День, когда всем всё надоело

Дмитрий Ковригин
 ДЕНЬ, КОГДА ВСЕМ ВСЁ НАДОЕЛО.

 ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ.

 Где-то в глубинах, скажем, атома непрерывно происходят какие-то процессы.
Постороннему взгляду они незаметны. Тем более – невооружённому.
Электроны там - толи кружатся, толи растекаются по своим виртуальным орбитам, ядро слабо пошевеливается, кругом снуют разные мелкие частицы…
 Но вот – в ядро врезается некая особо наглая и страшно энергичная частичка. Ядро вздрагивает, надувается и лопается. И вот уже летят во все стороны такие же «креатиффные особи», способные взорвать всё, что встанет у них на пути.
 Ядра атомов начинают лопаться, как орехи под ногой Железного Дровосека.
Поток частиц нарастает. Приводит всё это к мощному взрыву.
В случае, например, ядер урана, сие безобразие называют «цепная реакция».

 Вот и человек наш. Простой постсоветский человечек, наученный жизнью ограничивать себя во всём. Терпеть.
 Сидит он себе на цепи. А как же иначе?
- Это я о «нормальном», «благополучном» человеке. Сорвавшийся с цепи долго не живёт.
И ладно убьет себя сам - это его «законный выбор». Но сколько бед перед этим он может причинить окружающим…
- Да, сидит он себе на цепи, значит. А в него постоянно врезается всякая дрянь. И чем больше времени он, бедолага, сидит – тем больше дряни врезается.
 Частично последствия этих «врезок» можно нейтрализовать. Алкоголем, например.
Но сейчас я не об этом.
 Чаша терпения индивида небесконечна. Тут человек чем-то подобен атому.
Рано или (лучше) поздно, настаёт недоброе мгновение. Частица, зело борзая, а то и не одна, врезается в нашу несчастную мишень…
 И человек… - правильно…
 Сначала он чуть-чуть вздрагивает, будто Кай, принявший внутрь кусочек тролльского зеркала, затем – надувается и лопается…
Начинается вылет новых частиц.
 И тут уж – не зевай. Уворачивайся, как можешь – если не хочешь лопнуть раньше отпущенного тебе времени.
 Но, увы, далеко не все такие прыткие да вёрткие. Достаточное количество частиц может вызвать цепную реакцию в любой, самый прекрасный - распрекрасный с виду день.
И уж тогда-то увернуться точно будет невозможно.


 И вот – такой день наступил.


 ДЕНЬ, КОГДА ВСЕМ ВСЁ НАДОЕЛО.
 
 АКТ 1.

 САНЁК.

 Санёк любил технику. Даже – свой, постоянно чихающий на ладан трактор, который латал когда-то, используя всё, что удастся найти на хоздворе или выменять у запасливых односельчан...
- Почему «даже». Свой родной трактор он любил особенно.

 Эх, трактор, трактор… Тёплый, усталый… Пахнущий пылью и соляром мотор…
Поле. Речка. Деревня. Просторы… - Свобода!
 Крепкий, без отравы самогон… Колхоз… Где он теперь, тот колхоз…
 Теперь – город. Пьяная, вонючая гостинка. Суета. Тяжёлый, противный воздух.
Злые, суетливые, вечно чем-то озабоченные люди с бледными лицами… Людишки…
 И это, блин, «чудо техники». Отход радостной жизни южных корейцев.
Отход-доход. Когда-то «чудо». А теперь – «дрочудо». Постоянные поломки. Задолбали уже…
Старый, дребезжащий сарай. Остатки былого великолепия. Вентиляция не работает. Телевизор давно кто-то выдрал и продал. Сиденья порезаны, качаются, как на опасном аттракционе… Раздолбанные поручни так и норовят оторваться. Недавно бабуле одной палец прищемило. Столько визгу было. Визгу, и вонючих старческих слюней…
А что так орать-то, блин!?
Едет-то "за бесплатно". А где за бесплатно новый автобус купить?
 Да, едет, блин, за отмашку вонючей мэрской бумажкой. Вонючей, как она сама, мятой сраной бумажкой, на которой написано «100%». Большими такими, яркими знаками.
Гордо так написано. Льгота такая – сто процентов. За мои, стопроцентно кровные.
Это их так за мой счёт облагодетельствовали, блин.
 Некоторые стариканы прямо суют мне её в лицо. Торжественно так. Вот, мол, имеем право. Некоторые – достают, будто одолжение делают. Эх, засунули бы они эти бумажки себе в зад!
 Не, засунуть в зад, конечно, надо. Но не этим, в сущности, бедолагам. А тем, кто печатает и раздаёт старикам и прочим льготникам эту макулатуру…
 Эх, была бы у меня такая бумаженция! Приехал бы на заправку, показал – бензинчика бы налили. Полный бак. 100%.С улыбкой и радостью на лице. Подошёл к хачику, продающему шаурму-мухруму, показал – и тот, радостно цокая, отсыпал бы тебе полный пакет подозрительного, но сытного мясца, от запаха которого так текут слюнки…
 Да что там – махнул у тёлки перед носом, глядь – та уже без трусов. Лежит на спине и радостно сучит поднятыми вверх ножками… Уже влажная, уже ждёт…
 Но нет у меня такой бумажки. А у этих – есть. Как задолбали уже…
Отмашки эти не обналичить. Да, и тёлке про них не расскажешь…
 Не, там этой пургой не расплатишься. Там реальная бумага требуется.

 Да, автобус – не подарок. Скотовозка…
А я – скотовоз. Не, ну как же их ещё называть!? – Не заплатить считают за подвиг, режут сиденья, плюют семечки, лепят жвачку, куда ни попадя… Жрут своё пиво, запихивая тару во все щели и бросая в окна…


 Можно ли выезжать на линию, имея за душой такие мысли!?
Но нет у медиков ещё такого аппарата, который определил бы опасный их уровень «в крови». Да и обычного контроля то нет. Хочешь пивка выпей, хочешь – уколись. И за руль. Эх, «свобода». Езжай себе на здоровье. И пассажирам…
 Ну, «на здоровье». Себе и окружающим.
 Не, наш Санёк пивцо с утреца не уважал. Ещё по старой колхозной привычке.
Сделал дела, отработал – ну, вот тогда, можно и по-пивку. Но лучше – покрепче.
Слова, там, блин, покороче… А забирает – покруче…

 Дорога похожа на полосу вечных боёв местного значения.
Всё, что можно снести и сломать – снесено и сломано. Во всё, во что «можно» врезаться – уже кто-то врезался. Впрочем – в то, во что нельзя – тоже.
 Хуже всего ехать по центру города. Мало того, что из боковых улочек, как тараканы выползают все эти импортные легковухи, так ещё и норовят втиснуться перед самым носом… Ох, бедные, задроченные тормоза! Тормоз-газ, тормоз-газ…
Полчаса непрерывного онанизма…
 Иногда какой-нибудь ездун ныряет, как диверсант – прямо под капот. Тогда –как даванёшь!
- Народ – волной вперёд. И друг на друга. Как дрова.
 Но оправятся чуток – и понеслась… Начинают учить искусству езды. Долбят мозги, и считают, что вправе. Особенно противны бабки, заодно с наукой, орошающие ещё и грязными, вонючими соплями. Или слюнями. Кто их разберёт…
 - А не даванёшь – ещё хуже. Прижмёшь идиота, хрустнут его поганые фонари-бамперы… Или – что похуже… Раздавишь его вонючую жестянку. Вони-то, вони будет… Вониту – друг индейцев.
 И пусть ты прав. На 100% прав. Да пусть хоть на 1000! В «лучшем» случае – несколько часов простоя. И этот дурацкий спектакль. Выслушивать идиотские предъявы. Обвиняют без всякой логики. Как же – раздавили любимую тачечку. А куда ты лез на ней, козёл. Куда торопился?
 Потом ещё с гайцами разборки. И кровь сдавать.
 Не дай Бог – найдут ещё что…
 Да, найдут что в крови – точно кранты. Обуют по-полной. Но ещё хуже – если попадётся крутая деловая сволочь. И в рожу залезть сможет… Бывает – такие бабуины сидят. Тем правила по жизни не писаны… Да что там, в рожу… И пальнуть могут. Хорошо, если из газового… Газового… Хорошо… Тут и так такая вонь… Ну, сплошная газовая дуэль…
 Эх, в рожу – не в рожу, а день, точно, без заработка. А то и не один… И кто мне их потом «скомпенсирует»? Эти пиджаки не знают, что такое работа, что такое «без заработка»… без лапы… без бабла…
 Пиджаки сидят в больших прохладных кабинетах. Из кондишек дышат. Секретутки чай-кофе таскают. Красота. Сиди себе и думай, как народ обуть…
 Бабло… Если выйдет в этот месяц десятка – и то хорошо. Но двести баксей за конуру в этой гнусной гостинке – отдай. На остальное – крутись, как хочешь. «Дом» и «работа».
И – почти всё. Прямо рабство какое-то. И нафиг мне всё это надо, блин!? Давно не был в деревне…

 Автобус в это время как раз прожёвывался через центр города.
 Эх, был бы просвет! «Салун» набит, за эту ходку можно поднять нехило. И ещё вернуться… Ага – вот и просвет. Харе! Можно немного притопить… Ещё газку………
О, чёрт!!! …….. …….. ……….

… Откуда вывалил этот дурацкий крузак!? Вывалил и встал. Это в третий-то ряд. Вывалил и встал, загородив проезд. Да ещё и дверцу приоткрыл. Для полной уверенности…

 Мозг дал привычную команду «экстренное торможение!». Но нога на этот раз почему-то не послушалась.
 Раздался глубокий хлопок. Противный звук – как будто хороший футболист пнул со всей дури картонный ящик со стеклотарой. И резкий, короткий скрежет…
 Потом – будто поезд тронулся. Джипер впилился в плотненькое кубло припаркованных в беспорядке тачек.

 - Вот это попадалово! Ё… …. Что же делать, что же делать…

 В момент столкновения хряк уже почти вылез из дверцы, но она захлопнулась от удара о чью-то машину, и его забросило назад в салон, как чёртика в табакерку.

- Хорошо, хоть орать не сможет, - проскочило почему-то в голове.

 Как и ожидалось, от резкой остановки народ повалился вперёд, какая-то массивная тёлка кулем бухнулась на колени, через неё перелетел высокий очкарик…
 Куча - мала. Всё смешалось в корейском сарае. Визг, ропот, ругань…
 Сейчас пассажиры начнут приходить в себя, оценивать ущерб…
Многие и без того жизнью опущены…
Сейчас, сейчас… Сейчас начнётся…
 В джопе тоже зашевелилось.
 Выли сигналки. Начал стекаться заинтересованный люд.

 Решение пришло неожиданно. Санёк пробормотал: «А не пойти ли вам на …, господа».
В этом возгласе было мало громкости, но очень много силы и экспрессии. Он будто бы выбрасывал из себя всю эту дрянь, всю эту грязную пыль, ломающее душу напряжение, дурость и суету…

 Открыл дверь, вышел из автобуса, прошёл вдоль – будто осматривая повреждения.
Затем резко метнулся к краю дороги и нырнул в ближайшую подворотню…

 Больше Санька мы не увидим. Разве – случайно…
 Куда он денется? Трудно сказать.
 Может, вернётся в родную загибающуюся деревеньку. Станет браконьером, либо «чёрным дровосеком»…
 Может – завербуется на корабль, под каким-то подозрительным, «похожим на плавки и пахнущим плесенью флагом»…
 Может – пойдёт, куда глаза глядят, по дороге, ведущей в бомжи, на дно…
 Куда вообще может пойти человек без связей, умеющий только лишь честно работать, работать своими руками…
 Кому он тут вообще нужен…
Впрочем – водилы, да ещё работящие, нужны всегда.

 А может – его отловят братки. А так как за душой у него и нет ничего, – душа в этом случае может обрести досрочную свободу.
 Тогда уж мы точно его не увидим. Не случайно, не специально…

 Но это при «нормальном» развитии событий. Сегодняшний же день – особенный.


АКТ 2. ПАССАЖИРЫ

 НИКОЛАИЧ

 Николаич вышел из дома пораньше. Надо приехать, открыть контору и дождаться своих «архаировцев» - чтобы не разбежались по частным заказам. Вчера ночью снова прорвало латаную - перелетанную трубу.
 Много воды утекло, как и всегда, - пока искали, откапывали, перекрывали задвижку…
Да, много воды… - Усмехнулся…
 Денёк предстоит хлопотный и неприятный. Ремонт «ничьих» труб приносит одни лишь хлопоты и расходы.
«Ничьими» Николаич и его работяги называли все трубы, за ремонт которых нельзя сразу получить живых хрустов. Трубы, ведущие к многоквартирным домам и непонятно чьим предприятиям…
 Когда удаётся найти заинтересованных лиц, либо когда те прибегают сами – тогда другой разговор. Тихое и приятное журчание под шуршание. Тогда быстро находятся и инструменты, и транспорт… И бригада – вся. Ну, - или почти вся…

 А так – хлопоты, расходы… И нервы, нервы, нервы… Нервов не напасёшься. Нервные клетки не восстанавливаются…
 Когда же можно будет просто нормально работать. Без надрыва, так сказать, от производства…

 Да, деньги «архаровцы» больше любят выбивать из мирных жильцов. Ремонт и установка сантехники. «Для вас – самое лучшее!». И смотрят, сколько слупить можно.
Психологи. Штатные теоретики отдыхают…

 Да, а вот вывести их на порыв… Хрен выведешь их на порыв. Души прекрасные порывы…
 - Я в эту грёбаную яму не полезу. Ищи сам землекопов-любителей! Я сварщик. Я сантехник…
 - И где я, по-твоему, буду искать землекопов?
 - А на кладбище!
 - А там – профессионалы. Мало не получают.
 - А мне на-ать, и на-ать!
 - Смотри – в карман себе не «насори».
 Пока уговоры такие действуют. Но всё хуже и хуже. Маузеров и фуражек на работе не выдают. А жаль. По-другому – только через нервы. Хорошо – учеников двое. Пацанов сиделых. Боятся чего-то. Слушают. Ещё немного слушают старших.
 На них всё и держится. Правда, уже заразились «духом коммерческим». Кто завтра работать будет? Дам ребяткам компрессор – пусть расчищают. Хоть бы только Славик с утра трезвый пришёл. Будет варить – как миленький. Электроды он то у меня берёт.
Да, припрятать пару пачечек не забыть бы…
 Труба там дерьмовая. Всё «экономят». Она от этой «экономии» уже золотая стала.
Вся в швах, как питон после хирурга-садиста.
 Только бы свищ был небольшой. Хоть бы – один!
Но вода – хлестала дай Боже! … - Не дай Боже…

 Три «гавноскрёба» стоят без воды. Новый, вроде район, а трубы погнили уже. На хрен было так закапывать? Да, там эти ещё – блюждающие токи. Токи, блин, без дела блуждают. Блудят с трубами. Найдут трубы – и разъедают. Клали по конец рук.
В конце квартала, наверное. Трубы рвёт постоянно. И меня рвёт от этих тамошних труб уже. Весь район перекопан – будто война идёт. Так она и идёт. Кругом война…
 Да, тут порыв, там порыв… И когда кончится это б-ство?!
- Никогда. На капремонт «денег нет». Только на текущий. Вялотекущий. Это водичка только борзо текёт… Эх, положили бы пару новых труб… Что над народом-то так издеваться…
Четыре порыва только на прошлой неделе…И бегай. За копейки. Бригады от дела отрывай. От бизнеса. Сейчас же все должны делать бизнес. Все хотят оторвать свой кусочек жизни…
 Даже работяги. Что им эти копейки.
Злятся. Иногда кажется – ещё чуть нажмёшь, так поколотят. Ведь от «бызнеса» отрываю.
От бизнеса… Да, хуже работяги – алкаша только работяга – «бизнесмен».
Не, ещё хуже – «три в одном». Вот и мои мозги навек засрала реклама.
 А если не алкаш, так ещё и уйти может. В «фирмУ». «На фирмЕ больше бабла»…
Всё этой «фирмОй» пугают. И ублажать приходится алкашей этих. Сами понимают, что не уйдут. Нет у коммерсов этой вольности, этой самостийности, а за бабло вывернут ведь…
 Понимаешь. Но ублажаешь. «Сэкономленными» электродами, арматурой… А если проверят, кому экономия эта выйдет боком?
 А, все всё понимают. И мне от этого отваливается. Ты мне, я – тебе. Эта машинка всегда работает. При любом строе. Хоть строй, хоть перестрой. Если бойцы такие – строить их бесполезно. Но если не «строить»…
 Да, распроклятые порывы, идиотское начальство, «экономисты»… Бизнесмены хреновы… Порывы… Если за этот месчишко пятнашка набежит – хорошо. А куда я с этой пятнашкой? Вот и бегаю тут. На дочуру не меньше пятёрки в месяц – вынь да положь.
 Квартира всё дорожает. Машину брать надо, пока государство ещё что не изобрело.
Да, гораздо наше государство простых людей объедать. Как пираньи объедают…
 Без машины мотаться тяжело. Конечно, если бы не пробки, можно и автобусом. Быстро и без суеты. А привезти что-нить. Машина нужна. Только всем она сейчас нужна. Машин больше, чем дорог…
 Эх, гады, такую тачку грохнули. Козлы. Не, на автобусе не наездишься. Точнее – наездился уже, до рвоты. И в тесноте, и в обиде. Народ какой-то борзой, неопрятный, неприятный. Да и сами автобусы всё хуже и хуже. Водилы какие-то грязные, злые и потрёпанные. Не наши рожи, не городские. Чем недовольны, интересно? Им то чего?
Бабки гребут регулярно, и никаких тебе порывов. Недотёпы. Вроде моих «бизнесменов».
И пьют, наверное. Вот у этого-то рожа! Сразу видно – деревенщина. И что ему там не сидится, в своей дерёвне? А, ну - да, там пахать надо. Вставать рано. Поле. Страда…
«Страдать» же сейчас никому не хочется. Все же бизнесмены. Так надо. «Стань деловым и успешным…». Помню раньше слово «деловой» обозначало «вор».
 Да, здесь отсидел за баранкой смену – и никаких тебе претензий. Никаких проблем. Наличка – на кармане. Ну, там, отстегнул, кому трэба. Но те – не государство, с понятиями.
 Штуку баков в месяц, небось, отхватывает. А ездить не умеет. Тормозит – будто дрова везёт. По городу тащится – маневрировать не умеет. Или боится. Кишка тонка. Тут профессионалы нужны. Высокого класса. Людей ведь возят. Людей.… Да где их взять то – профессионалов?
 Да, будто кроме трактора ничего в своей жизни не водил. Да ещё курит в салоне, казлина. Эх, сказать бы ему пару ласковых. Да нахамит ещё. А мне и так на нервах крутиться целый день. Долгий, трудный день…
 Не, достала уже эта грёбанная работа…
А и сама поездка на работу – как работа. Только кто мне за это заплатит? – Да, кто мне за всё это заплатит?
 Час давки в скотовозке туда, час обратно. Вокруг бухты. Красивой бухты, превратившейся в мороку. В помойку.
 Не, власти наши – наследственные дегенераты, что при совках, что сейчас. Да, тем более – сейчас. Мост точно никогда не построят. И дорогу вторую не откроют. Есть же дорога. Но идёт через завод. А на заводе жучки лесные завелись. И не только лесные. Отгружают что-то на пароходы. Всё отгружают и отгружают. А что нам с того? Реальная власть. Не позволят…
 Дорога – дорогой, а мост нужен. Мечты, мечты…
 Да что там мост – электричку удобную – и то сняли, катер отменили. Не дай Бог снег, или ливень. Тогда часом не отделаешься. Как людям домой добираться. А для них проблем этих не существует. Даже наоборот – чем больше люди маются, тем проще управлять. Управлять. Управленцы ещё те…
 Да на-ать им на нас. Жидким стулом. Наплевать слюною едкой. Мы должны быть замотанными и зачуханными. А они – блестящими, гламурными и успешными.
 Да нет, они даже не подозревают о том, как я тут маюсь. Что они вообще обо мне знают? Как я работаю, как живу, чем дышу.… Да – чем я тут дышу, на этой загазованной дороге?
Я – как та серая, пожухлая раньше времени травка, что встречается иногда вдоль обочин.
 Наплевать им на нас с высокой башни. Точнее – с обоих башен сразу. И с белой, и с серой. Ну - два весёлых гуся. Один белый, другой серый. А нам они, естественно, не товарищи.
 Вот землицы, говорят, на острове нахапали. Теперь туда мост тащить хотят. Невзирая на то, что это совсем может застопорить движение на Мысу.
 Как уже это всё надоело…

 О чёрт! Урод – водила! – От резкого торможения Николаич треснулся лбом о металлическую спинку предыдущего сиденья, что было устроено на колесе. Вернее даже не спинку, а кусок изогнутой трубы, с которой дано уже кто-то отодрал пенополиуретановое покрытие. Б-рр! Потряс башкой. Что называется – «искры из глаз».
 - Что, гад, замечтался? Вот так – авария. Теперь вот вылезать из автобуса и тащиться по этой холодной мороси до следующей остановки… Хрен он увидит мои жалкие семь рублей. Что там произошло то?
 Николаич посмотрел вперёд. Куча - мала. Водитель стоял у двери. И в этот момент Николаичу показалось, что водитель надулся чёрным мыльным пузырём. Надулся и лопнул. При этом черная мыльная оболочка распалась на множество мелких, очень мелких тёмных мушек, которые так и брызнули в разные стороны с бешеной скоростью.
Эх, только бы не сотрясение! Как я теперь работать-то буду? Подташнивает. Да и внутри - будто в живот попало что-то. Зубной протез вроде на месте. Правда во рту что-то кислое и тошнотворное…
 Николаич оглядел свалку в салоне. Люди начали распрямляться, подниматься, приходить в себя. Да, прессануло конкретно. Кто-то завыл, кто-то заматюкался, кто-то встал и начал отряхивать одежду. Какой-то парень лазил по полу и подбирал мелочь.
О ногу ткнулась открытая бутылка пива. Жидкость попала на ботинок.
 Николаич брезгливо потряс ногой, встал и начал пробираться к выходу. Дверь открыта, водилы нет. Морда автобуса была плотно впечатана в дорогой «крузак». Крузак, в свою очередь, организовал маленькую автомобильною помойку.
 А водила то попал. Эх, и попал!
 И я попал.… На работу точно не успею. Эти припрутся, растащат свои причиндалы – и «на бизнес». А я – бегай потом по району, отлавливай этих м-аков. И в каморке не отсидеться – звонками достанут. Все звонки от населения – на меня. И начальство будет звонить. Мозги долбить. А что они ещё умеют?
 Не заделаю этот дурацкий порыв – на правеж. Стой, как описавшийся пацан на ковре. Перед этими …!
 Как надоело из-за этих балбесов люлей получать! Все мозги ведь уже про-ели!
И всем всё надо. Надо.… Надо – ело! Надоело! Надоело!! Надоело!!!
 Николаич ещё раз пустым взглядом окинул место аварии и побрел, понурившись, вдаль.
Не на работу.
 - А гори они все, уроды, синим пламенем!!!
 В кармане забилась и заверещала мобила. Николаич машинально вынул из кармана это чудо техники, надавил кнопочку, поднёс к уху. Лицо его болезненно искривилось.
- Да иди ты … - Куда? – Повторяю по буквам: … !
 Затем он со всей силы шваркнул трубу об асфальт и раздавил, как окурок в «Кавказской пленнице».
 Эх, сначала – по пивку. А там…
Надоело…
 
 Между прочим, - открою Вам один маленький «секрет»: - В переполненных, грязных и тряских утренних «скотовозках» едут ЛЮДИ, назвать которых «скотами» можно лишь преисполнившись чванливого цинизма. Да и то – с бо-ольшой натяжкой.
 Ну, разве что – рабочим скотом – скотом работающим. На людях этих, в реале, и держится-то жизнь большого города. Это от них, а не от горлопанистых «вождей», не от бандитских харь, глядящих на нас из амбразур импортных танков, не от «успешных менеджеров» и прочей накипи зависит наше куцее повседневное благополучие. Да вот – оно зависит от этих серых, невзрачных, не совсем здоровых людей, вынужденных рано вставать и брести к автобусным остановкам. Наполнять собой эти убогие экипажи, продирающиеся по гнилым, покрытым бляшками артериям и венам этого города.

 Сколько «Николаичей» ехало в этом автобусе? И каждый, наверное, был нужен.
И каждому, наверное, крепко досталось от Санька. М многие, наверное, лопнули, так же, как и их утренний Харон.
 И понеслись, понеслись по городу тучи чёрных шариков. И не один человек вздрогнул этим утром…

 
 АКТ БЕЗ НОМЕРА
 Город попал. Попал под перекрёстный огонь большого числа излучателей.
И не нашлось тех «графитовых стержней», что могли бы притормозить ход реакции.
И уже к обеду улицы его представляли странную картину. Проезжая часть напоминала реку во время ледового затора. Впрочем, отдельные «льдины» загромождали и куцые тротуары. И даже хуже – лезли в окна первых этажей, в витрины торговых центров…
 Кое-где горело. Кое-где били стёкла. Кое-где – друг-друга. Граждане, особенно «несознательные» пытались вымести какую-то злобу на окружавших и окружающем.
Кто-то пытался получить то, о чём всю жизнь мечтал, но боялся закона. Частицы так и летели во все стороны, пробивая почти каждого.
 Шрапнель эта разила всюду. Не уцелели и самые высокие кабинеты. Да тут любой взорвётся. А что, ты устоишь, если вместо подобострастного «сейчас во всём разберёмся» из трубки слышишь только однообразный призыв куда-то идти?
 Впрочем, и трубки скоро замолчали.
 За город свалить не удалось. «Вожди» остались с народом.

 К вечеру закончилась вода, погас свет. Липкие, тяжёлые тучи сдавили город. Только ядовитые отблески пожаров освещали теперь угловатые силуэты зданий. Этакий очаговый закат. Рукотворный. Чёрные клубы ядовитого дыма то тут, то там затмевали это жуткое освещение. Казалось, что они, клубы эти, живые. И то ли из этих чёрных сгустков, то ли из хаоса внизу раздавался жуткий, душераздирающий хохот.
 Впрочем, жуткие, душераздирающие крики неслись отовсюду. Им аккомпанировали нестройные звуки бьющегося стекла, хлопки, выстрелы, треск пожаров…

 Город, большинству жителей которого вдруг всё надоело, агонизировал с ужасающей быстротой. Такой мощный ущерб не нанесли бы даже ракетный обстрел вкупе с бомбардировкой. Может даже и ядерной.

 Город взорвался. Взорвался сам, взорвался изнутри. Лопнул.
Частицы полетели дальше…


 Ковригин Д.Э., 6 июля – 21 августа 2006 г.