и не догадаешься, что выбито было, ежели раньше подобного не встречал. Я присел на корточки и ненароком, стал перебирать книжечки, разложенные на застеленном полу, прямо у ее ног в сбившихся чулках, обутых в стоптанные несоразмерные мужские штиблеты. Книжечки тоненькие, типа мурзилки, сиротливо взирали на меня с мятой газеты "Труд". Я пробежался взглядом по их названиям: «Савраскина боль», «Грезы», «Облака».
 Открыл, полистал нетронутые странички. Она внимательно наблюдала за мной.

Смутно о чем-то догадываясь, я спросил невзначай:
- А кто автор? – мне, почему-то вдруг захотелось с ней поговорить, может, вспомнилось далекое детство, когда мама на день рождения обязательно дарила такие книжицы и тут ее прорвало:
- Я автор! Не похожа? На сучонок, смотри! – я приподнялся, а она трясущимися руками пыталась поймать ксиву.
 Наконец, ей это удалось, бабенка сунула свой билет мне прямо в рожу.
 - Вот он... настоящий, писательский.

Меньше всего ожидая этого, я отступил на шаг.
Она в свою очередь уже орала во все @бало.
- Хамье! Нацепляли цацек и думаете: теперь вам все положено.
- Ублюдки! Все похапали, ворье... вы, хуже фашистов.
- О, бог мой! – она воздела руки. - Русь, святая Русь, к чему идем?

Я растерялся и оглянулся по сторонам - люди сновали мимо: кто с улыбкой, а кто и вообще с безучастным видом. “Завсегдатаи” фальшиво сочувствовали мне со стороны, крутили пальцем у виска и разводили молча руками.

… Вскоре я уже владел собой. Достал демонстративно лопатник, вынул из него сто баксов, аккуратно пристроил их рядом с «мурзилками», и тихо произнес:
- Мэм! Я покупаю ваши книги. - Она внезапно умолкла.
Я внутренне усмехнулся – убеждение великая сила.
- Коз-з -ел! Пост*****ся решил, али пое@аться – ударил гром надо мной.
- Быдло! Не по Сеньке шапка...
Я припал на жопу и тупо вылупил шнифты…
 
А она потрясая билетом, еще долго о чем-то кричала. Я не слышал, или уже не понимал, что происходит. Наконец все стихло.
 Когда пришел в себя, вокруг по-прежнему суетился народ, я сидел в переходе, а рядом со мной лежала книга.
 «Грезы», - прочитал я, потом осмелился и открыл ее, там красовалась корявая надпись: ПРИДУРКУ от автора.

 Приближался миллениум. Все становилось на круги своя. Мы бросили шакалить, кое-кого из наших подстрелили, а кто-то, сам на рельсы лег.
 Я благополучно удалился на покой, но вскоре стал тосковать по былым временам. За что ни возьмусь, все из рук валится – кураж пропал.

И, о чудо! Перебирая как-то на даче свою беспорядочную библиотеку, но уже солидную к тому времени, я случайно наткнулся на «Грезы».
Она начиналась с главы: «Как стать писателем»
 А первый абзац со слов:
Заповедь писателя гласит…

Когда, подобно удаву, я проглотил изложенное, то подумал:
- Не-е, писателем я не стану, а вот графоманом в самый раз, и быстренько накропал сие, уж очень руки чесались после той книжки…
 - Видать кураж вернулся…