Чёрное окно, редкие огоньки домов, мотыльки светофоров, сигаретный дым заполонивший всё вокруг, грязные тюки, пожелтевший потолок вагона, пустая бутылка водки, кусок соленого огурца, ломоть чёрного хлеба и жизнь, маленькая жизнь, рвущаяся к законному покою и счастью…
- Опять орёт! – нервно вскричала Оксана.
- Да, дай ты ей, по башке! – недовольно прохрипел её муж, и, пнул годовалого ребёнка в бок.
- Танька заткнись! – визгнула мать, - а то и я сейчас приложусь.
- Падла! – в очередной раз пнул девочку Пётр.
- Да тише ты! – шикнула Оксана, - услышат ещё!
- А ну и пусть! – пошло ухмыльнулся Пётр и приблизился к ней.
- Ну, ладно… ладно… - захихикала Оксана.
- Ну… Оксан… - прошептал он и стал раздевать её…
- Хиии…
И лишь стук колёс мог успокоить младенца. Ангел рельс и миль. Её ангел-хранитель.
А потом была новая станция. Был новый день. Бездушные проходящие мимо люди. Или не совсем бездушные бросающие им деньги…
Одеться победнее, но чисто - грязнуль не любят. Старенький чёрный плащ, уж лет как двадцать вышедший из моды. Какие-нибудь поношенные тапочки. Серенький грим. Иконка. Траурная косынка. Чистые ухоженные руки.
«Мать-одиночка. Прекрасная, трудолюбивая, чистоплотная женщина, попавшая не по своей воле в сложную ситуацию и принявшая тяжёлое решение родить ребёнка. Муж бросил. Все мужики сволочи. А дитя расти надо. А к кому она обратиться? Ведь нет у неё никого. Росла в детдоме. Ни родителей, ни каких родственников одна одинешенька. Страдалица. Мученица».
«Люди добрые, помогите прокормить ребёнка» - гласила огромная надпись на картонке, а на обратной стороне нелепые таблицы с суммой выручки за день…
- Дай вам боже, - креститься Оксана.
«Ну, вот, кажется, на бутылку сегодня уже хватит»
- Храни вас господь!
«В жопу себе засунь эту мелочь. Гнида».
Оксана качала ребёнка, прося милостыню, однако, редко смотрела годовалой Татьяне в глаза. А точнее никогда. Может быть, она и не знала даже, какого они цвета.
- Что сопишь животное? – шептала она ей, - ох и мороки мне с тобой! Послал же богу мне ношу! Убить тебя мало! Мочишь? Молчи! А то быстро у меня схлопочешь по моське своей. Ох, Танюша, дурёха ты ещё совсем. Лучше б тебе и не появляться на свет. Сейчас жизнь такая…
Младенца ласкал солнечный луч, заставлял зажмуривать глазки. А маленькие ручки тянулись к небу…
- Куда клешни тянешь? – прошипела Оксана и затолкала хрупкие руки обратно в лоскутное одеяло.
Луч солнца закрывала туча. Свежий порыв ветер высушивал детские слезинки…
А, напротив нелепо согнув колени, и изображая из себя безногого, дико глядел на них Пётр.
-А вон и папка твой родный… а может и не родный… их сейчас и не разберёшь. А потому что жизнь такая… - тихо вздохнула Оксана и вздрогнула от испуга:
- Ты чё мамань, тормозню включила? Платить будем? Или милицию вызовем? -
Интеллигентный на вид человек в брюках и в галстуке стоял рядом и заливался безудержным диким хохотом.
Оксана покорно отдала положенные деньги, благо мир наш не без добрых людей и отдай она даже больше чем половину, гулять можно было бы ещё три дня…
А потом вечер положил на плечи шумного города, свои обжигающие весенним ветром крылья.
Ангел стал читать младенцу сказки, гладить волосы и дарить ту ласку, что не могла дать младенцу мать… но с судьбой он ничего поделать не мог…
А вы видели, как ангелы плачут?
Они льют свои горячие слезы, из которых вырастает свежая трава, увядающая на следующий день, потому что слёзы эти - поток ненависти ко всему несправедливому и жестокому в мире.
Под звон граненых стаканов, неслись до боли примитивные и повторяющиеся день ото дня речи. Они рассуждали о судьбе страны. О беспросветном будущем. Ругали нынешнюю власть. А о себе… да, тяжёлый был день…
…Лобик покрылся потом, пеленой слёз заполнились глаза. Боль в маленьком горлышке поселилась нежданной и бессовестной хозяйкой. И горечь безжалостного кашля вырвалась наружу…
- Опять начала! – недовольно отвлеклась Оксана от разговора про проблемы лица Ющенко.
- Не обращай ты внимания, – махнул рукой Пётр, - я же тебе говорю двойник это его…
Младенец продолжал заходиться в горькой агонии.
Для начала решили плеснуть ей в рот водки.
- Зря только водку истратили, - вздохнул Пётр, - закрывая подушкой рот маленького создания, тот кричал теперь так, что даже бог услышал, на небе…
- Довела! – завизжала Оксана, и, с трудом перемещаясь по причине «окончания трудового дня» по маленькой комнате, что они сняли на вокзале, взяла чемодан и, достав оттуда какую-то грязную тряпку, затолкала Татьяне в рот.
Воцарилась тишина.
- А-ля! Как оно? – горделиво произнесла Оксана.
- Ну, мать! Ты волшебница! Браво! – захлопал в ладоши Пётр, ты прям Макаренко у меня… только она… это… не задохнется?
- Да, бог с ней. Велика потеря.
- А, ну ладно. Давай-ка выпьем…
От огня боли мутилось в глазах. Ангел отложил золотую книгу сказок и теперь качал младенца на синих волнах. Шум моря успокаивал. А потом он посадил её себе на плечи, и они взмыли ввысь.
Такое бескрайнее небо и такая маленькая земля!
А потом они просто гуляли по облакам, заходили в гости к синим лебедям, потом настало время спать.
- Боль прошла?
Да… боль прошла…
- Спи моя лучшая девочка… спи…
Новое утро. Последний день на этом вокзале. Вечером поезд и будет новая станция. Новые деньги и новые возможности.
Ограбить кого-то и смыться подальше это ли не гарантия дальнейшей безопасности…? Так и было…
А этот день, как день последний на этом вокзале, решили отметить, так сказать проводить этот город.
Пить начали с самого утра. Купили несколько бутылок чистящего средства «Ёршик» и жизнь заструилась по рюмкам, слепящим цветом непонятной радости и низости человеческого интеллекта.
Теперь можно было хрюкать, биться головой об стол, нести околесицу про перелётных птиц в обеденной тарелке, бить себя в грудь, убеждая собеседника в своём истинном дворянском роде.
Да, можно было признаваться в любви, изрыгаясь матами и сквернословием…
Ещё изображать себя элитой общества и кичиться своими трудовыми подвигами. Строить планы о поездке в Сочи, в Тбилиси, в Ангару…
Оксана вспоминал своих родителей, которых обобрала до нитки, пустившись вместе с мужем подальше от долгов колесить попрошайкой по стране.
Да, она их очень благодарила за все, что они сделали, и, хвалила себя за то, что такая хорошая дочь:
- Да, они мной могут гордиться!
Младенец лежал в углу, завернутый в тугое одеяло и кажется, его волновало теперь только одно – глотнуть воздуха. Сил для крика уже не хватало. Руку держал ангел и обещал отомстить справедливой и подлинной ненавистью живущей рядом с любовью…
***************************
Уж, всякого Лидия Васильевна за свою жизнь насмотрелась. Уж во всяких местах она побывала. Была и швеёй, и пекарем, и пахарем, и знахарем, и токарём, как говорится и огонь, и воду, и медные трубы…
Годы её не сломали. Вот только спина стала болеть, да зрение подпортилось. Но что ей спина да зрение? Жить захочешь – будешь работать! Да, хотя бы вот – уборщицей на вокзале. Чем не работа, вымывать грязь за приезжими? - никогда, Лидия Васильевна не задавалась такими вопросами – работа есть работа, и, какой бы она не была - выполняй её честно и правильно. Ну, а люди, останавливающиеся в комнатах на вокзале, которые она и убирала, попадались, безусловно, разные: бизнесмены, музыканты, поэты, токари, слесари, бомжи, негры, американцы, китайцы и даже не понять кто… целыми дружными семьями и поодиночке, чужими людьми или любовными парами. Случались и драки. Неоднократно пожилой женщине приходилось разнимать подчас огромных мужиков, что головой друг друга проламывали стены…
Обычная смена в девять вечера - тряпка, швабра и вперёд! кто бы там в этих комнатах не был.
Лидия Васильевна знает одно: трёт себе полы, да и уходит, редко получая слова благодарности, чаще всего лишь недовольное ворчание
Не любила она комментировать постояльцев, да и редко вообще на них смотрела, а уж тем более запоминала. К чему ей это? Однако, когда она зашла в комнату, где была Оксана, её годовалая дочь Татьяна и муж Пётр, у уборщицы непроизвольно вырвалось одно старое русское слово, обозначающее обычно ужас, вперемешку с удивлением и страхом:
- Батюшки!
Полуголая Оксана лежала в углу, сверху на нём пыхтел Пётр. На столе, над остатками трапезы витал рой мух. Запах курева вместе с запахом помоев заставил ко всему, казалось бы, привыкшую Лидию Васильевну попробовать проветрить помещение, открыв окно. Убираться в этой комнате нужно было теперь до утра – куча тряпья, грязных носков, бутылок, бумажек… А ведь люди здесь были всего два дня!
А в другом углу лежал младенец…
- Батюшки! – ещё раз прошептала уборщица.
С холодного льда струился пот. Глаза слабым движением приоткрылись и закрылись снова. Тяжёлый выдох ребёнка потряс Лидию Васильевну:
- Сволочи! – сжала она кулаки.
- О! А ты кто такая? – пробормотала Оксана, дико уставившись на неё.
- Ты кто такая? Мать родная! – вторя ей, произнес Пётр.
- Это уборщица Петь! – дошло до Оксаны.
- Уборщица? Ну, всё правильно… пускай убирается отсюда!
Оксана залилась смехом…
Лидия Васильевна глотая слёзы, которых у неё не было со времён дня победы, выбежала прочь.
Была милиция, была скорая.
Ничего не соображающую супружескую чету посадили в серый воронок и увезли туда, куда нужно было отвезти и раньше…
- Боль прошла?
Да…
Стало очень легко. У младенца выросли белые крылышки. Хозяин боли ушёл, добившись своей цели.
С ней остался только её ангел, самый преданный, самый заботливый. Он прижал её к сердцу, и, прошептав:
- Я люблю тебя. – Взмыл вместе с ней в небо…
Лидия Васильевна рыдала, не столько, оттого что младенца забрал ангел, а оттого, что жизнь оказалась по настоящему скотской и счастливым человеком в ней можно было быть, только живя с каменным сердцем.
А что же Оксана?
- Бог взял, бог и забрал… а потому что, такая жизнь… - вот так, кратко и лаконично ответила она на допросе.
А ангел, взяв Таню за руку, бродил теперь с ней по садам лучшего мира.
Самого прекрасного, милого, нежного, доброго, светлого, но, увы, не настоящего…
20052006-22052006