Командир роты обслуживания (есть такие подразделения в больших воинских частях, в них обычно числятся водители комсостава, повара, оркестранты) носил фамилию Тревога и был мастером спорта по боксу. Когда он появлялся в казарме, дневальный на тумбочке, забыв Устав, просто орал: «Тревога!» и, получив в морду, тут же падал на выскобленный стеклышками пол. Солдатики, заслышав этот дикий крик, бежали вон, как крысы с тонущего корабля. Иногда сквозь окна, чаще успевая их распахнуть. Не бежал только один человек: старший сержант Курбанмагомедов, настоящее имя которого – Сурхай - знали единицы. Все называли его просто Курбаном. В родном Дагестане сержант пас коней, лазал по горам и набрал такую силищу, что даже капитан Тревога со всеми своими ста килограммами мышц не решался врезать гордому человеку по физиономии.
Курбан продолжал возлежать на своей отдельно стоящей койке, пожевывая былинку, и задумчиво глядя в потолок.
- Как дела, сержант? – осторожно спросил бывший боксер, присаживаясь на табуретку.
- Трэвожно мне, товарищ капитан, - не отрывая взгляд от потолка, после долгой паузы возвестил Курбан. – Солдаты из казармы убегают, как вас завидят. Нэхорошо.
Капитан побагровел и уже хотел забыть о превосходящей мощи бывшего пастуха, но тот вовремя сбавил обороты:
- Ви как думаете, почэму у нас всэгда тэхническим спиртом воняет?
Надо сказать, что на слово спирт, неважно технический или какой, Тревога реагировал всегда одинаково: надувал грудь, в глазах появлялся охотничий азарт, а из уголка рта начинала течь тонкой струйкой слюна. Капитан оставил в покое Курбана и помчался переворачивать содержимое каптёрки, Ленинской комнаты и других всевозможных нычек. В пустыне Каракумы, где располагалась бригада, было положено много пить, и комроты упорно следовало этому не им заведенному порядку, хотя просто воду не уважал. А ведь старший сержант Курбанмагомедов просто хотел полежать, помечтать о конях и горах, пожевать былинку. Он не знал что спиртом в тот день в казарме пахло всерьез – солдатики собирались праздновать день Работника Лопаты. (Для справки день Работника Лопаты главный профессиональный праздник советского солдата, потому что это основное его оружие в мирное время, и праздноваться он может всегда, когда появляется водка).
Первые две бутылки капитан Тревога обнаружил во всем известном месте: в полом внутри бюсте В.И. Ленина, стоящем в Ленинской комнате. Там уже давно никто ничего не прятал. Молодые наверное сдуру засунули... Еще бутылка нашлась в чьем-то запасном сапоге одиноко стоящем в сушилке в дальнем углу. Литра три самогона было выкачено из банок с компотом различной ёмкости, присланных в посылках и стоящих в каптерке у старшины. Резиновая грелка какого-то старослужащего, пузатая от залитого в нее спирта, благополучно вылетела из тумбочки на пол и тоже пошла в вещественные доказательства. Последним Тревога, победно ухмыляясь, вытащил из кубрика оркестрантов футляр от неизвестного мне музыкального инструмента. В нем позвякивали флаконы салициловой кислоты с левометицином (была такая хрень в аптеках, стоила восемнадцать копеек и содержала граммов семьдесят чистого медицинского спирта с легкой примесью ингредиентов, давших название препарату. Использовалась в основном от прыщей, которых у стеснявшихся заниматься онанизмом или мужеложеством солдат хватало. Пили это за милую душу). Все это богатство капитан утащил в комнату офицеров, где и распил с вечным своим собутыльником замполитом Петренко.
Когда под утро пьяные песни отцов командиров поутихли, и из-за закрытой двери стал доноситься только мерный храп, изредка прерываемый отдаваемыми во сне командами на построение и матюгами, из разных концов спального помещения к койке Курбана начали сползаться обделенные солдатики всех возможных сроков призыва. После того как их накопилось человек пятнадцать, кто-то, считавшийся чуть ли не другом здоровенного дагестанца, осторожно погладил спящего по плечу
- Курбан, вставай. Поговорить надо.
- Зачэм вставать? Так говори, - ответил, не открывая глаз, старший сержант.
- Вот тут народ обижается, ты пошутил, а им теперь праздновать нечем, - заканючил друг. Остальные солдаты напряглись.
- Возьмите у меня в тумбочке траву и нэ плачьте больше, - все также, не разжимая век, успокоил всех Курбан.
Солдатики, кто в первый, а кто далеко не в первый раз, удовлетворились планом, немножко сетуя на пропажу спиртного. Однако, они очень быстро прекратили горевать и начали ржать, показывая друг на друга пальцем и обсуждая казалось бы рутинные события... Вполне обычная казарменная ночь. Только испуганно сопели, притворясь спящими, духи на верхних койках.
А Курбан спал. Он любил слышать ржанье и траву. Он ведь был просто пастух.