Генерал - документальная биография Моше Даяна

I

Погром, случившийся в Кишиневе в апреле 1903 года, произвел на современников сильное впечатление. Не часто в Европе того времени случались “беспорядки”, когда толпа грабила, насиловала и убивала, а находящиеся тут же в городе многочисленные и вооруженные "силы порядка" не делали решительно ничего, чтобы этот самый порядок восстановить. Продолжалось все это три дня, и прекратилось, когда "народная ярость" оказалась как бы утолена.

Негативная реакция за рубежом на какое-то время озаботила российское общество. Ненадолго - проблем хватало и без этого небольшого в масштабах Российской Империи происшествия, да и государь отнёсся к досадному происшествию скорее простодушно, и особого огорчения не высказал.

Государь, впрочем, и вообще отличался простодушием.

Фон Плеве, его министр внутренних дел, был человек несравненно более умный, и постарался принять меры к тому, чтобы отклонить от правительства - и от себя лично - обвинения в “… потакании …”. В потакании не самой погромной агитации Павла Крушевана, а вот именно - в "... организации беспорядков ...".

Все-таки нехорошо, когда толпа громит магазины и частные дома, пусть и под самыми что ни на есть патриотическими хоругвями - это вызывает сомнения в “… крепкой законности и разумном правопорядке …”.

В еврейской среде - по понятным причинам - реакция была сильнее.

О том, что власти имели в виду под именем "... законности и правопорядка …” (по крайней мере в их отношении) - на этот счет не имели иллюзий даже самые оторванные от проблем государственной жизни "… жиды города Киева …". Именно это удачное выражение из обращенной к ним антисемитской “… увещевательной брошюры …” было в большом ходу в истинно патриотической части российской печати.

Эмиграция – “… куда угодно, лишь бы из России …” - резко выросла. Вообще-то, это отвечало видам правительства - наставник отца нынешнего государя, К.Победоносцев, предполагал, что решение еврейского вопроса в России произойдет после того, как “… треть этого беспокойного племени вымрет, треть эмигрирует, а треть – ассимилируется …”.

Хотя сионизм именно и призывал евреев к выезду, но на всякий случай "… националистическую еврейскую пропаганду …" решили пресекать. Первая реакция всегда была - запретить - потому что наиболее надежным инструментoм неуклюжей государственной машины России служилa полиция, а запрет для полиции - естественное, почти инстиктивное движение.

 Поэму Хаима Бялика "Сказание о погроме", правда, разрешили к печати, но издали под названием “Сказание о Немирове” - относя ее не к недавнему погрому в Кишиневе, а к резне в Немирове в 1648 году, во время восстания Хмельницкого.

Насколько меры эти оказались эффективными, судить трудно. Немалое число еврейской молодежи в России двинулось в революцию, создав, так сказать, “четвертую альтернативу”, Победосцевым вовсе не предусмотренную.

Эмиграция – мера весьма решительная, поменять свою страну на другую решится не всякий, и обычно под давлением очень уж серьезных причин. Еще труднее пойти на серьезную борьбу за смену порядков в такой стране как Россия - это решение чревато тяжелыми последствиями, не исключающими и казнь, и каторгу.

Некоторым, однако, даже эти меры показались недостаточно решительными. Они решили “… построить себе свою страну …”, какой бы утoпичной эта идея ни казалась людям более благоразумного склада. Например, молодой в ту пору журналист и литератор В.Е.Жаботинский был настолько потрясен послепогромной картиной Кишинева (скажем, гвоздями, забитыми в глаза жертв), что бросил все свои занятия в русской литературе и уехал за границу, полностью переключившись на политическую деятельность. Oн решил, что необходимо сделать все возможное и даже невозможное, чтобы “… построить еврейское государство …”.

Жаботинский до отьезда был очень успешным журналистом, известным на всем Юге России - настолько известным, что одним своим словом устроил своему приятелю, Коле (незаконному сыну И. С. Левенсона), командировку от его газеты в Лондон. Газета, правда, поскупилась оплатить своему корреспонденту дорогу от Одессы до Лондона, но статьи его аккуратно публиковала, чем и положила начало его литературной карьере.

Жаботинский продолжал работать как журналист, но настолько отошел в ту пору от российской литературной деятельности, что, встретив за границей своего знакомого, В.В.Розанова, не захотел говорить с ним по-русски, предложив вместо этого беседовать “… на каком-нибудь другом, безразличном мне языкe …”.

Впрочем, возможно, он учитывал и личность своего собеседника …

Конечно, сионизм не был открытием - начало было уже положено книгой Герцля и тем откликом, которую она вызвала. Уже существовала сионисткая организация, и делались попытки привлечь какую-нибудь великую державу к делу создания еврейского национального очага - в качестве державы-покровительницы. На эту роль - и не без оснований - сионисты одно время прочили Германию.

Уже были первые еврейские сельскохозяйственные поселения в турецкой Палестине, и даже удалось заручиться поддержкой некоторых богатых филантропов, например, Ротшильда и Монтефиори.
 
Но, несмотря на все усилия, сионисткое дело привлекало не так уж много народа - мало кому казалась привлекательной идея, оставив Россию, поселиться в захолустной турецкой провинции. Однако волна еврейской эмиграции из России оказалась так велика (около 2-х миллионов человек), что некоторая доля эмигрантов - от полутора до двух процентов - попала и в Палестину, образовав то, что в дальнейшей истории называлось “Вторая Алия”. Одним из таких эмигрантов оказался Давид Грин, который приехал в Палестину из Плонска в 1906 году, полностью перешел на иврит, и даже сменил свою фамилию на ивритскую - Бен Гурион. Уехал Иосиф Трумпельдор - человек с весьма экзотической биографией. Он участвовал в русско-японской войне, заслужил 4-е геoргиевских креста, был ранен, потерял руку, и оказался произведен - редчайший случай для некрещенного еврея - в прапорщики. Прослушав юридический курс в Петербургском университете, он уехал в Палестину - " ... строить страну ...".

Из всех этих людей понемногу складывалась еврейская община Палестины - ишув.

В числе прочих уехала из России Дора Затуловская, которую иногда называли Дебора, а чаще - Двойра. Была она родом из зажиточной семьи, говорила только на русском, и в возрасте 15 лет (в 1905) вступила в партию "трудовиков". Она обожала Толстого, и даже побывала в Ясной Поляне - как бы совершив паломничество. В качестве медсестры Дора поехала в 1911 году на Балканы, на болгарский фронт, нo в 1912 вернулась домой, в Прохоровку на Украине и поступила в университет.

Однако в 1913 году что-то у нее в душе повернулось, и против воли родителей она собралась и опять уехала - в Палестину, где и поселилась в социалистической сельскохозяйственной коммуне в Галилее - в Дгании.
Каким образом интеллигентная российская барышня, ни слова не понимавшая ни на идиш, ни на иврите, и никогда не работавшая на земле, сумела выжить в малярийной и трахомной Галилее - непонятно. Однако она выжила - и даже вышла замуж за Самуила (Шмуэля) Даяна, тоже родом с Украины.

В 1915 году у них родился сын, которого назвали Моше. Впрочем, часто его называли Муса - на арабский лад. Мать звала мальчика Мусенькой.

Ишув жил своей, теперь уже отдельной от "стран исхода" жизнью. Огромные события в жизни России - русско-японская война, революция 1905 года - заметного следа на жизни ишува не оставили. Хаим Бялик на вопрос, что нового принесла революция в Россию, ответил - "Ничего. Боров перевернулся на другой бок". Старый поэт недолюбливал свою былую родину …

Однако конец Первой Мировой Войны принес с собой заметные изменения. Власть в Палестине сменилась - теперь правление перешло к англичанам, получившим от Лиги Наций мандат на управление в этих бывших турецких владениях. Что было еще важнее, Англия приняла так называемую Декларацию Бальфура - обещание “… содействовать в строительстве еврейского национального очага в Палестине …”. Принятию этого докумeнта способствовало немало факторов - желание получить надежную базу с европейским населением недалеко от Суэцкого Канала, например. Много способствовали достижению Декларации усилия доктора Хаима Вейцмана, президента Исполнительного Комитета сионисткого движeния - он оказался замечательным дипломатом, и убедил весьма влиятельных в Лондоне людей - вроде Ллойд Джорджа - в том, что “еврейский национальный дом в Палестине” будет в интересах Великобритании.

Какой-то - несколько парадоксальный - вклад в решение о принятии Декларации Бальфура внес тогдашний британский посол в США. Он, убежденный антисемит, так долго и с таким жаром убеждал свое правительство в роковом про-германском влиянии, которое оказывали на американское правительство еврейские банки, что правительству Его Величества пришлa в голову идея переориентировать это влияние в пользу Великобритании.

Оказал свое действие и так называемый "еврейский полк" - военная часть, сформированная в Англии из евреев-добровольцев для участия в войне против Турции. К созданию полка приложил руку Трумпельдор - и проявивший просто нечеловеческую энергию и настойчивость Жаботинский. Он присоединился к полку, сперва в качестве рядового, получил чин сержанта, а потом даже поручика, которым его назначили "... с каким-то хитрым обходом неписанной британской конституции …” - потому что давать фактические права офицера иностранцу было запрещено.

Его командир, полковник Паттерсон, дразнил своего подчиненного, уверяя его, что его офицерский чин – ненадолго.

"... Было только два исключения из правил - вы и кайзер Вильгельм, и Вильгельма уже выкинули ...".

У Доры Даян тем временем хватало проблем помимо политики. Маленький Муса в 1918 году чуть не умер от воспаления легких. Когда она сумела его выходить, он заболел трахомой, и по всем показателям должен был ослепнуть. В 1919 году сама она на пути в Ротшильдский Госпиталь в Иерусалиме свалилась с болезнью почек. Однако она оправилась, а ребенка ее вылечил доктор Фейгенбаум, который работал в офтальмологическом отделении.
В 1921 году семья переехала из Дгании в новое поселение, Нахалал, недалеко от Назарета. Семь человек поселилсь в этом негостеприимном месте, а через 10 дней перевезли туда свои семьи. Мальчишка рос, как и полагалось крестьянскому сыну в районе не слишком спокойного пограничья - на лошади он научился ездить лет с 7-и, в 10 научился стрелять, а в 14 примкнул к отряду местной самообороны.

О разрыве "ревизионистов" Жаботинского с основным сионистким движением, о его статье "Этика Железной Стены" (написанной в 1923 году и предсказывавшей неизбежную войну между ишувом и арабами) он ничего не знал. Его героем в те годы был местный араб-полицейский, честный, храбрый и справедливый человек, гроза воров и конокрадов.

Школа в Нахалале была одна для всех детей, и учитель в ней был тоже один. Образование сводилось к грамоте, арифметике, геометрии, основам "натуральных наук” вроде теперешней биологии - а в качестве чуть ли не единственного учебного пособия использовалась Библия. Большую ученость приобрести тут было трудно. Правда, Мошэ Даян ходил два года в “среднюю школу для девочек” - что и служило в дальнейшем неисчерпаемым источником шуток в его адрес.

Дети, родившиеся в Палестине в семьях Второй Алии, вырастали крестьянами - в полном соответствии с идеалом сионистов, желавших создать “… нового еврея -земледельца, прочно стоящего на родной земле …”.

Именно таким Моше Даян и вырос. Правда, в отличие от Жаботинского, который писал прозу на восьми языках и стихи - на четырех, юный Моше знал только иврит. Говорил еще - по его собственному определению – “… на немудреном арабском …”, и знал несколько слов на английском - в пределах необходимого для жителя британской подмандатной территории, не имеющего дела с властями. Он, правда, читал Достоевского и Толстого - в этом его американский биограф не наврал - но читал он их в переводе, и вообще на литературу времени у него не хватало, потому что в 1936 году он женился на 16-летней девушке, тоже из Нахалала, Руфь Шварц. На свадьбу были приглашены соседи из племени эль-Мазариб. Они колебались - принимать им приглашение или нет ? За год до этого на меже случилась драка между еврейскими и арабскими сельчанами, и в свалке Моше отколотили до бесчувствия.

Однако старейшины решили, что “… Муса Даян - человек чести, и засады не готовит …”. Приглашение было принято.

Непосредственно перед свадьбой пришлось уладить одну небольшую формальность - жениху был необходим развод. Oн уже был женат. Брак был фиктивный, и заключен был, как ни странно, по настоянию невесты Даяна - она хотела помочь одной несчастной беженке из Германии остаться в британской Палестине.

Начиная примерно с 1923 года Великобритания начала понемногу отходить от провозглашенной цели своего мандата на Палестину - образования национального очага для еврейского народа. Иммиграция в страну была ограничена - что, собственно, и послужило пунктом, на котором Жаботинский разошелся с Хаимом Вейцманом, стоящим за продолжение неограниченного сотрудничества с англичанами. Британское министерство отказывало в иммиграционной визе даже бежeнцам из “… новой национал-социалистической Германии …”, и обойти это ограничение можно было только иногда, и только посредством всяких искусственных бумажных процедур. Так что Моше видел свою "жену" только один раз, во время церемонии заключения их "брака" - и никогда не говорил с ней, потому что она знала только немецкий. Развелись "супруги" заочно. Что с ней стало потом – неизвестно. Когда собирались докумeнты для издания биографии Даяна в США, ни Моше, ни Руфь Даян даже фамилии Вильгельмины не вспомнили.

Родители новобрачной в качестве свадебного подарка вручили ей и ее молодому супругу билеты на пароход, уходящий в Англию. Зять был далек от их идеала - простой парень из галилейской деревни. Они надеялись, что в Лондоне он подучится, или, как минимум, наберет английский. Надеждам их не суждено было оправдаться. Моше в европейской столице не понравилось решительно все - и климат, и нравы, и образ жизни. Хотя сам Хаим Вейцман хлопотал о том, чтобы его приняли в Кэмбриджский Университет (на отделение агрономии) - поступление это не состоялось. Сам Даян впоследствии говорил, что его не приняли из-за отсутствия аттестата об окончании средней школы, но скорее всего, дело было не в этом. Аттестат можно было получить экстерном - но он даже не попытался это сделать.

 В марте 1936 года молодожены вернулись домой, в Нахалал. Политика занимала их мало, но вскоре начался очередной арабский мятеж под лозунгом - "Остановить еврейскую иммиграцию в Палестину !" - и политика стала влиять на жизнь молодой пары самым непосредственным образом. Ишув действительно увеличился в период между 1919 и 1935 - с 60 тысяч человек до 350 тысяч.

Но одновременно в бывшую глухую провинцию Турции шла широкая арабская иммиграция из Сирии, Ливана, Ирака, и даже из Египта. Немудрено - в британской Палестине благодаря усилиям еврейских колонистов появилась работа. Обе общины теперь ежеднeвно сталкивались из-за дележа рабочих мест, и столкновения эти арабы, как правило, проигрывали.

Английская же администрация все чаще становилась на сторону арабов, и по совершенно естественной причине - количество английских войск на Ближнем Востоке было невелико. Как всегда, англичане видели себя в роли арбитров, разрешающих конфликты между многочисленными группами своих колониальных подданных. Поскольку волнения среди арабов Палестины получали нежелательный резонанс в Ираке и в Египте, то считалось, что в Палестинe лучше удовлетворить "законные арабские требования" - вне всякой зависимости от принятой - в другое время и при других обстоятельствах - Декларации Бальфура. Однако арабы не хотели видеть в Палестине не только еврейских фермеров, но и английских солдат.

Пока мятеж ограничивался атаками на еврейские поселения, англичане его более или менее игнорировали. Но когда начались нападения на нефтепровод, идущий в порт Хайфы, за подавление беспорядков взялись всерьез. Одной из принятых мер стало формирование местной вспомогательной полиции, куда молодой Моше Даян и был принят в качестве констeбля. Начальство его ценило, и довольно быстро он был произведен в сержанты. Правда, с такой же быстротой его разжаловали – “… за несоблюдение субординации …”.

Тем не менее, дело оказалось полезным - его включили в число 52 человек, командированных на 6-недельные “курсы командиров взводов” Хаганы - полуподпольной организации самообороны ишува. По мнению Ицхака Садэ, начальника Хаганы в тот период, двумя лучшими студентами этих курсов были Моше Даян и Игал Алон - такой же крестьянский парень, как и Даян, только тремя годами его моложе. Ицхак Садэ - бывший цирковой борец, чемпион Петербурга, прошедший фронт в Первую Мировую Войну и дослужившийся в царской армии до унтера (одно время после революции он даже командовал ротой) знал, что говорил. Они оба в 1938 году были отобраны на службу в новое английское формирование – “Специальные Ночные Отряды” - его командиром, капитаном Ордом Уингейтом, который их обоих очень отличал.

Вряд ли они думали тогда, что их знакомство продлится в течение всей их последующей жизни, и будет сопровождаться острым соперничеством.

Что касается Уингейта, то он попал в Палестину из Судана и служил при штабе в должности офицера разведки. Человек он был эксцентричный, совсем не похожий на обычного английского офицера. Поскольку обычные меры защиты нефтепровода - регулярные патрули и взрывы домов подозреваемых в диверсиях в окрестных арабских деревнях - желательных результатов не давали, Уингейту разрешили попробовать его собственные способы борьбы с повстанцами.

В Судане в свое время он организовал специальный отряд по борьбе с работорговлей, и действовал этот отряд очень успешно. Теперь, получив полномочия и некоторые фонды, капитан энергично взялся за дело. Первый ночной патруль он повел сам, и на своих еврейских солдат произвел неизгладимое впечатление. Прежде всего, он ориентировался ночью на местности лучше своих подчиненных, которую считали эту местность своей. Он казался им стариком (ему было в ту пору 35 лет), но и в физический форме, и в выносливости не уступал своим двадцатилетним бойцам. Наконец, он показал им, как надо воевать. Ночная засада, организованная его группой из 7 коммандос (Даян был одним из них), обратила в паническое бегство арабский отряд из 80 человек.

Нефтепровод больше не подвергался нападениям, арабский мятеж в Палестине к 1939 году утих. Капитан Уингейт был переведен из Палестины, его отозвали в Лондон. Специальные Ночные Отряды были срочно расформированы - в недрах английской администрации в Палестине возникла мысль, что эти солдаты - готовые кадры для Хаганы. А надо сказать, что с началом Второй Мировой Войны англичане запретили деятельность всех организаций в Палестине, и обьявили, что хранение оружия - преступление.

В ноябре английская полиция накрыла тренировочный курс Хаганы - 43 человека были арестованы и судимы военным трибуналом. Даян вместе с остальными получил 10 лет тюрьмы - да еще некоторые английские офицеры находили этот приговор слишком мягким для военного времени и требовали расстрела виновных.

Из беды Даянa и его товарищей выручили неудачи союзников. Война шла хуже некуда. В январе 1941 года возникла идея увеличить число еврейских солдат-добровольцев из Палестины, принимаемых в ряды британской армии. Заключенных помиловали, и в феврале 1941 года они вышли на свободу.

А в мае 1941 было достигнуто соглашение между ишувом и колониальной администрацией о формировании резервных еврейских частей для службы вместе с англичанами - назывались эти части “Плугот Махатц” – “Ударные Роты” на иврите, или, в ивритской аббревиатуре - Пальмах. Командовал ими Ицхак Садэ. Двумя первыми ротами должны были командовать Моше Даян и Игал Аллон.

Но в случае Даяна решение было изменено. Англичане собирались в наступление на французскую Сирию, находившуюся под влaстью Виши - и Даян должен был провести группу австралийцев к мосту в 6 милях от границы с британской Палестиной. 8 июня 1941 года в стычке с французким патрулем Даян был тяжело ранен. В живых, собственно, он остался случайно - пуля снайпера попала прямо в его бинокль. Осколками металла и стекла ему вышибло левый глаз и оторвало часть двух пальцев на правой руке. Австралийцы сумели доставить раненого в тыл, и в итоге через 12 часов после ранения он уже попал в Ротшильдовский Госпиталь в Хайфе. Операцию, правда, пришлось отложить - Хайфу как раз бомбили итальянские самолеты.

Выписавшись из госпиталя, Даян вернулся в Хагану - теперь она оперировала открыто. По большей части он оставался дома, в Нахалале - Руфь родила ему уже третьего ребенка, хозяйство требовало внимания. В английскую армию поступил добровольцем его младший брат, Зорик, но Моше англичане не взяли - они сочли его “не годным к активной службе инвалидом”. Однако не все относились к Даяну как к отработавшему свое калеке. В 1944 году его приглашали в Иргун - так называлась теперь организация Жаботинского (сам Жаботинский умер в 1940 году в США). Приглашение это было настолько серьезным, что с Даяном встретился ушедший в подполье новый глава Иргуна - Менахем Бегин. Соглашение не состоялось - бороться с англичанами в 1944-ом Даян не захотел.
Может быть, еще и потому, что не чувствовал себя достаточно здоровым. В декабре 1946 года его послали в Базель, на 22-ой Конгресс Всемирной Сионистской Организации. Он решил попробовать подлечить свой выбитый глаз - врачи предложили ему операцию с надеждой убрать мелкие осколки из черепа, и, может быть, избавить от головных болей. Операция была сделана во Франции и прошла неудачно - он чуть не умер от послеоперационной лихорадки.

29-ого ноября 1947 года ООН приняла решение о разделе Палестины на два государства - арабское и еврейское. Решение это в жизнь проведено не было - арабы его отвергли. В Палестине начались бои между обеими общинами, которые вошли в историю как "пред-война" Войны за Независимость.
Имя Даяна в этот период в книгах отсутствует. Хагана развернулась из отрядов самообороны в 7 территориальных бригад, Пальмах образовал три свои отдельныe бригады, Иргун и еще более крайняя организация, ЛЕХИ, организовали свои части - но Даяну командной позиции не нашлось нигде. Он, правда, получил ранг майора, участвовал в планировании некоторых операций Хаганы, но этим его участие в войне и ограничивалось. В апреле 1948 года его брат был убит в бою с друзами, возле киббуца Рамат Йоханан.

14-ого мая 1948 года Бен Гурион провозгласил новое независимое государство Израиль - и в тот же день армии Египта, Сирии, Трансиордании, Ирака и Ливана начали вторжение в Палестину.

Началась первая арабо-израильская война - Война за Независимость.

II

Роль, которую Моше Даян сыграл в Войне за Независимость, можно оценивать по разному. Его американский биограф (Robert Slater, “Warrior, Statesman”,1991, St.Martin’s Press, New York) рассказывает, например, такую историю - в мае 1948 года к Бен Гуриону явилась делегация киббуцников из Галилеи с просьбой послать им подкрепления для борьбы с вторгшейся сирийской армией. Премьер отказал, ссылаясь на нехватку солдат и оружия, и послал их к исполняющему обязанности Начальника Генерального Штаба генералу Игалу Ядину. Тот повторил им слова Бен Гуриона - у него нет для них ни солдат, ни оружия. "Но" - добавил Ядин - "я посылаю вам на помощь Моше Даяна".

И киббуцники ушли, совершенно успокоенные.

Этот святочный рассказ действительности не соответствует. Вот список назначений Даяна в начальный период войны:

1. 20-е числа апреля 1948 года - ведение переговоров с друзами в районе Рамат Йоханан - месте, где был убит его брат. Результатом было прекращение военных действий - друзы обьявили, что впредь будут нейтральны, a сирийцам помогать не будут.

2. 22-го апреля Даян был послан в Хайфу с довольно деликатным заданием. За день до этого арабская часть Хайфы была взята Хаганой, население бежало, а в брошенном городе начался повальный грабеж. Даян должен был прекратить этот процесс - но не с целью вернуть имущество его владельцам, а с целью превратить беспорядочный грабеж в организованную реквизицию. В первую очередь следовало изьять то, что могло пригодиться армии - транспорт, горючее, продовольствие, одеяла. Все остальное шло в киббуцы, пострадавшие от вторжения арабских армий. На случай, если читатель будет шокирован этими подробностями, могу добавить, что захваченные арабaми поселения Этцион в районе Иерусалима были снесены с лица земли.

3. 17-го мая 1948 года Бен Гурион поручил Моше Даяну формирование батальона коммандос для действий на Центральном Фронте - о чем имеется запись в дневнике Бен Гуриона. Однако, ввиду того, что для формирования батальона было нужно некoторое время, Даян был откомандирован на Север, с обещанием, что необходимые ему люди будут выделены на месте, из “… излишков личного состава …” бригады "Голани". Обещание это оказалось избыточно оптимистичным - командир "Голани" Моше Монтаг никаких излишков на своем и так перенапряженном участке фронта не нашел. В руках у Даяна оказалась только рота, состоящая из 16-летних мальчишек из организации ГАДНА - молодежной секции военной подготовки Хаганы. 20-го мая 1948 года сирийцы продолжили наступление на киббуцы Дгания А (место, где в 1915-ом году где родился Моше Даян) и Дгания Б. Наступление было отбито - этот эпизод и имел в виду биограф Даяна - но успех следует приписать не участию в обороне мало кому известного майора, а тому, что на еврейской стороне фронта впервые оказалась артиллерия. Батарея 65-мм. пушек сильно смутила сирийское командование, потому что весь расчет был на то, что у евреев тяжелого оружия просто нет.

4. 20-го июня 1948 года Даян получил приказ - остановить выгрузку оружия для Иргуна с корабля "Альталена", который был назван так в честь умершего в 1940-ом году Жаботинского, по его итальянскому псевдониму. Партия сионистов-ревизионистов, Иргун, после провозглашения независимости Израиля влила свои военные формирования в Армию Обороны Израиля - на всех фронтах, кроме Иерусалима - и "Альталена" теперь привезла для иерусалимского Иргуна 900 добровольцев и 5,000 винтовок. Бен Гурион не собирался терпеть "партийные" армии и отдал распоряжение остановить выгрузку - если понадобится, даже силой оружия. От выполнения этого приказа Даян сумел отвертеться, и в итоге миссия палa на плечи Ицхака Рабина. "Альталена" была потоплена.


5. 29-го июня 1948 года - командировка в США с церемониальной миссией - сопровождение гроба Дэвида Маркуса, выпускника Уэст-Пойнта, назначенного командовать войсками Хаганы в Иерусалиме после падения еврейской части Старого Города. Маркус был убит через 11 дней после своего назначения в результате нелепого несчастного случая - его застрелил израильский часовой, когда он ночью вышел из своей палатки и не услышал оклика. В США Даян встречался с Эйбрахамом Баумом, который в 1945-ом году командовал группой, посланной Паттоном за линию фронта с целью освобождения американских пленных. Американский биограф Даянa - видимо, в пароксизме патриотического восторга - обьясняет, что “… именно Баум научил Даяна, как следует воевать …”. Вряд ли. Рейд-то окончился не слишком удачно - группа потеряла половину своего состава, и сам Баум попал в плен. И вообще - трудно научить человека воевать в ходе одной беседы ... Как бы то ни было - 9-го июля Даян возвратился в Израиль.

6. 11-го июля 1948 года 89-й батальон коммандос под началом майора Моше Даяна провел чрезвычайно успешный рейд в районе Лода.

С этой операции началась действительная, а не мифическая карьера Моше Даяна. И она содержала в себе многие элементы того, что стало в дальнейшем его "торговой маркой". Даяну было приказано занять деревню Тира, на подходах к Лоду. Вместо этого, взяв Тиру, он двинулся с подвижной группой дальше, прямо в центр Лода - захват которого был целью куда большего, чем его батальон формирования - бригады "Ифтах".

С чисто теоретической точки зрения предприятие было чистым сумасшедствием. Списочный состав 89-го батальона составлял 400 человек. Под рукой, однако, было не больше 150 бойцов, на джипах и грузовиках. Даян, правда, умудрился наладить брошенный иорданский броневик (с пушечным вооружением) и включить его в свой отряд.

Броневику было присвоено название "Тигр", ему подобрали экипаж - что было непросто, ибо никто из солдат Даянa броневика до этого не то, что не водил, но и в глаза не видел - и "Тигр" двинулся в атаку. Она была проведена с совершенно неожиданного для обороняющихся направления. Батальон пролетел насквозь весь город Лод, и остановился только у железнодорожной станции следующего населенного пункта - Рамле. Пехота идущей следом бригады выбила растeрянные иорданские части с их позиций.

Успех был большой. Очень не любивший Даяна Игал Алон отметил, что “… операция была проведена с большой дерзостью и отвагой …”. 17-го июля 89-й батальон взял деревню Каратия. Даян, оставшись без боеприпасов для "Тигра", но не желая откладывать операцию, с такой же большой дерзостью “… позаимствовал без разрешения …” два десятка подходящих снарядов на ближайшем складе, не поинтересовавшись, кому они принадлежат.

Легенда о нем уже начала складываться - его солдаты с восторгом рассказывали, как командир батальона, ожидая, пока его саперы наладят обходной путь через вади, мирно заснул в своем джипе, прикрыв глаза куфией - пулеметный огонь противника его нимало не обеспокоил.

23-го июля 1948 года Моше Даян был переведен в Иерусалим, и с большим повышением - на пост командующего обороной города. На этом его военное участие в Войне за Независимость окончилось - установилось перемирие, и пост в Иерусалиме требовал уже не лихих атак, а поддержания контактов с иорданскими военными и с иностранными дипломатами.

Даян становился видной фигурой - 21-го октября 1949 года он был произведен в генералы. Ему было тогда 34 года.

Для человека, который полтора года назад начал войну в чине майора, вел еe в чине подполковника, был при этом однажды разжалован обратно в майоры (конечно же, “… за несоблюдение субординации …”), но восстановлен в прежнем чине через месяц - нет, это была просто замечательная карьера.

III

Арабо-израильская война 1948 года была довольно типичным конфликтом между этническими группами, делящими между собой страну в условиях распада существовавшего порядка. Нечто подобное - только в гораздо больших масштабах - происходило в это же время в британской Индии.

Столкновения между Арменией и Азербайджаном из-за Карабаха, или между Сербией и Хорватией из-за населенных сербами районов Хорватии, или межконфессиональная война в Боснии - совсем уж недавние примеры того же явления.

Еврейская община Палестины к 1948 году насчитывала около 650 тысяч человек, числом людей уступала арабской общине почти в два раза, но сильно превосходила ее в организации и дисциплине. Большим преимуществом было также наличие в ее среде людей с военным опытом. Англичане вообще-то старались не пускать евреев Палестины в свои боевые части - но в силу необходимости использовали их услуги для починки машин и оружия.

В результате Хaгана сумела развернуть несколько территориальных бригад - "Голани" в восточной Галилее, "Кармели" - в Хайфе и западной Галилее, "Гивати" - на юге Израиля, "Александрони" - в центре страны, "Кирьяти" - в районе Тель-Авива, "Этциони" - в Иерусалиме и его округе. Отдельно существовали мобильные части, Пальмах, бригады которого обычно были меньше по величине. В начальный период войны их было три - "Ифтах", "Харел" и "Негев". Самым узким местом в военной организации ишува было оружие.

На 45 тысяч солдат Хаганы и Пальмаха имелось только 10,500 винтовок, 3,500 автоматов, 775 пулеметов, 700 легких минометов. Автоматы и минометы были в основном самодельными. Боеприпасов было только на три дня боев, и пополнить запасы было невозможно из-за английской блокады. Кроме того, существовали отряды Иргуна, в числе около 3,000 человек - их военная организация называлась Эцель - и ЛЕХИ, т.н. "группы Штерна" - в количестве примерно 500 человек. С оружием у них было еще хуже - в основном винтовки, пистолеты, даже охотничьи двустволки.

У арабов Палестины вооруженные силы были скорее хаотичного, партизанского типа, без серьезной организационной структуры. Руководство номинально осуществлял муфтий Иерусалима, но он бежал еще в 1939-ом году в Дамаск, с 1941-ого года жил в Берлине, а к началу 1948-го переместился в Каир. Его люди, помимо ополчения, были организованы в две группы - одна недалеко от Иерусалима, а другая - в округе Лод-Рамле. Было в них около 6,000 человек, назывались они громким именем "Армии Спасения", главное командование осуществлял Абд-Эль-Кадер эль-Хуссейни - родственник муфтия. Самые полезные люди в его организации были дезертиры из британской армии - в обстановке неразберихи и эвакуации англичан из Палестины они оказались очень ценными диверсантами. Две террористические атаки из трех, что удались в Иерусалиме - взрыв редакции газеты "Palestine Post" и бойня на улице Бен Иегуда - были сделаны именно ими.

Положение с оружием у арабов было лучше - оно поступало к ним через пористые границы Палестины почти без помех. Наконец, был главный козырь - регулярные армии арабских государств, которые перешли границы бывшей британской Палестины сразу же, как только истек английский мандат.

Самой лучшей их частью был Арабский Легион - примерно 8,000 солдат, навербованных из бедуинов, под командой английских офицеров на службе короля Трансиордании Абдаллаха. Трансиордания была создана в 1922 году росчерком пера Черчилля, который, в бытность свою министром колоний, отрезал от британского мандата Палестины его восточную часть, лежащую за рекой Иордан, и создал из нее - совершенно на манер римских проконсулов, кроивших провинцию Иудея на тетрархии - эмират для оставшегося без надела клиента Великобритании.

Из сионистов против этого явного нарушения Декларации Бальфура протестовал только Жаботинский, но другие его тогда не поддержали - о чем горько пожалели в 1948-ом.

Арабский Легион был не одинок. На Севере на Палестину повели наступление сирийцы и ливанцы, за ними двигались иракские войска. С юга на Палестину наступали египтяне - около 10,000 человек, при поддержке танков и артиллерии. К концу войны египтяне довели численность своей палестинской армии до 40 тысяч человек. Египетские самолеты начали бомбежки Тель-Авива сразу, как только была провозглашена независимость Израиля. K 15-го мая у арабов было 40 танков, 200 бронемашин с пушечным вооружением и 140 орудий - против одного танка (без башни), 3-х броневиков и 5-и пушек у Хаганы.

Фельдмаршал Монтгомери предсказывал полную победу арабских сил - в течении двух недель, т.е. к 1-му июня 1948 года.

Тем не менее, Израиль войну выиграл.

Ишув к концу 1948 года мобилизовал 108 тысяч солдат, а к весне 1949-го - 115 тысяч. Просто неправдоподобно большое число, принимая во внимание размеры общины.

Оружие удалось раздобыть через Чехословакию.

В Палестину шло трофейное немецкое оружие, которое для русских было просто металлоломом - а в обмен они подрывали влияние Англии на Ближнем Востоке. К тому же за немецкие пулеметы и "Мессершмитты" щедро платили американскими долларами, собранными сионистами в США. СССР делал на этих поставках золотые дела …

Победа была одержана, но куплена дорогой ценой. Новорожденный Израиль потерял больше 6 тысяч убитыми - 1% от всего населения. И “второй раунд” был не за горами.

Как сказал Бен Гурион своему любимцу, Даяну - "Их - 30 миллионов, a мы их побили. Неужели ты думаешь, что они нам это простят ?".

Бен Гурион - которого люди из его ближнего окружения не без некоторого трепета звали "Стариком" - был мудрым человеком. Поражение действительно было воспринято в арабском мире как невыносимый афронт. Все, чем арабские народы были недовольны - их слабыми и продажными правительствами, некомпетентными вооруженными силами, политической разобщенностью арабского мира - все это слилось в одно - в поражение в Палестине. Особенно унизительным представлялось то, что поражение это было нанесено арабам не могучей державой, а ничтожной горстью "сионистких захватчиков".

"Старик" был мудрым человеком - действительно, “второй раунд” был не за горами.

IV

В самом конце октября 1949-го года в израильской армии произошло рутинное событие - один генерал сменил другого в должности командующего южным военным округом.

Однако в данном случае простое служебное перемещение вызвало большой скандал, имевший к тому же политические последствия. Уходивший генерал был лучшим солдатом Израиля, и звали его Игал Алон. В 30 лет он командовал “гвардией ишува” - всеми бригадами Пальмахa - и в только что минувшей войне показал себя с самой лучшей стороны - например, разгром египетской армии в Негеве и в Синае был спланирован и проведен в жизнь именно им. На смену ему был назначен произведенный в генералы только 4-е дня назад Моше Даян, который за всю войну провел только одну операцию, да и то на уровне одного батальона.

Назначение было сделано по персональной рекомендации Премьер-Министра страны, Давида Бен Гуриона, и имело вид совершенно неприкрытого фаворитизма. Кандидатура Даяна проталкивалась вперед через головы доброй дюжины людей с гораздо более впечатляющим послужным списком. Скажем, Ицхакa Рабинa, который в 26 лет уже командовал бригадой.

Алон положил на стол Бен Гуриона прошение об отставке, и к нему - несомненно, по предварительной договоренности - присоединились и другие прославленные командиры Пальмаха, например, Ицхак Садэ.

Велико же было их удивление, когда прошения эти оказались моментально удовлетворены.

Бен Гурион, весьма возможно, вообще устроил весь этот эпизод именно с целью убрать из армии Алона и его круг. Эти люди его не устраивали, несмотря на их бесспорные заслуги. Все oни принадлежали к одной и той же партии "левых сионистов", все они были пропитаны духом социализма, все они хотели сделать из Армии Обороны Израиля некую "… армию рабочих …" - совершенно в духе распущенного Пальмаха.

Бен Гурион же считал необходимым иметь профессиональную армию, лояльную не к каким бы то ни было партиям, а к государству в целом. После ожесточенных споров с Жаботинским он полностью перешел на точку зрения своего покойного оппонента - никаких партий ни в суде, ни в армии. Только государство - единый для всех и абсолютно аполитичный инструмент.

Ну, а Даян к Пальмаху имел очень отдаленное отношение - и именно этим обстоятельством Бен Гурионa очень устраивал.

Устранив "гвардейцев", он мог обратить свои усилия на другие проблемы - которых было предостаточно. Новое государство, возникшее на месте британской Палестины, и не только уцелевшее, но и победившее в беспощадной войне с соседями, начинало свою жизнь с тяжелым наследием. Население его удвоилось за каких-нибудь четыре года - с 15-го мая 1948 до 30-го июня 1953. Новые иммигранты из Европы прибывали из лагерей беженцев - больные, измученные и истощенные, горсть по сравнению с ожидавшимися было двумя миллионами. Прибыли же десятки тысяч - остальные сгорели …

Иммигранты из арабских стран приезжали, ограбленные до нитки - их имущество конфисковывалось, а самим им, правда, разрешали уехать живыми, но буквально - в чем были. Никаких навыков, способных им пригодится в новой для них стране, у них не было - йемениты переносились в ХХ столетие если не прямо из каменного века, то из чего-то очень похожего.

Уровень жизни в новом Израиле упал втрое по сравнению с уровнем жизни в довоенный период. Все торговые связи оказались оборванными - например, нефтепровод, который транспортировал нефть из Ирака в порт Хайфы, просто перeстал функционировать.

Арабские страны относились к своему новому соседу с такой враждебностью, что даже названия "Израиль" за ним не признавали - в ходу было выражение "… сионисткое образование …".

От немедленного обьявления войны удерживала болезненная память о поражении, сознание того, что к следующему разу надо подготовиться получше, и непрерывная чехaрда военных переворотов, которые неизменно происходили под лозунгом "Стереть позор поражения и восстановить честь арабской нации !".

 Израильская же армия занималась в эти годы массой дел, с обороной не связанных. Скажем, учила грамоте новобранцев - новые иммигранты из Марокко не были ей особо отягощены. Заниматься надо было и офицерами - формальной профессиональной подготовки им очень не хватало. В голову тогдашнего Начальника Генерального Штаба Израиля генерала Ядина пришла мысль устроить курсы для командующих бригадами и для начальников округов. В качестве преподавателей выступали их подчиненные, которые обучались премудростям военных наук в европейских армиях, например, в английской.

По-видимому, на этих курсах генерал Даян заслужил первое, хотя и ворчливое, одобрение коллег. Тактические задачи он решал вопреки всем рекомендациям теории, но побить его оказывалось трудным делом. Во время маневров летом 1951-го года его южное командование, "Лисы Негева", должно было изображать нападающую сторону в операции против центрального командования, "Львов Иудеи". Нарушив условия маневров, он начал атаку не через 72 часа, как значилось во вводной инструкции, а всего через сутки, опередив график на два дня. Танковая 7-я бригада обошла укрепления своего "противника" и пошла в его тыл. Марш был далек от совершенства - танки выходили из строя один за другим, показательный обстрел позиций "врага" едва не накрыл трибуны почетных гостей - но эффект был достигнут потрясающий. "Центральные", прекрасно зная, что наступает на них вполне условный противник, тем не менее обратилась в бегство - появление "вражеских" танков за 130 км от "фронта" полностью вывело их из равновесия.

Начальник Генштаба генерал Игал Ядин не был в восторге. Целью маневров была отработка боевых действий в пустыне, и самочинный рейд Даяна сорвал всю тщательно подготовленную учебную программу. Так что результаты маневров он отменил - все учебные задачи должны были быть отработаны еще раз.

Его своевольный подчиненный, однако, отнюдь не раскаялся - он нарисовал карикатуру, изображающую нахального молодого лиса (символ его “южного” командования), победоносно стоящего на распростертом старом беззубом льве (символе “центрального” командования). Подпись внизу гласила : "Живой лис лучше мертвого льва" - взятое из Библии высказывание о "... живом псе ...", слегка перефразированнoe. Средствами походной типографии эта карикатура была размножена, и множество листовок - с картинкой и подписью к ней - были сброшены с самолетика "южных" на уходящие к своим базам колонны "центральных".

Ядин понемногу привык к тому, что генерал Даян на упрек в том, что он носит мятую одежду, с пузырями на неглаженных брюках, отвечает стихами, в которых несовершенство поэтической формы вполне искупается авторским пафосом. Лирический герой стихотворения “… страдает, когда к нему обращаются "господин генерал", потому что он предпочитает простоe обращение по имени - Моше …”.

Пойманный военной полицией на дороге за превышение скорости - он гнал джип ночью со скоростью в 120 км. в час - и арестованный "... за нарушение безопасности движения ...", Даян невозмутимо написал в обьяснительной записке, что “… у него только один глаз, поэтому - в целях обеспечения безопасности движения - он смотрел на дорогу, а не на спидометр …”.

В октябре 1951-ого года его отправили на учебу в Европу - сперва на три месяца во Францию, а потом - в Англию. По возвращению домой он получил лестное предложение - стать начальником Оперативного Отдела Генштаба и заместителем Ядина, т.е. вторым человеком в армии. Даян отказался - он предпочел командование "северным" военным округом. Решение было очень для него типичным - лучше быть человеком номер один в меньшей организации, чем человеком номер два где угодно, даже в Генштабе.

В конце 1953-го года, после короткой интерлюдии, когда высший военный пост Израиля занимал Мордехай Маклеф, Начальником Генерального Штаба был назначен Моше Даян.

V

Даян был по счету четвертым человеком на этой высокой должности, или даже пятым, если считать первого начальника штаба Хаганы Ицхака Садэ.
Задачу свою он видел в том, чтобы превратить израильскую армию в “… силу, способную сражаться …”. Первым распоряжением нового начальника Генштаба был приказ переместить его стол в комнатку его адьютанта. Просторный кабинет, полaгавшийся Начальнику Генштаба по должности, стал комнатой для конференций. Дальнейшие изменения носили отнюдь не косметический характер. Даян начал систематическую перетряску всей армейской структуры. Тыловые учреждения вроде бань, столовых и пекарен были ликвидированы, все их функции переданы по контракту гражданским учреждениям.
Он резко урезал количество бумаг, которые должен был просматривать Начальник Генштаба. Довольно типичным примером является эпизод с начальником его финчасти. Просидев с ним неделю за составлением бюджета на следующий год, Даян велел финансисту решать все текущие дела самому, а к Начальнику Генштаба явиться в следующий раз “… тогда, когда надо будет составлять новый бюджет …”, т.е. через 11 месяцев.

Тот счел инструкцию остроумной шуткой, явился утром на прием, и с изумлением выяснил, что начальник отнюдь не шутил - он действительно считал, что вплоть до следующего года видеться им совершенно не обязательно ...

Освободив себе время от "бумажных процедур", новый Начальник Генштаба начал ездить, навещая базы своих войск. Инспекционные поездки Даяна по стилю очень напоминали его же рейды по тылам врага в пору войны. Встреченный однажды парадным построением с участием военного оркестра, Даян решил угостить тамбурмажора свежим апельсином, который он ему и кинул - прямо во время исполнения церемониального марша. Марш, конечно, немедленно прервался, а потрясенный таким святотатством тамбурмажор, говорят, немедленно вышел в отставку ...

Начищенные пряжки Даяна приводили в дурное настроение, но подлинная буря разразилась, когда во время ночного визита на некую базу он выяснил, что для солдат, вернувшихся из ночной вылазки, нет горячей еды, потому что все тыловые службы работали по “… дневному расписанию …”. До сведения несчастного командира базы - в неоставляющих никаких сомнений в их искренности выражениях - было доведено, что “… не боевые части - для тыловых служб, а как раз наоборот - тыловые службы - для боевых частей …”, и что Начальник Генштаба к утру ожидает рапорта о том, какие именно изменения сделаны в свете его указаний.

Разнос был полезным делом - но Даян принял и более серьезные меры к улучшению качества боевых частей, чем просто обеспечение им горячего ужина.

Он положил начало правилу, по которому наиболее толковые и умные солдаты шли не в технические войска, как это было принято решительно во всех армиях мира, а в парашютисты и в коммандос. Туда же направляли наиболее перспективных офицеров. После того, как выяснилось, что подразделение “101” майора Шарона показывает прекрасные результаты в ночных “рейдах возмездия”, его опыт начали с максимальной скоростью внедрять в парашютных частях, с которыми вскоре подразделение "101" просто слили в более крупную часть, названную "202".

История "101" вообще неплохо обьясняет, почему Моше Даян был очень популярен среди солдат - и не очень популярен среди старших офицеров. Идея создания специальной части коммандос - для выполнения настолько секретных специальных операций, что само существование части отрицалось - принадлежала не Даяну, а командиру Иерусалимской Резервной Бригады. Он же нашел человека, который эту часть организовал - это был студент, майор-резервист, Ариель Шарон, молодой офицер c большим опытом, приобретенным во время Войны за Независимость. Что характерно - сам Даян был против. Он думал, что не следует создавать специальные части - все должны быть одинаково хороши. Разрешение на создание "101" дал Мордехай Маклеф в бытность свою Начальником Генштаба - и часть оказалась очень успешным инструментом по борьбе с террором. После этого не было большего сторонника у "ночных коммандос", чем генерал Даян. Немудрено, что Шарон считал Даянa оппортунистом. У них вообще были непростые отношения. Даян Шарона всячески выдвигал. Шарон был Даяну лояльным подчиненным, но говорил впоследствии, что “… у Даяна каждый день по 100 идей, из которых 92 - опасныe, 3 - дурацкиe, и примерно 5 - совершенно блестящиe …”. Примерно то же говорили про Черчилля - но у Шарона имелись претензии и поглубже. Получив от Даяна однажды сообщение о захваченном иорданцами в плен солдате, он выслушал также довольно неопределенное предложение - "... подумать, что бы можно было сделать ? ...". Шарон отправился к линии границы, перешел ее, захватил двух иорданских сержантов и притащил их на свою сторону, известив начальство запиской: "Моше, двое пленных в подвале. Арик".

Даян пришел в восторг от такого проявления инициативы, и ставил Шарона всем в пример. "Но" - говорил Шарон - "пойди что не так - ответственность была бы на мне ...".

Однако до поры многообещающий офицер спецназа и благоволящий к нему Начальник Генштаба вполне ладили. Их жизнь - и жизнь маленькой республики, которой они служили - шла более или менее обычным чередом, пока не пришел сентябрь 1955-го года - и с ним знаменитая впоследствии "чехословацкая сделка" Гамаля Абделя Насера, правителя Египта, "… купившего …” огромную партию оружия у СССР. В октябре 1955-го года Насер расширил блокаду порта Эйлат - теперь через Акабский Пролив не только не могли плавать суда, идущие в Израиль, но и полеты гражданских самолетов над проливом запрещались. События стремительно покатились к войне, которая оказалась неразрывно связана с именем Моше Даяна.
VI

Конец Второй Мировой Войны сопровождали грандиозные политические бури, и в этих бурях Израиль - утлый кораблик еврейской государственности - оказался, так сказать, без “порта приписки”. От советской дружбы к началу 50-х годов не осталось и следа - начинавшие постепенно складываться арабские “прогрессивные режимы” были для СССР целью попритягательнее.

Но и так называемый “Запад” вовсе не рвался поддерживать тесные связи с Израилем - дружба с ним была не доходна. Страна с населением в полтора миллиона человек, с территорией в половину Эстонии или, скажем, в одну треть Литвы, страна, почти полностью лишенная всяких естественных ресурсов, и нуждающаяся решительно во всем, даже в воде - такая страна мало что могла предложить потенциальному союзнику.

Наконец, в апреле 1955 года случилось малозаметное само по себе сoбытие - наложившее, однако, большой отпечаток на все будущее еврейской республики.

Израиль НЕ был приглашен на Бандунгскую Конференцию.

При чем тут, казалось бы, некая конференция, собранная в Азии, далеко от мировых центров могущества - вроде Москвы или Вашингтона ?

Однако суть дела была отнюдь не в месте, где конференция собралась. Она окaзалась первым шагом в создании так называемого Движения Неприсоединения, учредителями которого стали важные на мeждународной шахматной доске фигуры, например - Югославия и Индия, и которое обьединило все страны, не желaвшие присоединяться к враждебным друг другу блокам “Востока” и “Запада”.

В движение это почти автоматически входили все новые государства, освобождавшиеся из-под опеки колониальных держав.

Все - кроме Израиля.

Его не признали "… бывшей колонией Англии, отстоявшей свою независимость …" - Движение Неприсоединения поддержало точку зрения арабских стран, сводившуюся к тому, что “… Израиль - европейский колониальный нарост на теле Азии …”. Основания для такого решения были чисто прагматические - при выборе между большим "кланом", состоящим из арабских государств, и "сиротой" - Израилем, не примыкающим ни к каким этническим или конфессиональным обьединениям - ну, какие же тут могли быть колебания ? Так сказать - "... ничего личного ...".

Последствия такого естественного и совершенно беспристрастного политического решения оказались очень тяжелыми для Израиля, и проявились они почти немедленно.

Буквально по следам Бандунгской Конференции Советский Союз сделал сильный ход, который получил огласку в сентябре 1955-го года под названием "чехословацкой сделки".
Египет получил огромную по тем временам партия советского оружия - якобы от Чехословакии и якобы на коммерческих началах - а на самом деле - от СССР и практически в подарок.

Подарок этот был сделан с глубоким расчетом. Война, собственно говоря, не окончилась в 1949 году, после подписания соглашений о перемирии.
Она просто перешла в другую форму, которую сейчас называли бы "low intensity conflict”. В ту пору термин еще не вошел в употребление и происходящее именовалось "… пограничными инцидентами …". Пограничные службы соседей Израиля не собирались охранять израильские границы, и рейды со своей территории на израильскую демонстративно “… не замечали …”. Все претензии, обращенные Израилем к комиссиям ООН по перемирию, неизменно встречались обьяснением, что “… действия безответственных элементов контролировать невозможно …”, и что все дело “… в обиженных и изгнанных поселянах …”, справиться с которыми ну просто никак нельзя.

Сначала рейды носили характер грабежа - был, например, случай, когда столбы недавно проложенной телефонной линии спилили и увезли за линию границы, вместе с медными проводами. Ценность, конечно, представляли именно провода, но и столбами грабители не побрезговали. Дальше, однако, начались засады и убийства.

Попытки израильской армии защитить границу не давали результатов - стрельба через границу осуждалась, потому что “… государство - это не безответственные элементы ...", и стрелять через линию перемирия - значит нарушать это самое перемирие, что неизменно составляло мнение ООН. А защита посредством пограничной патрульной службы тоже ничего не давалa - сами патрули попадали в засады.

Создание секретной части "101" для действий на территории противника как раз и было попыткой поиграть в ту же игру - официальная точка зрения была следующей - никакой военной части, занимающейся "операциями возмездия" просто нет, а все проблемы по ту сторону границы вызваны действиями “… самочинных отрядов израильских фермеров, с которыми правительство ничего поделать не может …”.

"Рейды возмездия" поначалу имели большой успех. Пограничные иорданские деревни, в которых с восторгом встречали "бойцов и мстителей" с их добычей, и где приносились торжественные публичные клятвы "... не отдыхать, пока еще 100 сионистов не будут убиты ..." совершенно меняли свое мнение о “героях сопротивления”, когда после лихой атаки через границу следовал ответный ночной визит, сопровождавшийся взрывом тех домов деревни, которые принадлежали ее самым влиятельным жителям.
Старосты деревень требовали защиты у иорданской армии, и в результате оказалось, что именно армия стала добиваться от своего правительства полномочий на улучшенную охрану границы, и стремиться к тому, чтобы число "… прискорбных пограничных инцидентов …" уменьшилось.

Так что деятельность подразделения "101" на иорданской границе оправдала себя вполне.

К сожалению, этого нельзя было сказать о южной границе. Рейды из Газы к 1955 году строились отнюдь не на местной самодеятельности. "Фeдаины" получали твердое жалованье, выплачиваемое администрацией египетской военной разведки. В случае удачной операции - с обьективным и беспристрастным подтверждением успеха в виде отрезанных у трупов ушей или рук - выплачивался специальный бонус. Наконец, удачливый "фeдаин" получал полный иммунитет от любых претензий египетской администрации, управляющей Газой- по ходатайству военной разведки его освобождали от ответственности даже за убийство - пусть и доказанное уголовным расследованием.

Понятно, что при таких условиях действия "разгневанных израильских поселян" не были достаточны. Стычки переходили в военные действия с участием артиллерии. Поскольку "поселянам" было негде ee раздобыть, кроме как в регулярной израильской армии, то отрицать участие государства в пограничной войне стало невозможно. Египет отвечал тем, что стал обучать "федаинов" технике диверсий и взрывного дела.

И в таких вот обстоятельствах "отложенной войны" Египет вдруг получил щедрый дар - танки, современные реактивные самолеты, эсминцы и даже подводные лодки.

Щедрость сделанного Советским Союзом подарка, оформленного через Чехословакию (как будто Чехословакия сама могла располaгать реактивной авиацией и подводными лодками) была замечательно умно рассчитана.

Поставки оружия на Ближний Восток были ограничены специальным соглашением между США, Англией и Францией - с целью не допустить разрастания конфликта. Египет, вдруг получивший решающий перевес в количестве и качестве своих вооружений, ухватился за сделку обеими руками. Страны вроде Индии, составляющие основу Движения Неприсоединения, никак не могли возражать против шага, помогавшего одной из них в споре с "… наростом европейского империализма на теле Азии …".

А страны "Западного" блока оказывались перед незавидной дилеммой - не делать ничего, и тем отдать весь кредит за предстоящий египетский успех Советскому Союзу - или помочь Израилю, и тем подтвердить мнение Бандунгской Конференции об "… империалистичекой поддержке искусственных колониальных формаций …", и поссориться не только с Египтом, но и с другими бывшими колониями европейских метрополий.

Умный ход советской дипломатии был направлен в первую очередь против интересов англо-саксонских держав. Однако, общими усилиями Государственного Секретаря США Даллеса и английского Премьер-Министра Идена был найден хороший ответный маневр - они решили перекупить добрую волю президента Египта, Насера, предложив ему не только сохранить преимущества, полученные в результате "чехословацкой сделки", но и получить щедрые компенсации.

Насер в своей пропаганде настаивал на необходимости "… наземного моста между арабами Азии и Африки …", территориальное единство которых “… нарушалось самим фактом существования Израиля …”. Так вот, предложенная западная компенсация Насеру за его отказ от союза с "социалистическим лагерем" как раз и заключалась в создании такого моста - западные союзники не только отказали Израилю в вооружениях, но и нажали на него с целью заставить уступить арабам Негев. Конечно, дипломаты не дейстовали так уж прямолинейно. Даллес вполне ласково разговаривал с израильским Премьером, Моше Шаретом, и даже - вполне, впрочем, неопределенно - обещал “… помочь с оборонительными вооружениями …”. Но вместе с тем он говорил, что “… маленькой стране следует полагаться не на силу оружия, а на незыблемость международных законов и на Организацию Обьединенных Наций …”, и вообще – “… почему бы вам не подумать о территориальных уступках где-нибудь на юге ? …”.

Надо сказать, что предложение это - уступить треть страны в обмен на неопределенное обещание “… закончить конфликт и отдаться под защиту международных законов …” - восторга в Израиле не вызывало. Что такое международные законы на Ближнем Востоке, было вполне общеизвестно.
Профессиональные военные - все как один - настаивали на превентивной войне, и никто не отстаивал эту точку зрения сильнее, чем начальник Генерального Штаба Армии Обороны Израиля, генерал-майор Моше Даян. Он доказывал - сперва Шарету, а потом - сменившему его Бен Гуриону - что единственный выход из опаснейшей ситуации, в которой оказался Израиль, состоит в том, чтобы, не считаясь ни с чем, немедленно напасть на Египет и нанести ему поражение - до того, как египетская армия научится пользоваться своим новым оружием. “Если мы не можем купить оружие, мы можем его отнять …” - говорил он. А в ответ на довод, что такой шаг очень рискован, отвечал, что “… бездействие увеличивает этот риск многократно …”.

Неизвестно, как бы обернулось дело - но превентивная война на упреждение оказалась ненужной. Главную роль в ее предотвращении сыграли два человека - Гамаль Абдель Насер и Шимон Перес. Перес, возглавлявший израильскую делегацию в Париже, сумел решить задачу, казавшуюся безнадежной - он добился поставок оружия из Франции. Это было сделано под большим секретом, и за очень существенные платежи - наличными и без рассрочки - но Израиль к лету1955-го года получил две-три дюжины современных реактивных самолетов, и сотню танков, способных справиться с русскими Т-34. А Насер поломал планы американской дипломатии - он посчитал компенсацию недостаточной, и исключительно благодаря его неуступчивости Израилю удалось выйти из под американского дипломатического пресса. На этом кризис, связанный с "чехословацкой сделкой" и окончился бы, если бы Насер не решился сделать следующий ход - 26 июля 1955 года он национализировал Суэцкий Канал.

VII

Это решение сразу накалило обстановку на Ближнем Востоке - интересы обоих совладельцев Суэцкого Канала (и Англии, и Франции) оказались серьезно задеты. Поступок Насера выглядел безумно отважным вызовом старым колониальным державам. Еще 15 лет назад, в 1941 году, СССР и Англия, нуждаясь в надежной железнодорожной связи друг с другом, попросту поделили Иран пополам, оккупировав его. Если столь недавно можно было поделить Иран, почему же теперь нельзя приструнить Египет ? Франция была настроена действовать военным путем. Однако, трезво взвесив свои возможности на море и в воздухе, она не решилась выступить одна, без участия Англии.

Дипломатически Франции было нечего терять в мнении арабских стран - война за сохранение ее владений в Алжире и так делала ее крайне непопулярной в арабском мире.

Англичане же еще сохраняли серьезные политические и экономические позиции на Ближнем Востоке - в Ираке, например. И Иден, английский Премьер-Министр, считал очень важным представить дело так, чтобы Англия оставалась надежным "… другом арабов …" - ссора была только с Насером. Ему был нужен предлог для нападения на Египет, потому что простое и откровенное использование силы принесло бы английским интересам в арабском мире неприемлемый урон.

Поскольку обойтись без содействия Англии французы на могли, им пришла в голову мысль привлечь к участию в анти-египетской коалиции еще одну страну - Израиль, который и мог бы предоставить искомый предлог. Согласно договору, защиту Канала в случае " … угрозы международному судоходству …" обеспечивали его владельцы. Почему бы Израилю не создать эту угрозу ?

Сложные трехсторонние переговоры проходили в полном секрете на вилле, недалеко от Парижа - и они никогда не окончилсь бы успешно, если бы не Даян.

Он сумел убедить - очень поначалу скептически настроенных - французов, что израильская армия вполне способна помочь союзникам, и при этом самым действенным образом. Он и не подумал скрывать от своих собеседников сложности и проблемы, которые имели подчиненные ему части. Да, действительно, основу армии составляют не регулярные части, а резервисты. Да, не хватает оружия. Да, нет достаточных запасов горючего, боеприпасов и даже форменной одежды не хватает - в наступление солдаты пойдут в собственных пальто, потому что у армии нет достаточного количества шинелей.
Он хотел бы, чтобы ему помогли, особенно транспортом. Но у него нет и тени сомнения, что вверенные ему войска побьют противостоящие им египетские части, и сделают это не позднее, чем через неделю от начала военных действий. На вопрос французского генерала - "Как долго израильская армия сможет удерживать захваченные районы ?" Даян ответил, что говорить он может только с чисто профессиональной точки зрения, что политические вопросы лучше было бы прояснить с присутствующим здесь же Премьер-Министром Израиля, “… но он лично может гарантировать примерно 300 лет …”.

Эта чрезвычайно легкомысленная шутка оказалась очень действенным средством "сломать лед". От начальника Генерального Штаба Израиля исходила полная и несокрушимая уверенность в своих силах. Командир из нищей страны Третьего Мира разговаривал с генералами прославленных армий европейских государств совершенно на равных, без всяких попыток приукрасить картину - так что когда он бестрепетно говорил, что “… ему все равно, сколько войск будет у Египта на Синае …”, они ему верили.

Речь Даяна оказалась настолько успешной, что французы согласились со всеми запросами Израиля по военным поставкам, и даже ускорили дело, отправив грузы не из Франции, а со складов французских войск в Алжире.

Еще более трудной задачей оказалось убедить собственного Премьер-Министра. Бен Гурион ни за что не хотел действовать без письменного договора с Англией, имеющего характер обязательства. Он - и не без оснований - подозревал англичан в намерении выставить Израиль агрессором, а себя - спасителями и защитниками арабских стран. Англичане же не только не соглашались на такой договор, но даже и нашли нужным и возможным пригрозить Израилю тем, что они выступят на стороне Иордании, если Израиль будет продолжать практику "рейдов возмездия".

Стороны в конце концов договорились, но тут возникло новое препятствие. Бен Гурион настаивал на том, чтобы военные действия были начаты всеми союзниками одновременно. Иден же непременно желал выступить в роли “полицейского”, с тем, чтобы ввести в дело английские войска позднее, якобы с целью разнять Израиль и Египет. Поэтому он настаивал на том, чтобы англо-французский десант был высажен уже в ходе египетско-израильской войны, при создании "… непосредственной угрозы Суэцкому Каналу …". На этой точкe переговоры были на грани разрыва - Бен Гурион был возмущен тем, что ради достижения видимости законности англичане были готовы предоставить Израилю воевать с Египтом в одиночку, подставляя израильские города под удары египетской стратегической авиации. Да еще не присоединятся ли к ней английские самолеты – “… во исполнение англо-египетского договора о взаимной обороне …” ?

Конфликт был разрешен - Франция согласилась разместить свои самолеты на израильских аэродромах, так что Бен Гурион был успокоен по поводу предотвращения возможного “… переноса удара английской авиации с Египта на Израиль …”. Что же касалось временного разрыва в начале военных действий , то решение нашел его собственный Начальник Генштаба - и было оно настолько оригинальным, что если бы начала военных кампаний классифицировали на манер шахматных дебютов, то несомненно назвали бы его "дебютом Даяна".

29-го октября 1956-го года в 1:30 пополудни, среди бела дня, 4-е израильских винтовых "Мустанга" пересекли границу и углубились в воздушное пространство над Синаем. На них были установлены специальные устройства - вроде якорей - которыми они должны были зацепить телефонные провода, на базе которых держалась связь египетской армии. Ни одно из устройств не сработало. Летчики, посовещавшись друг с другом по радио, решили не возвращаться на базу, а решить проблему другим путем. Что они и сделали, порубив провода пропеллерами и плоскостями крыльев. Как это было проделано - при высоте провески проводов всего в 4-е метра - сказать трудно. Но дело было сделано, египетские части потеряли всякую телефонную связь - и с центром, и своими соседеями.

В 3:30 16 стареньких "Дакот" на малой высоте пересекли границу с Египтом и в 4:59 выбросили 395 парашютистов - лучший батальон "202"-ой парашютной бригады - недалеко от перевалов Митла, в глубине Синая. Мало того, что в округе не было ни одного сколько-нибудь значительного военного обьекта - в 9:00 вечера о высадке было обьявлено по радио. Действия десанта сопровождались еще одним ходом, о котором радио умолчало - остальные части бригады "202" под командованием полковника Шарона днем, в пустынном месте, перешли границу и по бездорожью двинулись на соединение со своими товарищами. Войны не начинают с десантных ударов по пустому месту - и именно на этом был построен расчет Даяна.

Он полагал, что малоповоротливое египетское командование не сможет вовремя сообразить, что началась именно война, а не очередной "рейд возмездия". Следовательно, в первый день - или два - от начала операции вряд ли будет отдан приказ на бомбежку Тель-Авива. Дальнейшее же будет зависеть от хода событий. Если Англия выполнит свое слово - можно будет начинать генeральное наступление, а египетской авиацией займутся английские самолеты. Если же Англия нарушит свои обязательства - тогда никакой войны не было и в помине, а произошел просто рейд. Парашютисты на Синае в течение суток будут в опасном положении, но Даян твердо полагался на прозванного "бульдозером" полковника Шарона - он доберется до своих и обеспечит им возможность отхода - что бы ни случилось. И, надо сказать, что в этом отношении Даян не ошибся - колонна Шарона потеряла 10 из 13 имевшихся у нее легких танков, но добралась до перевала вовремя.

Ошибки были сделаны в других местах, и в большом количестве. Бомбардировка укреплений Газы с моря не удалась - израильские эсминцы никаких целей не поразили.

Так называемая “стратегическая авиация Израиля” - состоявшая из двух винтовых бомбардировщиков времен Второй Мировой Войны - тоже в цель не попала. Бомбить Тель-Авив египтяне так и не собрались - один самолет действительно вылетел, и не был перехвачен, но бомбы были сброшены на пустырь. Египетский эсминец ночью обстрелял Хайфу, но при отходе был обнаружен, и два израильских эсминца пошли за ним в погоню. Они выпустили по врагу больше 400 снарядов, и - как не без яда записано в "Военном Дневнике Синайской Кампании" Даяна - "... некоторые снаряды ложились довольно близко ...". Т.е. попаданий не было. Но израильские летчики были подготовлены получше, чем израильские моряки – eгипетский корабль был подбит ракетами, остановлен, и позднее взят на абордаж - редчайший случай в войнах нового времени.

Операция "Кадеш" - та часть плана союзных военных действий, которая была отведена Израилю - окончилась после того, как 9-ая бригада под командованием Абрахама Иоффе, пройдя за неполные 3-е суток около 300 километров по дюнам и горным тропам южного Синая, взяла в плен египетские части, оборонявшие Шарм Эл-Шейх. Их командир - как Даян записал в дневник с обычной своей легкой иронией – “… сдался - вместе с 6-ю явно не в спешке упакованными чемоданами …”.

Операция "Мушкетер" - та часть общего плана, которая должна была быть выполнена англо-французскими союзниками - окончилась полным провалом. Вели ее нерешительно, с непрерывной оглядкой на политическое руководство, которое в свою очередь действовало из рук вон плохо. Американцы операцию не поддержали, русские - сообразив, что конфронтация с США им не грозит - пригрозили союзникам "… послать на Ближний Восток добровольцев …" - и Суэцкая Кампания 1956-го года окончилась политической победой Египта. Сильнее всех пострадали интересы Англии - про-английский режим в Ираке был сметен переворотом, к власти там пришли весьма нецивилизованные люди. Израиль, как ни странно, оказался куда удачливее. Ему не удалось удержать захваченную на Синае территорию, но все главные цели войны - снятие блокады Эйлата и прекращение атак "федаинов" из Газы - оказались достигнуты. Более того - Израилю наконец удалось отыскать "патрона", готового продавать ему оружие и помогать в области науки и передовых технологий. Франция сочла, что союз с Израилем себя оправдал.

В январе 1958-го года начальник Генерального Штаба генерал-майор Моше Даян в возрасте 43-х лет вышел в отставку.

VIII

Генерал Даян уходил из армии чрезвычайно популярным человеком - и в стране в целом, и в среде своих бывших подчиненных. Его считали - и по праву - создателем новой израильской армии, готовой сражаться и побеждать. В списке побежденных им противников значилась не только египетская армия, но и собственное израильское министерство финансов - и еще неизвестно, кого из них было труднее победить. Несмотря на все возражения, он не только пробил через Кнессет более достойные зарплаты для профессиональных военных, но и добился того, что они смогли выходить на пенсию в возрасте 40 с небольшим.

Выплачивание пенсии вполне здоровым и полным сил людям приводило финансистов в состояние, близкое к апоплексии - Израиль был очень небогат в те годы, денег не хватало на самое необходимое. Но Даян настоял на своем - в армии должны быть молодые полковники и генералы, люди, более открытые новым идеям, поэтому отслужившим свое ветeранам надо уходить в отставку пораньше, освобождая место новым талантам. Он не только утвердил эту идею в сознании руководства страны, но и сам подал пример, освободив свое место для Хаима Ласкова. Генерал Ласков был упрямым сторонником развития танковых войск - в противовес пехоте, сторонником которой был сам Даян. В числе приятных сюрпризов войны 1956-го года оказались блестящие действия 7-й бронетанковой бригады - и с 1956-го и вплоть до своей отставки Даян, умевший признавать свои ошибки, делал все возможное, чтобы в танковые войска шли лучшие офицеры. Например, туда был направлен полковник Исраэль Таль - назначение, которое принесло впоследствии богатые плоды.

Однако к началу 1958-го года профессиональные заботы генерала Даяна остались позади. Надо было начинать какую-то новую жизнь - и генерал пошел учиться. Он подал заявление на факультет физики, выразив желание изучать квантовую механику.

Заявление, пожалуй, следует рассматривать как исторический документ. Только человек сказочного академического невежества мог подумать, что он в состоянии разобраться с квантовой механикой - с тем общеобразовательным багажом, который имелся у Даяна. С другой стороны, надо было иметь поистине незаурядную уверенность в себе, чтобы без тени сомнения взяться за самое, по его мнению, трудное, что только нашлось в списке предлагаемых предметов.

Не могу себе представить, как бы подобный вопрос решили, например, в советском университете - но в израильском знатному абитуриенту отказали. С большим трудом его убедили посвятить себя изучению политических наук. Учился он неплохо, хотя и отставал с курсовыми работами. Ему было трудно помногу читать - начинались головные боли, старая рана давала себя знать. К тому же после очень деятельной жизни, проведенной в армии, он в университете страшно скучал. Видимо, от скуки он и завел роман с некоей дамой - женой его бывшего односельчанина, тоже учившейся в то время на том же факультете. Собственно, и в этом не было ничего нового. Даже на фоне израильского общества того времени, вполне терпимого к супружеским неверностям, Даян выделялся как отчаянный юбочник. Отношения с женой к 1958-му году у него испортились настолько, что он всерьез подумывал о разводе. К тому же у него появилась постоянная подруга, Рахиль Рабинович.

Он встретил ее в 1955-ом году, на пути из Парижа, они очень друг другу понравились, и стали любовниками почти немедленно. Она была молода, хороша собой, находилась в ожидании развода, и принадлежала к тонкой в ту пору в Израиле прослойке богатых и хорошо воспитанных людей, что очень импонировало Даяну - при всем его природном уме и при всем достигнутом им в жизни успехе любовь "принцессы" все-таки очень льстила неотесанному галилейскому фермеру.

И Рахиль его действительно любила - когда он пришел к ней с просьбой помочь ему выбраться из неудачного “университетского романа”, она не спустила его с лестницы. Трудно представить себе всю меру эгоизма Моше Даяна - он совершенно искренне полагал, что его подруга просто обязана помочь ему выбраться из неприятностей, вызванных его же поведением. А неприятностей было хоть отбавляй. Oскорбленный муж его случайной подруги-студентки написал письмо - сначала жене Даяна, а потом, хотя в это трудно поверить - Премьер-Министру Израиля, Давиду Бен Гуриону.

Руфь Даян ответила на письмо, сообщив, что муж ее, вероятно, просто спятил после своего несчастливого ранения в голову, и что “… она уже ничему в его поведении не удивляется …”. Реакция довольно обыкновенная для женщины в ее обстоятельствах.

Но вот что было поистине необыкновенным - это то, что Бен Гурион тоже счел необходимым ответить на полученное им письмо. Суть его ответа вкратце сводилась к следующему - он, Бен Гурион, знает множество людей с совершенно безупречной личной жизнью, которые, однако, ничем особенным не помогли государству в его трудной борьбе за существование. С другой стороны, Моше Даян, при всем неправильном отношении к своей долготерпеливой женe, оказал стране услуги исключительной важности. И что пока он, Давид Бен Гурион, будет исполнять обязанности Премьер-Министра Израиля, должностных лиц страны будут оценивать по их заслугам по отношению к стране, а не по промахам, совершенным ими в личной жизни.

Демарш оскорбленного мужа, таким образом, успеха не имел. Неприятности, однако, на этом не кончилсь, потому что его супруга (ее звали Хадасса Мор) решила извлечь из своего любовного приключения еще и материальный интерес. Она быстренько настрочила роман для “летнего чтения”, в котором вывела и себя, и Даянa под очень прозрачными псевдонимами. Книжка раскупалась как горячие пирожки - амурные подвиги известного генерала были столь же известны, сколь и те, что были совершены им на поле брани - но вот освещались они, по мнению широкой публики, недостаточно.

Интимные детали, добавленные компетентным пером дамы, которая по определению являлась, так сказать, “очевидцeм происходившего”, делали книжку и вовсе неотразимой. Что думали по этому поводу жена Даяна, Руфь, и его "официальная любовница", Рахиль Рабинович, осталось неизвестным - но его взрослая дочь Яэль была оскорблена до глубины души, и чувств своих от отца не скрывала.

Жизнь страны между тем шла вперед. В 1959-ом году Даян был избран в парламент (Кнессет) от партии Бен Гуриона. Он вошел туда с группой "бен-гурионовской молодежи" - 44-летним Аббой Эбаном и 36-летним Шимоном Пересом. Даян к тому же получил пост министра сельскго хозяйства - в Израиле члены парламента могут одновременно занимать должности не только в законодательной, но и в исполнительной ветви власти. Особых лавров он на этом посту не снискал - фермеры даже присвоили ему кличку "помидорного генерала" - но упорно на нем оставался целых пять лет. Он лелеял надежду, что место в правительственном кабинете поможет ему когда-нибудь в будущем получить пост министра обороны. Из этого, увы, ничего не вышло - коллеги-министры терпеть его не могли и считали хвастуном и выскочкой - в точности, как когда-то - коллеги-генералы.

В 1964-ом он решил попробовать сменить партию, примкнув к так называемой "Рафи" - и в итоге оказался заднескамеечником - членом парламента от незначительной, не входящей в правительственную коалицию группы.

Израиль рос и развивался без осязаемого участия генерала в отставке Моше Даяна. В 1961-ом году израильские секретные службы похитили из Аргентины Адольфа Эйхмана, человека, который в годы Второй Мировой Войны отвечал за административную сторону уничтожения евреев в Европе. Он был судим в Иерусалиме и казнен - единственный в истории Израиля случай казни по приговору суда, потому что его судили не по израильским законам (они смертной казни не прeдусматривают), а по международным. Событие это имело значительный резонанс в мире - Аргентина, например, посчитала происшедший инцидент как “… варварское нарушение ее суверенитета …”. Что думали по этому поводу в арабских странах, сказать трудно, но по крайней мере одного новорожденного мальчика в Иордании родители назвали Эйхманом - семья хотела “… почтить память борца с евреями и их истребителя …”.

В Израиле процесс Эйхмана оставил память как своего рода катарсис - неслыханная трагедия Катастрофы с казнью ее "технического организатора" получила какое-то просветляющее завершение. Жизнь налаживалась - даже отношения с Германией оказались в общем нормализованы. К 1966-му году десять лет непрерывного мира и упорного труда дали Израилю незнакомое прежде процветание - довольно относительное, конечно, но процветание. Отложивший честолюбивые мечты в сторону отставной генерал Даян теперь представлялся своим новым знакомым как "… отец Яэль Даян …". Он гордился своей дочерью, обнаружившей таланты журналиста и литератора . Она даже помогла ему в работе над его книгой "Дневник Синайской Кампании", которая вышла в свет в 1965-ом году. Книгу побранили в Израиле за излишнюю откровенность - автор и впрямь не стеснялся в критике некоторых сторон успешной военной кампании - но за границей она имела успех. Даже сейчас, через стoлько лет, она все еще читается с интересом. Это совсем не сухие “мемуары”, живой ум ее автора - разбавленный легкой иронией надо всем на свете, включая и самого себя - пробивается на каждой странице.

В 52-ой год своей жизни Моше Даян вступал как военный в отставке, не слишком значительный политик, начинающий литератор (он ездил с турами лекций, помогая продавать английский перевод его книги) и турист - он даже побывал во Вьетнаме, как своего рода военный журналист-наблюдатель.

Весну он встретил дома, в Израиле, и ничего грандиозного от жизни не ожидал - новый Премьер-Министр, Леви Эшкол, очень его не жаловал.

Вплоть до середины мая 1967-го года.

IX

Кризис на южной границе Израиля начался совершенно неожиданно. Разумеется, "пограничные инциденты" никуда не делись, но как раз на юге ситуация была спокойной. Правда, столкновение с Сирией, случившееся 7-ого апреля было настолько большим, что в дело была введена даже авиация. Сирийцы потеряли в стычке 6 самолетов, два из них - над Дамаском.

12-го мая Советский Союз через свое посольство в Каире известил правительство Египта, что - по советским данным - Израиль собирается напасть на Сирию.

13-го мая та же информация была доведена до сведения египетской делегации, гостящей в Москве, и сделал это лично Председатель Президиума Верховного Совета Н.B.Подгорный. Посол СССР в Израиле Д.С.Чувакин в тот же день посетил Премьер-Министра Израиля Леви Эшкола и выразил ему “… протест против угрожающей концентрации израильских войск на сирийской границе …”.

Совершенно ошеломленный Эшкол заверил посла, что никакого нападения на Сирию не планируется, и предложил ему совместную поездку на север - немедленно, прямо сейчас. Учитывая размеры Израиля, они достигли бы Галилеи часа за полтора. Поскольку моментально спрятать десятки тысяч солдат и тысячи машин на такой малой территории невозможно, посол собственными глазами смог бы удостовериться в том, что никаких военных приготовлений нет и в помине. Чувакин предложение отклонил, сославшись на то, что “… его дело состоит не в том, чтобы проверять заявления его правительства, а в том, чтобы доводить их до сведения израильского руководства …”.

14-го мая египетские войска - пройдя парадным строем по центру Каира, прямо перед окнами американского посольства - двинулись на Синай, к израильской границе. Даже это не слишком обычное движение не вызвало в Израиле какой-то необыкновенной тревоги - военная разведка заверила правительство, что Египет в данный момент воевать не собирается. Программа переоснащения египетской армии была еще не осуществлена, и окончание ее ожидалось не ранее 1970-го года. Кроме того, в Йемене были заняты почти три египетские дивизии - и немалая часть египетской авиации.

15-го мая Эшкол - во время военного парада по случаю Дня Независимости Израиля - получил срочное сообщение о том, что на Синае находится уже не 30 тысяч египетских солдат, а 60.

16-го мая индийский генерал, командовавший войсками ООН на Синае, получил от египетского командование требование убрать своих подчиненных с их позиций, чтобы не препятствовать "... действиям египетской армии, если возникнет необходимость дать должный отпор израильской агрессии ...".
Эта же просьба была доведена до сведения Генерального Секретаря ООН У Тана правительством Египта. Поразительным образом У Тан ее немедленно удовлетворил. Что побудило его принять такое далеко идущее решение без консультаций с Советом Безопасности - неизвестно и по сей день. По-видимому, югославский и индийский контингенты получили предварительные распоряжения об эвакуации еще до того, как об этом было обьявлено, потому что они начали сниматься со своих позиций буквально в ту же минуту, когда получили официальный приказ.

17-го мая два египетских истребителя пролетели над израильским ядерным центром в Димоне.

19-го мая Чувакин посетил министра иностранных дел Израиля Аббу Эбана. Он сообщил ему, что в обострении обстановки виновата агрессивная политика Израиля, а дальше высказал предположение, что дороги в пограничном районе минируют вовсе не "федаины", базирующиеся на сирийской территории, а " ... агенты ЦРУ ...".

23-го мая Насер обьявил о возобновлении блокады Эйлата - ни корабли, ни самолеты, идущие через Акабский пролив, “… не будут пропускаться через территориальные воды Египта …”. Правительство Израиля в срочном порядке отправило Аббу Эбана в тур по западным столицам - просить помощи.

Он вернулся уже 27-ого мая, в общем, с пустыми руками. Ему отказали и в поддержке, и в оружии и Париже, и в Лондоне, и в Вашингтоне. Он, правда, привез с собой сообщение о том, что американцы попробуют организовать международную морскую эскадру - Акабский залив делили между собой Египет, Иордания, Саудовская Аравия и Израиль, и, следовательно, пролив не мог быть обьявлен территориальными водами кого бы то ни было - это нарушало все конвенции по морскому праву.

26-го мая президент Египта Насер в блестящей речи, обращенной к египетским профсоюзам, сказал, что "… война, если она разразится, будет тотальной, и целью ее будет уничтожение Израиля …".

28-го мая Леви Эшкол выступил с речью, обращенной к нации - очень неудачной речью, надо сказать. Эшкол был дельный финансист и прекрасный организатор - но оратор он был никудышный. Неподготовленную заранее речь он прочел прямо с листа, после ночи, проведенной на заседании в министерстве обороны. Ему пришлось просить о помощи у своего ассистента - тоже в прямом эфире …

 30-го мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии не может быть реализован. Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось.

В этот же день в Каир прилетел король Иордании Хуссейн. Король и президент Насер заключили соглашение”… об искреннем союзе и взаимной обороне …”, и иорданские войска поступили под командование египетского генерала.

Вечером 1-ого июня на пост министра обороны Израиля был назначен Моше Даян.


X

Надо сказать, что если бы дело зависело только от Эшкола, назначение это не состоялось бы никогда. Как и всегда, к вопросам большой политики примешивалось мелкое политиканство. Эшкол знал, конечно, что он сражается за существование своей страны, но он одновременно сражался и за свое кресло премьера. Должность эту он - по установленному Бен Гурионом прецеденту - совмещал с постом министра обороны, поэтому все просьбы передать портфель военного министра кому-нибудь другому воспринимал как покушение на его власть.

Когда под давлением обстоятельств ему пришлось признать, что что-то в этом направлении надо сделать, он предложил создать специальный комитет обороны в составе его самого, Алона, Даяна,Эбана, Бегина, возможно, и Ядина.

Идея эта поддержки не встретила. Алон был в Ленинграде с визитом к тамошним профсоюзам. Бегин, вошедший в правительство национального единства как представитель оппозиции, никак не думал, что Эбан и Эшкол и сами-то являются правильным выбором - он лично предпочитал "команду 1956-го года", т.е. Бен Гуриона и Даяна. Даян сказал, что почтет честью сообщить комитету свое мнение, но от участия в нем отказался, предложив вместо этого призвать его в армию и поручить ему южное командование. В итоге ничего не вышло. Эшкол, однако, тянул время и продолжал консультации.

Военные меры, конечно же, принимались. Так называемая "частичная мобилизация” прошла без помех.
 
Американский журналист умудрился обмануть бдительную израильскую цензуру и передал в свою редакцию, что "… мобилизация настолько же частична, насколько чисто мыло "Голубкa" …". В рекламе этого мыла утверждалось, что оно чисто на 99% - а бедняга-цензор с американскими идиомами и реалиями знаком не был.

Однако обстановку в политическом эшелоне лучше всего описывало заимствованное из русского израильское словечко "балаган".

 Бен Гурион - ему исполнилось 80 лет и он был уже давно на покое - требовал сместить Эшкола с обоих его постов. Члены ЦК собственной партии Эшкола требовали от него назначить на пост министра обороны "... компетентное лицо ...". Глава религиозной партии настаивал на назначении Даяна, и, когда Эшкол спросил его, как же он может хотеть назначения Даяна, если при этом он не хочет войны, то получил убийственный ответ - "Я, господин Премьер-Министр, не уверен в вашей способности к суждению в вопросах войны и мира."

Наиболее лапидарное мнение высказал военный,который заслугами и прямотой уже успел снискать себе репутацию. Генерал Шарон на вопрос Эшколa ответил следующее: "… и я лично, и вверенные мне войска в войне готовы. Кто именно будет министром обороны - в настоящий момент не имеет никакого значения. Что касается Даяна, то я питаю к нему и к его способностям большое уважение. Но на пост министра сейчас можно назначить и его, и вас, и Бебу Идельсон - никакой разницы это не сделает …”.

Бебой Идельсон звали почтенную и очень пожилую даму, которая заведовала в Гистадруте(обьединении израильских профсоюзов) женским сектором.

В конечном счете все решило общественное мнение - и мнение Игала Ядина, очень уважаемого человека, бывшего начальника Генштаба во время Войны за Независимость. В выборе между Игалом Алоном и Моше Даяном он посоветовал выбрать Даяна.

Новый министр обороны начал свою деятельность со встреч с журналистами. Он заверил их, что, несмотря на его репутацию "ястреба", вопрос о войне вовсе не решен, потому что “… подходящий момент для военных действий уже прошел, а дипломатия еще не сказала последнего слова …”. Он даже дал персональное интервью Уинстону Черчиллю, внуку великого премьера Великобритании, который представлял в Израиле лондонскую газету “News of the World”, и глядя на него честным взором, сказал, что никакой войны в ближайшее время не предвидится. 4-ого июня Черчилль улетел из Израиля на поиск более горячих новостей - и вынес важный жизненный урок, гласящий, что министры обороны не всегда откровенны с журналистами.


XI

Американский журналист Джозеф Олсоп озаглавил свою колонку, вышедшую в свет 5-го июня 1967-го года, следующим образом: “ Значение Моше Даяна”. Он сравнивал приход Даяна в израильский кабинет с назначением Черчилля на пост Первого Лорда Адмиралтейства в 1939-ом году и высказывал предположение, что, “… что бы там ни говорил новый министр - жребий уже брошен …”.

Он оказался прав. 5-го июня 1967-го года, в 7:15 по израильскому времени (в 8:15 по времени Каира) первая волна израильских самолетов накрыла египетские аэродромы. За ней последовала вторая. К 9:00 утра Даян и Начальник Генштаба Ицхак Рабин получили вполне надежные сведения из штаба ВВС - египетская авиация как организованная сила больше не существует. Даян немедленно запретил публикaцию всякой информации, связанной с этим успехом - куда лучше было оставить египетское командование в тумане - там еще явно не осознали того, что произошло. Радио Каира гремело победными маршами.

Наземное наступление началось практически одновременно с воздушным - у Израиля не было "политического времени" для предварительных бомбежек. Первый удар был нанесен в стык между Газой и Синайским Полуостровом. Министр обороны велел не входить в собственно сектор Газы, но артиллерийский огонь оттуда вынудил нарушить его приказ. Операции на египетском фронте шли успешнее, чем преполагалось даже в самых розовых прогнозах - уже к 7-му июня передовые части израильских войски вышли к Суэцкому Каналу. Удары на египетские войска сыпались со всех мыслимых и немыслимых направлений - отступающие к Суэцу солдаты натыкались на уже опередившие их израильские заслоны. Можно отразить удар меча - но не корзину кирпичей, высыпанных прямо на голову.

5-го июня в войну вступила Иордания. Уже к вечеру ее положение сильно ухудшилось - Израиль уничтожил ее авиацию, а заодно - и сирийскую. Получив в свое распоряжение бригаду парашютистов с южного фронта - там для них уже не нашлось дела - центральное командование перешло в наступление. 7-го июня был взят Иерусалим. Фото Даяна, идущего между Рабином и генералом Нарскисом по улицам Старого Города, обошло всю мировую печать. 10 июня пали Голанские Высоты - сирийцы бежали из своих неприступных укреплений, решив, что наступление идет на Дамаск, и что надо любой ценой спасать столицу.

К утру 11-му июня все военные операции прекратились. Сражение, вошедшее в историю как Шестиднeвная Война, завершилoсь.

Израильские войска стояли на восточном берегу Суэцкого Канала и на западном берегу реки Иордан. Территория под их контролем превышала территорию самого Израиля в 3 с половинoй раза. Протяженность границ сократилась почти вдвое, и они - впервые в короткой истории государства - стали опираться на естественные рубежи.

Победа была куплена дорогой ценой - 800 убитых, 3,000 раненых - но до войны даже вполне консервативные прогнозы предсказывали цифры и в 8, и в 10 раз больше. В конце мая в Тель-Авиве парки готовили под кладбища, Бен Гурион ожидал бомбежек израильских городов, продолжалась работа по программе, начатой сразу после Войны за Независимость - обочины дорог обсаживали деревьями, чтобы их листва помогала прятаться от истребителей врага.

Немудрено, что мгновенный переход от смертельной беды к грандиозной победе вызвал эйфорию - все казалось возможным.

Даян оказался как бы фокусом этого чувства.

Он моментально стал звездой - пожалуй, первый израильтянин, оказавшийся в таком положении. Его фотографировали для всех газет мира, его малейшие замечания цитировали журналы всех оттенков и направлений. Боксер Кассиус Клей (Мохаммед Али) утверждал, что он, Кассиус - самый известный человек в мире. "… После Моше Даяна …" - скромно добавлял он. Хищное одноглазое лицо генерала стало чем-то вроде символа мужества и удачи. В 1968-ом году большая фотография Даяна висела на стене в кабинете высокого полицейского начальника в Таиланде - рядом с официальным портретом eго короля.

В арабских странах он тоже стал чем-то вроде символа. Конференция арабских стран в Хартуме 29-го августа 1967-го года приняла поистине исторические решение: "нет" переговорам с Израилем, "нет" признанию Израиля, "нет" миру с Израилем. Cам факт войны не упоминался - речь шла только о “… ликвидации последствий израильской агрессии …”.

Говорить о войне было нельзя - ибо тогда пришлось бы обсуждать ее причины, разбирать детали поражения ... Поэтому ничего как бы не было - ни поражения, ни даже и войны. Была только беспричинная израильская агрессия, ничего больше. Позиция с западной точки зрения несколько шизофреническая, но, по-видимому, единственно возможная в рамках определенной культуры.

В 1808 году в Испании в период национально-освободительной борьбы против Наполеона повсюду появились монашеские воззвания против "... дракона, адской бестии, жида и Дон Кихота ...". Не очень понятно, чем так насолил Дон Кихот испанским монахам - однако по поводу трех остальных составляющих этой формулы никаких сомнений не возникало.

Вот и в арабских странах после невыносимого позора проигранной Шестидневной Войны (настолько невыносимого, что даже в фундаментальном труде Алберта Хурани “A History of Arab People” о ней повествуется только намеками) образовались свои "… дракон, жид и адская бестия …" - и в лицe совершенно конкретного человека – Даяна - "арабская улица" не без оснований находилa все три мистических компонента.

XII

"… Народ в почтенной своей нелогичности" - написал однажды Томас Манн - "способен прийти к заключению, что министр сельского хозяйства, назначенный в урожайный год - хороший министр …".

Народ Израиля в 1967-ом году был в полном восторге от Моше Даяна.

 Был ли Даян и в самом деле хорош в своей должности ? Ну, он был более чем компетентный человек - и он был очень занят. Надо было устраивать управление новыми территориями - по необходимости администрация их пала на министeрство обороны. Надо было заниматься дипломатией - Франция фактически расторгла сотрудничество с Израилем, но возник новый, куда более обещающий союз - с Соединенными Штатами.

В 1955-ом году трезвая республиканская администрация Эйзенхауэра держалась от Израиля на по возможности большом расстоянии. Израиль был мал, слаб, беден, и представлялся помехой для установления хороших отношений с арабами.

Например, на просьбу участвовать в совещании стран-пользователей Суэцкого Канала важнейший спонсор этого мероприятия, Государственный Секретарь США Даллес, ответил отказом, сообщив израильскому МИДу, что “… обьем перевозок израильских грузов через Канал так ничтожен, что не дает Израилю права на участие в совещании …“.

Ответный аргумент - что в том-то и проблема, что обьем перевозок так мал именно потому, что египетская блокада лишает Израиль самой возможности пользоваться международным морским путем, открытым всем другим странам мира - он предпочел не услышать.

Но после войны 1967-го года обнаружились два абсолютно обьективных факта - первый состоял в том, что арабские режимы совершенно ненадежны и изменчивы, а второй - что Израиль способен побить всех своих соседей вместе взятых, сделать это быстро, качественно, и без всякой посторонней помощи.

И следующая республиканская администрация президента Никсона сделала из этих фактов совершенно трезвый вывод - Израиль будет надежной точкой опоры на случай, если американские дела на Ближнем Востоке пойдут в нежелательном направлении.

На защиту Западной Европы США тратили огромные деньги, там приходилось держать сотни тысяч американских солдат. Советский Союз стремился обойти “европейский бастион” НАТО с юга - в этом и состоялa цель финансирования и вооружения военных режимов в Египте и в Сирии.

Поскольку перекупить эти режимы американцам не удалось, a надежность “приобретения” даже в случае успеха “покупки” была бы ниже нуля (что Насер раз за разом блестяще демонстрировал), то представлялось выгодным заключить некий негласный союз с Израилем.

Он гарантировал доступ к своим портам и аэродромам, был в состоянии постоять за себя, и не требовал ничего, кроме помощи в приобретении оружия.
Так что, начиная с конца 60-х годов, в Израиле появились американские "Фантомы" и "Скайхоки" - и процесс этот шел при самом деятельном участии министра обороны Израиля..

Но и управление новыми территориями, и новые дипломатические хитросплетения не исчерпывали круг забот Моше Даяна. Ему пришлось много заниматься и своей прямой работой - войной. Люди, обвинявшие Даяна в том, что он “… ведет себя как примадонна …”, должны были признать, что сезон для “примадонны” выдался хлопотливым - это не подлежало сомнению.

Победоносная война, которая - как оптимистично предполагали в Израиле - должна была стать началом долгожданного мира - возобновилась вдоль Суэцкого Канала уже в июле 1967 года. В сентябре она приняла характер чуть ли ни ежедневных артиллерийских дуэлей.

Это был полный сюрприз - вдоль Суэцкого Канала, прямо под дулами израильских орудий, были расположены важные египетские города - Суэц, Исмаилия, Эль-Кунтара. Кто же будет швыряться камнями, живя в стеклянном доме ?

Но рациональные соображения - по крайнeй мере, в западном их понимании - были далеки от мыслей египетского руководства. Страшный и неизгладимый позор поражения не оставлял места для компромиссов, война должна продолжаться, чего бы она не стоила - этого требовала честь. Руководство Египта решило, что войны на истощение Израиль не выдержит - потеря одного солдата ежедневно для нации числом в 2 с половиной миллиона человек будет невыносима.

Израиль ответил. Египетские города в зоне Канала пришлось эвакуировать - беженцы в великом множестве устремились в глубь египетской территории. После потопления эсминца "Эйлат" (он был потоплен ракетами, выпущенными с египетских ракетных катеров советского производства) израильские пушки разнесли нефтеочистительныe заводы в Суэце.

Зарево было видно за десятки километров. Египет остался без собственного бензина - что означало более чем болезненный удар по египетской экономике. Но и это не помогло Израилю. Вообще ничего не помогало. Египетское руководство понимало, на что идет - и продолжало свою “войну на истощение”.

Рассуждение президента Насера о невыносимости для Израиля пусть малых, но ежедневных потерь было вполне справедливым. Армия Израиля просто не могла держать достаточное количество войск на линии Канала.

Требовались какие-то неординарные меры. Меры такие нашлись. На египетcкое побережье в Суэцком Заливе обрушились рейды коммандос, и били они в самые неожиданные и болезненные места. С острова Рас Эл-Гариб, например, был увезен новейший советский радар - была вывезена вся станция целиком.
 
Группа под командованием Брена Адана провела танковый рейд - используя советские танки и бронетранспортеры, захваченные в 1967-ом году, она прошла 45 километров вдоль берега Залива, уничтожая на своем пути все египетские военные обьекты. Она даже сумела захватить и увезти с собой новенький танк Т-72 - который очень пригодился потом Израилю для полевых испытаний его свойств и общего качества.

Насер был в такой ярости, что уволил в отставку своего Начальника Генштаба, генерала Исмаила.

В начале 1970-го года началась воздушная кампания против целей в глубине египетской территории - с января по апрель было сделано 3,300 самолето-вылетов, и сброшено 8,000 тонн бомб. Бомбили даже окрестности Каира - и египетское правительство пришло наконец к выводу, что "войну на истощение" ввиду ее явной убыточности следует прекратить.

Министр обороны Израиля, таким образом, приoбрел некоторый досуг.

Он заполнял его тем, чем поистине интересовался, а интересовался он, по собственному признанию, только двумя вещами - "... битыми старыми черепками и молодыми испорченными девушками ...".

XIII

 Ну, вопрос “… молодых испорченных девушек …” не нуждается в пояснении - но вот "... битые старые черепки ..." заcлуживают некoторого комментария. То, что Моше Даян увлекся археологией - это неудивительно. В Израиле это поистине национальное хобби, и достаточно хотя бы один раз посетить Иерусалим, чтобы в этом убедиться - одна парящая арка в Старом Городе на месте былой синагоги чего стоит ...

Однако Даян не был бы Даяном, если бы он занимался раскопками как было бы положено простому смертному - например, выправив себе лицензию. Правила были писаны не для него еще в бытность им всего лишь майором – a теперь, находясь в положении национального героя, он и вовсе делал все, что находил нужным.

Он скупал все, что люди - особенно на территориях - случайно находили на полях. Однажды таким образом он купил каменную маску, которую отрыл некий араб-тракторист. Даян заплатил ему за нaходку и спросил, не хочет ли он чего-нибудь еще. Оказалось, что хочет - тракторист водил свой трактор, не имея на это прав. Ему не выдавали лицензию на вождение, потому что он был крив - один глаз у него не видел. Даян написал ему собственноручную записку в управление по лицензиям с просьбой выдать трактористу права “ … в виде исключения , потому что “ - добавил он – “возможности одноглазых не стоит недооценивать …”.

Он скупал все, что ему нравилось, в антикварных лавках, причем делал это - по свидетельству профессионального израильского археолога - следующим образом: он входил в лавку, выбирал понравившуюся ему вещь, спрашивал, сколько владелец лавки за нее заплатил (не сколько она стоит, а сколько он за нее заплатил), и платил названную сумму не торгуясь. Он вручал антиквару 10 чеков со своей подписью, в сумме составляющих запрошенную цену, забирал покупку и уезжал. Владелец лавки не оставался в накладе. Он продавал чеки - но не по номиналу, а как автографы Даяна, по 10-кратной от номинала цене. Таким образом, все было законно, все были довольны - а Даян не платил ни копейки, потому что новые владельцы подписанных им чеков вовсе не собирались расставаться со своей собственностью, и не несли их в банк для учета и уплаты.

Не следует думать, что хитроумный министр обороны заботился о наживе - вовсе нет, им владел подлинный энтузиазм коллекционера. Он даже возил с собой лопату - прямо в своем джипе - на случай, если ему попадется что-нибудь интересное, или вдруг придет охота покопаться в какой-нибудь многообещающей канаве или траншее. Однажды, копая таким образом, он попал под завал, был засыпан, и едва не погиб. К счастью, его вовремя откопали, но он повредил себе позвоночник, и провел 3 недели в больнице, в гипсовом корсете.

Служба пропаганды Ясира Арафата сообщила в своем бюллетене, что “… бесстрашные бойцы палестинского сопротивления тяжело ранили израильского министра обороны …”. Неправдивость такого рода коммюнике искупалась необходимостью заявить о достижениях, пусть даже и мнимых ...

Однако когда некая юная дама - она работала в магазине одежды на улице Дизенгоф - позвонила министру обороны и выразила желание с ним встретиться и поговорить, а он согласился - в этом ему следовало винить не Организацию Освобождения Палестины, а только себя. Хорошо знавшая Даяна Рахиль Рабинович говорила, что ее Моше так же не может отказаться от красотки, как ребенок не может отказаться от леденца.

Обычно это сходило ему с рук, но юная Элишева (так звали предприимчивую продавщицу) через некоторое время наняла адвоката, угрожая через него судом – “… за нарушение обещания жениться на ней …”.

Мысль о том, что предполагаемый нарушитель обещания вообще-то уже женат, ее не остановила.

В конце концов стороны договорились уладить дело без суда - но Даян заплатил Элишеве 10,000 фунтов. Платил он - по совету своего адвоката - равными взносами, в течение долгого времени. Адвoкат хотел обеспечить молчание “истицы” на как можно более долгий срок. Последний взнос был сделан в декабре 1971 года. A уже 23 января 1972 года немецкий журнал "Штерн" напечатал огромную - на 10 страниц - историю о неудачном любовном похождении Даяна. В качестве доказательства подлинности рассказанной истории журнал ссылался на фотокопии чеков на имя Элишевы, с подписью Моше Даяна.

Он выглядел полным идиотом - не потому, что попал в общем довольно обыкновенную ситуацию немолодого мужчины, влетевшего в интрижку с жуликоватой девицей, но и потому, что прославленный генерал был обманут так глупо, просто по рецепту фарсовой комедии. Над ним потешался весь Израиль, и анекдоты о его учебе в "средней школе для девочек" звучали теперь особенно пикантно.

XIV

21-го мая 1973 года министр обороны Израиля Моше Даян на совещании в Генштабе сказал присутствующим офицерам, что во второй половине лета этого года им “… следуeт ожидать возобновления войны с Египтом, и по всей вероятности, с Сирией …”. Запись об этом была сделана Залманом Шовалом, и подтверждена в 1974-ом и другими свидетелями.

Даян к этому времени был уже не “новоназначенным министром”, каким он был в 1967-ом. После смерти Эшкола его даже прочили на пост Премьер-Министра, но он и другой естественный кандидат, Игал Алон, тоже имевший множество горячих сторонников, взаимно нейтрализовали друг друга. В результате Премьером стала Голда Меир - как промежуточная фигура, призванная занять кресло Премьера до того момента, когда определится настоящий лидер.

Даяна она не любила (как и все старшие функционеры правящей партии), но в итоге они поладили - он искренне уважал ее за ясность суждений и твердый характер, а она стала полагаться на него, как на скалу, во всех вопросах, связанных с обороной. Так что его мнение о вероятности скорой войны имело в ее глазах большой вес.

Тем не менее, никаких эстраординарных мер не было принято. Предполагалось, что все необходимое уже сделано. Было даже запланировано снижение доли оборонных расходов в общем бюджете - с 40% в 1970-ом году до планируемых 32% в 1973-ем. В мае 1973-го года в ответ на маневры египетской армии была проведена частичная мобилизация. Мера эта стоила немало денег, и Начальник Генштаба Давид Элазар подвергся критике за проявленную им излишнюю осторожность.

Министра обороны Моше Даяна не критиковали.

26-ого июня 1973-го года, после завершения бракоразводного процесса, он женился наконец на своей долголетней подруге, Рахиль Рабинович. На церемонии присутствовало только три человека. При всей славе и влиянии близких друзей у него не было - разве что поэт Натан Алтерман, да еще Эзер Вейцман, в молoдости - бесшабашный гуляка, похожий на Даяна удалью. Но Натан Алтерман к этому времени умер, а Вейцман никак не мог быть на второй свадьбе своего друга - он был женат на сестре предыдущей госпожи Даян, Руфь.

13-го сентября 1973-го года в воздухе над Голанами произошло столкновение израильских и сирийских самолетов. Сирийцы были жестоко побиты - они потеряли 12 истребителей, при нулевых потерях израильтян.

Израильская газета опубликовала к предстоящим выборам некое рекламное обьявление с картинкой израильского солдата, сидящего в кресле-качалке на берегу Суэцкого Канала, с автоматом "Узи" на коленях, и с надписью - "На линии Бар-Лева все спокойно". Защитные сооружения вдоль линии Суэцкого Канала неофициально назывались по имени генерала Бар-Лева - предшественника Элазара на посту Начальника Генштаба.

Идея была доказать избирателям, что на правящую партию в смысле обороны можно положиться.

Даян позвонил главному партийному пропагандисту и устроил ему скандал - "Какая к черту Линия Бар-Лева ? Это - моя Линия !". Раз уж упор в избирательной кампании делался на безопасность, он не желал делиться заслугами в этом достижении решительно ни с кем.

Обьявление изменили - теперь текст гласил: "На линии Суэцкого Канала все спокойно".

24-го сентября на совещании в Генштабе обсуждался вопрос об увеличении количества сирийских войск, стоящих против Голан. Командующий северным военным округом бригадный генерал Ицхак Хофи был серьезно обеспокоен. Даян согласился с его мнением, и приказал перебросить на северную границу лишнюю сотню танков.

Более того, он настоял на том, чтобы на границу отправили части 7-ой бронетанковой бригады, лучшей в армии.

2-го октября Даян попросил Начальника Генштаба предcтавить ему письменный доклад о состоянии дел на южной границе, где в это время египетская армия начала свои очередные маневры. "Нет ли тут угрозы нападения ?" - спросил министр обороны, и получил уверенный ответ - нет, Египет в настоящий момент атаки нe планирует.

Мнение это было подтверждено всем аппаратом военной разведки.

В среду 3-го октября 1973-го года Голда Меир по просьбе своего министра обороны собрала у себя дома совещание узкого круга военных и политических деятелей, известного под очень неофициальным названием "кухня Голды"- по месту своих обычных заседаний.

Присутствовали - cама Голда Меир, Моше Даян, заместитель премьер-министра Игал Алон, Начальник Генштаба Давид Элазар, командующий ВВС Бенни Пелед, заместитель начальника военной разведки Арье Шалев, и помощники Голды Меир по военной части - Газит и Лиор. Даян известил комитет, что действия Сирии и Египта необычны, и что существует опасность войны. По предложению Алона, было решено возобновить совещaние 7-го октября.

Вечером 5-го октября начинался самый большой праздник еврейского года - Йом-Кипур, день покаяния и очищения.

6-го октября в 4:00 утра Моссад сообщил, что война начнется в этот же день, час "Ч" запланирован на 6:00 вечера.

Даже весомое мнение внешней разведки не вызвало немедленной реакции - совещание в кабинете Голды Меир состоялось только в 8:00 утра, и решено было провести частичную мобилизацию - против полной мобилизации возражал министр обороны. Он полагал, что резкий шаг может вызвать ту самую войну, которую все так опасались. С другой стороны, он думал, что существующие меры обороны пока что достаточны.

В 10:00 утра был отдан приказ о частичной мобилизации.

В 2:00 часа дня 6-го октября 1973-го года началась оглушительная канонада - огонь велся вдоль всей южной и всей северной границы. Арабские армии перешли в наступление - началась Война Судного Дня.

XV

Четвертую (или пятую - если считать полномерной войной военные действия вдоль Суэцкого Канала в 1967-1970) арабо-израильскую войну сравнивали с землетрясением. Египетские и сирийские войска перешли в наступление с места, без считавшейся необходимой долгой подготовки.

Израилю требовалось на мобилизацию 48 часов - и предполагалось, что разведка предупредит о войне как минимум за двое суток.

На практике приказ о частичной мобилизации был отдан за 4-е часа до атаки. Следствием была полная неразбериха - например, один танковый батальон отправился в бой без биноклей, которыx почему-то не оказалoсь на складе. Танки на Синай пришлось двигать своим ходом, а не на транспортерах, что было вопиющим нарушением принципа экономии моторесурсов - нo несколько выигранных таким образом часов были важнее.

Первые контратаки на Синае были плохо скоординированы, и отбиты с большими потерями - одна из израильских бригад вышла из боя с 14-ю исправными танками из той примерно сотни, которая составляла ее нормальный списочный состав. Пытавшаяся остановить наступление врага авиация встретилась буквальнo со стеной огня - зенитные пушки и ракеты разных типов прочно закрывали арабские войска от ударов с воздуха.

К концу первого дня войны к сведению министра обороны был представлен список потерь, включавший около 500 убитых.
 
Только к 9-му октября ситуация начала меняться к лучшему. Сирийцы попали под тяжелый ответный удар и начали отступать к Дамаску. Их отчаянные призывы о спасении вынудили египетское командование к наступлению вглубь Синая, которое окончилось катастрофой - не только их наступающие танковые части оказались уничтожены, но и более того - израильтяне пробили фронт в египетской обороне, и переправились на западный берег Суэцкого Канала.

Несколько неортодоксальных тактических ходов - вроде непотопляемого, полностью готового и собранного моста, который танками был отбуксирован из центрального Синая до Канала (такого рода операция никогда не планировалась, мост предполагалось тащить на дистанцию не более чем один-два километра, а вовсе не на ту, на которую пришлось это делать), выдвижение дальнобойных 175-мм американских пушек с тыловых позиций на передний край (чего не полагается делать никогда, но они оказались очень полезны для подавления баз тяжелых зенитных ракет), постройка полевых укреплений из так называемых "габионов" - металлических сеток, куда без цемента засыпали подручный камень, и таким образом строили нужные сооружения (то-есть очень быстро строили что угодно, и где угодно), побившая все мировые рекорды эффективности деятельность полевых ремонтных мастерских, которые за ночь восстанавливали подбитые днем танки - все это принесло свои плоды.
 
Война окончилась к 24-му октября - с израильскими войсками, стоящими на шоссе Каир-Суэц, в 100 км. от Каира, и с аэропортом Дамаска, находящимся под огнем израильскoй артиллерии.

Министр обороны Израиля Моше Даян - обычно очень заметный человек - после первого дня боев исчез с экранов TV, и не появлялся перед микрофонами. Он, конечно, вскоре вернулся на свое обычное место любимца прессы - именно его фото с Ариэлем Шароном, командиром дивизии, первой прорвавшейся в "Африку", обошло всю мировую печать. Героическая переправа на западный берег Суэцкого Канала, решившая исход войны на египетском фронте, сгоряча была приписана гению Моше Даяна - как это oписано в книге Арнольда Шермана "When God Judged And Men Died”, вышедшей из печати в США чуть ли не сразу после перемирия, уже в декабре 1973-го года.

Однако война окончилась, пыль улеглась. Мертвые были сосчитаны, оплаканы и похоронены. Почему их оказалось так много ? Почему война шла целых три недели ? Почему она началась с такого ужасающего хаоса ? Почему она началась внезапно - что именно делала прославленная израильская разведка ? Почему война началась вообще - не было ли способа ее избежать ? Все эти вопросы, конечно же, не могли быть адресованы одному человеку, как бы высоко он ни стоял в иерархии страны и государства - но понятно было, что одним из главных "ответчиков" должен был быть министр обороны.

Министр, к сожалению, упорно молчал. То-есть он говорил, и даже много - но звучало все это как-то не слишком убедительно.

Даян появился на Голанах в тот момент, когда сирийское наступление еще не было отбито. Встречавшие его офицеры просто не узнали своего министра. Обычно одно его присутствие успокаивало людей – “… с ним они чувствовали себя защищенными от любой опасности …”. Это не лирика, а слова боевого генерала, Иски Шадми. Сейчас Даян не отдавал приказы. Он высказывал свое мнение, но оговаривался, что это – “… всего лишь мнение министра …”. Он совершенно серьезно обсуждал с Шадми “… вопрос о сирийских танках около киббуца Эйн Гев …”, на восточном берегу Тивериадского Озера. Шадми перебил Даянa и сказал ему - "Моше, это 5 танков с десятком солдат. Почему ты должен думать о них ? Оставь эту проблему на нас - мы ее решим сами ...". Сам Шадми говорит, что всего за сутки до разговора ему и в голову бы не пришло разговаривать с Моше Даяном таким образом.

Такое же впечатление вынесли офицеры южного командования. Прибывший с инспекционным визитом министр обороны произвел на них сильное впечатление. Заместитель командира Южного Фронта Бен-Ари вообще вспоминал впоследствии : “… Даян был в панике. Он не был собой. Обычно он молча изучал проблему, потом отдавал короткий приказ. В этот раз Даян непрерывно говорил. Задавал бессмысленные вопросы. Вставлял бессмысленные замечания. Не брал на себя никакой ответственности …".

Такая же картина происходила на заседании у Голды Меир, в начале войны и за закрытыми дверями. Моше Даян не отдавал приказы, а “… подавал советы …”. Кстати говоря, Голда им не следовала ....

В израильской конституции - которая, как известно, так и не написана - не слишком четко определены права и обязанности должностных лиц на случай военных действий.

В 1973-ем году бремя тяжелейшей ответственности управления войной легло на "комитет" из трех человек - на Премьер-Министра Голду Меир, на министра обороны Моше Даяна, и на Начальника Генштаба Давида Элазара. И вот в такой обстановке важные и чисто военные решения - например, на какую именно глубину следует отступить на Синае - пришлось принимать 75-летней женщине, по понятным причинам никогда в своей долгой жизни войсками не командовавшей.

Ее министр обороны рекомендовал отход к линии перевалов, и уж там “… армия должна была стоять насмерть, до последнего человека и последнего патрона …”. А ее Начальник Генштаба предлагал “… вести активную оборону по той линии фронта, которая сложилась к 7-му октября, ожидать подхода резервов, и после периода консолидации перейти в наступление …”.

А она - как говорит в своих мемуарах Голда Меир – “… должна была решить, кто из них прав ... “.

Споры на тему "роль личности в истории" бесконечны, но в 1973-ем году в Израиле личность действитeльно оказала влияние на ход событий. Голда Меир всегда говорила, что считает роскошь грехом, и что отчаяние в трудной ситуации - роскошь, которую она не позволит ни себе, ни своей стране. У нее не было никакой возможности оценить мнения своих военных советников в их, так сказать, технических аспектax. Она оценила их по человеческой мере. Предложение о глубоком отходе ей подавал потрясенный и сломленный человек, мнение об обороне на месте и консолидации - человек чрезвычайно озабоченный, но уверенный. И она согласилась именно с ним.

С другой стороны, она отклонила сделанное Даяном предложение подать в отставку. Она больше не полагалась на его мнение, но сместить министра обороны в разгар военных действий было бы знаком той самой паники, которую она стремилась подавить.

Даян остался в правительстве. Bласть в военных вопросах полностью перешла к Давиду Элазару.

8-го октября генерал Шарон позвонил Даяну с Синая. Шарон настаивал на немедленном наступлении с целью прорваться на западный берег Суэцкого Канала, и не мог убедить в этом ни своего номинального командира Гонена, ни назначенного на юг “координатора Генштаба” Бар Лева. По старой памяти он решил задействовать авторитет Даяна - конечно же, тот поддержит его рискованный, но многообещающий план действий.

И Даян ему ответил - "Я не вмешиваюсь ...".

15-го октября первые две сотни израильских парашютистов из состава дивизии Шарона переправились через Суэцкий Канал - Шарон сумел сам, без посторонней помощи, убедить командование. К утру 16-го октября на западном берегу Канала было уже 30 израильских танков и 2,000 солдат. Вскоре по прочно наведенным мостам туда переправилась вся дивизия Брена Адана. Даян приехал в "Африку", навестить солдат. Он уже не выглядел серым, с запавшими щеками. Он даже улыбался - что видно на сделанных тогда фотографиях.

Его уверенность в себе вернулась к нему в полной мере.

XVI

В фундаментальной книге Кеннета Поллока “Arabs At War” (она вышла в 2002 году) приводится следующее сравнение:

В июне 1944 года Советский Союз начал операцию "Багратион", направленную против немецкой Группы Армий "Центр", расположенную на укрепленных позициях в Белоруссии. Немецкие войска состояли из опытных, закаленных войной ветеранов, и были защищены заранее сооруженными линиями обороны, на стороне советских войск была достигнутая ими тактическая внезапность, большой перевес в числе, и огромный перевес в вооружениях. В числах это выражалось следующим образом - тройной перевес в живой силе, шестикратный перевес в танках, восьмикратный перевес в артиллерии. Результатом был полный разгром немецких войск. Через два месяца русские армии стояли на Висле, пройдя за это время почти 1,000 км., и уничтожив в процессе наступления 30 немецких дивизий. 450,000 солдат и офицеров вермахта были убиты или попали в плен.

29 лет спустя, в октябре 1973 года, сирийская армия начала похожее наступление на Голанские Высоты. Начальные позиции сторон очень напоминали те, которые существовали в 1944-ом году в Белоруссии. Опытная армия израильтян стояла за линией подготовленных укреплений, на стороне сирийцев была тактическая неожиданность и материальный перевес. Положение сирийцев было много лучше, чем положение советских войск - они имели перевес 10 к одному в людях и в артиллерии, и 8 к одному - в танках. Тактическая внезапность была даже больше, чем в 1944-ом - наступление было начато не во время войны, противник нападения совершенно не ожидал. Тем не менее, наступление не удалось. В одном из двух секторов, в которых велась атака, сирийским танкам удалось пройти около 20 км., во втором их остановили еще раньше. Контратака израильтян на третий день войны повернула сирийские войска вспять, в направлении на Дамаск. От полного разгрома их спасло главным образом то, что Израилю пришлось перенести главные усилия на египетский фронт - но вся отбитая было ими территория была потеряна, да еще и с существенной добавкой, их столица оказалась в радиусе артиллерийского огня противникa, а из 1,400 танков, которые имелись в начале наступления, 1,100 оказались потеряны.

Советское наступление 1944-го года оказалось решающим - оно проложило дорогу русским армиям в сердце Германии. Сирийское наступление 1973-го года тоже оказалось решающим, только в другую сторону - Сирия пришла к выводу, что отбить Голаны военным путем не удастся, и, согласно Поллоку – “… это убеждение держится в силе уже почти 30 лет …”. Напомню, что его книга была издана в 2002- ом году, через 29 лет после Войны Судного Дня.

С временной дистанции в без малого 30 лет, и при большой географической удаленности - от Голанских Высот до университетских лужаек в штате Небраска, где Поллок написал свою огромную по обьему книгу (583 страницы текста, плюс еще 100 страниц тематического индекса и справочного аппарата) все-таки довольно далеко - Война Судного Дня выглядела блестящей победой Армии Обороны Израиля.
Обьяснить ее только замечательным профессионализмом израильтян автор книги никак не мог, и поэтому он занялся детальным анализом многочисленныx проблем арабских армий вообще, и сирийской армии в частности.

То-есть Израилю следовало бы гордиться своими военными достижениями …

Однако в 1973-ем году настроение в Израиле было отнюдь не праздничным. Случившееся в первые два дня военных действий люди осознавали как большую беду - и уже в ноябре к работе приступила специальная государственная комиссия по расследованию причин неудачи. В нее входило 5 человек - председатель Верховного Суда Израиля Шимон Агранат, член Верховного Суда Израиля Моше Ландау, Государственный Контролер Израиля Ицхак Небензаль, и два человека, которые в свое время занимали пост Начальника Генштаба - Игал Ядин и Хаим Ласков. Все эти люди пользовались большим авторитетом и уважением, стояли в стороне от обычных и неизбежных политичских дрязг, и имели полномочия задавать любые вопросы любым должностным лицам, включая Премьер-Министра Голду Меир. Тексты собеседований с некоторыми министрами - например, с Даяном - по понятным причинам были засекречены. Работа комиссии шла вплоть до апреля 1974-го года.

Министр обороны Израиля Моше Даян тем временем занимался своей работой - надо было вести переговоры с египтянами и с американцами о разьединении войск в зоне Канала, о начале расчистки Канала для возобновления судоходства (сам Даян видел в этом важный элемент для достижения длительного перемирия - у Египта появлялся большой стимул не возобновлять военные действия), надо было как можно быстрее сокращать армию, потому что при большом числе мобилизованных экономика не работала должным образом - и так далее, и тому подобное. Список неотложных забот министра обороны был чрезвычайно длинным.

Его основательно критиковали. Демобилизованные солдаты возвращались с фронта - им было очень не по душе то, что до сих пор не определены причины провалов начального периода войны, и очень многие из них винили в этом правительство в целом и министра обороны в частности. Один из офицеров, капитан Мотти Ашкeнази, просто винил во всех бедах Даяна - лично и персонально. Капитан был герой - он командовал единственным опорным пунктом на Линии Бар-Лева (известным под названием "Будапешт"), который удалось удержать - и к его мнению прислушивались многие.

Даян дважды предлагал Голде Меир свою отставку. Оба раза она отклонила его предложение - только что прошли выборы, правящая партия "Авода" потеряла 6 мандатов в парламенте, но осталась у власти. Отставка ключевого члена кабинета была очень нежелательна.
2-го апреля 1974-го года комиссия Аграната обнародовала результаты своей работы. Вину за ужасный промах с запоздавшей мобилизацией комиссия возложила на военных. Со своих постов смещались четыре старших офицера военной разведки, командовавшего Южным Фронтом генерала Гонена предлагалось уволить в резерв. Увольнялся в отставку также Начальник Генштаба Давид Элазар.

С другой стороны, члены правительства были оправданы. Комиссия судила по следующему критерию - министр обороны не имел в своем распоряжении никакого собственного механизма для оценки ситуации, и вынужден был полагаться на мнение военной разведки и Генерального Штаба. Министр прислушался к отдельному мнению командующего Северным Военным Округом о вероятности столкновения с Сирией, и санкционировал своевременное усиление его войск. Мера эта спасла Голаны. В отношении Юга он получил от Генштаба письменное подтверждение того, что сил там достаточно – мнение, к которому присоединился весь аппарат военной разведки, без единого исключения. Следовательно, министр исполнил свой долг, и не может быть обвинен в небрежности или неосторожности.

Заключение комиссии было сделано на американский лад - с юридической точки зрения оно было безупречно. “… Должностное лицо выполнило свой служебный долг …” - и будь это некое абстрактное "никто", а не человек, самой личностью и всей жизнью своей олицетворявший безопасность страны - все было бы в порядке. Но идея, что во всем виноваты люди в военной форме, а люди в штатских пиджаках освобождены от ответственности, не показалась стране справедливой. Разница между Давидом Элазаром и Моше Даяном состояла именно в покрое одежды. Если Элазар с порицанием смещался со своего высокого поста - почему Даян оставался в своем кабинете ? В маленькой стране все знают всех и все - и всем было известно, что в первую, самую страшную неделю войны, войсками командовал Элазар - а не Даян, потерявший в беде голову. По стране прокатилась волна сердитых демонстраций. Капитан Ашкенази стал необыкновенно популярен.

Партия "Авода" раскололась. Одна ее фракция угрожала голосовать за вотум недоверия правительству, если Даян немедленно не уйдет в отставку, другая угрожала обратным - голосовать против правительства, если Даяна вынудят уйти. Раскол стал последней каплей - 18 апреля ввиду невозможности сохранить парламентское большинство все правительство Голды Меир ушло в отставку.

XVII

Новое правительство, образованное после отставки Голды Меир, было сформировано на базе ее старой партии, но места для Даяна в нем не нашлось. Новым Премьер-Министром стал Ицхак Рабин - первый в истории Израиля премьер, который родился в Израиле, а не в Российской Империи. Теперь ему надо было торговаться с американцами - что было нелегким занятием. В итальянском журнале тех лет была помещена уморительная картинка - Киссинджер с улыбкой протягивает Рабину, стоящему с очень унылым лицом, стакан с какой-то жидкостью - повидимому, очень горьким лекарством. Подпись под картинкой гласила: "Выпейте это, Рабин - это принесет МНЕ пользу ...".

Американцы вели интенсивные переговоры с Садатом - и платили Египту уступками из израильских активов. Делать было нечего - приходилось уступать, за что Рабина нещадно поносила в Кнессете правая оппозиция. Новым руководителям израильской внешней политики - Ицхаку Рабину, Шимону Пересу и Игалу Алону - хватало забот и проблем ...

Оставшийся не у дел Даян занимался тем, чем обычно и занимаются политики в отставке - он начал писать свои мемуары. Ему предложили очень хорошие условия в Великобритании - издательство Weidenfeld & Nicolson предложило ему за книгу $460,000. Он начинал находить, что в сделках с англичанами есть и приятные стороны. Дочка помогала с рукописью - ей было поручено описать жизнь отца от рождения до 1948-го года. С сыновьями он связей не поддерживал ...

Книга, надо сказать, получилась довольно скучная - она была названа "Жить с Библией", но как раз жизни в ней мало - все больше неинтересные пересказы библейских сказаний применительно к биографии героя, т.е. самого Даяна. Возможно, в этом была виновата работа Яэль Даян - эпизоды, которые написаны ее отцом, читать интереснее. Один из них приведен ниже, Даян описывает в нем поиски египетского храма на Синайском Полуострове, который он во что бы то ни стало хотел посмотреть - и вот как об этом рассказывает он сам :
”… На этот раз (в 1967 году) мы решили добраться до храма на вертолете. Его пилотировал Моти (командующий ВВС Мордехай Ход). Мы кружили над горами, но храма не обнаружили. С нами было еще несколько офицеров ВВС, и они пришли на помощь своему командующему, проводили линии на карте и сверялись с компасами, но Серабит Эль-Кадем словно сквозь землю провалился. Горючее у нас было на исходе, и нам оставалось одно: прибегнуть к старому средству и попросить какого-нибудь местного бедуина показать нам дорогу. В одной из долин чернели палатки, и мы посадили вертолет около одной из них. Старый седовласый бедуин с изборожденным морщинами лицом подошел к нам. Я поздоровался с ним, и он ответил мне, как старый знакомый: 'Алейкум ас-салам, мой господин'. -- Вы знаете, где Серабит Эль-Кадем? -- Да, мой господин. -- Можете вы показать нам, где это? -- Да, мой господин. Взяв свои сандалии в руки, старик взобрался на вертолет и показал Моти жестом, в каком направлении лететь. Вертолет оторвался от земли. Мы открыли банку консервов в честь нашего проводника. Минуту спустя, я решил, что мы совершили непоправимую ошибку. Вместо того, чтобы консультировать пилота, он с головой ушел в эту банку, залез в нее всей пятерней и на вопросы Моти отвечал лишь нетерпеливыми быстрыми движениями руки, словно отгонял назойливых мух. Наконец банка опустела, наш проводник выскреб ногтями последние остатки мяса и жира, приставшие к стенкам, облизал с наслаждением пальцы, горестно вздохнул и сказал Моти: 'Вот оно, спускайся здесь'. Моти снизился, сделал несколько кругов и посадил вертолет. Мы оказались в самом центре двора Серабит Эль-Кадема. Я спросил бедуина о том, какое имя носит его племя. 'Ат-Тиаха' -- был ответ. По-арабски это означает 'заблудившиеся'. Я не знаю, когда его племя получило свое прозвище. Но если у них когда-нибудь и возникали трудности с самолетовождением, то они их несомненно успешно преодолели …”.
Летом 1976-го года Даян с женой сидел в ресторанчике в Тель-Авиве, когда к нему подошел Шимон Перес - министр обороны в правительстве Рабина - и попросил его отойти в сторону для короткого разговора. Он показал ему план освобождения заложников, задержанных в Уганде, в аэропорту Энтеббе, и спросил его, что он об этом думает. "Замечательный план !" - сказал Даян с энтузиазмом. План был действительно замечательный, и удался на удивление хорошо. Вклад Даяна в это потрясающее по смелости замысла и по мастерству исполнения дело состоял в одном одобрительном возгласе.
Со скуки он затеял редактировать газету - она просуществовала 3 месяца. В ноябре 1976-го он публично высказался на щекотливую в Израиле тему - о ядерном оружии. На обеде, который давала Ассоциация Рекламных Кампаний, он заявил, что настала пора отказаться от упора на танковые войска, и открыто провозгласить, что у Израиля есть, как он выразился, “… атомная опция …”.
Заявление наделало шуму, но официальной реакции не последовало. Просто Перес и Алон дали знать, что они не согласны с такой постановкой вопроса - и шум затих сам собой. Они было ответственные министры действующего правительства, а мнение политика на покое стоило немного ...
Выборы, назначенные на осень 1977-го года, были перенесены на весну из-за одного из маленьких скандалов, которые делают политическую жизнь в Израиле столь занятной для иностранцев - в декабре 1976-го года Ицхак Рабин отправился на аэродром лично встретить первые самолеты F-15, поставленные Израилю из США, в сопровождении лидеров парламентских партий правящей коалиции. Однако возвращаться надо было после заката солнца, что нарушало святость субботы, и Национальная Религиозная Партия запротестовала. Никакого выхода из ситуации, кроме отставки правительства, не нашлось, и выборы назначили на 17-ое мая. Однако в апреле грянул гром - газета "Haaretz” откопала, что жена Рабина, Лея, оставила незакрытым свой долларовый счет в Вашингтоне после того как ее муж окончил свою там работу - он представлял Израиль в Вашингтоне в качестве израильского посла. Правила в то время запрещали держать долларовые активы в иностранных банках. И Рабин снял свою кандидатуру в Премьеры. Его заменил Шимон Перес. Удивительное дело - этот очень умный человек занимал решительно все возможные посты в правительстве - но всегда как бы по наследству. Он за всю свою длинную политическую карьеру никогда и ни при каких обстоятельствах не выигрывал национальные выборы - но в 1977-ом году это печальное обстоятельство не было еще известно его товарищам по партии.

Выборы 1977-го принесли политическую сенсацию - партия "Авода" (тогда известная под названием "Мапай") впервые за всю 29-летнюю историю Израиля выборы проиграла.

XVIII

Менахем Бегин, глава "Ликудa", стал главой правительства. Этот блок и его союзники - например, Национальная Религиозная Партия (НРП) - получили большинство в парламенте. В частности, НРП увеличила свое представительство с 10 мандатов до 12. По-видимому, ее лидеры, решив свалить Рабина, действовали не только из уважения к святости субботы, но и по более земным мотивам.

На пост министра иностранных дел Бегин пригласил Моше Даяна. У него были свои причины для столь неожиданного выбора - все-таки не часто политичeские лидеры демократий берут на важный пост человека из партии, которую они только что победили на выборах. Но в пользу Даянa говорил тот факт, что вот как раз он не был связан “… партийными узами …” - он всегда был сам по себе, и очень на этом настаивал. Бегину был нужен самостоятельный человек, с собственными идеями, с узнаваемым за рубежом именем - Бегин пришел к власти с 9-ой попытки, в его окружении было немного известных людей. Образ Даяна изрядно потускнел в Израиле, но за границей он был по-прежнему популярен.

Было еще одно соображение, которое Бегин мог принимать во внимание - репутация Даяна как "ястреба". Когда-то назначение Даяна на пост министра сельского хозяйства вызвало глубокомысленную статью в американском журнале, где говорилось, что “… все это неспроста …”, и что “… Израиль готовится к войне …”. Бегину было желательно создать у американцев именно такое впечатление.

Если президент Картер и унаследовал что-то от деятельности дипломатичеcкой команды времен Никсона-Киссинджера - так это полную готовность преподнести Израилю “горькую пилюлю”.

Даян колебался недолго. Он изнывал от своего вынужденного отстранения от активной политической жизни, и рассматривал пост в правительстве как нечто естественное - но его бывшие однопартийцы поглядели на это совершенно иначе.

Самое мягкое определение, которое они ему давали, было "предатель". Исраэл Каргман, бывший председатель Финансового Комитета парламента, назвал его "… политической проституткой …" - наверное, определение это немало повеселило израильтян - выходцев из Советского Союза. И Даян был не похож на Троцкого, и Каргман Ленина никак не напоминал ...

Много хуже любых красочных опрeделений его характера было то, что его не захотела видеть Голда Меир. Ее, в отличие от Каргмана, он искренне уважал. Конечно, она не опустилась до ругани, чувство собственного достоинства ее не оставило. Просто Даян несколько раз пытался повидать ее - но каждый раз она “… была нездорова …” - и наконец, даже до него, законченного эгоиста, дошло, что она больше нe пустит его на порог.

20-го июня 1977-го года новое правительство Израиля приступило к работе.
А уже в сентябре у министра иностранных дел этого правительства, Моше Даяна, возникли чрезвычайно серьезные заботы, связанные с Марокко. В начале сентября он передал в Египет предложение о встрече – и, о чудо - в этот раз израильское предложение не было отвергнуто с порога. Египет выразил согласие на установление секретного канала переговоров.

16-го сентября Даян прилетел в Марракеш. Поездка была обставлена очень романтически - он прилетел не на рейсовом, а на частном самолете, не из Израиля, а из Брюсселя - в парике, с наклеенными усами, и в солнечных очках, скрывавших его отсутствующий левый глаз. Его встретил министр иностранных дел Египта, Тухами. К соглашению они не пришли, но процесс переговоров не был прерван.

9-го ноября Садат произнес речь в египетском парламенте, и заявил, что он готов приехать в Иерусалим, и обратиться к Кнессету, “… если это поможет достичь мира и сохранить жизнь хоть одного из сыновей Египта, которому не придется тогда погибaть в битвах …”.

13-го ноября Бегин пригласил Садата приехать в Иерусалим.

19-го ноября 1977-го года, в субботу вечером, впервые в истории самолет с лидером арабского государства открыто приземлился в израильском аэропорту Бен-Гурион. Анвара Садата сопровождали не только египетские министры, но и звезды американской журналистики - Уолтер Кронкайт и Барбара Уолтерс.

В воскресенье, 20-го ноября, Садат произнес обещанную речь - в Иерусалиме, в зале заседаний израильского парламента. Это был поистине исторический момент - речь его транслировалась по телевидению на весь мир. Он сказал, что “… он не прибыл в Израиль для установления сепаратного мира, или временного соглашения о разьединении войск. Нет - он хочет мира, настоящего мира. Но Израиль должен уйти из Синая, уйти с Голанских Высот, уйти с Западного Берега, уйти из Иерусалима, установить палестинское государство, вернуть в их дома изгнанных палестинских беженцев …”.

Министр обороны Эзер Вейцман наклонился к уху сидевшего рядом с ним Даяна и прошептал - "Нам надо готовиться к войне ...".

После Садата на трибуне появился Менахем Бегин. Его речь была короткой. Он сказал, что Израиль искренне стремится к миру с арабами, и что об всем можно при желании договориться.

На торжественном обеде, данном в честь гостя правительством Израиля, Садат мрачно сказал Даяну, что он разочарован - Бегин не принял его предложения. "Дорога к соглашению лежит через переговоры" - ответил ему Даян - "Вы не можете ожидать, что с вами немедленно согласятся по всем вопросам. Но давайте продолжать говорить друг с другом, и - я уверяю вас - вы не пожалеете ...".

Переговоры шли и шли, но результата не приносили.

Торговля шла по всем правилам восточного базара - с клятвами, что предполагаемая сделка разорит продавца - и его самого, и его будущих детей - и с заверениями покупателя, что он даже и не поглядел бы на совершенно ненужный ему - и явно гнилой – товар, если бы не жара, и не некоторое вялое любопытство к этой никому не нужной рухляди …

Стороны терпеливо ждали, кто из них сделает первый промах и обнаружит нервозность - но первыми нервы не выдержали у американцев. Через 9 месяцев после визита Садата в Иерусалим президент Картер пригласил лидеров и Египта, и Израиля в США, в Кэмп Дэвид.

XIX

Разные бывают времена, и разные бывают обстоятельства, и совершенно разных вещей требует от людей время, в котором они живут.

В 1908-ом году Жаботинский вмешался в шумную дискуссию, начало которой положила статья его бывшего протеже, незаконного отпрыска семьи Левенcонов, ставшего за какие-то 5-6 лет видным петербургским критиком. Статья называлась "Евреи и русская литература", и автор ее красноречиво доказывал, что не следовало бы евреям писать пьески из русского быта, которого они совершенно не знают, а лучше бы им сосредоточиться на создании своей собственной литературы - на идиш или на иврите. Ему ответил поэт и писатель В.Г.Тан, который провозгласил, что он себя причисляет именно к русской литературe, потому что русский - его родной язык. Жаботинский написал весьма едкую статью, направленную против Тана, тот ему ответил - и началось замечательное литературное побоище, где обе стороны демонстрировали блестящее искусство словесного фехтования.

Но в двадцатые годы Жаботинский начисто перестал интересоваться вопросами, связанными с русской литературой - а написал короткую статью о политике, которой следовало бы придерживаться ишуву в отношении к арабам, называлась она "О Железной Стене", и сводилась к проcтому утверждению, что “… для достижения мира с арабами в будущем нам следует отказаться от всех попыток заключить с ними мир в настоящем …”.

Пересказывать этот шедевр мастерства политической речи и трудно, и не хочется - много лучше просто прочитать оригинал. Во всяком случае, ничего более убедительного на затронутую тему мне читать не доводилось.

Идею “Железной Стены” высказал и обосновал Жаботинский, но если и был у Армии Обороны Израиля - структуры, выполняющей эту роль - какой-то один
Главный Архитектор, то, возможно, главным претендентом на эту должность был бы Даян. Концепция “Стены” - сперва силою вещей, а потом вполне сознательно - была основой израильской политики в течении больше 50 лет, начавшись задолго до основания государства, и вплоть до встречи в Кэмп Дэвидe.

И сейчас за ее изменение взялись два человека - политический наследник Жаботинского, Менахем Бегин, и страж и защитник “Железной Стены", генерaл-лейтенант в отставке Моше Даян. Они решили, что “… время будущего - время заключения мира …” - возможно, уже пришло.

XX

Их партнерам по переговорам предстояло пройти не меньший путь. Пожалуй, уже начиная с поражения в войне 1948-го года, слово "Израиль" в арабском мире с успехом заменило слово "дьявол". Это понятие - дьявол - разумеется, принадлежит к потустороннему миру, но может иметь и вполне практические приложения в обыденной земной действительности. Скажем, обе стороны в гражданской войне в Йемене в шестидесятые годы без всяких сомнений обзывали друг друга "израильскими агентами" - смысла в этом не было никакого, и все прекрасно это знали, но ненавистного политического противника, конечно же, полагалось клеймить как “пособника нечистого”.

Радио Каира называло саудовцев и иорданцев "агентами сионизма и империализма", а в мечетях Эр-Рияда Насера определяли как “безбожника” и намекали на то, что он агент сами знаете кого.

Саудовцы или алжирцы могли упражняться в риторических "изгнаниях беса" вполне свободно - это не требовало от них никаких усилий, никаких практических шагов, и не создавало никаких проблем и опасностей - скорее даже наоборот, служило полезной цели. Кознями дьявола можно обьяснить решительно что угодно - от неурожая до необходимости поддержания сурового военно-полицейского режима. Однако если с “чертом” приходилось воевать, то поневоле следовало заниматься исследованием его возможностей чинить зло - хотя бы с целью разработки мер для борьбы с этим злом. В Египте в Генштабе на беду свою этими исследованиями сначала пренебрегали, но потом (после поражения в 6-дневной Войне) занимались очень серьезно - вплоть до того, что старших офицеров поощряли в изучении иврита.

В войне 1973-го года на суэцком фронте самым надежным источником информации египетской армии служили радиоперехваты - они давали информацию не только о планах израильтян, но и просто обьективную картину поля битвы. Сообщениям своих младших командиров генералы не верили - и имели к этому очень хорошие основания. Египетские офицеры, как правило, сообщали в штаб одно из двух – либо что они геройски атакуют (даже если в настоящий момент их солдаты сидели по укрытиям), либо что они героически защищаются от превосходящих сил врага (даже если врага не было видно и на горизонте).

Увы, через несколько дней источник иссяк - израильтяне поняли, в чем дело, и, не имея возможности быстро навести должную дисциплину в своих радиопeреговорах, попросту разбили египетские станции перехвата ...

После окончания войны была сделана серьезная оценка ее итогов - не для публики, конечно. Публика, ясное дело, продолжала получать победные сводки о “… грандиозной победе египетского солдата, вооруженного самым совершенным оружием …”. Но в Генштабе Египта выводы были не столь радужными. В целях пропаганды можно и должно было утверждать, что сбито 305 израильских "Фантомов". На деле было известно, что израильские ВВС потеряли от 20 до 25 самолетов от огня ракет, и еще от 15 до 20 - от огня зенитных орудий. На то, чтобы сбить один самолет, расходовалось в среднем 40 тяжелых зенитных ракет, и 150 легких, типа "Стрела". Это превосходило русские нормативы примерно раз в 10. Согласно американским оценкам, этими же ракетами при этом было сбито от 45 до 60 египетских самолетов.

В 1967-ом году соотношение сбитых в воздушном бою самолетов между Египтом и Израилем составляло 7 : 1. В 1973-ем году оценки колебались - между 20 : 1 и 35 : 1. Американцы использовали усредненное оценочное соoтношение 25 : 1.

Цифры взяты из книги Кена Поллока, но египетскому Генштабу они несомненно были известны и без помощи американского аналиста, и много раньше - задолго до того, как его книга была издана.

Вывод военных - если Египет хотел получить свои территории обратно, то отнять их силой он не сможет. С "чертом" следовало мириться. Необходимость в смене политического курса в Египте ощущалась - но как же трудно ломать установившуюся рутину ...

Насколько Анвар Садат опередил свое окружение, видно хотя бы из мемуаров Бутроса Бутроса-Гали, который вел переговоры с израильтянами, занимая позицию, примерно на уровне Даяна.

Если и был в египетской делегации человек, который должен был бы понимать другую, не-египетскую точку зрения, то это был, конечно, Бутрос-Гали. Он был христианин, копт, член нелюбимого в Египте меньшинства, из старой и когда-то богатой семьи, разоренной конфискациями нового режима. Юрист, профессор международного права, он был вознесен Садатом на министерский пост, и все вышеперечисленное сообщил о себе сам, в процессе самоотвода - видимо, ритуального выражения скромности, приличествующее подданому, которого владыка повышает в статусе.

Насчет подданого и владыки - это не преувеличение, а констатация факта. Согласно мемуарам Бутроса-Гали, Садат обычно вел с ним беседы, стоя к нему спиной, и беседы эти сводились к кратким приказам и не слишком ясным инструкциям, которые он должен был проводить в жизнь, угадывая намерения своего повелителя. Описано это без тени обиды, как нечто должное.

Так вот, юрист и профессор международного права никак не мог понять, почему Египет должен терпеть Израиль в том виде, в котором он существует. Как человек, далекий от всякого фанатизма, воспитанный по-европейски (по крайней мере, он так полагал - и очень этим обстоятельством гордился), он был согласен иметь в соседях некий ближневосточный Гонконг - анклав со специальными законами и правами, но уж конечно в сильно урезанном виде, и без всякого оружия.

Он выполнял волю Садата - но видел в переговорах некую войну. Например, на пресс-конференции в Брюсселе он специально перешел на французский язык, чтобы уязвить своего оппонента, Моше Даяна, который французским не владел. Он с огромным удовлетворением отмечает тот факт, что Даян был одет в недорогой серый костюм, который не шел ни в какое сравнение с костюмом самого Бутроса-Гали, сшитым в Италии на заказ у дорогого портного.

Это очень занятно читать у человека, который сам - сотней страниц выше - утверждает, что в странах Черной Африки (о которых он пишет с нескрываемым презрением) придается тем большее значение протоколу, чем невежественнее и беднее страна, этот самый протокол оценивающая …

Бутрос-Гали напрасно гордился своим европейским лоском. Если его французский язык, столь успешно примененный в Брюсселе, Даян и отметил, то можно быть уверенным, что шелковый костюм египетского министра прошел мимо его сознания. Мало того, что Даян не обращал внимания на свою одежду, но и вообще в Израиле на такие вещи смотрели без озабоченности. Ицхак Рабин, будучи уже на весьма высоких постах, галстук надевал прямо через голову, а завязывал ему его шoфер - сам он этому искусству не научился.

Торговля в Кэмп Дэвиде шла за каждую запятую, приводя американских посредников в полное отчаяние. Позиция Египта была простой - Израиль должен вернуть все, отнятое у арабов войной, и любые встречные уступки должны быть исключены в принципе, потому что “… человек не должен платить за возврат его собственного добра, неправедно у него отнятого …”.

Вся сила изобретательного ума Моше Даяна уходила на то, чтобы найти формулы, способные удовлетворить обе стороны. В отличие от Бутроса-Гали, который просто выполнял то, что ему велел Садат, Даян должен был убедить Бегина в приемлемости соглашения - а уж потом им обоим предстояло убедить Кнессет и страну. Даян предложил сосредоточиться на практической стороне вопроса. Если Египет не захотел согласиться на демилитаризацию Синайского Полуострова - что было непременным требованием Израиля - то на ограничение войск на полуострове и на их сосредоточениe в зоне Канала Египет согласился. Наблюдательные станции раннего предупреждения, обслуживаемые израильскими офицерами, были отвергнуты - но станции, обслуживаемые американским офицерами, были приняты.

Американцы вообще заполнили многие "дыры" - например, они согласились гарантировать Израилю поставки нефти, компенсирующие добычу из скважин на Синае, согласились заменить оставляемые в Синае израильские авиационные базы новыми, построенными в Негеве, и так далее. Египетско-израильское соглашение получилось скорее трехсторонним - но и Египет, и Израиль видели в этом преимущество.

В сентябре 1978-го года соглашения в Кэмп Дэвид были подписаны. Между Израилем и Египтом - впервые в истории - был заключен мир.

Если посмотреть на вещи формально и без эмоций, то арабо-израильский конфликт мог бы быть описан как поединок двух сторон, где сторона А имела незыблемый перевес в ресурсах, и поэтому ставила себе задачей полное сокрушение противника - a cторона Б имела перевес в качестве. Не имея никакой надежды на сокрушение противника, она строила свою оборону на стратегии истощения - надлежало экономить силы и не нападать, но в случае обострения конфликта давать такой отпор, который отбивал бы охоту на нападение на нее на максимально долгое время. В таких терминах можно было бы описать поединок “дикообраза” со “стаей собак”. И вот теперь “вожак стаи” отказывался от нападения - если не навсегда, то на неопределенно долгое время. Это была огромная победа "дикообраза" - впервые за 30 лет, с 1948-го года и по 1978-ой год - принятая стратегия принесла не передышку, а победу.

Израиль на своей южной границе был оставлен наконец в покое.

XXI

29-ого октября 1979-го года министр иностранных дел Израиля Моше Даян подал в отставку. На самом деле удивительно, что он продержался так долго. В июне у него обнаружилoсь недомогание, которое оказалось ракoм прямой кишки. Его немедленно положили на срочную операцию. Она удалась, но прежней работоспособности у него уже не было. Он начал слепнуть - его единственный глаз видел все хуже и хуже.

К весне 1980-го, однако, его здоровье несколько поправилось, и он попробовал вернуться к политической деятельности - организовал новую партию, "Телем". Программы у нее особенной не было - только имя ее основателя. В марте Даян сьездил в Каир - волнующий визит для человека, который столько лет воевал с Египтом. Выборы прошли неудачно - его партия набрала только 2 мандата, а рассчитывали на 15, а то и 17. В июле он улетел в США на медицинскую консультацию - надеялся спасти зрение. Его опять постигла неудача. Врачи операцию не рекомендовали - слишком опасно. В июле же он купил жене квартиру. Она не понимала, зачем ей квартира, но он твердо сказал, что их дом после его смерти следует продать - ей понадобятся деньги на жизнь. Его археологическая коллекция уже была переведена на ее имя - "… на всякий случай …", как он обьяснил жене.

В августе его навестил сын, Асси. Они не поддерживали никакого контакта и не виделись несколько лет. Асси пришел навестить отца - ему были нужны деньги. Со всей прямотой сын сказал отцу, что, по-видимому, отец вскоре умрет. Еще он сказал, что его отец - очень плохой человек. Ему не было дела до его детей, и конфеты внукам он привозил не сам, а посылал с ними адьютанта. " …Твои внуки немного знают о тебе. Но я им расскажу ... Что ты был исполнитель, а не человек с кругозором, каким был Бен Гурион. Вы все - поколение, которое потеряло перспективу ... Ты делал все сам, ты думал, что ты - Царь Давид ... Но одно ты должен запомнить - ты всегда был Яго - ты цеплялся к задницам Премьер-Министров, ты так делал всегда. Бегин, Голда, даже Эшкол ... Ты всегда был дисциплинирован, всегда - как хороший римский генерал. Но не Цезарь ...
Ты мог стать Премьер-Министром - много лет назад. Ты создал лучшую армию в мире - лучше, чем немцы Роммеля. Это значит - самых лучших убийц …
Когда ты умрешь, ты должен знать, что я думаю, что ты был фальшивкой, подделкой, всего лишь умелым убийцей. Ты хотел искупить свое прошлое, тебя мучила совесть - вот почему ты так старался подписать мир с Египтом. Ты сказал в интервью, что если бы ты мог начать жизнь заново, ты не заводил бы семьи. Ты хотел сказать, что мы - твоя ошибка. Но обстоятельства изменились. Теперь я взрослый, я снимаю фильмы. И ошибка теперь - это ты ...".

Монолог этот сильно сокращен, но в оригинале - в американской биографии Даяна (“Warrior, Statesman” by Robert Slater) он такой же бессвязный. Источник автором книги не приводится, но по всей верoятности, ему рассказала об этой сцене жена Даянa, Рахиль. Именно она выписала Асси чек на сумму, которую он попросил у отца. После его ухода Даян долго сидел в кресле и не говорил даже с ней ...

В октябре ему стало плохо - пришлось срочно везти его в госпиталь, где он и умер от инфаркта. Его похоронили в воскресенье, 18-го октября 1981 года.

В завещании Даян просил, чтобы похороны были в его родном селе, Нахалале, без шума и почестей, и “… чтобы в его честь ничего не называли …”. Воля его была исполнена только частично - гроб, например, несли шесть генералов Армии Обороны Израиля. Премьер-Министр Бегин произнес речь, в которой сравнивал покойного с библейскими Гидеоном и Ионатаном, на похоронах присутствовали иностранные дeлегации. Eгипетскую возглавлял Бутрос Бутрос-Гали …

Частное завещание Даян было оглашено позднее, в семейном кругу. Все, что у него
было, он завещал жене - и просил детей его завещание не оспаривать. Они с волей отца не согласились. Любимица, Яэль, даже выразила свои чувства в письменном виде. Она сообщила, что “… после прочтения завещания любит отца не меньше, но она его больше не уважает. Такой мудрый человек, как он, должен был распорядиться своим имуществом совершенно иначе. Археологическая коллекция должна перейти государству, а дом остаться в семье, поэтому Рахиль Даян - во имя чести и справедливости - не имеет права ни на то, ни на другое …”. То, что она распределяла и честь и справедливость за чужoй счет, Яэль не остановило.
И даже то, что оспаривать завещание в суде можно было только на основе утверждения, что истец считает завещателя ненормальным, тоже действия не возымело.

Дочь действительно не уважала ни своего отца, ни даже свое доброе имя ...

Через 30 дней после смерти Даянa его сын Ади, видимо, не желая отстать от брата и сестры, написал письмо покойному, которое даже опубликовал. Начиналось оно так - "Через 45 минут после прочтения завещания мы вышли от нотариуса - трое твоих униженных детей и одна миллионерша."

Дальше все продолжалось в том же духе. Ади предположил, что карьера отца была случайной, и что “… в Англии он не поднялся бы выше сержанта …”.

Заметим, кстати - предположение вполне правдоподобно. Даян действительно был английским сержантом, и даже из этого невысокого чина был разжалован. Предположение правдоподобно - но не служит к чести Англии …

Еще Ади Даян написал, что отцовская коллекция была просто набором " ... вшивых горшков ...". Он добавил, что книги отец писал исключительно из жадности, для того, чтобы получить за них много денег, что он притворялся простым фермером, а сам любил дорогие вина (насчет вин - чистая правда, Рахиль научила своего мужа ценить бордо). А если его покойный отец разочарован таким надгробным словом, то и он, его сын, разочарован тем, что у него был такой отец ...

Моше Даян действительно был плохим отцом, и его дети были бы правы, заплатив ему полным к нему равнодушием. Но не той исступленной ненавистью, которую они обнаружили … Впрочем, может быть, это была оборотная сторона любви.

Рахиль Даян выполнила волю мужа и продала коллекцию. Но она продала ее за половину оценочной стоимости, с тем, чтобы коллекция осталась в израильском музее, под именем -"Коллекция Моше Даяна". Он не хотел, чтобы его именем называли что бы то ни было - но в этом пункте его жена (по-видимому, единственный в мире человек, которого он искренне любил) c ним не согласилась. Спор с его детьми она решила так - каждый из них получил по 50 тысяч долларов - в нaрушение завещания их отца, но в обмен на письменное обещание не порочить его память.
Дети Даянa показали себя людьми мелкими даже в своей ненависти - они обменяли ее на наличные. Они подписали обещание - и получили обещанное …

XXII

Со времени смерти Моше Даянa и до момента написания этой повести прошло четверть века. Для истории срок этот, конечно, ничтожен, но какие-то итоги уже определились. Огромные события в мире и индивидуальные судьбы людей сплелись в сложный узор, с совершенно невероятными комбинациями. Скажем, младенец, родившийся в Иордании в 1961-ом году, и названный родителями Эйхманом - чтобы почтить память врага евреев, казненного ими - благополучно вырос, и большую часть своей жизни прожил в условиях израильской оккупации. Ни он, ни его семья неприятностей, связанных с необычным именем мальчика, не имели. Можно себе представить, что было бы с семьей, допустим, крымских татар, которые назвали бы сына Гитлером ... Но Эйхман Абу-Атван благополучно вырос, и даже дал интервью корреспонденту журнала “New Yorker” Давиду Ремнику, оно было опубликовано 27-го февраля 2006 года. Эйхман Абу-Атван с гордостью сообщил корреспонденту, что он голосовал за ХАМАС …

Игал Алон, вечный соперник Даяна, умер в 1980-ом году. Его жизнь была очень похожа на жизнь Даяна - они делали то же самое, даже посты в правительстве занимали похожие, только что Алон прожил свои годы без даяновского эстрадного блеска ...

Бывший протеже Жаботинкого, тот, кого он в 1902-ом устроил лондонским корреспондентом одесской газеты, из фамилии своей матери - Корнейчук - сделал себе литературный псевдоним. Он навсегда вошел в историю русской культуры как Корней Иванович Чуковский. Судьба благословила его - в отличие от Жаботинского - долгой жизнью и плодотворной старостью ...

Бывший оппонент Жаботинского по словесным дуэлям о роли евреев в русской литературе, В.Г.Тан-Богораз, стал известным русским этнографом. Его внучка, Лариса Богораз, украсила историю своей семьи и своей собственной жизнью ...

Орд Уингейт, создавший первые еврейские отряды коммандос, дослужился до генерала и погиб во время Второй Мировой Войны, но не в бою, а в транспортном инциденте. Черчилль считал его гением. Неизбалованные хорошим к ним отношением со стороны англичан еврейские мальчишки, которых он учил воевать, полагали, что Уингейт испытывал большую преданность их делу. Вряд ли. Он с одинаковым успехом служил в Судане, в Палестине, в Эфиопии и в Бирме, и везде делал одно и то же - набирал местных ребят и делал из них воинов, сражавшихся за интересы Англии. Я даже не поручусь, что его так уж интересовали даже и интересы Англии - просто он был чудак и эксцентрик, что-то вроде второго издания Лоуренса Аравийского ...

У Нахалала появился еще один известный уроженец, его зовут Меир Шалев, он принадлежит к тому же поколению, что и дети Даяна. Так же как и они, политически он очень левый, но, по-видимому, куда более талантлив. Первый роман, который принес ему известность, написан о людях Второй Алии, тех, кто построил фундамент современного Израиля. Книга так и называется "Русский Роман". Очень, надо сказать, ироничное повествование. Его следующий роман - "Есав" - еще лучше, и когда-нибудь, возможно, принесет автору какую-нибудь звонкую литературную премию ...

Ну, и конечно, наряду со всеми этими судьбaми вплетена в пестрый ковер истории и еще одна яркая нить - жизнь стража Железной Стены, старшего тысячника, которого называли “Моше Араб”, но также и “визирь Муса”, эгоиста и ловца удачи, плохого мужа и отца, коллекционера старых горшков и молодых женщин, министра сельского хозяйства, министра войны и министра иностранных дел, воина, фермера и дипломата, человека, который воевал в бесcчетных израильских войнах - и который подписал первый мирный договор с соседями, который заключила его страна.

Мир этот все еще цел, спустя 25 лет после его смерти - наверное, Даян не пожелал бы себе памятника лучше.

***

Краткий список использованной литературы:

1. Арабо-Израильские Войны, "Дневник Синайской Кампании" - Моше Даян
"ЭКСМО", Москва, 2003

2. “Владимир Жаботинский, вехи жизни” - Иосиф Недава, "Феникс", Ростов-На-Дону, 1998

3. "Наполеон", А.С.Трачевский, С.Петербург, типография Эрлиха, 1900

4. “Чуковский и Жаботинский”, Гешарим, автор и составитель Евг. Иванова, 2005

5. The Tragedy of Zionism, by Bernard Avishai, Farrar Straus Giroux / New York, 1985

6. The Origins of the Second Arab-Israeli War, by Michael Oren, Ben-Gurion Research Center in Ben-Gurion University of Negev, Frank Cass & Co, Ltd. 1992

7. Arabs at War, by Kenneth Pollack, University of Nebraska Press, Lincoln and London, 2002

8. Warrior Statesman, The Life of Moshe Dayan, by Robert Slater, St.Martin Press, New York, 1991