Домой
Город, темный и неприятно душный как непроветренная сауна, встретил меня угрюмой компанией молодых спивающихся подростков возле входа в магазин.
Я быстро прошел мимо.
После двухдневного ливня воздух влажный настолько, что тебе кажется ты надел еще не просушенную майку.
Ты идешь, и ты весь мокрый.
И тебе неприятно.
Я дошел до дороги.
Быстро поймал такси.
Из радио лился омерзительно-гнусной дисгармонией какой-то псевдоуголовный бард.
Он притворялся что талантлив.
Он полагал что вскрывает таинственные, непознанные никем глубины, копаясь при этом словно ребенок совком в песочнице.
Он верил, что исторгаемая его ртом банальщина и пошлость – есть поэзия…
Он верил, что его дешевое CASIO кладезь чарующих мелодий, и возможно даже был убежден, что эту музыку породил он сам.
Водитель.
Он был как тень, как силуэт сотен таких же безликих, фрагментарных персонажей моей жизни.
Он вжимался в руль и участливо покачивался в такт.
Хорошо что он молчал.
Я бы не смог с ним говорить.
Я бы не смог с ним спорить.
О чем, к примеру, может спорить врач с пациентом, которому он сам только что ампутировал мозг?
Я смотрел в окно.
Сквозь стекла, фонари похожи на выстроенные в ряд столбы с казненными на них младенцами лунами.
Ветер сквозь щель тонким лезвием резал мне щеку.
Я ехал домой.
И на встречу мне летели глазастые измученные морды автомобилей.
Они смотрели как испуганные, убегающие от чего-то страшного, неизбежного и жуткого, инопланетные существа.
Они и впрямь были чужими на этой планете.
Ведь все что окружает их здесь - чуждо и губительно.
Вода разъедает их металлические тела, провоцирует рак, эти струпья грязно-желтой ржавчины, а воздух?
Разве им нужен воздух?
Где их легкие, чем они дышат?
Что есть их пища?
Они питаются бензином, этим искусственным суррогатным веществом и выдыхают смрадный газ.
Они плюют его в это бездонное звездное небо, как больные, проклявшие бога и весь мир обреченные на смерть туберкулезники.
Они ненавидят эту планету.
- Черт! Нет. Я не поеду домой!
Дверца машины хлопает как крышка гроба.
Капитан крохотного кораблика несущего психологическую заразу улепетывает в ночь, оставляя на асфальте черные кровоподтеки.
Как хорошо, что теперь магазины работают круглую ночь!
Как хорошо, что у меня с собой есть эти странные цветные билетики, эти смятые, грязные, прошедшие через сотни человеческих рук доказательства реальности пустоты, за которые множество людей готово загрызть друг друга, готово врать и обманывать, грязно ублажать кого ни поподя и унижаться.
Готово работать, делать все что угодно и при этом преданно смотреть в глаза.
Готово страдать.
Эта ****ские карточки–пропуска, в мир осуществления желаний.
Желаний цена которым – ноль.
Но у меня их, конечно не так много.
Слишком мало.
Это даже не пропуска.
Это всего лишь смятые, выцветшие фотокарточки, на которых еле проступают очертания океана, пальмы и солнце над пенной зеркальной водой.
Мне хватит их только на бутылку вина.
Не самого лучшего и все же…
А что бы увидеть и ощутить картины проецируемого ими реального мира, я должен иметь их в количестве невероятно огромном.
Только тогда эти фотографии обретут цвет и насыщенность, только тогда они откроются мне и впустят в свою зовущую негу.
Проглотят меня.
Всосут всего.
Магазин пуст.
Магазин набит всей этой стеклянно-блестящей дрянью и похож на музей уродцев, который еще не открылся, потому что самих уродцев пока не подвезли.
Но тара уже ждет их.
Все готово к открытию.
Скоро в этих бутылках можно будет увидеть мило улыбающихся маленьких сморщенных карликов, двухголовых мутантов с кривыми конечностями, синих макроцефалов с мятыми вжатыми в стекло носами, четырехруких выкидышей, вырезанные органы, пальцы, глаза и много чего еще...
Это будет жуткое и притягательное зрелище.
И пришедшие будут ходить с удивлением вдоль витрин и охать:
- Ой, а вот и наш малыш, что не родился тогда…
- Ой смотри, смотри как он похож на тебя, он даже выбрал своим новым домом эту самую бутылку, ту что всегда выбираешь ты…
Я чувствую, как горят мои щеки и глаза уже не различают цен на этих крошечных лепестках.
Но я никогда не ошибаюсь.
Я беру то, что беру всегда.
Красное вино и заспанные глаза кассирши.
На её губах стерлась помада и кажется она тоже сегодня пила.
И охранник, тучный и такой же сонный с мокрым, потным пятном на рубашке.
Он устал и хочет домой.
Он мечтает скорее уснуть, а перед сном он обязательно выпьет грамм двести водки.
Тогда сон будет нежным и теплым.
Тогда он укутает его своим мохеровым одеялом и потащит словно удачливый рыбак, чудом пойманную диковинную рыбу.
И, может быть, уже никогда не отпустит обратно в реальность.
Никогда.
Я выхожу на улицу, и кажется что я один в этом темном влажном городе.
Он ждет меня.
Город.
Он стелет туман, накрывая им скамейки как пледом и обнимая стволы деревьев и низкие понурые кусты.
Он окутывает стволы фонарей.
Стелется дымкой.
Он течет рекой, белой неощутимой рекой и я почти плыву в нем.
Я иду медленно, совсем не слышно.
Я пью свое вино прямо из горлышка и чувствую, как мне становится тепло.
Как что-то внутри моей вселенной просыпается.
Я чувствую, как мир превращается в любящий меня живой, понимающий все организм.
Он дышит рядом со мной.
Он играет мне завораживающую сердце музыку.
Поет листвой.
И я чувствую, что теперь все будет иначе.
Что ничего никогда не закончится.
Что я знаю такую невероятную тайну, которую знал всегда, просто боялся понять её смысл.
И мне становиться жутко одиноко и странно, что этот мир одновременно может нести в себе столько обворожительно прекрасного и светлого и столько необъяснимо нелепого и жестокого.
Столько губительного зла.
А может это зло во мне самом?
И весь этот мир во мне?
И это вино, с каждым глотком которого я словно трезвею.
Но я знаю, что это не так.
Мне удобно так думать.
И уже над лесом появляется зыбкая, узкая щель зари, словно кто-то огромный, просыпаясь, открывает заспанные глаза и лениво зевает.
И когда он проснется, я уже приду домой.
Я лягу спать и все снова забуду, я потеряю свой смысл и увижу только нереальное море с ярким блестящим солнцем в зените, а из самых облаков, медленно, медленно будут падать счастливые, беззаботные люди и нырять в играющее волнами море, как дети, так никогда не познавшие ненависти и злобы, как чистые и абсолютно счастливые существа.
17 августа 2006 г.
М.Бочкарев