Записки рыболова-любителя Гл. 677-678

Намгаладзе
677

М а й 2 0 0 1 г.

Письмо Володи Опекунова от 3 мая 2001 г.

г. Лунинец
Уважаемый Александр Андреевич!
Очень рад был Вашему письму, которое я получил 30 апреля. Сразу была внесена некоторая определённость в мои дела, которые сами развиваются в том духе, который Вы указываете. Действительно, вложить деньги в заведомо неоправданное дело можно, но потом всю жизнь будут кошки скрести по душе. А тут ещё предстоят расходы в связи с летними отпусками. По настоянию Раи, а без неё никакие дела не делаются, мы не стали тратить деньги на наборщицу, а купили сканер "Мустек 1200" и модем. Текст хорошо воспринимается и распознаётся. Так что я надеюсь, что уже в ближайшее время буду иметь роман в электронном виде.
При подключении модема помогал нам университетский товарищ Андрея, я сразу попросил детей выйти на Ваш сайт. В первую же минуту появилась Ваша фотография и всё содержание книги. Потом пошла длительная загрузка, и мы отложили приём текста на будущее. Саша вполне освоился в Интернете и выбирает себе материал по каратэ и автомобилям. По возможности я учу его водить машину, и ему всё это сейчас интересно. Так что, действительно, я хватил через край, пытаясь и Митю втянуть в свои дела. Что же касается Вас, Александр Андреевич, то Ваше внимание к себе я ценю очень высоко и уверен, как говорят евреи в романах Фейхтвангера "это Вам обязательно зачтётся" как акт абсолютного добра, а, может быть кто-то вот так же поможет Вашим детям. Для меня же сейчас, да, наверное, и всегда так будет "в открытом море не обойтись без кормчего". Это китайская песня о Мао.
Сам я тоже по мере сил пытаюсь помогать людям, переписываюсь с одним аспирантом-историком из КГУ, с которым нам довелось участвовать в книге воспоминаний А.Н.Хованского. Мой сын Илья учился с ним в одной группе и характеризовал его как человека, безмерно увлекающегося чем-либо типа русской идеи. А недавно этот аспирант прислал мне гневное письмо в ответ на мои опасения относительно ислама и сообщил, что он - мусульманин. Я обещал Игнатьеву, так его фамилия, в качестве корректора прочитать присланную им книгу, его перевод с санскрита. В моём романе есть немного мистики, так вот я заметил, что сначала ко мне вернулся иврит, в качестве предмета, который изучает Илья, а теперь вот и санскрит. В моём романе есть слова: "они говорят, на санскрите, как мы по-английски". Мистику я также усмотрел в газетной заметке ("Вечерний Минск") "Лось в городе". В ней сообщалось, что милиция наконец-то задержала известного авторитета по кличке "Лось". В моём сценарии самого главного бандита также зовут "Лосем". В то время как я ходил по Минску в поисках правды в связи с попранными авторскими правами, милиция брала этого авторитета.
Конечно, я был бы не против, если бы милиция занялась и теми, кто похитил треть моего сценария, но это оказалось из области мечты.
Тот вариант с ризографом предполагал включение иллюстраций. Это дело идёт, слава Богу, без финансовых затрат. Художник Августинович, который делал Кузнецову иллюстрации, скорее просто наброски прямо в текст, взялся доработать мои рисунки, которые он оценил очень высоко. Сказал, что любой профессиональный художник может сделать рисунок по теме, но дух романа при этом потеряется. Другой художник, мой сосед по дому, повторил эти слова и достал с полки книгу о Марке Шагале: "Смотри, как он иллюстрировал "Мёртвые души", твои рисунки гораздо лучше. А ты думаешь, он не смог бы нарисовать нормально? Смог бы, но это никому не интересно". Я сделал ксероксы со своих рисунков форматом АЗ, Августинович кладёт их на стекло и сверху на листе белой бумаге обрисовывает и дорисовывает тушью. Я высылаю Вам в качестве иллюстраций к этому письму два рисунка в обработке Августиновича. Мне так не сделать.
С Августиновичем меня познакомил Кузнецов, очень доброжелательный и внимательный человек, мы встречаемся в мастерской Августиновича. Мне был интересен путь, которым Кузнецов пришёл к порнографии. Со временем он прояснился. Кузнецов воспитывался в строгости в семье русского старовера, начальника районного масштаба, который на пенсии стал фермером и до сих пор в свои семьдесят лет не опускает рук. После аспирантуры в связи со снятием темы "Социалистическое плановое хозяйство" Кузнецов ушёл из Нархоза на телевидение, а потом один издатель взял его главным редактором в газету "Бульвары и улочки", явный намёк на бульварную прессу. Хозяин требовал порнухи, чтобы газета продавалась. Его отношения к делу и самому Кузнецову немного описаны в романе Кузнецова. Кузнецов стал раскрепощаться, снял с себя всякие запреты, сначала в публикациях, а потом и в жизни, чему способствовал и его развод с женой, в чём он обвиняет только её. Как главного редактора его вызывали в КГБ, но Кузнецову удалось убедить чекиста, что никакие законы не нарушаются, после чего осмелевший Кузнецов пошел ещё дальше и продолжал бы своё дело, если бы вдруг не обнаружилась его способность к длительным запоям, вплоть до реанимации. Запой продолжается 10-12 дней, за это время выпивается ящик водки и пол-ящика вина, а пища почти не принимается. Выход из запоя описан Кузнецовым в первой главе его нового романа. Вещь такая же, как и его первое произведение. Кузнецов считает, что он нашёл себя в подобной литературе, а недавно давал мне почитать Лимонова "Это я, Эдичка". Вещь безобразная, а сам Лимонов явно деструктивный психопат с манией величия и комплексом неполноценности. Интересно, что на другой день я увидел по телевидению видеоролик из архива ОРТ: Лимонов идёт в колонне национал-большевиков. После чего диктор сообщила, что Лимонов задержан ФСБ за хранение на квартире взрывчатых веществ.
Вполне возможно, что "протест против Вселенной", по образному выражению одного русского философа о революции и революционерах, у Кузнецова возник как реакция на суровое воспитание в детстве и последующие неудачи, а, может быть, это просто удовлетворение потребностей времени, так, как они формируются. Во время наших встреч, в мастерской Августиновича Кузнецов не пьёт, а мы распиваем бутылку вина. Августинович работает на рынок, хорошо распродаются его акварели, причём никто не знает, в чём причина успеха, так как мотивы покупателей никто не изучает.
Августинович работает с 9 утра до 9 вечера и не устаёт. Кузнецов говорит, что нельзя переутомиться на любимом деле, так как оно только в радость. Августинович никогда не работал преподавателем, говорит, с трудом подбирая слова, но в области изобразительного искусства образован предостаточно. Я как-то посмотрел по телевидению фильм о грузинском художнике, который подходит под определение примитивистов. Августинович тут же назвал его фамилию и рассказал некоторые подробности о нём.
Во время наших встреч Августинович обрабатывает мои рисунки, а мы с Кузнецовым ведём диалог о русской душе, соборности, скифах и сарматах. Ещё в молодости Кузнецов задумал написать роман о гуннах, изучил материалы по этой теме и развил сюжет, но жизнь толкнула его на другой путь, о чём он жалеет. Как-то он давал мне почитать Павича, самого цитируемого в Интернете автора, и мы несколько встреч посвятили обсуждению его "Хазарского словаря". Павич стоит того, чтобы превозносить его. Он купается в христианской, еврейской и исламской культуре. Его тексты добры, а я воспринимаю Павича как примирителя культур, предтечу будущей идеологии, противники которой называют её глобализацией. Кузнецову я благодарен, что он способствует моему образованию, он терпелив и ненавязчив.
С Кузнецовым меня познакомил Юрчук. На одной из книжных выставок у меня состоялся разговор с издателем, который скрывался под личиной какого-то детского фонда. Предлагал мне издать за мои 900 долларов мой роман, а взамен выдать мне 200 авторских экземпляров. Этот разговор подслушал стоящий рядом мужчина лет 40, очень плотный, ростом около 175 сантиметров и очень злобный. Он отвёл меня в сторону и сказал приблизительно следующее, употребляя матерные слова. Эти издатели - откровенные подонки, негодяи, рвачи и жулики, наживаются на крови писателей. Наша задача - уничтожать их морально как класс, а была бы возможность, и физически. Но если это сделать, то некому будет издавать книги, а посему их надо только презирать. Далее он представился как автор 12 книг и трёх брошюр, профессиональный писатель, абсолютно ни от кого не зависящий и свободный в своём творчестве. Видя мою позицию в разговоре с издателем, он поразился моей наивности и беззащитности, а посему и предлагает мне своё покровительство и защиту перед негодяями. Впоследствии Кузнецов расценил этот акт как средство завлечь жертву в сети вампира. Юрчук проходит в романе Кузнецова, и я могу догадываться, как складывались их отношения. Юрчук оказался неистовым автором, не считающимся ни с кем и ни с чем. Клокочущая энергия, никем не управляемая.
Юрчук десять раз ездил в Москву и два раза удачно, удалось продать и переиздать его книгу о Конфуции, её купил какой-то буддийский храм, а, может быть, конфуцианский. По результатам мытарств Юрчук за осень 2000 года написал роман "Московская богема", который и предложил мне прочитать в виде компьютерного набора до вёрстки. Я прочитал несколько книг современных авторов, в том числе Фридриха Незнанского и т.п., и видел огрехи набора и вёрстки, поэтому воспринял поручение Юрчука как важное задание. Набор обрабатывался программой, но, видимо, она не содержала слова типа "реминисценция". Опечатки встречались на каждом шагу. Я читал текст со скоростью 15 страниц в час на круг, в то время как обычно читаю 30 страниц в час. Я сделал несколько страниц замечаний и поехал к Юрчуку.
Юрчук никого не принимает в своей однокомнатной квартире, которая является для него местом священнодействия, а встретиться предложил на квартире его подруги. Обозначая важность встречи, он в моём присутствии смешал содержимое бутылки коньяка и полбутылки белорусского бальзама, мы выпили, и я приступил к замечаниям. Мне казалось, что чем больше и существеннее будут замечания, тем лучше для автора, я как бы прикрываю его от дальнейших ударов. Юрчук же каждое замечание, даже по не поставленной запятой, воспринимал как личное оскорбление. По стилю я ему сказал, что лично мне, например, непривычно такое изобилие сдвоенных слов типа "близнецы-братья". Юрчук не только двоит, но и троит: "бреттер-вояка-воин". То же он делает и с синонимами: он их выстраивает в ряд. В перечислениях типа: "идут Иван, Пётр и Павел", Юрчук пишет: "Идут Иван, Пётр, Павел"'. В то время как в русском языке принято обозначать-закрывать перечисление союзом "и". Я сейчас использовал стилистический приём Юрчука, чтобы показать насколько он заразителен, к концу книги я уже не испытывал сопротивления по этому поводу. Юрчук подавил меня своим текстом, и я вспомнил слова Кузнецова о его вампиризме.
Текст Юрчука оказался на моё удивление достаточно корректным, ровным и даже спокойным, по сравнению с ним самим. Я заметил, что некоторые места преувеличенно пафосны. Например, автор пишет: "Он сел и написал следующую гениальную статью". Далее приводится текст гениальной статьи. В то время как принято говорить о гениальности в прошедшем времени. Да, мол, оказался гениальным, но никто этого тогда не заметил. Кроме того, замечено, что статья написана в стиле автора, и другие герои тоже говорят в этом же стиле. Речь героев полностью воспроизводит стиль автора и нисколько не характеризует их.
Если замечания по орфографии Юрчук воспринимал довольно терпимо, то по стилю его уже не хватило. Он начал громко кричать и бесноваться. Я вспомнил, что он шесть лет отсидел в тюрьме, избил и ограбил негра в свою бытность студентом Политеха, два года отработал фрезеровщиком, а потом за смирное поведение был назначен библиотекарем, где и увлёкся литературой, особенно им любимой французской литературой 19 века. Он начал бить себя в грудь и кричать, что он и есть настоящий гений, которому наплевать на признание потомков, так как он уже сейчас в себе полностью уверен.
На обратной стороне обложки должно быть представление автора, который назвал себя самобытным писателем и одновременно крупным нейрофизиологом. По поводу нейрофизиологии я заметил, что нельзя быть крупным и самобытным нейрофизиологом, так как нейрофизиологи, как правило, формируются внутри коллективов, которые и не позволяют делать залёты в несусветные дали, так как всё ограничивается конкретными исследованиями. Эти мои слова вызвали очередную бурю гнева, но до рукоприкладства Юрчук не дошёл, а очень даже вежливо проводил меня на метро. Юрчук, как и Кузнецов, находится под впечатлением Вашего письма, Александр Андреевич, что и обеспечивает мне достаточное уважение этих авторов.
Юрчук покровительствует мне и возит мои предложения по изданию романа в Москву. Результатов, правда, никаких. Читая книгу Юрчука я понял, что я сильно внушаем. Принял его стиль и заметил, что местами стал писать как он. По этому доводу Кузнецов сказал, что больше читать Юрчука не надо, как вампира, и лучше вообще не читать, а писать. Кузнецов, как и я временами, уверен, что пишет не он сам, а какая-то сила водит им, реализуя себя. Это же касается и его запоев. Врачи сказали ему, что шестого запоя он не переживёт. Так Кузнецов и ходит под дамокловым мечом. Такие рассуждения можно расценить как признак распада личности, потери воли и самого себя. Кузнецов за два дня прочитал мой текст и похвалил его. Он и торопит меня, как и себя, так как время уходит безвозвратно.
Все эти люди кажутся мне немного странными, а вот первый мой читатель и редактор давно лежит в сырой земле, и я чувствую вину перед ним и его детьми, так как не спас его от самоубийства. Он покончил с собой в 37 лет, как и его отец, и тем же способом. Рая предлагала ему лечь в стационар, но он собирался покупать автомобиль и получать права, для чего нужна справка от психиатров. Интересно, что его дядю, брата отца, хирурга, удавалось выводить из таких состоянии, и только на пенсии он не устоял. В Раиной литературе я нашёл указание о генах, приводящих к самоубийству. Вспоминаются слова моей матери, народной мудрости: "написано на роду".
Запойный ген Кузнецова достался ему от отца, который нашёл в себе силы и уже тридцать лет не берёт капли алкоголя.
И только художник Августинович запоем пишет маслом и акварелью, и внешне кажется счастливым человеком. Психологические и физические нагрузки всех этих людей мне кажутся ничтожными по сравнению с теми, которые переносите Вы, Александр Андреевич, поэтому приходится только восхищаться Вашим здоровьем, дай Бог сохранять его Вам как можно дольше.
Ген агрессии Юрчука заставляет его проламывать двери. Он вырвал у своего минского издателя аванс в 900 долларов под две книги, прошёл почти год, но книги не издаются по каким-то причинам, издатель злится, но Юрчук по этому поводу спокоен: это их дело, я аванс получил и вернуть его обратно они меня не заставят. Конфликт всё же есть, и он привёл к тому, что издатель не дал справку Юрчуку на участие в Букеровском конкурсе, для чего Юрчук и писал свой роман "Московская богема". Юрчук связывался с комитетом по Букеровским премиям, но ему сказали, что не могут отступать от правил. В Антибукере сказали то же самое. Юрчук говорил, что все участники, не зависимо от результатов получают по 200 долларов, которые Юрчуку не помешали бы.
Так что тот путь, который Вы указываете мне, является для меня привлекательным и потому, что избавляет от массы проблем.
Я заканчиваю своё длинное письмо, которое является для меня одновременно и способом фиксировать некоторые события, так как дневники я не веду, боюсь, что их никто не будет читать.
В конце апреля ко мне заехал мой племянник Вадим, сын самого старшего брата Виктора и мы поехали в Гродно на 70-летний юбилей брата. Я не видел Вадима почти 10 лет, он привёз свой рассказ "День с похмелья". Его рассказы о Киеве и Украине очень интересны. Вадиму 45 лет, в прошлом он работал замдиректора по науке отраслевого НИИ стройматериалов, потом гендиректором большого объединения, не думал о научных званиях, но жизнь заставила, и он собирается пройти процедуру присвоения профессорского звания без защиты докторской диссертации. Для чего сделал за свои деньги монографию "Конструкционно-теплоизоляционные строительные материалы на активированном сырье". Младший сын Виктора Олег тоже оказался автором большого сборника нормативных документов и комментариев к ним по таможенному законодательству. В какой-то момент обсуждения авторских прав я вдруг почувствовал к ним родство и по этому признаку.
Тем не менее, встреча оказалась довольно грустной, было высказано много упрёков друг другу и обвинений в недостаточном внимании. Для меня такая встреча была интересна и тем, что я увидел отношения со своими детьми через 20 лет. Слова Вадима: "Папа, ты за всю свою жизнь ни разу не сводил меня на рыбалку". Вадим, как и я, ездит со своим сыном на рыбную ловлю.
Всего Вам хорошего, до свидания.
Володя Опекунов

Моё письмо Ирине от 25 мая 2001 г.

Здравствуйте, дорогие доченька, Ваня, Миша, Алёша!
Попробую начать писать отчёт о поездке к Мите, но, боюсь, что быстро не получится из-за кучи всяких дел, накопившихся за время моего отсутствия, из которых главные - тексты всяких докладов и публикаций к назначенным срокам, которые должны были подготовить соавторы (Роман, Боря Худукон), ни хрена, конечно, не сделавшие.
Итак, утром 30-го апреля я выехал поездом в Питер в плацкартном вагоне, где мирно учил немецкий и любовался ехавшими рядом на боковых полках ребятами, приезжавшими в Мурманск на чемпионат России по боди-билдингу. Спокойные ребята, скромные. Один из них особенно был хорош, хотя горы его мышц и были прикрыты просторной фуфайкой. Боди-билдинг, видать, им денег не приносит, потому, наверное, и ехали на боковых в плацкартном.
На вокзале меня встретила мама, и мы с ней отправились сначала на Седова закинуть мои вещи в Андрюшкину квартиру, оттуда поехали на Фурштадтскую к американскому консульству узнать, когда оно работает (в связи с майскими праздниками, которые как-то совсем не ощущались на улицах, а ведь было 1-е мая!), а оттуда в Сестрорецк, прикупив по дороге свежей корюшки. В Сестрорецке я сразу отправился к тёте Тамаре в больницу, а мама пошла для неё корюшки приготовить и прибежала в больницу через полчасика.
Здоровье тёти Тамары пошло на поправку и опасений не вызывало. Я ей подкинул денег, которые она приняла как само собой разумеющееся. Договорились окончательно насчёт завтрашней годовщины смерти дяди Вовы, отмечать которую по просьбе тёти Тамары было решено на кладбище, для чего мама уже почти всё приготовила: закупила водку, закуску, обзвонила всех, кого просила оповестить тётя Тамара. Кое-что прикупили ещё по дороге из больницы. Ночевали в тёти Тамариной квартире, где за ужином я объелся жареной корюшкой, дорвавшись до неё, наконец.
На следующий день ранним утром я бегал в Дубки по ясной солнечной погоде, которая, однако, вскоре испортилась: задул холодный ветер, набежали плотные облака, только что дождь не шёл. Пока позавтракали, приготовили бутерброды для кладбища, уж и время туда отправляться подошло. Пришли Валерка Пушке с Валей, которых мы просили помочь дотащить выпивку-закуску до кладбища, с ними и отправились туда к назначенному часу дня.
Собралось четырнадцать, кажется, человек, в основном женщин - не смогли придти Володя Куренной и Любин муж. Положили цветочки, помянули, выпили, закусили и через часик разошлись. Люба отвезла нас на своей «Оке» домой, а вскоре пришли Валерка с Валей, посидели с ними, покалякали, бутылку распили. Валерка рассказывал, как он корюшку пауком в Сестре ловит (речка вся была в эти дни перегорожена рыбаками, но корюшка не шла, и махали пауками они впустую) и как щуку недавно подцепил на полтора килограмма. Всё меня расспрашивали, когда я с Севера уезжать собираюсь.
- Не собираюсь, - говорю. - Не могу остановиться, работу бросить, аспирантов оставить.
Вечером к тёте Тамаре ходили, а потом я опять корюшкой объелся.
3-го мая рано утром я отправился из Сестрорецка в Питер в американское консульство за визой. Приехал минут за сорок до открытия, а там уже народ стоит, я двадцать вторым оказался. Внутрь попал через полчаса после открытия, и эти час с лишним стояния очень утомили мою спину, что долго ещё потом давало о себе знать. Забавно, что при входе в консульство полицейские тщательно обыскивают каждого и у меня из сумки изъяли на временное хранение купленные одноразовые станки для бритья, но не заметили хлебного ножа, который я брал с собой в поезд.
В самом консульстве зато я управился весьма быстро. Мои бумажки особых вопросов не вызвали, и мне было назначено явиться за паспортом с визой в 16 часов следующего дня, то есть буквально накануне нашего вылета в Цюрих. Я вернулся в Сестрорецк, попрощались с тётей Тамарой, я в последний раз объелся корюшкой, переночевали и утром перебрались в Питер.
Я закупил водку для Германии, пообедали и отправились в консульство за паспортом, оттуда пешочком по хорошей погоде прогулялись по набережной Невы через Летний сад (где съели по мороженому) до метро «Канал Грибоедова», и оттуда до метро «Кировский завод» в ДК имени Газа на концерт Олега Погудина, билеты на который загодя были приобретены мамой.
Погудина мы до сих пор видели и слышали только по ТВ, теперь вот сподобились живьём насладиться. Пел он всё подряд - романсы и песни разных времён и народов. Пел хорошо, но мешали восприятию усилители: громковато для его голоса и манеры. В зале преобладали женщины, завалившие его цветами. Мы купили в фойе один его диск для Мити и пару кассет для себя (в автомобиле слушать). После концерта пиво попили с Мариной - Андрюшкиной женой.
5-го мая утром я поменял лишние рубли на доллары (для Штатов), в 12.00 вышли из дому, на 114-м автобусе добрались до метро «Московская» и в 13.00 были в Пулково-2. Около 14.00 началась регистрация, прошли по зелёному коридору, без проблем зарегистрировались и в 16.10 вылетели. Летели 2 часа 40 минут. В Цюрихе густейшая облачность, дождь. Митя встречал в аэропорту, тут же купили швейцарский сыр и тут же в аэропорту, спустившись этажом ниже, сели на поезд, оплатив билеты до Констанца через автомат моей кредитной карточкой, которую я впервые использовал за границей. На перроне Митя, воровато озираясь, сунул в мусорный ящик пустые бутылки из своего рюкзака, которые он забыл выкинуть в специальный контейнер у себя в Германии. Теперь пришлось в неправильный ящик их бросать.
В поезде вдруг выяснилось, что я в Питере взял билет себе до Мурманска не на тот поезд, которым возвращалась мама (мне она обратный билет не покупала, поскольку не было ясно, когда я управлюсь с визой). У мамы был плацкартный билет, который я предлагал сдать, чтобы вместе ехать в купейном вагоне. Мама не согласилась из экономии и предложила мне взять билет в её вагон №2 на 20-е мая, что я и сделал. Вот только номер поезда она мне не сказала, да я и сам забыл, что их два скорых до Мурманска, идут с разницей в три часа. В кассе у меня тоже не спросили, на какой скорый мне нужен билет, и дали на тот, который уходит позже. И вот это случайно выяснилось в разговоре в поезде Цюрих-Констанц. Я ужасно расстроился, разозлился даже на маму, хотя она была виновата не больше меня самого: одна не сказала, второй не спросил. Кто тогда мог знать, что, вернувшись в Питер, мы будем радоваться этой ошибке!
До Констанца ехали с одной пересадкой, буквально перепрыгнули с одного поезда на другой. В Констанце нас встречала Лена, которая привезла Митин паспорт (он забыл его дома), но паспорта и багаж ни у кого из нас не проверяли, хотя граница между Швейцарией и Германией (и, соответственно, между Кройцлингеном и Констанцом) на вокзале функционирует, и таможенники там кого-то даже шмонали. Вокзал находится в самом центре города, от него до Митиного дома на автобусе минут двенадцать езды.
Квартира, которую снимают Митя с Леной, очень похожа на двухкомнатные апартаменты, в которых мы живали по нашему таймшеру: с миникухней и большим балконом, выходящим на дворовую лужайку и дома, стоящие в глубине улицы. В наличии холодильник, телевизор, видеомагнитофон и музыкальный центр, а также вся необходимая мебель, подаренная большей частью уехавшими в Штаты Ольгой и Берндтом, а также Гердом и Ангеликой из Вецлара.
За ужином употребили картофельную запеканку как типичное немецкое блюдо, шампанского выпили и клубничный торт частично осилили.
На следующий день, 6 мая, полдня гуляли вчетвером по центру Констанца, включая посещение Мюнстера - главного городского собора. Множество домов датировано 14-м - 15-м веками, все в отличном состоянии. В Мюнстере кладку меняют, вынимая старые каменные блоки и вставляя взамен них новые. Погода пасмурная, но сухая и тихая, температура воздуха - градусов тринадцать тепла. Гулять очень приятно, хотя моей спине и тяжеловато ходить медленно.
В обед пасту (макароны) с креветками ели, запивая белым полусухим вином, а на ужин был сыр с виноградом и красным сухим.
7-го Митя водил нас по университету, весьма большому и живописно расположенному в северо-восточной части Констанца над прибрежной деревушкой Эгг, что напротив острова Майнау. В деревню эту сходили, домиками, цветочками полюбовались, пообедали вполне шикарно в университетской столовой, прошлись до общежитий, где Митя с Леной жили и тусовались, завершив обход лабораторией Ульриха, Митиной рабочей комнатой, знакомствами с Ульрихом, одобрительно о Мите отозвавшемся как о работяге, с Андреа - Митиной дипломницей и помощницей (не очень, впрочем, надёжной) и, наконец, с фрау Нашвиц, помогавшей с приглашением, которой были вручены сувениры - конфеты и платок павлово-посадский. Затем был заход в магазин за продуктами и вином, а вечером квазифилософская дискуссия с Леной на тему - рождается ли в споре истина (и что такое истина), в то время, как Митя был опять на работе.
8-го мая обходили с Митей полуостров, на котором расположена северная часть Констанца (южная примыкает к Швейцарии, и они разделены Рейном), начиная от центра города вдоль берега на восток и потом на север, фактически по парку с вековыми деревьями, через городской пляж на мысу, где загорают на стриженом газоне, до паромной переправы через озеро к Меерсбургу. В этот день впервые с момента нашего прибытия проглянуло солнце и заметно потеплело. Мы затарились очередной порцией пива и вина, а вечером опять гуляли в центре, где меня потряс изумительный фонтан со скульптурной композицией из сидящих в нём, а также стоящих (в том числе и на карачках) и висящих рядом и балдеющих мужиков и баб, и чёртикообразных существ - всего не описать, смотри фото.
Матиас позвонил этим вечером из Потсдама, поболтали с ним по телефону по-русски. Немецким, кстати, я продолжал там заниматься практически во все домашние часы, исключая трапезы, и ощущал прогресс в понимании немецкой речи.
9-го с обеда - настоящий летний день (и потом тёплая солнечная погода держалась до 17-го мая). Гуляли с Митей по вершинам холмов над их домом, а с 17.30 до 20.30 - экскурсия вчетвером по шикарному острову Майнау. Буйство зелени и цветов, обалденно огромные секвойи, оранжерея с орхидеями, павильон с тропическим климатом для живых бабочек, дворец и проч., и проч.
Вечером звонили Лене Шагимуратовой, поздравили её с днём рождения, а потом мы с Митей футбол смотрели - полуфинал Лиги Чемпионов: «Бавария» - «Реал» 2:1.
10-го мая с утра прогулка вчетвером в Вольматинген Рид - птичий заповедник. Жарко. Напротив, через Рейн, узкий в этом месте, - Швейцария, Готтлибен красуется. К обеду вернулись домой, и мы с Митей отправились вершить великое дело - брать машину напрокат.
В конторе (Eurocar) проверили по компьютерной связи мою кредитную карточку и выяснили, как я и подозревал (из-за моих проплат в Штаты), что на ней нет достаточных средств, а чтобы воспользоваться Митиной карточкой, нужен был его паспорт, который Митя не взял. Предложили позвонить домой, чтобы узнать его (паспорта) номер хотя бы. Митя звонит - никто трубку не берёт, хотя дома должны быть и Лена, и мама. Тут я сообразил, что, скорее всего, я ногой, зацепившись за телефонный провод, выдернул его из розетки, такое было уже один раз. А Митя стоит, гудки слушает, на что-то надеется. Тогда служащий, оформлявший бумаги, предложил парнишке, своему помощнику, съездить с Митей за паспортом на машине, которая нам предназначалась, что и было сделано. Привезли паспорт, оформили прокат с сегодняшнего четверга до утра понедельника, получили ключи, пошли к машине.
Машина - загляденье: новенький серебристый «Сеат-Ибица» испанского производства по французской лицензии с кузовом «универсал», чуть покороче моей «четвёрки». Знакомиться с ней особенно некогда: на сегодня запланированы ещё поездка в магазин и в театр на пароме, всё на машине. Сажусь, завожу, пытаюсь выбраться из места уличной парковки, где машина плотненько зажата двумя другими, выбираюсь. Куда ехать - непонятно, прошу Митю указать мне какую-нибудь пустынную улицу, чтобы хоть чуть-чуть потренироваться, попривыкнуть к рычагу передач и педалям, но мы в центре, кругом машины, велосипедисты, пешеходы, многорядная разметка со своими светофорами в каждом ряду, тренироваться негде, да и некогда, дома ждут, мы и так времени на оформление много потратили. Едем домой, по ходу осваивая машину, город и разметку.
Вдруг какие-то звуки внутри машины начали раздаваться, похожие на предупредительные сигналы, попискивания какие-то. Что-то, может, не в порядке? Но непонятно, что. Ладно. Заезжаем на парковку перед Митиным домом, довольно сложно-рельефную, дом стоит на склоне, ниже улицы, парковка для пяти машин под навесом (откуда Митин велосипед украли) и двух отдельно сбоку в открытом закутке. Заезжаем туда, глушу двигатель. Чуем - запах какой-то резины горелой. Вылезаем - Бог ты мой! - из задних колёс дым чёрный валит!
Митя аж побледнел весь. А я догадался - на ручнике ехали!
Надо же: я ведь проверил ручник, но решил, что он опущен, так как ручка с нажатой кнопкой не подалась вниз, но затянут он был несильно, что и позволило тронуться с места и ехать. Об этом, видать, и был сигнал тревоги. Ну, ладно. Что теперь поделаешь, сейчас остынет, перестанет дымить. Но Митя, к своему ужасу, обнаружил ещё одно обстоятельство: откуда-то снизу из машины что-то капало, оставляя небольшие мокрые пятна на площадке. Понюхали их - ничем вроде не пахнет. Поднялись домой, доложили обстановку женщинам. Я пытался всех успокоить, что ничего, мол, страшного, у меня и не такое бывало.
Пообедали быстренько - рис с чем-то (морепродуктами?) ели палочками (мало мне было машину осваивать, ещё и палочками есть учись!), в магазин собрались, хотя я и намекал, что вместо магазина бы мне неплохо было просто так на машине потренироваться, попривыкнуть к ней, прежде чем на паром и в театр ехать. У Лены, однако, этот магазин (подешевле других) был железно запланирован. Поехали. Митя с Леной пошли в супермаркет затариваться продуктами и напитками, а я остался у машины на стоянке. Залез под неё и установил, откуда капает, - из какой-то трубочки, системы кондиционирования, похоже. Митя с Леной вернулись, загрузили всё в багажник, я им рассказал, что капель продолжается. И они оба тут же решили, что сейчас нужно ехать в прокатную контору и обо всём честно рассказать, в том числе и про то, что ехали на ручнике.
- Да ручник-то здесь причём! - запротестовал я. - Он же работает нормально, проверили.
- Нет, нет, - возразили Митя с Леной. - Скрывать правду - только хуже будет, Вы не знаете местные порядки.
Переубеждать мне их было нечем, и мы поехали в прокатную контору, где Митя всё честно рассказал. Парнишка-механик сказал, что ехать на ручнике не есть хорошо, вышел к машине, открыл капот, ничего, конечно, не обнаружил (машина-то этого года выпуска, десять тысяч всего прошла), хотя мокрое пятно под машиной уже появилось. Пошли обратно в контору, где нам выдали какую-то бумажку и велели с ней ехать на станцию техобслуживания, расположенную неподалёку. Я сумел туда заехать поперёк потока машин, там нашу машину подняли и… ничего не обнаружили. Из трубочки ничего не капало, я сунул в неё мизинец - сухо!
- Всё нормально, - сказал техник станции.
- Ну, слава Богу! - вздохнули мы облегчённо и поехали домой, где нас ждала мама Сашуля.
Дома быстро выгрузили закупленное, переоделись и отправились в театр на балетный спектакль. До начала представления оставалось чуть больше часа, и за это время нужно было попасть на паром, пересечь на нём Бодензее, высадиться в Меерсбурге, проехать километров двадцать до Фридрихсхафена и выкупить заказанные билеты за полчаса до начала спектакля, иначе их продадут. Задача практически невыполнимая, но мы поехали, причём Лена всё время намекала, что ехать надо побыстрее, на что я замечал, что не надо было в магазин ездить, не дали мне потренироваться, а я же ни города не знаю, ни к машине ещё не привык, и Митя тот ещё штурман рядом сидит, поздно предупреждает, когда перестраиваться для поворота надо.
Тем не менее, заехал я на паром (ходят они практически беспрерывно – каждые 15 минут), встали, куда было велено, в Меерсбурге съехали одними из первых, поднялись по серпантину на шоссе и быстренько домчались до Фридрихсхафена, подъехали к огромному Цеппеллин Хаузу (в честь известного дирижаблестроителя родом оттуда), высадили Лену, которая побежала в кассу, а сами отправились парковаться в подземный гараж. Там мы долго блуждали, выискивая свободное место, и нашли его лишь на третьем вниз этаже, после чего я не мог себе представить, как мы теперь найдём Лену. Лифт, однако, доставил нас прямёхонько к месту, где она стояла у входа в концертный зал, и мы вошли в него через минуту после третьего звонка.
Тут только, наконец, я смог перевести дух, усевшись в кресле. Зал огромный, кондиционирование отличное, на улице-то жара, а здесь хорошо. Смотрели современный балет в двух отделениях по мотивам «Кармен» Бизе и «Болеро» Равеля с фокусами вроде танцев на подвешенной и наклонённой площадке. Я не ценитель балетного искусства, а спутникам моим понравилось (маме с оговорками), да и я хорошо отдохнул от стрессов освоения заграничной езды.
После спектакля мы погуляли ещё по красивой вечерней набережной Фридрихсхафена и возвращались уже в полной темноте, что было моим последним автомобильным испытанием этого первого из четырёх дней проката. Дым из колёс и капанье отошли в историю, все были очень довольны поездкой и со смехом вспоминали, как Митя перепугался, что машину поломали.
11 мая с 10.30 до 13.00 катались втроём (без Лены, она на работе была) по острову Райхенау – древние соборы, кладбища (лет в 90, в основном, умирают местные жители), вид на три озера сразу, примыкающие с запада к Бодензее. Потом вернулись домой, пообедали и снова в путь – на запад, к Зингену, над которым возвышается вулканическая гора с развалинами замка на вершине (Хоентвиль). Треть горы мы преодолели на машине, а далее пешком на самый верх и крышу одной из башен (единственной уцелевшей), откуда любовались панорамой окрестностей. Вместе со вчерашним проехали 170 км. Вечером очень хорошо на балконе посидели с вином.
12 мая – с утра поездка на машине с женщинами на базар и в супермаркет (Митя на работе): закупали продукты к ужину, на который были приглашены соседи - чета Хилле, оба за восемьдесят уже. Угощать надо было чем-то русским. Задумывались поначалу блины, но уверенности в их качественном исполнении не было, и мы с мамой предложили мамино фирменное блюдо: треску под майонезом с картошкой. Лена поначалу возражала, что это слишком дорого (треска там дороже лосося), но мы на свои марки купили полтора кило филе (по 29 марок за кило (!)) из расчёта на шестерых (хватило, правда, на два раза).
Отвезли домой продукты, Митя приехал, отправились в очередное путешествие: по берегу Бодензее, начиная с самой западной его части, с остановками в Бодмане, Бирнау и Лангенаргене (с мороженым), то есть продвинулись на восток к Баварии за середину Бодензее. Все городки очаровательны, в каждом что-нибудь своё примечательное имеется, в Лангенаргене уже хорошо Альпы просматриваются (в Констанце их часто дымка скрывает). Возвращались по укороченному маршруту – через Меерсбург, а оттуда на пароме, проехав всего 130 км.
И неожиданно на пароме разыгралась драма.
На верхней палубе я нацелился фотокамерой на нашу сладкую парочку – Митю с Леной, сидевшую напротив меня, чтобы сделать очередной снимок. Лена, однако, не захотела фотографироваться (из-за болячки у края рта, думаю, впрочем, почти незаметной), выражая своё нежелание возгласами:
- Нет, нет, не надо, я не хочу! – а также уклоняющимися телодвижениями.
Я, однако, этот протест проигнорировал и снимок сделал, утешив Лену заявлением, что выкинем его, если плохо получится. Реакция Лены на это моё фотонасилие была совершенно неожиданной – для меня, по крайней мере: она смертельно обиделась, губки надула, вид у неё был глубоко оскорблённый. Я попытался превратить всё в шутку, но это мне не удалось, и тогда я начал извиняться, оправдываться - что у меня, мол, реакция замедленная. На это мне было сказано в ответ:
- Но ведь я Вам три раза сказала, что я не хочу фотографироваться, а Вы всё равно это сделали, не обращая никакого внимания на мои просьбы!
Тут уже я стал сердиться – подумаешь, экая цаца! – но всё же выдавил из себя примирительно:
- Ну, Леночка, простите, пожалуйста. Возможно, это просто от дурного воспитания, - хотя отнюдь и не считал случившееся проявлением дурного воспитания. Промашка, может, и была с моей стороны, но не настолько же оскорбительной, тем более, что не раз уже снимал Лену безо всяких с её стороны возражений. Выражение Лениного лица красноречиво говорило, что – да, конечно, это проявление дурного воспитания, причём такое, какое она простить ну никак не может (со своим, естественно, хорошим воспитанием).
В этот момент как раз паром подошёл к берегу, и мы с Сашулей поспешили к машине, а Митя с Леной остались наверху. Когда надо было уже съезжать с парома, Митя появился – один!
- Лена на автобусе домой подъедет.
Ни хрена себе! Теперь я разозлился не на шутку, и даже мама возмутилась: ничего себе номера!
Митя, однако, заявил:
- Лена, конечно, права. Ты, папа, бывает, совершенно игнорируешь окружающих, а Лена не может терпеть никакого насилия над собой. Она же тебя три раза просила!
- И теперь она со мной даже в одной машине находиться не может? Это уж слишком.
- Да, вот она такой максималист, ты её не знаешь.
- Предупреждать надо было.
Я слов не находил от возмущения, а тут выезжать в гору, заглох с расстройства, потом в городе не в тот ряд встал и пришлось кругаля давать, и в заключение, паркуясь во дворе, ткнулся бампером в ограждение, оставив отметинку на номерном знаке.
И гостей надо принимать. Лена появилась, когда Митя с мамой уже готовили в темпе ужин, а я на балконе уселся, никак успокоиться не могу. Это если она в машине со мной вместе находиться не может, то как же мы в одной квартире будем дальше жить! Зачем же продолжать человека насиловать? Надо съезжать отсюда, гостиниц, небось, тут хватает, о чём я Мите и заявил.
Бедный Митя, оказавшись между двух огней, мямлил что-то невразумительное:
- Как знаешь, конечно, но не надо спешить, надо успокоиться.
- Да уж. Сейчас гости придут.
Начало ужина пришлось-таки перенести на полчаса, но стол удался. Старички (впрочем, крепкие и элегантные, очень симпатичные и общительные) Хилле треску ели в первый раз в жизни, и она им понравилась, во всяком случае, хвалили, и, кажется, искренне. Разговор за столом шёл на немецком, и я, к своему удивлению, обнаружил, что многое понимаю, хотя сам говорить стесняюсь от неуверенности в артиклях и падежах. Рассказывали, в основном, Хилле о своей жизни (в марте 60-летие отметили супружества), в которой были и война, и плен, и жизнь в ГДР, а потом в ФРГ, работа херра Хилле сначала киномехаником в американских лагерях для военнопленных, потом инженером-электронщиком по установке и наладке компьютеров безо всякого высшего образования, заядлое коротковолновое радиолюбительство и, наконец, обустройство своего жилья и кулинария (фрау Хилле) как основное занятие на пенсии.
Всё было чудесно, попили и водочку и вина, причём оба Хилле в этом ничуть не отставали, а даже ещё за бутылкой шампанского (вместе с красивыми бокалами) херр Хилле сходил к себе домой (они на той же площадке живут).
Приём закончился, убрали со стола. Помыли посуду, стали ко сну готовиться. Тут выяснилось, что Лена в ответ на моё намерение переселиться в гостиницу решила завтра уехать в Вецлар. Сашуля потребовала разобраться и выяснить отношения.
Начали выяснять, хотя я поначалу и отказывался: чего, мол, выяснять, и так всё ясно.
Обсуждение было бурным. Наговорили много чего друг другу.
Но больше Лене от меня досталось: что это, мол, за демонстрации такие, причём после моих извинений! Я-то неумышленно ей неприятность причинил и извинился, а она сознательно, демонстративно мне отомстила, доведя до состояния, в котором я подвергал опасности жизнь оставшихся в машине пассажиров. Это так себя воспитанные люди ведут? Демонстрации и я могу устраивать: вот съеду отсюда, чтобы Лену проучить, приятно ей будет?
Лена возразила, что её уход якобы не был демонстрацией, просто ей надо было успокоиться, придти в себя, а автобус уже отходил, и некогда было раздумывать.
А мне не надо было успокоиться? Чьё спокойствие важнее – водителя или пассажира?
И ещё Лена заявила, что она феминистка и очень чувствительна к попранию женских прав.
А я заявил, что я и сам очень эмоциональный человек и чувствителен к попранию моего права фотографировать, чего хочу.
И Сашуля Лене попеняла за жёсткость реакции, а Митя заключил, что тут нашла коса на камень: и папа, и Лена – волевые люди и оба уступать не любят.
Да уж.
Но я-то постарше всё-таки, в конце концов. Да и гость, как никак.
Долго базарили, я один почти целую бутылку вина оглоушил вдобавок к тому, что было выпито за ужином. Но ума у нас хватило помириться и принести взаимные извинения, признав свои действия как неумышленно ошибочные.
- Но в мемуарах, как хотите, я эту историю опишу, - заявил я.
Не возражали. Вот я и описал.

А следующий день, 13 мая, принёс ещё более сильные впечатления – от штурма горной дороги в Австрийских Альпах.
В этот день мы (вчетвером) проехали 170 км, сделав первую остановку уже в Баварии, в Линдау – самом восточном немецком городе на северном берегу Бодензее, дальше уже Австрия начинается. Погода, природа, Бавария, Линдау, Бодензее, Альпы за ним – всё великолепно. По Линдау погуляли, едем дальше – в Австрию, там Митя одно ущелье наметил, где он ещё не был. Через Брегенц и Дорнбирн проехали в это ущелье (Раппенлох), в самом начале которого в деревеньке Гютле обнаружился Музей Роллс-Ройса, демонстрирующий на трёх этажах коллекцию автомобилей этой марки какого-то местного богатея. Один Роллс-Ройс на улице стоит у входа в музей, Сашуля около него сфотографировалась.
Мы прошлись к ближайшим водопадам, и, заметив дорогу на той стороне ущелья, ведущую куда-то вверх (вдоль другого ущелья – Альпенлох), решили проехаться по ней, предварительно перекусив чипсами, орешками и сырными палочками и запив всё это водой бутылочной. Дорога, естественно, оказалась узким серпантином, я ехал осторожно, раздражая местных автомобилистов, не страшившихся меня обгонять. Но вот впереди показался короткий туннель, перед которым мы остановились в специальном кармане для разъезда, сфотографировались, осмотрелись. Из туннеля дорога по узенькому мостику пересекает ущелье и снова ныряет в туннель. Ехать страшновато, но ездят же тут люди, вон как носятся. Поехали.
Туннели один за другим, малюсенькие, сверху вода капает. Дорога метра четыре шириной, поуже любой из дорог, какие я видел в Крыму или на Кавказе. С одной стороны пропасть, смотреть туда не тянет, ограждений никаких, обочины тоже нет, с другой - стена. Есть, конечно, карманы небольшие для разъездов и зеркала у поворотов на 180 градусов, но ещё и уклон крутой: я разок заглох и вспотел аж, пока трогался, отпуская ручник, как учили на автодроме. И оказалось, что по этой дороге автобус ходит, и я с ним разъехался даже! Короче, подрожали у меня коленки. Лена потом говорила, что у ней сердце тоже замирало, но она боялась слово вымолвить, чтобы мне не помешать.
И вот мы вырвались из ущелья в местечко Эбнит. Оказывается – курорт! Люди сюда отдыхать приезжают. Панорама чудесная, Альпы ещё не очень высокие, это их предгорья, но снег лежит на вершинах, воздух горный, всё как положено. Полюбовались – и обратно, причём вниз по этой дороге я катил уже безо всякого напряжения, не пугаясь встречных машин. За туннелями сделали остановку и спустились вниз по специальной тропе на дно ущелья, где также тропа проложена, в основном висячая, мостки такие на стенке с перилами. Прошли через самое узкое место и вышли к маленькой гидроэлектростанции, оттуда вернулись к машине тем же путём, только теперь не вниз, а вверх.
На обратном пути остановились в Брегенце, сходили посмотреть строящиеся гигантские модерновые декорации на воде к опере «Богема» для предстоящего ежегодного театрального фестиваля. Проехали за день 170 км, а всего за эти четыре дня – чуть меньше 500 км.
Вечером ужинали с раклетницей, специально для нас взятой у соседей сверху. Это такая жаровня электрическая, ставится на середину стола, и каждый себе поджаривает нечто на маленьких сковородочках в виде лопаточек. Туда кладётся ветчина, на неё всякая овощная и грибная всячина (кусочки кукурузы, моркови, тыквы, лука, бобов, шампиньончики), а сверху специальный сыр, и всё это тут же на столе запекается в своём отсеке раклетницы. Таких порций можно съесть штук пять, запивая вином или пивом. Неплохо.
На следующий день (14 мая) с утра сдали машину без проблем, предварительно залив полный бак, как полагается. Оказалось, что мы израсходовали 29 литров бензина (95-го), то есть тратили менее 6 литров на 100 км! Расставаться с машиной было жаль, я уже сроднился с ней. С моей четвёркой даже сравнивать как-то неудобно. Единственный недостаток – посадка низкая, не для наших дорог.

На этом месте мне пришлось (31 мая) прервать своё описание поездки к Мите из-за того, что на следующий день - 1 июня мне предстояло вылететь в Москву, а оттуда 2-го в Бостон, а ещё не всё было готово к поездке: Роман до последней минуты переделывал картинки, и вещи ещё не были собраны. Я отправил Ирине написанное, намереваясь продолжить уже после возвращения из-за океана.

Письмо Сашули Мите и Лене от 25 мая 2001 г.

Дорогие дети, здравствуйте!
Прошла рабочая неделя и время, проведенное у вас, уже кажется дивным сном.
Спасибо вам, что посвятили нам так много времени и всё так прекрасно организовали - и прогулки, и поездки, и меню. В свой первый рабочий день я даже не включала компьютер, до вечера рассказывала подругам о своих впечатлениях. Ещё без фотографий. Папа фотографии уже напечатал, но подругам покажу, когда папа разложит их в альбоме, тогда они смотрятся лучше. Он пока оформил только половину. Одни фотографии получились лучше, чем у вас (те, которые у вас в желтоватой, несколько осенней тональности), другие похуже (светлее), но в целом всё очень хорошо. Папа на конце пленки, что была в его фотоаппарате, сделал несколько кадров в квартире у Андрея, но конечно неудачно - получилось нерезко. В Штаты с таким аппаратом ехать нельзя - нет никакой гарантии хорошего качества снимков.
Постоянно вспоминаю чудную природу Боденского озера, обилие зелени и цветов, прекрасную погоду и думаю, как здорово, что мы съездили к вам в такое замечательное время года. Я даже не очень-то и переживаю, что здесь сейчас так холодно и перепархивает снег, и первая зелень появится еще очень нескоро. Я ничего другого здесь и не ждала, а радуюсь, что хоть две недели я наслаждалась цветущей весной у вас.
Мне не хватило времени записать некоторые ваши рецепты, поэтому прошу вас прислать кое-какие по e-mail: Леночкину картофельную запеканку (1-го дня нашего пребывания), луковый пирог, Митин средиземноморский салат, луковый суп.
Как отдыхается Лидии Анатольевне? Надеемся, что так же хорошо, как и нам.
Будьте все здоровы. Желаем вам, дети, успешной работы и всем вместе с Лидией Анатолевной хорошего отдыха и многих прекрасных впечатлений.
Целуем. И еще раз спасибо за все. Мама, папа.

Письмо Мити от 28 мая 2001 г.

Привет!
Получили мамино письмо, очень рады, что пребывание у нас оставило много приятных впечатлений. Будем надеятся, что и в следующем году удастся провести очень интересный и насышенный отпуск.
Мы же сразу же после папиного и маминого отъезда занялись подготовкой к блошиному рынку - собирали в подвале старые вещи на продажу. Часа в четыре погрузили большую часть вещей в машину Эллы (Лениной знакомой, с которой мы вместе организовали стенд) и отправились занимать место. Место найти было уже сложно, но нам удалось встать на Штефан-платц (площадь около Штефан-кирхи в старом городе). Из двух Эллиных этажерок и пары широких досок организовали стенд, рядом поставили стойку с вешалками для одежды и стали торговать.
Уже вечером в субботу ходило много людей, но вещей продалось очень мало. Ночью все втроём караулили вещи, по очереди прикладываясь на раскладушку, которую взяли с собой. Ночь была ясная, и мы порядком замерзли, так толком и не поспав. Утром я отвез Ленину маму домой, а к обеду присоединился к Лене, и мы проторговали под палящим солнцем до пяти вечера. Днем спрос был побольше, и какую-то часть вешей нам удалось продать, а остаток мы оставили на площади. Наторговали на 250 марок, но вымотались порядком. Тем не менее, мне всё это мероприятие даже понравилось; по-крайней мере, торговать на блошином рынке мне приятнее, чем покупать на нем (Лене - наоборот).
У меня началась обычная лабораторная жизнь, Лена же прошлую неделю была в отпуске. Они с мамой ездили в Меерсбург и на Майнау, ходили в бассейн. Погода у нас совсем летняя, сейчас до 25-30 градусов доходит. В четверг у нас был праздник Christi Himmelsfahrt, мы в этот день ездили на велосипедах на Райхенау (ещё один велосипед взяли у соседей сверху). Целый день катались по острову, были во всех церквях, пообедали копчёной и маринованной форелью в ресторанчике при кемпинге на самом западном краю острова. В субботу ходили по магазинам, купили мне сандалии. А вчера ездили на велосипедах через лес к университету, потом были в лаборатории, показывали Лениной маме Интернет и папины мемуары.
Сейчас Лена снова на работе. Надеюсь, и я снова настроюсь на рабочий лад, на прошлой неделе это не совсем удавалось.
Крепко вас целуем. Привет от Лидии Анатольевны.
Митя, Лена.


678

И ю н ь 2 0 0 1 г.

Письмо Мити от 6 июня 2001 г.

Здравствуй, дорогая мама!
У нас закончились «длинные» выходные, связанные с Троицей. К сожалению, погода в выходные была не самой лучшей – очень прохладно и дождливо. Только вчера сходили немного погулять в Вольматинген Рид, я же и в выходные ездил на работу. Через неделю начинается Vertiefungskurs, а пока продолжаю оптимизировать методику выделения кальцинейрина.
В среду ходили с Леной в Университет в кино на немецкий фильм «Эксперимент» - о том, как группа добровольцев становятся участниками психологического эксперимента, в котором половина участников становятся заключенными, а половина – надзирателями. Последние, почувствовав свою власть, в конце концов совершенно озверевают и эксперимент заканчивается совершенно плачевно. В целом фильм моментами весьма тяжелый, но, как кажется, весьма интересно показано, как могут преображаться люди, когда над ними нет моральных или юридических ограничений.
Сейчас пересматриваем с Лидей Анатольевной все имеющиеся у нас видеокассеты со старыми фильмами. Распечатываю также папины мемуары потихоньку.
Вот такие у нас основные новости. Крепко целуем.
Привет от Лидии Анатольевны.
Митя, Лена.

Письмо Мити от 14 июня 2001 г.

Привет!
Сегодня у нас выходной (Fronleichnam), а Лена с мамой уехали в Ветцлар до воскресенья. У нас же в лаборатории пошла первая неделя Vertiefungskursa, и завтра студенты должны будут делать презентацию того, что им предстоит за время курса сделать. Сегодня после обеда будем обсуждать с Магнусом – моим студентом – что он собирается презентировать. Начало недели было весьма напряжённым – поначалу всё надо объяснять и показывать, да и запланированно было уже многое. Дело, впрочем, пошло, кажется, успешно.
Во вторник мы принимали соседей – Хилле. Лидия Анатольевна приготовила салат «оливье», солянку со свиными руладками и блины. Хилле всё очень понравилось.
В выходные же у нас лило, как из ведра, без остановки. Только сейчас погода немного улучшилась. В субботу мы ходили в аквариум, где по сравнению с прошлым годом появились коллекция морских коньков и зал, посвященный китам. В воскресенье ходили с Леной в кино на фильм „Intimacy“ французского режиссера Patrice Chreau, получивший в этом году «Золотого медведя» на Берлинском кинофестивале.
Фильм о том, как двое людей (под 40 лет, он разведён, у неё муж и ребёнок) завязывают отношения поначалу только сексуальные (фильм слегка шокирует натуральностью сцен), а попытка пройти дальше в отношениях не удаётся, скорее всего, по вине самих героев. Идею фильма понять весьма сложно (возможно и из-за языка), хотя режиссёрская работа весьма неплохая. Действие происходит в осеннем Лондоне (актёры – англичане), который в фильме выглядит абсолютно мрачно (под стать состоянию героев) – совсем не под стать здешним городам.
Ещё в выходные Лена с мамой завершили реставрацию кукол пятидесятилетней давности, которые Лене год назад дала Ангелика с просьбой починить. Теперь они выглядят как новые.
Это основные наши новости. Крепко целуем.
Митя, Лена.
Привет от Лидии Анатольевны.

Моё письмо детям от 15-20 июня 2001 г.

Здравствуйте, все!
Вот уж пятый день пошёл, как я воротился из очередного вояжа, а начать (точнее, продолжить) писать отчёт о последних поездках пока не удавалось.
Итак, вернусь в 14 мая, когда мы с Митей сдали машину, так мне полюбившуюся. Вернулись домой и отправились втроём (Лена на работе) в Кройцлинген, в Швейцарию то есть, для чего было достаточно обойти шлагбаум, перекрывавший дорогу, но оставлявший свободным проход по тротуару. При всей символичности границы именно в этом месте несколько лет назад контрабандистами были убиты двое таможенников, о чём напоминал специально установленный памятный знак.
Гуляли мы, собственно, не по Кройцлингену, а по примыкающему к нему заповедному участку берега Бодензее и парку со старинным замком, вольерами и клетками для животных и птиц (как и на Майнау). Наблюдали за строительством гнезда какой-то водоплавающей птицей, шнырявшей взад-вперёд через протоку за стройматериалами – тростинками, которых было в изобилии и рядом с гнездом, но ей почему-то нужны были тростинки именно с противоположного берега. Или их там срывать легче было? А в двух соседних вольерах для копытных странная пара очень длинношеих уток – он и она – бегала вдоль ограды, демонстрируя друг другу разделённую оградой страсть.
Обедали вчетвером на балконе, потом «Служебный роман» все вместе с удовольствием посмотрели, а вечером мы с Митей ездили к нему в лабораторию отправлять е-мэйл в Иркутск, откуда просили подтвердить моё согласие на заказной доклад для Всероссийской конференции по солнечно-земной физике, намечаемой быть в конце сентября. Конференция будет проходить под эгидой Национальной программы по космической погоде, которую академик Жеребцов возглавляет – директор бывшего СибИЗМИРа, а ныне это Институт солнечно-земной физики. Тащиться в Иркутск невелика радость, но интересно посмотреть, кто ещё в рядах российской космической геофизики остаётся, а то ведь только за рубежом со своими коллегами изредка встречаемся…
Весь следующий день, 15 мая, посвятили экскурсии по Меерсбургу, куда паром ходит. Очень насыщенный достопримечательностями, живописнейший городок опять же с древним замком, превращённым в музей, который мы добросовестно осмотрели под эскурсоводством Лены. На одной из улиц там продавали стеклянную посуду с гравировкой тут же на месте, чем заинтересовалась мама, а Лена, заметив это, улучила момент и успела приготовить подарок ко дню нашей свадьбы - кружку с надписью «Александр и Александра».
Вечером снова ужин с раклетницей, вином и пивом.
16 мая – с утра пеший поход втроём в Мариеншлюхтское ущелье, туда по тропе берегом (около часа ходьбы), а обратно лесами и полями поверху. День был жаркий, я разделся и шагал по солнечным местам, загорая, Митя же, наоборот, всё тень выискивал.
Вечером в гостях у соседей – Хилле, ответный визит. Сначала шерри в одной комнате, потом телятина с вином (и именными салфетками) в другой, потом шнапс, шоколадки, печенья и прочее, после чего разглядывание карточек коротковолнового радиообмена и фотографий, в основном сделанных во время круиза на «Максиме Горьком» в Юго-Восточную Азию, билеты на который им подарили друзья к золотой свадьбе, состоявшейся десять лет назад. Жизнелюбием и добросердечностью этой четы невозможно не восхищаться. А дочь их, Бригита, оказалась приёмной - своих детей не было.
17 мая гуляли по Констанцу вдоль границы со Швейцарией, местами обозначенной хилым ручейком. Погода испортилась, временами сеял дождичек. Место казни Яна Гуса, отмеченное большим камнем, посетили. Взяли вторую партию фотографий, дома разглядывали, получились хорошо. Сочиняли на русском (Сашуля) и немецком (Лена переводила) запись в альбом гостей Хилле, который они нам для этой цели дали. Вот русский вариант:
Дорогие госпожа и господин Хилле!
Мы сердечно благодарим Вас за приятный вечер. Были рады познакомиться со столь милыми людьми. Очарованы Вашим гостеприимством, восхищены кулинарным искусством и искусством сервировки госпожи Хилле, потрясены мастерством господина Хилле. Общение с Вами позволило нам лучше понять, что такое немецкая семья, немецкий дом, немецкое гостеприимство. Спасибо Вам.
С искренним уважением,
 Семья Намгаладзе и Елена Кашеварова.

И подписались все четверо.
А потом был луковый пирог, которым я объелся и страдал ночью от изжоги, Лена же предположила, что это, скорее, от вина, выпитого мною в изрядном количестве.
18 мая – с утра штормовой ветер с ливнем. Лена уехала в Штутгарт встречать автобус, которым из России должна была приехать её мама, Лидия Анатольевна. После обеда гуляли с Митей в центре, потом Митя поехал на работу, а мы с мамой замкнули маршрут тем же отрезком, с которого начали знакомство с Констанцем (от памятника Империи через мост на север), съев напоследок по мороженому на набережной.
Вечером заходили Хилле попрощаться с нами, мы отдали им альбом с нашей записью, а они подарили нам альбом с открытками и фотографиями, в том числе сделанными во время нашего визита к ним. Около десяти вечера приехали Лена с мамой, преодолевшей нелёгкий путь (туалет в автобусе не работал, и орали маленькие дети, правда, народу было в автобусе немного). Митя приготовил к ужину средиземноморский салат, а Сашуля – яблочный пирог. Лидия Анатольевна передала самошитые кепи (она шляпный модельер) для Миши и Алёши, надеемся, что сумеем их доставить в Калининград.
19 мая - день отъезда. Встали в 5.30. Митя проводил нас до поезда, отправлявшегося прямо в Цюрих в 7.03. На границе на вокзале ни души – ни таможенников, ни пограничников. Обидно даже – на наши визы немецкие так никто и не взглянул, ни по прибытии, ни по убытии!
В Цюрихе рейс задержали на 50 минут из-за багажа: поломался ленточный транспортёр, и багаж развозили на тележках, куда сами пассажиры со всех рейсов сваливали свои вещи (при регистрации на них только бирочки вешали и обратно пассажирам отдавали). Наконец, командир экипажа торжественно объявил, что последний килограмм багажа на борт доставлен, и мы взлетели.
Летели комфортно, два сорта вина красного попробовали. Прилетели. Паспортный контроль прошли. Ждём багаж. Вот пошли вещи с нашего рейса. А наших сумки и чемодана нет! Говорят, часть багажа в Цюрихе осталась! Ничего себе! Вот тебе и Европа!
Появился представитель «Свисс Эйр», успокаивать начал (а таких, как мы, человек двадцать, если не тридцать (!) с рейса оказалось): не волнуйтесь, мол, идите, заполняйте таможенные декларации, а с ними в комнату розыска багажа, там вас зарегистрируют и багаж вам всем на дом доставят, как только он прибудет. А прибудет он не раньше, чем завтра, и то хорошо, что завтра рейс из Цюриха есть, хотя неизвестно, не улетел ли наш багаж вообще на другой край Земли.
- А мы завтра в Мурманск уезжаем, как нам быть? – обратился я к представителю.
- Во сколько Вы уезжаете?
- Супруга в два часа дня, а я в пять с чем-то.
- Мы постараемся доставить Вам багаж к поезду. Самолёт прибывает около четырёх, можно успеть.
- А если не успеете?
- Отправим его в Мурманск, там получите.
- А как же моя супруга в Мурманск без тёплых вещей поедет? Там же холодюга, снег идёт!
- Сожалеем, но багаж не прибудет раньше завтрашнего дня.
- А на какую компенсацию мы можем рассчитывать?
- Пятьдесят долларов, если багаж задержится более чем на сутки. Вы можете накупить себе товаров на эту сумму, и мы оплатим чеки.
- Но в билете указан предел ответственности компании за утерю, порчу или задержку багажа – 800 долларов или 20 долларов за килограмм!
- Это если багаж совсем пропадёт.
- А где мы можем ознакомиться с Вашими правилами?
- В представительстве компании.
Я был полон решимости бороться за компенсацию своих попранных потребительских прав, но пока надо было для начала зарегистрироваться как потерявшие багаж, а таких столпилась целая куча народа и не только с нашего, а ещё и с амстердамского рейса. В этой очереди мы простояли часа два, предупредив Андрюшку (с мобильника представителя), что задерживаемся в связи с утерей багажа. Наконец, зарегистрировались. Нам была обещана доставка багажа или к поезду, или, в крайнем случае, в Мурманск. Но прежде, чем покинуть Пулково, я, не взирая на возражения Cашули, желавшей поскорее убраться отсюда, направился в представительство “Свисс Эйр” покачать там свои права. Результатом этого захода явились пара визитных карточек сотрудников представительства и пара дурацких сумок с ночевальными принадлежностями, включавшими добротные футболки (которые можно было использовать как ночные рубашки) и предметы сангигиены (вплоть до прокладок и презервативов).
Вечер провели с Андрюшкой, только накануне вернувшимся из Сан-Франциско, и Мариной, подарки для которых остались в Цюрихе. Этим, конечно, настроение было изрядно подпорчено. Но что поделаешь?
Андрюшка в Штатах провёл месяц, работал с одним из бывших наших теоретиков, и жизнь ему там мёдом не показалась: уж больно они зарабатыванием денег озабочены, все силы на это уходят. Туда, мол, лучше съездить, подзаработать, а потом сюда вернуться и расслабиться.
Ночью мы с Сашулей плохо очень спали из-за пережитого стресса. Утром ходили за продуктами в дорогу, в обед я проводил маму на двухчасовой поезд и вернулся на Седова – звонить в Пулково. В пятом часу я узнал, что вчерашний багаж из Цюриха прибыл, и мне постараются доставить наши вещи к поезду. Что и произошло за десять минут до его отправления. И я даже успел передать пришедшим на вокзал Андрюшке и Марине предназначенные им бутылку вина, конфеты и баварского мишку для Марининой коллекции плюшевых медведей.
На следующий день вечером в холодном (температура около нуля, снежинки в воздухе порхают) Мурманске меня встречала мама. Я был с нашим багажом! – и только благодаря тому, что в своё время по ошибке взял билет не на тот поезд. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

После летнего Бодензее родная мурманская погода напомнила, где мы живём: все последние десять майских дней до моего отъезда в Бостон температура воздуха стабильно держалась вблизи нуля градусов, каждый день понемногу шёл снег, обычно с утра, к вечеру таял. Из окна поезда, подъезжая к Мурманску, я видел, что на Коле у ближнего к городскому мосту порога суетится народ со спиннингами. Значит, сёмга уже пошла. Но выбраться на рыбалку до отъезда я так и не смог: готовил доклады.
30-го, кажется, числа, вернувшись с работы домой, как обычно, поздно, я узнал от Сашули мрачные новости, которые сообщила ей по телефону Ирина.
Умер Дима Ужгин.
Там в Минусинске, куда он уехал когда-то к «отцу» Виссариону и где жил в последние годы с какой-то женщиной с ребёнком. Подробностей никаких. Якобы сердце. Он был на год старше Ирины всего. Подававший большие надежды и, в самом деле, небесталанный, но с жизнью так и не справившийся. Бедная Надежда Григорьевна! И её жаль, и Диму, и Михалыча….
Вторая новость не такая трагическая, но очень неприятная.
У тёти Тамары крыша поехала на почве подозрений, что мы за её наследством охотимся. Она Ирине по телефону – за Иринин счёт, естественно, такого про нас наговорила (второй раз, впрочем, уже; в первый раз похожее было в прошлом году после нашего летнего у ней пребывания), что иначе как старческим повреждением ума я и назвать это не могу. Такое, действительно, бывает со старыми людьми. Рехнулась, как говорится. Сашуля очень расстроилась. Ей, действительно, должно быть особенно обидно: столько сил и времени было отдано уходу за ней и её хозяйством, и вместо благодарности получить совершенно дикие упрёки и подозрения! Она даже письмо написала тёте Тамаре, которое я, впрочем, не советовал отправлять – не поймёт, только на Ирину ещё осерчает. (Отправила-таки!)

1 июня я вылетел в Москву первым утренним рейсом, отправлявшимся в 8.00, для чего встать пришлось в 5.30, а легли мы в 2 часа ночи, поскольку я задержался на работе, набирая отчёт Ирине, а в дорогу собираться только поздно вечером начал.
Оделся я по-летнему, в лёгкой куртке, в Штаты лечу всё-таки. И жутко замёрз в маршрутке, пока ехал в аэропорт Мурмаши, из-за того, что в ней дуло изо все щелей. Даже в самолёте не отогрелся. В Москве лета тоже не оказалось, холодно, но, получив багаж, я достал из чемодана ветровку и натянул её поверх куртки, после чего почувствовал себя комфортнее.
До Бирюковых добирался два с половиной часа из-за пробки на шоссе в Химках, которая меня весьма озадачила: как я завтра из Москвы выбираться буду?
Около дома Бирюковых встретил Гену, направлявшегося получать какие-то долги от Инкомбанка. Вернулись с ним вместе домой (я кода не знал). Отдал сёмгу и подарок от Сашули Майечке. Сели обедать, водочки выпили под отбивные. Я живописал наши приключения. После обеда поехали – Гена в банк, а я в Олимпийский, в фотомагазин, найденный по Интернету. Купил там Pentax Espio 135M, подешевле, чем в Мурманске, как и наметил дома. Сказали, что с фокусом у него без проблем.
Поменял марки на доллары. Вернулся с тремя белыми розами по случаю прошедшего накануне 40-летия свадьбы Бирюковых. Майечка мне встречный жиллетовский набор вручила, я пенку только взял. За ужином допили бутылку, а потом с Геной в шахматы (в кои-то веки!) сыграли две партии, выиграв каждый по одной чёрными. У меня слипались глаза, Майечка говорила, что вид у меня ужасно утомлённый. Да и то сказать, спал всего ничего, а до того спешка, нервотрёпка…
2 июня. Сразу после завтрака отправился в аэропорт. Маршрутка довезла быстро, так что времени у меня было навалом. Пошёл узнавать насчёт гостиницы в Шереметьево на обратную дорогу. Майечка не спрашивала, когда я возвращаюсь (но я, кажется, сам сказал), а я понял, что 10-го они будут на даче. Ехать в Протвино вечером после перелёта из Штатов, чтобы утром тащиться обратно? Или кантоваться ночь в аэропорту? Нет уж. Годы и здоровье не те. Забронировал номер за 1400 р. + 360 р. броня, то есть столько же как в Бостоне за место в общаге на одну ночь. Купил водку в аэропорту («Гжелку» и 0.2 «Исток»), а то ведь совсем забыл про сувениры, и на обед хлеб, сало и бутылку «Клинского», что и употребил тут же.
При регистрации возникли проблемы с моей фамилией: в билете и компьютере она выглядела по-разному, не в первый раз уже, впрочем. Но обошлось, как и раньше. Багаж весь разрешили взять с собой. Летели рейсом «Люфтганзы» на «Боинг-737» три с половиной часа до Франкфурта (на Майне) с хорошей кормёжкой и красным вином. Во Франкфуртском аэропорту провёл час сорок без проблем с пересадкой, хотя спросили, зачем в Штаты лечу.
От Франкфурта до Бостона летели 8 часов 10 минут на А340-300 (“Airbus Industry”) с двумя кормёжками и красным вином. Прилетели в 19.50 местного времени, то есть в Москве было уже 4 часа утра (8 часов разница). Брать такси (40 долларов) я не стал, чтобы финансово скомпенсировать предстоящую на обратном пути ночёвку в гостинице «Шереметьево», а решил добираться всего за доллар общественным транспортом с пересадками (всю необходимую информацию от организаторов я имел).
Определился (опросом водителей) с шаттлом до ближайшей линии Т – троллей. Думал, что это троллейбус. Оказалось, - трамвай из одного или двух вагонов, который в центре ходит под землёй как обычное метро, а к окраинам идёт как обычный трамвай. Доехал до «Гавернмент Центра» (это, действительно, самый центр Бостона) и сдуру выскочил наружу. Понял, что ошибся, и попросился бесплатно обратно. Пустили. Пересел на зелёную линию ВС (Boston College) и доехал до конца, в сумме за полтора часа от аэропорта.
К этому времени уже стемнело. Быстро нашёл место поселения (BC Wellcome Center), дали ключ от спальни и магнитную карточку от внешней двери. Узнал, что Марина (Козлова, Учёный секретарь ПГИ, второй (или, скорее, первый) член делегации от ПГИ, которая мне билеты доставала, а я за которую деньги в Штаты по своей карточке переводил) живёт надо мной. Поселился один в двухместном общацком номере в блоке на четыре таких спальни и два туалета с душем с общим холлом и кухонькой. В холле подарочные наборчики (перекусить, запить) для гостей. Сходил наверх к Марине, стучал в дверь её блока, но никто не откликнулся. Завалился спать в начале одиннадцатого.
3 июня. Встал в шесть утра, густейший туман. Сделал зарядку и побежал вокруг кампуса – территории Колледжа. Час бегал. Комплекс Бостон Колледжа (основанного как ирландский католический университет) напоминает архитектурой университет штата Колорадо в Боулдере: здания розово-бежево-коричнево-серой кладки со множеством башен и шпилей готического стиля, но не на ровном (как в Боулдере), а холмистом месте. Белки, птицы всякие, включая диких гусей. Дома за кампусом – особняки в английском стиле. Это – Ньютон, пригород уже. И вообще – это Новая Англия.
Вернувшись с пробежки, я обнаружил, что моим соседом по блоку и партнёром по туалету является Туомо Нюгрен из Оулу, ныне профессор тамошнего университета. Я с ним ещё в Анденесе познакомился, мы на него ссылаемся в своих попытках моделирования данных ионосферной томографии (инициированных, между прочим, в своё время Нюгреном, в Лестере, кажется). Туомо – очень приятный, спокойный, общительный, доброжелательный финн шведского происхождения. Он хорошо знаком с Мариной, и мы пошли будить её к завтраку.
Марина в пижамке выскочила к двери блока, а вернуться в спальню к себе не смогла – захлопнула дверь туда, оставив там ключ (внизу же специальное предупреждение висит: носите ключ всегда с собой, даже когда идёте в туалет). Пришлось мне бегать по этажам в поисках уборщицы или администрации, поднял с постели заспанного молодого парня, и тот вызволил Марину.
Пошли завтракать в едальный корпус прямо напротив нашего спального. Я по инерции (халявной) нахватал фруктов, включая клубнику, для салата и только потом, у кассы сообразил, что это не шведский стол, когда меня попросили заплатить долларов восемь за завтрак. Впоследствии я питался регулярно на 4-5 долларов за раз. Это очень скромно: два яйца, пара небольших сосисок или кусочков жареного бекона, кусок хлеба для тоста и апельсиновый сок. Кормёжка, конечно, была простецкой и не дешёвой (яйца, бекон, сосиски, курятина, гамбургеры, супы, жареный картофель, овощи, фрукты, соки и паршивый кофе). Никакого вина и даже пива в кампусе, да и поблизости. Марина поначалу тоже клубники набрала, потом от цены вздрогнула, но всё же от неё не отказалась и, кажется, питалась только двумя-тремя ягодками, хотя и мечтала о картошке с котлетой.
После завтрака ходили втроём (и в дальнейшем тоже так кучковались повсюду) по кампусу, обозревали окрестности, но я не фотографировал из-за пасмурной погоды. Зарегистрировались. Вечером так называемый «приветственный барбекю» – за напитки платишь, кормёжка дармовая. Тамара Гуляева из ИЗМИРАНа только из знакомых (русских) и Норберт Яковски – из иностранцев.
4 июня. Утром бегал там же. Погода улучшилась. Отсидел пленарное заседание. В перерыве представился Эду Фремоу, пригласившему нас. После ланча отправился готовиться к своим докладам, измазюкал прозрачки жёлтым маркером. Собственно, занимался я больше не своим, а Худуконовским докладом по совместной – ионосферной и оптической - томографии, который Борис попросил меня представить. Вечером первый выезд за пределы кампуса на трамвае – коктейль в Castle (особняк под старину для приёмов), на территории Boston University (соперник Boston College, расположен на той же трамвайной линии, но гораздо ближе к центру, занимает несколько кварталов).
Ездили вдвоём с Туомо, Марина осталась готовиться к завтрашним докладам. Искал Анке Шлезиер из Копенгагена, с которой начали сотрудничать с подачи Матиаса, но не нашёл. Джон Фостер из Миллстоун Хилла (мы с мамой несколько лет назад демонстрировали ему модель в ПГИ) почему-то оправдывался передо мной, что не пригласил поработать, деньги, мол, как раз кончились, хотя Мишин Женя у него сидит сейчас. Гуляева представила меня Лену Керсли из Уэльса, одного из ведущих британских ионосферщиков. Поразили здоровенные креветки, которыми угощали среди прочего. Пил красное бургундское. Всё бесплатно в этот раз было.
5 июня. Полностью рабочий день. Наши доклады в первой половине дня. Марина зачитывала быстро, я медленно. Вопросы ко мне были про красную линию (по докладу Худукона) – почему не представили результаты, про модель – учитывает ли касп. В кофе-брейке пообщался с ещё одним русским – Минько из Иркутска, который, временно обретаясь в Штатах, представлял по просьбе Афраймовича его результаты.
Во время ланча, который был выдан в коробках сухим пайком, проходила постерная сессия. Увидел красивый постер Анке и себя в нём в качестве соавтора. Нашёл и саму Анке, познакомились очно, пообсуждали проблему переполнения среднеширотных плазменных трубок. У этого постера пообщались с Джеки Шёндорф, с которой познакомились на Корсике, обенялись с ней оттисками. Она занимается теперь МГД-моделированием течений плазмы в магнитосфере, что весьма близко к проблематике моих аспиранток Веры и Лены.
Вечером втроём гуляли в окрестностях Ньютона (кладбище, Семинария изящных искусств в холмистом парке со спортплощадками и большим стадионом за ним). Туомо и Марина неутомимо вели светские беседы о том, о сём, я помалкивал, восхищаясь Мариной, старательно практиковавшейся в английском, и без того весьма приличном. Вообще Марина не могла не поражать хотя бы тем, что, отсидев с мужем несколько лет на маяке на полуострове Рыбачьем, откуда до Мурманска-то непросто добраться, и поступив после этого работать в ПГИ по фактически новой для себя специальности (до маяка она работала немного в ИЗМИРАНе у Жданова), она сумела года за три-четыре сделать диссертацию и весьма эффектно представляла свои результаты и себя самоё. И как Учёного секретаря её не сравнить с предшественником – Куликовым. И деловая, и доброжелательная, и выглядит хорошо.
6 июня. С утра отсидели на заседании до кофе-брейка, а после него изумительная прогулка по летнему Бостону от Гавернмент Центра через рынки (где Марина всякие сувениры с маяками изучала и что-то себе выбрала) к набережной, оттуда в обход центральной груды небоскрёбов с заходом в парк, где посидели у пруда, а до того кофе попили в зелёном скверике, окружённом небоскрёбами. Закончил первую плёнку, купил и зарядил вторую.
Вечером банкет с ирландской музыкой (арфа и скрипка). Туомо попросил скрипку (он в детстве в оркестре играл) и вполне профессионально подыграл арфе, что я и запечатлел на фото. Этим банкетом формально закончился Симпозиум по спутникам-маякам, на следующий день начинался Воркшоп по космической погоде. Анке Шлезиер дала мне телефон Жени Мишина и предложила поехать с ней с утра в пятницу (т.е. 8-го июня) в Миллстоун Хилл, где Женя сейчас обретается, а она там диссертацию делала у рано умершего Майкла Буонзанто, которого я знал. Я изъявил свою готовность туда съездить при условии, что смогу выбраться оттуда к самолёту.
7 июня. С утра с Мариной ваучеры заполняли на оплату наших расходов. Марина в этот день уезжала. А я после завтрака повесил наш с Романом постер и отправился на заседание. В кофе-брейке оттиски наших статей Лену Керсли вручил. Постерная сессия была опять во время ланча, выданного в коробках. Какой-то китаец пожилой нашим докладом заинтересовался, стал ссылки переписывать, я ему оттиски презентовал, а потом с Яном Сойкой общался, который, похоже, отдрейфовал уже от моделирования в сторону практических (прогностических) приложений. В это время кто-то мой сборник абстрактов уволок вместе с оттиском статьи Джекки Шёндорф, так и не нашёл их потом.
Анке напомнила мне о своём предложении поехать в Миллстоун Хилл и отвела меня к телефону, чтобы я Мишину позвонил, и я с ним договорился, что приеду завтра с ночёвкой, а он меня потом в Бостон на машине отвезёт.
Вечером гуляли с Туомо по Ньютону, а потом в холле он показывал мне фото на своём компьютере, который не ленится таскать с собой (как, впрочем, и многие участники для демонстрации своих результатов).
8 июня. С 8.15 до 10 утра – последняя отсидка на заседании, а потом с Анке на трамвае за час добрались до конечной станции параллельной линии (на том берегу реки Чарльз-ривер), где нас встретил очень похожий на Ситнова парень в ковбойской шляпе – техник из Миллстоун Хилла, который и отвёз нас туда на машине минут за сорок.
Миллстоун Хилл – это целый комплекс обсерваторий Массачусетского Технологического Института и Северо-Восточной Радио-Обсерваторской Корпорации, в числе которых и знаменитая установка некогерентного рассеяния радиоволн, одна из первых в мире, с данных которой я начинал своё знакомство с ионосферой как объектом математического моделирования. Наша книжка с Брюнелли во многом опирается на эти данные, с ними мы часто сверяли свои модельные расчёты. Короче, знаковое место для ионосферного модельера, да и для любого ионосферщика вообще.
С Женей Мишиным – сыном известного иркутского геофизика Вилена Моисеевича Мишина, работавшим в ИЗМИРАНе (к началу девяностых доктор наук, завлаб) я был знаком давно и достаточно хорошо, но не настолько близко, чтобы считать его своим приятелем. Последние годы он обретался за границей, сначала в Германии, теперь здесь, и мы давно уже не встречались. Тем приятнее было почувствовать его искреннюю радость нашей встрече.
Мы обошли практически всю территорию огромного радарного и астрономического комплекса, побродили, болтая, по лесным чащобам, среди которых он расположен. Перекусили тем, что у Жени с собой на работу было взято (лосось с гречневой кашей), а потом поехали куда-то в какое-то местное (но довольно далеко расположенное) заведение на ланч просто поддержать компанию трём дамам – Анке, незнакомой мне американке таиландского происхождения (на её машине) и Ларисе Гончаренко из Харькова, теперь тоже американке, вышедшей замуж за местного программиста и собирающейся ему родить уже второго ребёнка (притом, что третий (первый) в Харькове остался).
Дамы заказали один мексиканский салат и две порции жаркого. Всё оказалось таких размеров, что даже с нашей мужской помощью осилить принесённое не удалось. У стойки стояли мужики, про которых Женя сказал:
- Вот счастливые ребята! Зарабатывают свои 7-8 баксов в час, тут их тратят, и больше у них ни о чём голова не болит.
Сам он зарабатывает около 50000 долларов в год, из них по тысяче в месяц платит за квартиру, и считает свой доход очень скромным. У него через год грант кончается, надо новый добывать, а это всё не просто. Жена Люба не работает, дочь на первом курсе университета учится, не самого престижного, подрабатывает, сейчас в Европе на каникулах.
С подачи Жени мы с Ларисой затеяли обсуждение её данных по ветрам в Е-области, полученных во время недавней необычайно сильной магнитной бури, и продолжили его по возвращении на работу. Лариса польстила мне заверением, что наша с Б.Е. книжка у неё настольная. Данные мне показались очень интересными, кое-какие картинки Лариса распечатала для меня, и я взял их с собой. Для моей аспирантки Люды Чернюк и для Романа они могут оказаться весьма полезными, да и самого меня картинки заинтриговали. Может, смоделируем.
Тем временем рабочий день закончился, и мы с Женей отправились к нему домой, миль за двадцать, это уже другой штат, тут налоги поменьше. Просторная трёхкомнатная квартира. Жена Люба ужин приготовила, посидели душевно, за едой бутылку красного вина выпили, потом коньячок грузинский попивали. Люба когда-то работала в ИЗМИРАНе у Жданова и, кстати, Марину Козлову хорошо помнит. Пробовала здесь работать в магазине – не понравилось, тяжело. Изучает английский с волонтёром – добровольцем, и сама волонтёрит в госпитале со стариками, это такая форма полезного времяпровождения для безработных в Америке.
В доме, как положено, Интернет подключён. Я, естественно, свою страницу показал, об отце Ианнуарии рассказал, о нашей с ним былой переписке. Тема Любу возбудила, и мы допоздна дискутировали о смысле отречения от мирской жизни и тому подобных вещах.
Утром, 9 июня, после завтрака Женя отвёз меня в центр Бостона, и мы с ним распрощались. Я совершил последнюю пробежку с фотокамерой в районе гавани и раскинувшегося там субботнего рынка (рыбного и овоще-фруктового) и вернулся в кампус, чтобы сдать ключи к часу дня, как предупредил меня об этом Туомо. Он, однако, ошибся, и ключи можно было не сдавать до самого отъезда, а наши самолёты вылетали почти одновременно – в 21.30 и 21.40. Мы сходили с ним пообедать, и Туомо отправился вздремнуть, поскольку в самолёте он спать не может, а я поехал на трамвае в район русских магазинчиков, мимо которых несколько раз уже проезжал.
Накануне, когда мы ехали вместе с Анке, там в вагон погрузилась сногсшибательная парочка тёток с букетом цветов и сходу начала на весь трамвай орать между собой на прямо-таки каррикатурном одесско-еврейском жаргоне с матерками, костеря тех, кому букет куплен и у кого он куплен, и заодно водителя трамвая, у которого эта колымага грёбаная еле тащится. Меня смех разбирал, я сидел прямо перед ними, но не признался, что я - их бывший соотечественник, уж больно вульгарные бабы были.
В русских магазинах обнаружились русские продавцы и русские покупатели, и русские товары (любая еда, водка, пиво, большой выбор книг, аудио и видеокассет), но цены американские. Побродив там, я вернулся в кампус, собрался, и мы с Туомо с большим запасом времени отправились на такси в аэропорт. Зарегистрировались, а потом опять фотографии на компьютере разглядывали, их там прорва у него.
10 июня. Обратно летел опять же через Франкфурт на Майне и в Москву прилетел уже к вечеру 10-го числа (с учётом сдвига по времени). Поселился в забронированном номере, вполне комфортном, купил батон, банку шпротов и пиво, и отдыхал перед телевизором.
11 июня. С утра сгонял к метро «Речной вокзал» в надежде присмотреть там на промтоварном рынке чего-нибудь для мамы к завтрашнему дню нашей свадьбы (в Америке ничего интересного не попалось, да и цены там дикие). Рынок только разворачивался, но я всё же купил Ивановский комплект спального белья и коробку конфет и вернулся в Шереметьево.
В пятом часу вечера я был уже дома. Мама меня, оказывается, потеряла: звонила Бирюковым, в Протвино – нигде не появлялся. Цена гостиничного номера её, конечно, шокировала. А я ещё рассказал, как кофе чашечку выпил в Шереметьево за 50 рублей – совсем как в Америке, полтора доллара.
За время моего отсутствия – первые десять дней июня – в Мурманске всё позеленело (а не было ни листочка) и приняло вполне летний вид. Я, конечно, первым делом нацелился на Колу смотаться, что и сделал с утра на следующий день, 12 июня. Купил лицензию в вагончике у железнодорожного моста и добросовестно отмахал спиннингом с полдевятого до полтретьего на нижнем участке Колы. Поклёвок не было ни у меня, ни у других рыбаков (там их с пяток ещё бродило), и один местный заявил, что, мол, поздно - прошла сёмга уже наверх. Я, однако, своими глазами двух крупных рыбин видел, высоко выпрыгнувших из воды прямо напротив меня, но ближе к тому берегу.
Ну, а вечером мы отметили с мамой 37-ю годовщину совместной жизни в компании Грады, Власкова и Боголюбова. Мама мне рубашку голубую подарила.

И вот пошли опять трудовые будни. Сегодня, 20 июня, у меня консультация, а завтра экзамен у одной группы программистов-первокурсников. Вчера последнее в этом учебном году заседание кафедры провёл. Погода после моего возвращения испортилась, похолодало, но вот третий день уже опять солнечно, хотя и не жарко. На рыбалку больше не ездил; может, завтра после экзамена сподоблюсь. Слава Горелов мне мозги компостирует, что сейчас сёмгу на креветку якобы нужно ловить. Не верю.
Развалился японский радиоприёмник, по которому я Би-Би-Си для языка слушал, а у современных магнитол КВ-диапазона нет или крайне редко бывает. Ищу. А мама стиральную машину выбирает. Автомобиль наш функционирует. Фотографии бостонские сделал, все получились хорошо, камера себя оправдала. До конца месяца осталось доклады для публикации подготовить в Трудах прошедших мероприятий. Да и полноценные статьи надо написать. А там для РФФИ очередной проект стряпать. Данные Ларисы Гончаренко обсчитать. Что-то и не видать просветов-то. Вот она жизнь какая.
Мама тоже об отчёте осеннем думает, страдает уже морально.
На этом заканчиваю свой длинный отчёт. Оцените труд!
Надеюсь, Ирина сообщила и Лене, что кепки получены и подошли. Ждём письма от Михаила, которое он якобы пишет уже.
Крепко всех целуем.
Папа, мама.

Письмо Мити от 19 июня 2001 г.

Привет!
У нас продолжают идти дожди – самая подходящая погода для работы. Лена с мамой на выходные были в Ветцларе, откуда в субботу ездили с Гертом и ещё двумя студентками из Тамбова, находящимися сейчас в Ветцларе, на прогулку на речном корабле по Рейну около Кобленца. Путешествие было замечательным (в тех местах Рейн особенно живописен, с крутыми берегами, засаженными виноградом), кроме прогулки по Рейну Лена с мамой были в очень интересном музее музыкальных автоматов.
Я же выходные провел в лаборатории. Работы очень много, помимо выделения кальцинейрина надо делать различные анализы активности и пр. Надеюсь, что студент мой со временем сможет реально мне помогать.
Это пока основные новости. Крепко целуем.
Привет от Лидии Анатольевны.
Митя, Лена.

Письмо Ирины от 23 июня 2001 г.

Привет!
Получили письма: мамино для тёти Тамары и папино. Конечно, от тёти Тамары мне наверняка достанется, ну да ладно. Я с ней поддерживать отношения больше не смогу, а думать она по-прежнему будет всякую чушь. Думаю, мамины объяснения ей не понять.
 Почти та же ситуация вырисовывается у Карповых. На Ваню возлагают, конечно, и решение многих проблем в связи с папиной болезнью, и одновременно поносят всякими словами: и чтоб заткнулся, и убрался и т.д. При этом Коля, который живёт с ними, никак не привлекается ни к уходу, ни к домашним делам. Папа совсем слаб, истощён (практически – скелет, обтянутый кожей, ему даже внутримышечные делать некуда), иногда бредит. Болей у него нет, но частые ложные позывы на дефекацию, Людмила и З.И. его буквально на себе носят на горшок, уже 2 ночи он не спит, и снотворные на него не действуют.
Аня с Машей сейчас у нас. На дом приходят из нашей больницы делать массаж и электрофорез. Тики явно уменьшились.
Почти все в разной степени переносят вирусную инфекцию. Мне пришлось взять больничный, кашель просто душит. Вчера, по-видимому, пошла вторая волна. 21-го был единственный летний день. А теперь два дня подряд льёт дождь. Цветы на балконе из-за холода никак не зацветут.
На днях пришёл счёт за междугородние переговоры, так что буду теперь больше писать. Мама, cообщи е-адрес ПГИ. Хотя, он, наверное, есть на твоём сообщении. Ваня сегодня ночует на Пугачёва, а я пытаюсь справиться с почтой сама. Миша, действительно, пишет свой отчёт о поездке, но говорит, что ещё нужно отредактировать. Бабуле вариант он послал.

Митя и Лена! Несколько задерживаемся с ответами из-за известных событий. Посылку получили, большое спасибо! Я, как мне кажется, сообщала: Алёша носит все бейсболки подряд с большим удовольствием, а Миша что-то вообще на голову сейчас ничего не одевает. Вчера они с Андреем Лопатиным и двумя девочками из Андреевого класса ходили в кино на ”Пёрл-Харбор”. Им очень фильм понравился, довольно натурально всё и без обычной американщины. В зале кто-то даже плакал.
Пока до свидания. Целую, Ирина.

Письмо Мити от 25 июня 2001 г.

Привет!
Большое спасибо за обстоятельное письмо с описанием поездок. Мы в эти выходные воспользовались хорошей погодой и в воскресенье отправились в Брегенц. Ехали на поездах с билетом выходного дня за сорок марок на троих. В Брегенце были уже в начале одиннадцатого. Хотели сначала сходить на сцену на озере, но она была закрыта – репетировали «Богему». И мы отправились к канатной дороге на Пфендер. Заплатили за путь туда и обратно, не рискнув спускаться по непростой горной тропе. Мы с Леной уже были на Пфендере, а для Лениной мамы всё было в новинку. Как и в прошлый раз погода была замечательной, но дымка скрывала немного очертания гор. На Пфендере мы перекусили взятой с собой едой, погуляли по маленькому зоопарку (но птичьего шоу не стали ждать), а потом спустились обратно в Брегенц.
Там мы прошлись по старому городу с неоготической церковью и старой Марианской башней, попутно присматривая ресторанчик, где можно было бы съесть венский шницель. Сходили к вокзалу посмотреть, когда мы сможем уехать из Брегенца, и выяснили, что с едой надо поторапливаться. Вернулись к примеченному нами ресторанчику, а он оказался закрыт (работал только до двух, а мы этого не заметили). Рядом, однако, нашли другой ресторанчик, где мы всё же поели шницель из телятины с вареной картошкой (а я заказывал рожки с сыром по местному рецепту, оказавшиеся менее примечательными, чем я ожидал). Ещё успели вернуться к сцене на озере, которая слегка изменилась с момента нашего визита. Обратно вернулись часам к пол-седьмого, я ещё съездил в лабораторию.
В субботу же брали у Гали (соседки сверху) велосипед и ездили вечером втроем в Алленсбах, где посидели с Радлером (пиво с лимонадом) на местном пляже, а потом гуляли по набережной (сейчас у нас половодье, озеро затопило часть береговой кромки). На обратном пути в Хегне собирали клубнику на брошенном поле. Народ там крутится целый день, и хорошую ягоду найти сложно, но мы набрали почти ведро полукондиционной, которую Лидия Анатольевна протёрла с сахаром.
В эту пятницу Лидия Анатольевна уже уезжает, возможно, поеду её провожать в Штуттгарт.
У меня работа со студентом по-прежнему в очень интенсивном темпе, выделение белка надо совмещать с экспериментами с радиоактивным субстратом. На работе с раннего утра до позднего вечера, хорошо хоть какие-то результаты есть.
Вот такие у нас основные новости.
Крепко целуем. Привет от Лидии Анатольевны.
Митя, Лена.

Моё письмо детям от 29 июня 2001 г.

Здравствуйте, дорогие дети, внуки!
Ванечке – наше глубокое соболезнование в связи со смертью его папы. Вечная ему память! На Пугачёва послали телеграмму сегодня.
А жизнь продолжается.
Мы с мамой только что отправили тексты наших докладов в Бостоне для трудов прошедших сборищ, за день до последнего срока. Сегодня же я принимал экзамен по физике у второй группы программистов первого курса. Хреново сдавали. Из их творчества: криволинейная прямая!
Но главные события этой недели – мои позорные выезды на Колу в Шонгуй за сёмгой. Четыре раза лицензии покупал, новый спиннинг и катушку безинерционную приобрёл, несколько мух дорогих потерял, а результат – ноль. Только и радости, что вспомнить, как одна чуть спиннинг из рук не вырвала – оторвала поводок с мухой, да ещё один сход был – тоже с отрывом мухи.
А сколько рыбы сейчас в Шонгуе! Я такого ещё не видал. Прыгают и там, и сям (но в определённых местах, в основном, на струе), и небольшие, и здоровенные, сплошной дельфинарий какой-то. Народищу тоже много, временами метров десять всего между метающими, особенно после полуночи. Но ловят немногие, даже из местных. В среднем за шесть часов вытаскивают штуки три на всех (то есть человек на 10-15 с обоих берегов), да штуки две-три сходят. Итого при мне за эти дни штук двенадцать сёмг поймали от от 2-х до 7 кг, да столько же примерно сошло. И самыми удачливыми оказались мои напарники – Саша Федотов (преподаватель нашей кафедры) и Таня Карельская (бывший наш преподаватель), которые в позапрошлом году впервые вообще рыбацкие снасти в руки взяли. Таня поймала 2 сёмги и Саша 4 (одну на 5 кг) за 6 выездов. А с ними ещё Танин брат двоюродный начал приобщаться к этому делу и на третьем выезде поймал одну небольшую (на 2 с лишним кг).
Они меня утешают: - Ничего, поймаете ещё, Александр Андреевич. Мы вот в прошлом году десять раз выезжали, и на Уру, и на Западную Лицу, а всего одну горбушу поймали.
И угощают меня бутербродами с сёмгой.
А Никонов, мой зам по кафедре, мне анекдот рассказал на эту тему.
«Генерал и прапорщик поехали на рыбалку. Прапорщик ловит рыбу, а у генерала ничего нет. Прапорщик к нему подходит и спрашивает:
- Что, не клюёт, товарищ генерал?
- Нет, - отвечает генерал.
- И ведь не прикажешь! – сочувствует прапорщик.»
Но даже просто наблюдать за вываживанием сёмги – это зрелище!
Так что буду продолжать попытки.
Магнитолу «Сони» купили с КВ-диапазоном, хорошо можно слушать и Би-Би-Си, и Штаты, и Испанию. Первая магнитола у нас, кстати, если плейер не считать.
Вот и все пока новости. Всех целуем. Сердечный привет семейству Лебле.
Папа, мама.

Большое спасибо Михаилу за письмо! Только что получили. Молодец, Мишенька! Рады твоим впечатлениям. Начало знакомства с внешним миром положено, желаем ещё более интересных путешествий.

Письмо Миши от 29 июня 2001 г.

Здравствуйте, дорогие бабуля и дедуля!
Наконец-то я дописал своё письмо!
Недавно вместе с классом съездил в Германию, в маленький городок Хунген рядом с франко-немецкой границей. Мне там очень понравилось. Первый и два последних дня пребывания в Германии я провёл с немецкой семьёй, в доме которой и спал. Остальное время я был в палаточном лагере у местной школы, но из-за проливного дождя нас переселили в гимнастический зал вместе с португальцами. Кроме нас были ещё ученики из Англии, Чехии и Румынии. Мы все подружились и обменялись адресами. Особенно общительными были португальцы, мы быстро нашли общий язык друг с другом.
Я очень удивился, когда узнал, что в Хунгене очень много русских иммигрантов. Все они общались только с нами, и мы отлично провели время вместе.
Мы приехали со своей концертной программой, танцевали и пели “Калинку”, “Подмосковные вечера”, “Мы желаем счастья вам”, “Коробейники” и “Подай балалайку”. Всем очень понравилось, кроме того мы готовили блины, пельмени и щи. Все остальные делигации тоже готовили, но мне заморская пища не понравилась. Ещё мы участвовали в спортивных соревнованиях и заняли первое место по футболу. С погодой нам не повезло, так как всё время лил дождь, но в один из редких солнечных дней мы съездили во Франкфурт-на-Майне. Мы гуляли по этому городу, фотографировались, ходили по магазинам за подарками. Питались хорошо, но однообразно: булки с сосисками, салаты и лимонад.
Когда мы приехали в Германию, нам дали бесплатные пропуска в открытый бассейн. При первой же возможности мы туда ходили. Там мы плавали, прыгали с вышек и загорали. В последний день вода в бассейне была 170С, но это нас не остановило, а немцы с широко открытыми глазами удивленно наблюдали за нами!
В целом мне в Германии очень понравилось: чисто, аккуратно, тихо, люди приветливые, всё необходимое есть, но недели через 2 – 3 мне бы там надоело, так как делать там нечего, да к тому же всё очень дорого.
А сейчас я на каникулах, но времени свободного немного: я вместе со своим товарищем из школы отрабатываю практику. Кроме того к нам приехали Лебле, потому что у них серьёзно болеет Маша, а мама им помогает. Поэтому гуляю я только по вечерам, хотя мама хочет, чтобы я приходил рано.
А наша “Балтика” всем проигрывала, но за две последние игры дома смогла “отобрать” несколько очков у лидеров: с “Шинником” сыграли вничью 1:1, а у “Нефтехимика” выиграли – 2:1! Наверное, это из-за нового тренера, но я не сильно верю в будущее команды.
Зато сейчас в Калининграде очень жарко: облаков и ветра почти нет. Поэтому мы собираемся скоро ездить на море и озёра. А 23 июля мы все поедем в Крым отдыхать.
Надеюсь у вас хорошо, и вы здоровы и не болеете.
Пока!
 Михаил.
(продолжение следует)