1 глава
Закраины неба сделались фиолетовыми, переливно калившиеся изнутри бело-сине-зелёным пульсирующим подрагиванием, хотя Луна ещё висела в чернильном провале, окружённая далёкими звёздами. Тонкие перистые облака неожиданно расступились и отсвет звёзд достиг огромного поместья, расположенного в бескрайней, влажно-знойной, затаённой и непроходимой южно-американской сельве. Где-то громко заухала невидимая ночная птица. Звуки были сочными и гулкими, напоминали мирные выстрелы гранатомёта, бьющего дуплетом по врагу, и могли навести ужас на любого, однако ночная жизнь тропического леса не волновала сейчас только нескольких угрюмых людей, находящихся за высоким забором. Их внимание было приковано к одному немолодому мужчине, резвящемуся в столь позднее время в открытом бассейне.
Под водой за его некоординированными телодвижениями внимательно наблюдал молодой человек, которого все называли Ихтиандр. Вопрос с именем у плода совместных усилий Вагины и её друга с весьма странным именем Ихтиолог - может, то была кличка, истину всё равно не узнаем, не стоял: рассматривая жабры у ребёнка, тот моментально сообразил, что лучшего имени новорожденному не придумаешь, на том и порешили.
Лёжа на диване, прибитом ко дну бассейна здоровенными дюбелями, чтобы ненароком не всплыл, Ихтиандр нежно гладил лежащую чуть поодаль девушку с надетым аквалангом. Под водой разговор, мягко говоря, не клеился, девушке ничего не оставалось, кроме как строить глазки. Маска искажала взгляд, глазки получались большими и страшными, как у разъярённой коровы в критические дни. Ихтиандр боялся этого взгляда. Он напоминал ему добрый взгляд надзирателя тюрьмы в Боготе, куда однажды загремел дитя моря за браконьерство.
Его пассия была не столь агрессивной, что немного успокаивало. Он страстно желал её поцеловать, но не мог придумать, как это сделать и жутко страдал, что, впрочем, не мешало ему ни на мгновение не отвлекаться от охраняемого объекта.
Доплыв под водой до противоположного бортика, пловец продолжал оставаться на глубине, затем вынырнул, жадно вдохнул свежего воздуха и ухватился за металлические поручни. Легко подтянулся на сильных руках и уселся на бортик.
Со скамейки, стоявшей в некотором удалении от бассейна, тотчас вскочил невысокий мужчина плотного телосложения, где-то в глубине двора негромко раздалась команда, и зазвучала музыка, авиационный марш в исполнении оркестра. К человеку подбежал слуга, передал махровое полотенце и предмет туалета, бывший безумно популярным у патриотов в первой четверти ХХ века в СССР – будёновку, с большой красной звездой, вышитой на лбу золотыми нитками, по слухам, принадлежавшая раньше самому товарищу Буденному.
Пловец тщательно и не торопясь растёрся, накинул полотенце на плечи, стянул с головы резиновую шапочку, небрежно швырнул её куда подальше и напялил на себя дорогой сердцу революционный убор. Досконально зная все привычки и особенности своего хозяина, слуга был готов и поймал шапочку на лету.
Привычка плавать в резиновом головном уборе осталась с далёких довоенных времён, когда мужчина ещё носил простую русскую фамилию Владимиров, позже - Исаев и участвовал в сдаче норм ГТО. Волос на голове почти не осталось, немного седины на висках, от которой сходят с ума дамы за ..., ну, скажем, далеко за ... 70, но мужчина и не думал расставаться с полюбившейся за многие годы привычкой. Он вообще тяжело привыкал к новому, даже опасался его, на характер наложила отпечаток многолетняя и трудная профессия – постоянная работа за границей на переднем крае битвы за мир во всём мире.
Дослушав марш до конца, мужчина поднял руку в приветствии, оркестр моментально переключился на более продвинутую мелодию и заиграл «Мурку». Это были два его самых любимых произведения. Он встал и подошёл к стоявшему неподалеку столику. На нём находились две бутылки водки «Столичная» украинского разлива, лимонад «Колокольчик», солёные огурцы в банке, гранёный стакан и краюха чёрного хлеба.
На успокоившейся водной глади бассейна красиво отпечаталась лунная дорожка. Где-то невдалеке протяжно завыл шакал. Отсвечивая лысиной от ближайшего фонаря, словно солнечный зайчик, мужчина налил себе стакан водки, шумно выдохнул, вскинул руку в нацистском приветствии, затем по-русски перекрестился и, наконец, выпил. Занюхал куском хлеба, взял банку, подцепил оттуда двумя пальцами огурчик, вытащил и откусил половину.
Рядом стояло большое плетёное кресло. Мужчина опустился в него и блаженно прикрыл глаза. Оркестр доигрывал:
- ...ты зашухерила всю нашу малину и за это пулю получай!
Дальше всегда кто-то из охраны нажимал на курок. Мужчина напрягся, услышав выстрел, вздрогнул и ещё раз перекрестился. Наступившая затем тишина подчёркивалась только истошными криками попугаев и смешливым пением кенарей. Мужчина щёлкнул пальцами:
- Маэстро! Давай теперь что-нибудь из Киркорова!
Оркестр грохнул: «Эти глаза напротив…».
Пловец в будёновке ненавидел слащавого матершинника Киркорова, а также всё его творчество от первого и до последнего такта, но оно давало возможность как следует разозлиться, чтобы сконцентрироваться на решении очередной проблемы, коих за его длинную жизнь было немерено.
Водка приятным теплом волнообразно стала растекаться по организму, напоминая забытые ощущения, которые он не испытывал с того майского дня сорок пятого, когда солдатик полоснул по его телу из автомата, вдавив приклад в свой впалый, совсем ещё мальчишеский живот. «Ему лет семнадцать», - это было последнее, что опять успел вспомнить мужчина, прежде чем провалиться в пульсирующее забытьё. Даже лёжа в коме, мужчина продолжал лихорадочно просчитывать варианты и искренне недоумевал: «Как вчерашний школьник догадался, что я – русский шпион?! Этого не смог доказать фюреру даже Шеленберг!».
Много лет прошло с той жестокой войны, но ЭТО ЧУВСТВО постоянно сидит в нём, ожидая своего часа, когда водка напомнит о тех семи точных выстрелах и о том, как пули разрывали туловище, разливаясь по сильному телу таким же теплом.
Слуги заботливо перенесли его на деревянную кушетку, внешним видом напоминавшую нары – подарок Сталина на юбилей, мол, никогда не надо забывать родные корни... Слуги засекли время и уселись за стол. Сдвинув в сторону закуску и водку, один из них вытащил карты, умело стасовал колоду и приступил к раздаче. Ближайшие двадцать минут можно было спокойно предаваться любимой игре в подкидного дурака. По укоренившейся с войны привычке, шеф всегда отключался только на двадцать минут и ни одной минутой больше. Все знали, что она родилась у него с одной памятной поездки, когда он с местным пастором ездил из Берлина в Берн на барахолку...
Сегодня днём в поместье пришло уведомление из местного почтового отделения о заказном письме. Адрес отправителя был странным: «Москва, Всесоюзный патриотический центр имени доктора Кащенко, Юстас». Напрягая оставшуюся извилину более часа, хозяин поместья наконец вспомнил его: "Нет, ну каков конспиратор, а?!".
Уведомление вместе с почтальоном, нежно подталкиваемом пинками, доставил охранник. Повертев бумажку в руках, просмотрев на свет и даже зачем-то обнюхав её, мужчина решил, что с содержимым письма ознакомиться всё же не помешает.
- Вызовите ко мне срочно начальника авиации! – Распорядился будёновец, продолжая задумчиво вертеть письмо в руках.
Прошло совсем немного времени, часа полтора, не больше, и из дома буквально вывалился пьяный в дым главный авиатор. Зацепившись за порог, классически, словно нападающий в штрафной противника, рухнул, слегка погнув при падении огромный пропеллер, торчавший за спиной. Раньше, когда начальник авиации служил ещё в шведских ВВС, пропеллер был маленьким и практически незаметным. С возрастом, переехав в Россию, стал намного меньше двигаться, проводя практически всё время на заседаниях партактива, клеймя позором врагов народа. Набрал при этом вес, выходивший за лётные ограничения - Сталин любил лётчиков и кормил на убой, отбирая последние продукты у крестьян. Старый двигатель уже не мог поднимать обрюзгший организм. Поэтому пришлось ему поменять маленький моторчик, доставшийся при рождении, на более мощный.
Мужчина философски заметил:
- Штопор - самая простая фигура, особенно когда не справляешься с управлением. Слушай, пилотажник хренов! Ты меня продолжаешь удивлять: где только водку находишь с утра?! Я же запретил раньше 14 часов её продавать!
Обратился к охране:
- Начальника службы безопасности ко мне! Быстро!!!
Как и положено представителям тайных силовых структур, тот возник словно из-под земли. Его фамилию из особых условий секретности придётся опустить, так как он по-прежнему на посту. Склонив голову в учтивом поклоне, негромко произнёс:
- Весь во внимании, шеф!
Мужчина затопал ногами:
- Что происходит? Я уже вам не указ?! Болт рискнули забить на мои указания?! Я заставлю вас, козлов, уважать советские законы!
- Шеф, - обиделся начальник службы безопасности, шепча прямо в ухо, - я же просил свою фамилию не называть вслух!
- Да?! - Шмыгнул по-детски носом шеф. - Извини, брат, у меня интуиция часто заменяет информацию. Но учти - так работать я всё равно не позволю!
Заметив, что Карлсон начал подавать робкие попытки к жизни - двигатель был очень тяжёлым, встать удалось не сразу, опять переключился на него. Начальник службы безопасности был разумным человеком, немедля растворившись в воздухе, словно зарплата врача после дефолта. Приступы агрессии сменили почти отцовские чувства:
- Ты вообще по каким законам живёшь, фанера?! – Нежно вопрошал босс, пряча улыбку.
Он прекрасно знал, что его боятся все, включая самых отмороженных таёжных аборигенов. Показывать, что где-то в глубине души он добрый, потому как добро всегда побеждает зло и кто победит - тот и есть самый добрый, всё же не хотелось. Подчинённые, правда, придерживались обратного мнения:
- По советским, но смею напомнить, ик..., что мы сейчас не в СССР, - робко выдавил Карлсон с характерным скандинавским акцентом.
- И что из того? Я хочу получить ответ на свой вменяемый вопрос: почему мой приказ опять не выполняется?!
- Так я, это, ... ик ..., товарищ полковник, с вечера запасец сделал, мало ли что – вдруг с водкой перебои будут? Как давеча у Горбачёва, - пояснил он, скосив хитрые глаза в сторону. - Каюсь, соблазнился, готов понести адекватное наказание! Да, а твой приказ выполняется, можешь не сумлеваться. Водку до обеда не продают, факт.
- Не товарищ полковник! Не товарищ полковник, дубина, - вскричал мужчина, опять начиная заводиться, - а господин штандартенфюрер! Сколько можно повторять?! Адекватного наказания просишь?! Вот отправлю тебя в клуб трезвенников, будет тебе наказание!
На Карлсона его реакция не произвела абсолютно никакого эффекта. Он вяло отмахнулся:
- Макс, чего шумишь? Что нам тут, русским, ...ик..., в парагвайской тайге ссориться, правда?! Дела нужно делать, а не носорогов криком распугивать! Давай лучше,... ик..., по соточке накатим да старое забудем. Ты как, горазд?!
- И кто же тут русский?! – Вкрадчиво и как-то даже недобро поинтересовался человек, которого Карлсон назвал Максом. - Ты, что ли?! А кто тогда в финских болотах родился? Или в шведских? На чердаке, если не ошибаюсь?
- В Швеции, - подтвердил Карлсон, перестав икать. – Но не на чердаке, а вполне цивилизованно, как все авиаторы - на авиазаводе, в ангаре, на чехле от самолёта. Там же, где меня и зачали, кстати.
Макс поперхнулся, услышав столь пикантную подробность. Карлсон не терял времени даром:
- Когда Малыш подрос, написал рапорт на увольнение и свинтил в Россию - вы, русские, всегда верили в чудеса и сказки. Мне, между прочим, сам Лёва Бронштейн визу дал! – Гордо поведал начальник авиации.
- Троцкого не трожь, это - святое! Я имел счастье учиться в его лётной школе! Жаль, не вовремя попал под хрущёвское сокращение, - мужчина густо покраснел.
Пытаясь сгладить неловкость, скомандовал:
- Контакт!
- Есть контакт! – Бодро ответил Карлсон, ловко разливая водку по стаканам.
- От винта!
Вторая команда ему не нравилась, напоминала одно памятное путешествие в Голландию. Зайдя перекусить в бар «Голубой слонёнок», едва вырвался оттуда. Группа возбуждённых мужчин с первого взгляда влюбилась в мужественного авиатора, полненького и маленького, словно настоящий слонёнок, едва он отворил входную дверь. Для более близкого общения мешал винт, его пытались втихаря открутить. Нашли гаечный ключ. Пока Карлсон расплачивался с барменом, скручивали последнюю гайку. Почуяв неладное, Карлсон закричал тогда нечеловеческим голосом:
- От винта, сволочи!
Не тут-то было! Пришлось спасаться бегством, насилу вырвался. Двигатель запускать нельзя – винт мог оторваться, верная гибель, вот и попробуй, побегай с такой ношей! С тех пор Карлсон и невзлюбил эту команду, а в Голландию поклялся вообще никогда не приезжать.
Команда не нравилась, но выполнять надо, требование авиационного этикета:
- Есть от винта!
- Поехали! – Столь краткий тост Штирлицу, как вы догадались, а это был именно он, подсказал в своё время сам Юрий Гагарин.
Громко выдохнув, штандартенфюрер залпом осушил стакан.
Штирлиц всегда краснел, обманывая людей. Первый раз на эту особенность обратил внимание Шеленберг, когда истинного арийца проверяли на детекторе лжи при собеседовании. Однажды Штирлиц просматривал газету "Работа для нелегалов", где наткнулся на объявление: "Срочно!!! Требуются 7 помощников руководителю с активной жизненной позицией и чувством юмора, карьера, высокооплачиваемая работа в офисе, пятидневка, от 16 до 65 лет. Предпочтение студентам, офицерам НКВД, ИТР, военным пенсионерам. Бесплатное обучение, возможно совместительство. Телефон 666, Адольф".
По легенде, разработанной в Москве, Штирлиц к указанным категориям людей не имел никакого отношения. Кроме того, у него не было чувства юмора. В объявлении его привлекла только возможность обучения на халяву. Штирлиц вытащил из тайника мобильник и набрал номер.
Собеседование назначили на следующий день в застенках гестапо. Штирлица завели в камеру, усадили на стул, направили в глаза яркий свет и начали задавать различные вопросы. Штирлиц отвечал, словно завзятый двоечник, запинаясь и постоянно краснея. Кроме этого, из соседней камеры периодически доносились нечеловеческие крики, что немного мешало советскому разведчику сосредоточиться.
Несколько дней ушло на изучение личного дела. Потом назначили испытательный срок, чтобы проверить деловые качества. Штирлицу присвоили звание штандартенфюрера, выдали гестаповскую форму, разовый пропуск в Рейхстаг и талоны на водку и сигареты. Рабочее место новому сотруднику Шеленберг пока определил в своём кабинете.
После окончания испытательного срока Шеленберг, разгадав наконец результаты тестирования, пришёл с докладом к шефу гестапо:
- Группенфюрер, Штирлиц – русский шпион.
- С чего ты взял?! – Удивился Мюллер, сделав звук телевизора потише, по ТНТ показывали очередной выпуск «Дом-2».
- Из всех заданных ему вопросов он правильно назвал только столицу СССР.
- Может, он просто дебил?! – Ещё раз офигел Мюллер.
Шеленберг знал, что труднее всего изображать именно дурака. Он молча пожал плечами. Мюллер:
- Ты это... не пори горячку, понаблюдай за ним в неформальной обстановке, накрой поляну, в баньке попарьтесь, девочек возьмите. Вдруг ошибаешься, наговариваешь на хорошего человека. Нам сейчас люди нужны позарез, не можем всех подряд расстреливать, патроны надо беречь. Короче, действуй, товарищ!
Штирлиц смахнул со щеки скупую мужскую слезу:
– Эх, были времена...
- Максимыч, как авиатор авиатору: так что - ещё по соточке? - Встрепенулся Карлсон, почуяв, что начальника опять зацепила ностальгия и он уже не начальник, а простой собутыльник.
- Разливай! - Дал команду штандартенфюрер, зачем-то оглянувшись по сторонам.
Годы, проведённые в разведке, приучили к тому, что в самый неподходящий момент, который, как известно, бывает только при розливе, мог появиться вышестоящий начальник. Круче Максимыча здесь парней не было, но привычка - вторая натура, если прижилась, то навсегда. Карлсон отработанными движениями лихо разлил водку по стаканам. Подняли, выпили. Оркестр судорожно заиграл про зайку, которого или которую – сходу понять не удалось, полюбил самый тупой и длинный певец российской эстрады.
- Маэстро, заткнись! - Ласково попросил хозяин дирижёра. - Хотя, нет! Урежь гимн ЕВВАУЛ!
Через неделю Шеленберг, кое как выйдя из запоя, держась за голову двумя руками, под вечер ввалился в кабинет к Мюллеру. Видок у него был ещё тот: волосы всклокочены, опухший и небритый, галстук одет на голое тело, ширинка расстёгнута, из кармана пиджака торчит початая бутылка пива. Едва ворочая языком, промямлил:
- Папаша, родной, точно русский шпион, 100%! Причём полковник!
- ?!
Шеленберг вытащил бутылку из кармана, допил пиво и удачно выкинул бутылку в открытую форточку. Снизу послышался звон разбитого лобового стекла и немецкие матюки. Мюллер осторожно поинтересовался:
- Это... тоже он научил?!
Вместо ответа Шеленберг закрыл глаза, почуяв первые признаки улучшения полуобморочного состояния. Мюллер сверлил взглядом подчинённого. Пауза затягивалась. Группенфюреру не терпелось узнать дальнейшее:
- Ну, что было потом?
Шеленберг вытащил из кармана пачку Беломора, долго мял мундштук папиросы, затем закурил и пустил дым к потолку кольцами. Кольца выстроились в одну линию, получилась эмблема Ауди.
- Потом... Потом... Вспоминать жутко! За первый день этот скот выпил всю водку, пришлось бежать за вторым ящиком, полдня парился в бане с девочками, затем нашёл двух алкашей, тоже шпионов, которые приходили вместе с ним на собеседование, и расписал пульку! Причём, они при этом не только играли, а обменивались важной информацией.
У Мюллера вспотели очки от напряжения:
- Прошу, подробности! Все детали! И анализ! Анализ!!!
- Не сейчас, - опять схватился за голову Шеленберг. – Могу только констатировать. Алкаши постоянно ему говорили: «Полковник был большая сука и пасовал на трёх тузах!», он им: «На девятерной вистуют только попы и студенты!». Отсюда вывод: Штирлиц у них – старший, в звании полковника, один из них - поп, допускаю, они раньше внедрили его в одну из наших синагог, второй, помоложе – учится в институте. Жадный, щенок, на мизер в тёмную с длинной мастью без семёрки ходил! Видать, опять им в МГУ стипендию задержали!
- Откуда знаешь, что он без семёрки ходил?! Мизер-то в тёмную! – Мюллер даже рот открыл от изумления.
- Обижаешь, начальник! Я же был на раздаче! - Удивился вопросу Шеленберг. – Карты лично крапил. Больше скажу - удалось вычислить его настоящую прописку, - оторвал руки от головы Шеленберг и даже слегка приосанился. – Прошу отметить это в приказе!
- Как догадался? Ну?! Не тяни же, дефективный!!! – Подался вперёд Мюллер.
Шеленберг с чувством собственного достоинства поднялся, схватил графин с водой и жадно к нему присосался. Выпив до дна, протяжно рыгнул, как любимый тигр Гитлера в берлинском зоопарке, отёр губы рукавом. Мюллер подивился разительной перемене в поведении всегда интеллигентного подчинённого, лучшего аналитика немецкой армии и любимчика фюрера: «Да, Штирлиц явно не объект для подражания!».
Шеленберг поставил пустой графин на стол и вернулся на место:
- Поп однажды проговорился, вскрываясь: «Знать бы прикуп, жил бы в Сочи!», Штирлиц ему: «Хорошо там, где нас нет». Хитрый гад, я всё равно его раскусил! А ещё эти непонятные словечки: «пас, вист, ухожу без трёх». Наверное, они согласовывали состав группы прикрытия. Мне однажды вообще заявил: «Тебя посадят, а ты не вистуй!». За что меня могут посадить? Я же предан фюреру и рейху!
Шеленберг вскочил, вытянул руку в нацистском приветствии и прокричал:
- Хайль Гитлер!
Мюллер вяло отмахнулся:
- Садись, давай без клоунады! Сейчас не тридцать третий.
- Садись? За что, братуха?!
- Не забывайся! Переигрываешь! На стул. Присаживайся, - устало пояснил Мюллер.
Шеленберг осторожно опустился на место. Мюллер:
- У тебя всё?
- Всё, группенфюрер. Теперь ясно, что он русский шпион?!
Мюллер с улыбкой произнёс, подражая вождю мирового пролетариата:
- Э-э-э, батенька, вообще всё запутал! Да вы – плут! Гасстгелять!
Шеленберг втянул голову в плечи, разом сделавшись маленьким и незаметным, тихо проскулил, не поняв тонкого арийского юмора:
- За что?!
- Пошутил по-гестаповски, - Мюллер дружески хлопнул его по плечу. - Извини, иногда что-то находит. Не, ну ты сам тут поработай, блин! И не так заговоришь! Ладно. Однако мне немного непонятно. Непонятно! Ну, встретились друзья, выпили, в картишки перекинулись. Что же здесь такого?
- Что такого, шеф?! А то, что мы, немцы, всё делаем наоборот: пьём водку дюпельками, а не стаканами, не паримся так долго в бане и не смотрим на девушек, потому что мы ими не интересуемся на работе!!! А после работы нам снова не до них, потому что мы всегда на работе! И, заметьте - так продолжалось всю неделю! Всю неделю!!! О, шеф, не знаю, как я выжил! Эта проверка подорвала моё хрупкое здоровье окончательно! – Застонал Шеленберг, явно выторговывая себе отпуск по болезни в оккупированный крымскими татарами Крым.
Мюллер пробормотал:
- Кому - нары, кому - Канары...
Внимательно посмотрел на подчинённого, тот слегка подался вперёд и замер, не замечая выпавшей изо рта беломорины. Мюллер тяжело вздохнул:
- Диалектика жизни, комрад! Ладно, поправь его, здоровье своё драгоценное. – Мюллер кивнул головой в сторону шкафа, стоявшего сбоку. – Что хочешь выпить? Предпочитаю коктейли. Вот этот, например, коктейль для олигархов, - Мюллер показал на бутылку в форме ледоруба в шкафу, на которой был выбит профиль Сталина с дарственной надписью под ним: «На всех хватит».
- ?!
- Между прочим, у Штирлица в сейфе нашёл! Спрятал бутылку, гадёныш, в будёновку, и обернул в переходящий вымпел победителю соцсоревнования за 1940 год! Думал, не найду! Нашёл! Правда, для этого пришлось сначала вытащить его запасной парашют. Не пойму – зачем ему вообще парашют?! Запасной тем более. – Ненадолго задумался. Потом опять вспомнил про Шеленберга. - Ничего пойло, кстати. Жидкость для разжигания каминов, цепляет покруче шнапса.
Шеленберга снова перекорёжило и вырвало прямо на паркет. Тогда Мюллер предложил другой вариант:
- Возьми на верхней полке бутылку с красной этикеткой.
Шеленберг опять заковылял к шкафу. Мюллер внимательно наблюдал за своим подчинённым:
- Да-да, вот эту! На ней ещё чёрный восклицательный знак в жёлтом квадрате нарисован. Нашёл? Не бойся, радиации нет, проверял дозиметром – всегда боюсь радиации. Хотя … супруга говорила, что я теперь нужен только на службе… Лучший коктейль в своём классе - подарок Молотова к юбилею! Да, и ещё. Скажи-ка мне, надежда Рейха, где сейчас Штирлиц?
- А, - отмахнулся Шеленберг, дойдя до шкафа. - Пишет шифровку в Москву.
- Снова … дедукция?!
Шеленберг пояснил:
- В начале игры заявил: «Первый ремиз – золото». А где сейчас золото? Ну не у пиндосов же! В Москве, где же ещё?! Мы своё уже раздербанили, ну, то, которое у Колчака отобрали, помнишь? Потом его ещё удачно слили в казино в Риме.
Мюллер поморщился. Вспомнил, как решил поставить вагон золота в рулетку на красное, выпало зеро. Тогда он решил напомнить о себе, но и тут не сложилось. Дивизия СС, охранявшая шефа гестапо, тоже не смогла разрулить ситуацию, охранники казино из местного «ЧОПа» отобрали у них оружие, пушки и танки, потом допинали до границы с Германией. Мюллер тогда очень сильно обиделся и с тех пор начал откладывать деньги с каждой зарплаты, чтобы вернуться туда вновь и отыграться, как он не раз по пьяни заявлял в узком кругу: «Разорю, уродов!».
Шеленберг взял в руки бутылку. На этикетке мелким шрифтом по-русски было написано: «Инструкция по применению: при броске старайтесь попасть точно в моторный отсек. Гарантируется возгорание объекта с одной бутылки. Никогда не открывать и не давать детям! В случае открытия бутылки самовоспламеняется! Беречь от огня! Запрещено к употреблению внутрь! Сделано в СССР».
Шеленберг не знал русского языка, поэтому смело начал откручивать пробку:
- Продолжаю, группенфюрер. Дальше он взял ручку и начал писать на листке какие-то цифры. Потом и остальные постоянно что-то записывали. Затем говорит: «Спасибо коллеги, дома всё посчитаю и верну». Ломал голову всё время – чтобы это значило? На седьмой день меня осенило: шифровка! Они же составляли шифровку!! Как же я сразу-то не догадался?!
Шеф гестапо робко предположил, пожав плечами:
- Может, он только хотел узнать свой проигрыш и рассчитаться с ними? Как-никак офицер...
- Смотрите на жизнь проще. Я тоже так подумал сначала, но он всё время как-то странно говорил: «Карта – не лошадь, к утру повезёт». Это, группенфюрер, сигнал, что шифровка уйдёт в Москву с первой курьерской лошадью.
- Да, дела..., - расстроился Мюллер. – Пойду к вождю, посоветуюсь. Вопрос непростой, одному не под силу.
Шеленберг открутил пробку и понюхал бутылку. Пахло вполне пристойно. Взял стакан, начал наливать. Рука предательски дрогнула, бутылка выскочила и упала на пол. Содержимое стало вытекать наружу и как-то неожиданно само по себе загорелось. Кабинет моментально охватило огнём. Шеленберг первым выскочил в коридор, за ним - Мюллер.
- Вот тебе и привет от Молотова! А ведь какое пристойное впечатление произвёл сперва! С Риббентропом обменялся китайскими айфонами… – Обречённо выдохнул Мюллер. – Ну, что стоишь – звони 01!
Макс Отто фон Штирлиц, по паспорту - Максим Владимиров, с детства питал слабость к авиации. Закончил с грехом пополам 4 класса церковно-приходской школы, затем пытался самостоятельно поступить в высшую школу красных морских лётчиков имени товарища Троцкого, перебравшуюся к тому времени из Петрограда в Ейск, но срезался ещё на профотборе. Он знал, что в школу отбирали только самых лучших из лучших и считал, что круче его бывает только чифирь. Не тут-то было! Влиятельный папа, служивший одним из заместителей начальника ГПУ, смог договориться с начальником лётной школы по-дружески насчёт поступления своего отпрыска без экзаменов, показав заслуженному красвоенлёту два толстенных тома компромата, за которые полагалась ссылка, как минимум, на 200 лет без последующего проживания в населённых пунктах численностью свыше 5 человек и, само собой – без права переписки и интернета. Вот так Максим Владимиров вписал своё имя в журналы преподавателей учебно-лётного отдела лучшего лётного училища страны Советов. Увы…
Закон сработал - по блату лётчиком стать нельзя. На своих первых в жизни полётах, проходивших в сальских степях на учебном аэродроме близ станицы Егорлыкская, Максим Владимиров, единственный из всех поступивших в школу курсантов, не сумел вылететь самостоятельно. Тогда в Ейск только-только поступили новейшие истребители-бомбардировщики из Тулузы от самого Луи Блерио. СССР стал первой страной в мире, обладавшей такой грозной авиатехникой, и враги реально боялись даже смотреть в его сторону. Событие-то какое! Сталин на радостях моментально перестрелял всю верхушку ВВС.
Сразу вскочил вопрос - кому осваивать новую технику? Только лучшим! И это абсолютно правильно!!! К счастью для отечественной авиации, Максим, позже взявший псевдоним Штирлиц, к ним не относился. Отлетав всю программу и захватив в придачу тройную норму дополнительных полётов, он не смог освоить руление по кочкообразному, жёлтому от выгоревшей под палящим солнцем травы, аэродрому. На разворотах самолёт всё время заваливался набок. Начальник школы, седой генерал с усами аля-Поддубный, лично проверявший технику пилотирования Владимирова, скромно заметил, сойдя по стремянке на землю и разогнав дружескими пинками тележурналистов Первого канала и Вести24, облепивших самолёт со своими телекамерами:
- Сынок, может, в трактористы?! – Присев на колесо, стал забивать косяк. Травку ему продавали цыгане, разбившие табор в лесопосадке рядом с аэродромом. Руки немного тряслись, седой лётчик вспомнил отца курсанта и не хотел закончить свою жизнь в сибирских лагерях. Да и без интернета тоже оставаться не хотелось. Закурил, немного отпустило, вынул из кармана комбинезона бутылку спирта, сделал большой глоток, занюхал пропахшим маслом и бензином рукавом, осмелел, даже крякнул, неожиданно ему всё стало фиолетово. Курсант терпеливо переминался сбоку, размышляя – чем его наградят на этот раз? Все ордена и медали страны за свои вывозные программы он уже получил. Генерал икнул и продолжил:
- С твоей координацией шахматы тоже не советую - развалишь игру на первом ходе вместе с фигурками. Иди с миром и ... играй в шашки, только в Чапаева! Там не ум нужен, а тупое везение. В домино не садись, козлёночком станешь, как пить дать!
Других игр лётчик не знал. Максим, морща лоб, ещё не успел обидеться на легендарного комдива, как генерал, боясь перегнуть палку, поспешно добавил, кумар от косяка заканчивался, а вместе с ним и сила:
- Ведь ты, как я погляжу - тоже парень не промах!
Столь осторожная оценка объяснялась просто: накануне этого вылета в квартире начальника школы всю ночь шёл обыск. Возглавлял сие мероприятие лично начальник краснодарского НКВД. Ничего не искали, просто перевернули всё вверх дном, нагоняя страх на семью генерала, и с первыми петухами ретировались, не дав возможности тому отдохнуть перед полётами.
Чекисты надеялись, что генерал не сможет пройти предполётный медосмотр, давление или пульс поднимутся, на проверку с курсантом полетит другой, более сговорчивый пилот, которому к тому времени уже выплатили аванс, но они, парни из карающих органов, забыли, что лётчики - ровесники Можайского, попали в авиацию из кавалерии и имели такое же лошадиное здоровье. Никакие ночные бдения не могли поставить под сомнение профессиональную заряженность авиаторов на выполнение задачи.
Однако сейчас что-то переклинило в мозгу боевого генерала. Для большей уверенности, отхлебнул ещё глоток. Теперь, глядя в непонимающие глаза курсанта, начальник училища отбросил страх и стал забивать осиновые колья в его тупой мозг:
- Сейчас за 3 колоска люди пятёру тянут на моей родине, - генерал родился и вырос в Магадане, поэтому Уголовный Кодекс выучил раньше букваря. - Ты сжёг уже полсостава бензина, но даже рулить не научился! Кто наносит нашему хозяйству больший вред? Кто тянет экономику назад? Кто, в конце концов, самый дефективный красвоенлёт?!
Владимиров опешил. Он ожидал, что генерал расцелует его прилюдно в присутствии телекамер и представит к званию Героя Советского Союза. А тот добивал, разом забыв про ненавистный НКВД:
- Какой из тебя лётчик?! Что ты вообще про авиацию знаешь, дятел?!
Курсант побледнел и сжал кулаки. Генерала опять стало отпускать, решил подсластить пилюлю, широко улыбнулся:
- Ладно, скажи-ка мне, надежда воздушного флота Красной Армии: на какой скорости убирает шасси истребитель-бомбардировщик Луи-1БКЛ?
Французский авиаконструктор Луи Блерио всю жизнь мечтал создать агрегат тяжелее воздуха, просто способный подняться в воздух, и ни о каком специальном предназначении своего летательного аппарата в будущем даже не помышлял. Он хотел создать самолёт для воздушных прогулок по небу и ему это, кажется, удалось. Но он не мог предположить, что его творение может понадобиться совсем для других целей.
СССР за свою историю всегда с кем-то боролся, сначала - с внешними врагами, потом - с внутренними. Когда всех врагов победили, выяснилось, что теперь предстоит неравная схватка с урожаем, который с пугающей периодичностью ежегодно поднимался с полей. В промежутках между сельхозбоями, продолжали бороться с коррупцией, со старостью, с пенсиями, с дорогами, с безграмотностью, короче говоря - со здравым смыслом.
Советские олигархи, скинувшись, приобрели два десятка самолётов великого француза, иначе их могла ожидать долгая дорога пешком по этапу на Колыму. Поступившие в ейскую лётную школу самолёты из Франции русские авиатехники немного переделывали, подгоняя под последние требования Главкома ВВС, отчего боевые возможности самолёта долгое время оставались непревзойдёнными в мире, Луи Блерио гордо ворочался в гробу и раздавал всем интервью.
Получив ответ на свой вопрос, генерал понял - советские курсанты непобедимы! Владимиров уверенно и безаппеляционно, словно вытащив единственный знакомый билет на ЕГЭ, причём по предмету, о котором не имел ни малейшего понятия, ответил, воплотив все познания об авиации, при этом бесстрашно глядя в глаза начальнику лучшего лётного заведения страны, а, может, и всего мира:
- Всё зависит от конкретной ситуации. Если взлётный вес максимальный, то, учитывая, что тяговооружённость самолёта равна нулю, длина ВПП ограничена двумя лесопосадками и одним оврагом, убирать шасси можно на высоте, обеспечивающей безопасное продолжение взлёта, которое, однако, зависело от колхозников, выполняющих приказ Сталина о продразвёрстке, о котором вы, товарищ генерал, упомянули. Как известно из истории, товарищ Блерио был выдающимся испанским лётчиком и всегда старался выжать из самолёта максимум, часто взлетал с предельным весом и очень грамотно и ловко убирал шасси. А вот высота их уборки всегда менялась. Связано это было именно с теми причинами, о которых я упоминал ранее. Теперь о закрылках...
Генерал, не дослушав ахинею до конца, застонал так, будто получил последний в жизни оргазм:
- Тяговооружённость – это отношение тяги к весу и она в авиации никогда не бывает нулевой!!! Никогда!!! Иначе с места не стронешься, понял, Келдыш?! И это не трамвай и не автобус!!! Сынок, Луи Блерио - авиаконструктор!!! Авиаконструктор!!! Француз из французской Франции!!! Он не поднимал в воздух свои самолёты!!! Слышишь, Буратино, ни-ког-да!!! Его самолёт не мог убирать шасси - они просто не убирались конструктивно! Ну, так было задумано месье Блерио! Они всегда были выпущены!!! И днём, и ночью, и в полёте, и на стоянке, и в капонире!!! Всегда!!! Ты это хоть можешь запомнить?! И он нам не товарищ!!! Он из Антанты!!!
Начальник школы взял себя в руки, действие спирта заканчивалось, продолжил после небольшой паузы и выкуренных подряд пяти папирос:
- Теперь о закрылках - их вообще там не было!!! Потому что люди ещё не знали аэродинамику! Всё делали наощупь, шажок за шажком, шажок за шажком, двигаясь вперёд как по минному полю, теряя лучших пилотов, ясно?
Дальше последовал длинный набор идиоматических выражений, характеризующих интеллект обучаемого, который, в силу понятных всем причин, приходится опустить. Курсант понял, что, возможно, где-то немного переборщил с ответом. Генерал решил упростить диалог до предела:
- Оценил мой такт - я даже не спрашиваю тебя о наличии двигателя на этом самолёте, чтобы ненароком не обидеть?!
Начальник школы был парнем от сохи, потому при разборе полётов часто использовал фразеологию колхозника. Вытащив очередную беломорину, подошёл к французскому чуду авиации, раскурил от искрящегося выхлопного патрубка и продолжал:
- По глиссаде идёшь, ну просто как бык помочился! Хвостом виляешь, что ...., - генерал запнулся, подыскивая нужное сравнение.
- Словно Дунька-планшетистка? - Пришёл на помощь курсант.
- Дунька. Дунька... - мечтательно повторил генерал. - Точно! А ведь, стерва, она так и виляет! Хвостом-то своим!
Генерал ушёл в воспоминания: "Какая же она святая! Воистину - безотказная! Никому никогда не отказала!".
Почувствовав подъём, не в штанах, а в душе, естественно, опять взял себя в руки. Придав строгий вид, стал снова учить жизни:
- Что тут сложного? На этих самолётах нет ни закрылков, ни предкрылков, ни спойлеров, ни даже интерцепторов! Вообще никакой механизации! Действия упрощены до предела - установил скорость 50 километров в час и вертикальное снижение 3 метра в минуту и всё - не мешай самолёту, он сам сядет. Ты только должен для этого найти подходящую площадку для приземления. Трудно соблюдать этот совет?! А не сядет он - сядешь ты! - Заулыбался собственной шутке генерал. - Вот и все рекомендации, вот и всё Руководство по лётной эксплуатации!
Вовремя остановился, вспомнив, что ещё никто на этом самолёте не разбился. Так, пару переломов и сотрясений мозга было на его памяти, но это не в счёт. Стало понятно, что курсант Владимиров первым откроет этот скорбный список. Генерал очень любил жизнь, но свободу почему-то ещё больше. Видя крепко сжатые кулаки курсанта с побелевшими костяшками пальцев, готового броситься в последнюю атаку, сжалился:
- Ладно, ещё вопрос. Ответишь - будешь летать. Штурманом на командном пункте, - добавил после некоторого раздумья начальник. - Или стрелком, не радистом, в роте охраны, раз ты парень не промах. Тоже почётно, кстати, - подмигнул генерал, - ибо у нас, как сказал товарищ Сталин, все военные специальности важны.
Курсант насторожился, почувствовав подвох. Слова для него были вторичны, он их априори не понимал, главное - интонация. А вот она-то ему и не понравилась. Заметив это, генерал рассмеялся:
- Расслабься! Вопрос такой - как называется школа, в которой ты учишься?
У Владимирова началась напряжённая работа ума, даже уши пришли в движение. Подумав так примерно с полминуты, попросил наводящий вопрос:
- А в каком городе она находится? Военная тайна?
Генерал усмехнулся, выплюнул папиросу и гениально определил будущую судьбу курсанта:
- Понятно. Я бы тебе посоветовал, парень, идти в разведку. Желательно во внешнюю, подальше от Родины.
- Почему? - Силилась понять кость под шлемофоном.
- Потому что у тебя отрицательный IQ! В плену тебе тоже будет комфортно! Всё равно никого не сдашь. - Устало пояснил начальник авиашколы. - Редко, но и так бывает...
Занюхав горбушкой хлеба, Штирлиц спросил у Карлсона:
- Слушай, фанера, а как получилось, что ты дорогого мне товарища Троцкого, который тебе визу дал в нашу страну, ледорубом навернул? За что такая благодарность?!
Карлсон смутился, запил водку рассолом из банки и тихо ответил:
- Да пьяные мы были, Максимыч, в индейцев играли, блин. Бумерангов не было, только ледорубы. Я думал, это один хрен, оказалось - нет. Его реакция-то и подвела. Правильно его товарищ Сталин прессовал! Я же не знал, что евреи со стакана водки становятся полоумными! Он начал гоняться за мной, сначала даже решил, что это игра такая у евреев - догнать и трахнуть чем ни попадя по башке. Потом понял: что-то немного не то... Оказалось, он реально решил меня трахнуть. И не по башке! Согласись, такая странная тяга к авиации... Когда догнал, я и решил действовать. Вот так всё и случилось… По-дурацки вышло, согласен...
- А я слышал другую историю - будто он снял в банкомате зарплату Сталина, подобрав пин-код, пригласил тебя в гости - водочки попить, отдохнуть, туда-сюда, - сказал Штирлиц, по привычке полоская пальцы в банке с огурцами. - Рябой вычислил быстро, приговорил однопартийца, но ты раньше подсуетился, индеец хренов. Говорят, там ещё продолжение было - еврей всё-таки добился своего...
Карлсон отчаянно сопротивлялся:
- Да нет же, уверяю тебя! Всё было гораздо прозаичнее.
- Хорошо, не будем о грустном. Хотя зря повод для сплетен тоже не дают. - Штирлиц внимательно и как-то даже заинтересованно посмотрел на Карлсона. Тот встрепенулся и покраснел. Начальник выдержал взгляд, спокойно продолжал:
- Ладно, включайся в работу. Давай лучше решим, что делать с этим письмом? - Штирлиц взял лежавший рядом конверт и передал Карлсону.
Тот долго вертел его в руках. Тоже, как и хозяин, вытащил листок из конверта, тщательно обнюхал со всех сторон и сделал робкую попытку найти знакомые буквы:
- М-да... Тут явно без бутылки не разберёшься. Максимыч, налей ещё, а? - Жалобно протянул авиатор. - Текст уж больно заковыристый...
- Если мне память не изменяет, ты и устный-то язык с трудом воспринимаешь, а письменный вообще любишь читать только на заборах...
Карлсон вяло засопротивлялся. Штирлиц за полвека изучил тактику друга-авиатора досконально - всегда ничего нового, ни одной толковой идеи! Вечный ведомый! Командное мышление отучает думать, главное - своевременный доклад с прогибом. "Россия определённо портит людей, особенно пилотов: как заходили русские лётчики на полигон с левого круга 100 лет назад, так и заходят до сих пор. И в ХХI веке тоже так будет! И в XXII, если что-то от России останется к тому времени. Почему не с правого? Почему не поперёк мишенного поля? Почему не с различных ракурсов? Весь мир действует изобретательно, постоянно внося что-то новое, только в России всё делается по-старинке, инициатива наказуема, любимая игра - наступи на свои грабли... Я начальник, ты - дурак, - с раздражением подумал истинный ариец. - Эх! Почти 100 лет прошло, а ничего не изменилось! Отучили Советы думать, отучили-и-и-и, блин...".
Улыбнулся сквозь силу:
- Поясню, так и быть. Там написано, что страны, которая меня отправила 90 лет назад на борьбу с фашизмом, больше нет. Её пропили и продали. Осталась только Россия, которая тоже рухнет не сегодня-завтра - сейчас её дербанят и распродают врагам по частям. Законы под стать делам: бандитов мочат в сортире, а не сажают в тюрьму. Офицеры бомжуют и сторожат ларьки, учителя собирают и сдают бутылки, инженеры торгуют на рынках, на предприятиях цеха переделывают под кабинеты и сдают нэпманам, по-новому - коммерсантам. Никто ничего не может понять - что происходит? Юстас по старой привычке даёт мне новое задание. Он хочет, чтобы я приехал в Россию, нашёл, покарал злодеев и восстановил справедливость, на которую никто уже не надеется.
- Каких злодеев? - Карлсон даже перестал жевать, изображая напряжённую работу ума, что авиационному начальнику противоестественно.
- А вот об этом в письме не говорится. Я думаю так: кому нравится жить в нынешней России, тот и злодей. Люди всегда делятся на две категории - кто в доле и кто не в курсе.
- Ясно, товарищ полковник! Разрешите готовиться к вылету?
- Штандартенфюрер, - поправил его Максимыч.- Вылет по готовности.
- Да я всегда готов и всегда заправлен!
- Вот тут я согласен, - успел вставить Штирлиц, пока Карлсон не приступил к запуску своего вонючего и оглушительного двигателя.
Карлсон посмотрел с улыбкой на Штирлица:
- Извини, босс, всё не могу забыть - сколько лет прошло, словно это было вчера - в рейхсканцелярии на каждом этаже висели твои портреты в советской полковничьей форме. Немцы почему-то обижались... Что-то не любил ты этих нацистов. Почему?! Нормальные ребята, да и заработать дали тебе неплохо - жил как у Христа за пазухой: вилла, тачка, отпуск два раза в год, молоко за вредность давали, талоны на водку. Даже домоправительницу тебе из Швеции Малыш подогнал! Если не их деньги – фиг с два мы бы поднялись сейчас, курили бамбук, как все в этой тайге. Хорошо хоть я догадался золото партии на барже отправить и мы успели купить эту страну. Помнишь - тебе как раз перед самым окончанием войны Сталин Героя Советского Союза дал? Вот ты и решил тогда сфотографироваться с новыми наградами на память. Мол, войне конец, надо бы собраться со старыми друзьями ещё разок, шнапсика попить, за жизнь поговорить, а то раскидает всех бомба по рейхстагу прямым попаданием, не дай Бог... Кому пришла идея развесить портрет по всем закоулкам рейхсканцелярии, не знаешь?
Штирлиц:
- Шнапсика, говоришь?! Да я эту гадость вообще не мог пить. Я к ним на пьянки со своей бутылкой приходил. Мне товарищ Сталин чачу подкидывал частенько, через курьера передавал, душевный человек был...
Штирлиц ненадолго задумался:
- Спрашиваешь – кто предложил мои портреты развесить? Догадываюсь кто, хоть и перебрал я тогда, - смутился босс и смахнул слезу, опять нахлынули воспоминания...
На вечере была вся высшая военная тусовка Германии, с советской стороны присутствовали только радистка Кэт с мужем, да Штирлиц с женой, которую спешно доставили из Москвы на самолёте. Как известно - что у трезвого на уме, у пьяного - на языке. Штирлиц, перебрав, решил похвастаться очередным званием и Золотой Звездой. Новую форму привёз накануне известный в церковных и спортивных кругах лыжник пастор Шлаг. Ему тоже было нелегко вышагивать по улицам Берлина на лыжах в начале мая с мешком подарков из СССР за спиной под бурные аплодисменты жителей. Хорошо, что никто ничего не понял - заподозрить в обливающемся пОтом на двадцатипятиградусной жаре худом старике в церковной рясе советского шпиона было просто нереально. Когда Штирлиц вошёл в комнату в форме советского офицера со всеми регалиями, раздались оглушительные аплодисменты. Гитлер прослезился:
- Сынок, ты просто прелесть!
Обращаясь к собравшимся, фюрер резким движением головы поправил сползающий парик и добавил:
- Скажите, может Штирлиц ТАК проколоться?! Разве это русский шпион?! Это просто великий артист рейха! Отныне любой, кто станет думать о Штирлице как о русском шпионе, будет немедленно уволен на пенсию без выходного пособия!
Помолчав минуту, уточнил в своей истерической манере:
- Хотя нет! На Восточный фронт, сукины дети! Всех!!!
Воцарилась тишина. Мюллер не смог промолчать и начал издалека, очень осторожно:
- Мой фюрер, неделю назад мы взяли русскую радистку Кэт, она сейчас отпущена до суда под залог Штирлица. Установлено методом тыка, что отпечатки пальцев на чемодане с рацией, который был при ней, принадлежат именно её шефу - Штирлицу. И как после этого я должен думать о нём?!
Гитлер стыдливо отвёл глаза в сторону. Шеленберг мягко поинтересовался:
- Чем и куда тыкали на этот раз?
Мюллер отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Шеленберг обиделся. Штирлиц вскочил из-за стола и возразил, силясь понять с жестокого бодуна происходящее:
- Неправда, это не я! И вообще - там была не рация!
Оглянувшись по сторонам, прошептал:
- В чемодане находились наркотики! Свежий кокс из Колумбии!
Осёкшись на полуслове: "Не сболтнул ли я чего лишнего?", - добавил, выбрасывая по русской привычке окурок в форточку:
- Катерина, чего молчишь? Скажи фашистам, как всё было?!
Радистка напрочь потеряла дар речи, словно впервые очутилась у гинеколога. Истинный ариец понял, что в очередной раз, как никогда, близок к провалу. "Спасать надо подругу!", - промелькнуло в голове. Пока он напряжённо просчитывал варианты, коих, в принципе, было всего два: сдаться сейчас или чуть позже, после пьянки, помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Заместитель фюрера по воспитательной работе с личным составом Геббельс, имея зуб на Мюллера за то, что вечно лезет куда попало, интеллигентно поинтересовался у шефа гестапо:
- Ты чё на него наехал?! Я с ним ещё с детского садика начинал! Он тогда уже москалей ненавидел! Короче, реально наш пацан. Второго такого истинного арийца, кроме фюрера, больше нет! А ты за базар свой козлиный ответишь!
Штирлиц в который раз подивился своей палочке-выручалочке - легенде, по которой его 20 лет назад внедряли в Германию. "Надо же, опять пронесло! - Почувствовал он растекающееся тепло по ногам. - Наверное, при желании и няню найдут из этого садика, которая подтвердит, что из всех детишек я был у неё самый послушный!".
Мюллер затаил смертную обиду на всех, молча проглотил реплику замполита Геббельса, тупо улыбнулся, склонив голову в учтивом поклоне, мол, "виноват, дубоват, исправлюсь", затем отошёл в дальний угол огромного бункера, вытащил мобильник и позвонил своему заместителю:
- Ганс, немедленно бери два билета в Южную Америку, в любую страну, на рейс любой авиакомпании, кроме Аэрофлота. Почему так срочно? Через пару дней война закончится, чует моё сердце, но... партбилет и учётную карточку, на всякий случай, не выбрасывай!
Выслушав ответ Ганса, нервно захихикал:
- Вот именно, мой друг, сдадим это осиное гнездо союзничкам с потрохами, раз им старый добрый папа Мюллер уже не указ!
Штирлиц насторожился, хотя опять ничего не понял. А в это время совещание в бункере плавно переросло в очередную пьянку. Здравицы звучали в честь славного сына арийского народа, хотя один раз, сказать по-правде, когда, окосевшая от выпитого, русская радистка полезла целоваться с Геббельсом, Штирлиц, приревновав боевую подругу, произнёс пленительный по своему накалу тост в адрес наступающей по всем фронтам Советской Армии. Гитлер вторично прослезился и повелел сфотографировать Штирлица в советской форме, фотографии размножить и развесить по всем коридорам в Рейхстаге, где ещё не ступала нога противника...
Штирлиц ценил жизнь. Читая подборки центральных газет из России за последние 5-6 лет, которые каждое утро готовил ему помощник, понял только одно: мир на 1/6 части суши явно сошёл с ума. Сперва даже думал, что ему специально подсовывают ложные материалы. К старости у него появился тонкий аналитический ум, который отказывался воспринимать следующие сообщения: "В России уровень жизни находится в конце второй сотни государств мира".
Он недоумевал: "Как можно считать себя развитым государством, находясь в конце списка на одной ступеньке с Анголой, Мозамбиком, Кубой?! Ведь вы же ежедневно становитесь богаче на 2 миллиарда долларов!!!".
Штирлиц считал, и не без оснований, что кому-то нужно ставить мировую общественность в неприличную позу. Зачем это делалось, пока не мог понять. Эта задача была намного сложнее, чем крайнее задание от Центра - просчитать силы, заинтересованные в сепаратных переговорах фашистской Германии с Западом.
Как уже говорилось, Штирлиц любил жизнь. Он неожиданно почувствовал, что к нему снизошло Божье благословение на ратный подвиг, поэтому предложил вновь наполнить бокалы. Теперь пили все, кроме часовых на вышке, которых не смогли разбудить. Даже Ихтиандр оторвался от Русалки, жадно вдыхая воздух, попробовал произнести тост, но истинный ариец его перебил. Пошатываясь, продолжал управлять этой разномастной публикой. Взял со столика бутылку водки и налил полный стакан. Слуга протянул вилку с огурчиком. Штирлиц поблагодарил его ласковым аперкотом, взял вилку, как-то недобро улыбнулся и ещё раз внимательно оглядел собравшихся:
- Скажите, джентльмены: что мы здесь вообще делаем? Ради чего живём? Кто скажет мне? Молчите? Хорошо, изменю вопрос - у нас есть конкуренты или, не приведи Господи, враги?
- Нет. Уже нет, - ответил за всех Карлсон. - На последнего вчера лично бомбу скинул, в клочья разнёс.
Штирлиц понимающе кивнул и продолжал:
- Правильно, нет. А все ли знают, чем мы здесь занимаемся? - Глаза Штирлица так и лучились добротой, словно взгляд кобры перед атакой.
Собутыльники молчали. Попасть Штирлицу на крючок за неправильный ответ никому не хотелось.
- Ну, друзья, смелее! Ладно, напоминаю для аллергиков...
- Склеротиков, - поправил шефа охранник.
Штирлиц уничтожил его взглядом:
- Спасибо. Мы выращиваем коноплю и удачно её продаём. Мы богаты, контролируем огромные территории, у нас есть всё: фабрики, самолёты, корабли, две атомные подводные лодки, на нас работают десятки тысяч людей в разных странах. В принципе, мы можем всё! - Радостно вещал штандартенфюрер. - Мы владеем контрольным пакетом акций самого крупного в мире педального завода! Правда, до сих пор одного не пойму: нахрена он нам сдался?!
Уважаемая публика, собравшаяся возле бассейна, обречённо заулыбалась и настроилась на многочасовую беседу. Когда речь заходила о собственной империи, Штирлиц мог говорить так долго, что выступления на публике кубинского лидера были простыми пятиминутками. Но Штирлиц на этот раз был, как ни странно, краток:
- Родина в опасности! Кругом опять одни евреи! История по спирали! То, что пишут в газетах про Россию, не поддаётся элементарной логике!
- Правильно, бей жидов, спасай Россию! - выкрикнул человек-амфибия и, на всякий случай, нырнул в бассейн.
Штирлиц неодобрительно покачал головой:
- Шовинизм не пройдёт! Нельзя делить людей по национальному признаку! Мы так не построим светлого завтра.
- Нельзя, - пьяно мотнул головой Карлсон. - Признак может быть только половой, а деление...
Начальник службы безопасности материализовался из воздуха и произнёс:
- Его строить не надо, оно построено, наше светлое будущее.
Пока соратники соображали над ответом человека-призрака: кто построил, для кого построил, кто в нём живёт сейчас, кто будет там жить завтра? - тот опять растворился в ночи.
Ихтиандр, выпустив фонтан откуда-то сзади, словно кит, спросил:
- Скажите, джентльмены, может ли нефтяная компания обанкротиться?! Или, например, алюминиевый завод?
- В России всё возможно. Они сказку делают былью, как известно, - напомнил Штирлиц, вновь разливая водку по стаканам. - Дело надо делать, а не скулить по-бабьи. Допиваем и в аэропорт. Со мной остаются Карлсон и Ихтиандр. Слетаем в Россию, проведём разведку боем, там и определим дальнейшие действия.
- А как же я? – Заскулила Русалка. – Ихтиандра не пущу! Мы можем быть только вместе. Кстати, и вам могу пригодиться.
- Можешь, можешь... Ладно, спорить не буду, собирайся, тоже едешь, - подвёл окончательную черту Штирлиц, глядя Русалке в глаза и хищно облизываясь. – Первым делом – самолёты...
2 Глава
Проблемы начались ещё в Шереметьево. Решили лететь по привычке Аэрофлотом. Долетели без приключений, если не считать того, что Карлсон, перебрав, пытался взломать дверь пилотской кабины и показать реальное пилотирование. Бригада проводников после часа боёв всё-таки сумела скрутить буйного авиатора. По прилёту, после посадки, пять часов ждали багаж. Не дождались. Штирлиц сначала наехал на Карлсона:
- Дефективный, а ты вообще сдавал что-нибудь в багаж?
Карлсон не обиделся:
- Сдавал, Максимыч. Еле допёр «нищенку» до таможни.
- И что там было? - Мягко спросил Штирлиц, глаза буквально светились добротой. Любое вмешательство в его личное пространство он всегда начинал ласково.
- 3 мешка с коксом. А что я ещё мог от нас захватить?! Не орехи же кедровые. Сам говорил: возьми что-нибудь на неделю, чтобы всем было весело, в Россию летим.
- Понятно, багаж отжали конкуренты. Пора сматываться, пока самих не сдали.
Вчетвером, Штирлиц, Карлсон, Ихтиандр и Русалка, стараясь не привлекать внимания, выбежали из аэропорта, сбив на выходе полицейский патруль, захотевший проверить у странных пассажиров документы. Заняли очередь на стоянке такси. На них поначалу равнодушно взирали загорелые таксисты с клювами вместо носов. Штирлиц начал понемногу успокаиваться, бегство из аэропорта осталось незамеченным, достал сигару, разорвал блестящую обёртку, кое-как раскурил. Тут же набежали какие-то недоноски, наперебой предлагающие услуги такси. Штирлиц даже растерялся от обилия вариантов, опять выручил Карлсон:
- Нам нужен самый толковый бомбила. Едем в Москву. На Красную площадь.
Таксисты сели в кружок, забили и пустили по кругу косяк, начали о чём-то совещаться на непонятном Штирлицу языке. Через полчаса самый старый из них поднялся, отошёл за угол аэропорта и подогнал ко входу в аэропорт ржавый жигулёнок, сказал на ломаном русском:
- 700 рублей. А где это? Дорогу покажешь?
Штирлиц утвердительно кивнул и многозначительно переглянулся с Ихтиандром. Тот всё понял без слов, попросил таксиста открыть багажник. Водитель открыл и наклонился над ним, отодвигая вглубь запасное колесо. Ихтиандр лёгким пинком загнал барыгу внутрь, закрыл крышку багажника и сел за руль. Из багажника донеслось:
- Всё равно далеко не уедете, у меня тормозов нет!
Остальные быстро запрыгнули в машину, не обращая внимания на вопли таксиста. Штирлиц скромно поинтересовался:
- Сынок, тебе ласты не помешают?
Вместо ответа Ихтиандр нажал сразу на три педали, включил первую передачу и машина резво сорвалась с места. Все остальные переключения коробки передач осуществлялись без сцепления со скрежетом и воем шестерёнок, загнанных внутрь агрегата с болтами и гайками. Машиной это чудо отечественного автопрома назвать было решительно невозможно. Проезжая Химки, Штирлиц присвистнул:
- Мать честная! Как всё изменилось! Неужто Сталин подписал-таки договор с Макдональдсом?! Мы ведь их менеджеров у себя послали, ребята как-то сразу поняли дорогу, этой идиотской еды в наших южноамериканских краях отродясь не было! Может, решили нацию немного на холестеринчик подсадить?! У нас уже нет собственных продуктов и рецептов?! Что происходит!!! Бог ты мой!
Карлсон, осторожно заметил:
- Максимыч, ты же некрещеный! Тебе Бога вспоминать западло!
Штирлиц, немного извиняясь:
- Покрестила бабка, всю жизнь скрывал. Даже Мюллер был не в курсе.
На траверзе Белорусского вокзала попали в глухую пробку. Ихтиандру было неудобно нервировать ластой три педали сразу, потому скромно предложил шефу объехать пробку по встречке. Штирлица тоже стали раздражать незнакомые названия на домах. Он с трудом вспоминал свою молодость и места, где бегал с пацанами в детстве, где первый раз поцеловал свою будущую жену, которая потом, во время двадцатилетней разлуки, всё-таки смогла родить ему сына, его сына. Штандартенфюрер смахнул скупую слезу, устало разрешил, не забывая поглаживать при этом бёдра спящей Русалки:
- Давай, чёрт морской, только аккуратно, внимания не привлекай. Не забывай, у нас всё-таки секретная миссия, лишний шум ни к чему.
Ихтиандр лихо вывернул через две сплошных и резво помчался по встречной полосе. Казалось, жигулёнок тоже решил напоследок хлопнуть дверью в истории. Сзади гнался кортеж автомобилей с мигалками, однако расстояние между ними только увеличивалось. Из каждого переулка выскакивали ошарашенные гибддшники (какое гнусное слово – правда?!) и отчаянно махали полосатыми палочками, требуя немедленной остановки. Карлсон меланхолично произнёс:
- Похоже, опять спалились.
Штирлиц, мгновенно оценив обстановку, скомандовал:
- Жми! Проскочим!
Перед Манежной площадью резко ушли налево по Охотному ряду, проскочили Старую площадь и спустились к набережной. Бросили машину, Штирлиц попросил Ихтиандра и Русалку посидеть немного в реке:
- Не высовываться! Будьте на связи, перезвоню! И не ешьте местную рыбу – станете экспонатами дарвиновского музея! Терпите!
Ихтиандр с Русалкой, пугая водителей, перебежали 6 автомобильных полос и, перепрыгнув через ограждение, синхронно нырнули в грязные воды реки, в которой раньше ловилась стерлядь.
Карлсона немного укачало от такой езды:
- Максимыч, хреново мне, полежу на травке возле Кремля. Да и винт надо скрутить, могут заметить.
- Согласен. Давай, авиатор, действуй! Сложи в рюкзак, мало ли чего, здесь кругом видеокамеры.
Штирлиц осмотрелся. Ничего знакомого, за что мог бы зацепиться взгляд, не осталось. Пугала новизна. Новизна всегда пугает. Человек так устроен, что ему хочется стабильности и постоянства. Внимательно посмотрел на Васильевский спуск – самый ближний к Кремлю аэродром. Вспомнил, как в далёких 20-х после выпуска из школы радостно бежали всем классом по этому аэродрому к Москва-реке за рассветом, опять начали наворачиваться слёзы. Быстро взял себя в руки:
- Фанера, пора! Дела не ждут.
Карлсон открутил крайнюю гайку от пропеллера, сложил лопасти в рюкзак, гайки с ключом на 52 засунул в карман, нехотя поднялся. Штирлиц в это время пытался в айпаде вычислить своё местонахождение. Электронная штуковина не сдавалась. Штирлиц нажал на кнопку помощи. Приятный женский голос тут же откликнулся:
- Поверните голову направо. Видите ли Вы в 200 метрах чуть выше по косогору храм Василия Блаженного? Если подниметесь вверх, слева перед Вами будет Красная площадь.
Штирлиц оглянулся. В очередной раз понял свой уровень, ему никогда не давалась штурманская подготовка, однако сдаваться без боя не захотел. Привычка, выработанная десятилетиями. Он вообще никогда не сдавался:
- А страна? Где я сейчас?
Автоответчик удивился вопросу и замолчал, электронное чудовище задымилось и погасло навеки. Карлсон хлопнул Штирлица по плечу:
- Максимыч, очень смешно, бляха-муха. Пойдём, нам пора.
Поднялись наверх. Красная площадь представляла из себя огромное скопище народа, говорящего на всех языках Вселенной. Подойдя ближе к мавзолею, Штирлиц замер. Какой-то мужик с козлиной бородкой обречённо тянул бревно ко входу в усыпальницу вождя. Народ расступился и пытался помочь советами как надо правильно держать дровенузу. Приглядевшись, легендарный разведчик узнал в потрёпанном мужичонке самого Ленина:
- Владимир Ильич, не спится?! Или субботник по плану? Хотя не апрель всё-таки.
Ленин снял кепку, вытер вспотевший лоб, сел на бревно, достал кисет, набил табаком самокрутку. Прикурил, выпустил дым кольцами. Дым неожиданно сложился в портреты великих вождей коммунистического движения – Маркса, Энгельса и Зюганова. Ленин жадно докурил, забычковал, бычок растёр подошвами о брусчатку площади и виновато пояснил:
- В мавзолее имени меня курить запрещают. И выходить из него тоже. Вот, увольнительную выбил у начальника.
- А бревно зачем?!
- Чубайс, сука, свет вырубил за неуплату, замерзаю по ночам. Спасибо ребятам из охраны, мангал и буржуйку притаранили. Вот, топлю теперь дровами. Не до вечного сна, короче.
Из мавзолея пробивался дымок, подтверждающий слова вождя мирового пролетариата. Штирлиц в который раз прослезился:
- А ведь я тогда с Вами тоже тащил это бревно! Вы меня разве не помните?
Ленин проткнул штандартенфюрера рентгеновским взглядом. Зная из учебника истории за 7-й класс, что это самое бревно тащили ещё человек 800, всё-таки не смог припомнить среди своих помощников странноватого дядьку, смутился, по привычке теребя куцую бородку:
- Голубчик, а вы, собственно, кто?
Настала очередь смутиться Штирлицу. Ответил коротко:
- Штирлиц. Просто Штирлиц.
- Алекс?
- Так точно, Алекс. Юстас?!
- Ну наконец-то! – Ленин не смог сдержать своего восторга и зарыдал, уткнувшись в плечо разведчика. Сквозь всхлипы с трудом можно было разобрать слова, - Как Союз развалился, снова начал искать Вас. Тебя. Даже забросил свои сочинения, один хрен их никто не читал.
- Ну почему же никто?! Меня в школе разведчика заставили их все выучить наизусть. До сих пор помню вашу выдающуюся работу: "Пролетарии всех стран, сдавайтесь!".
Вождь виновато вздохнул:
- Была такая, да. Что спьяну не почудится, сам же знаешь. Ладно, давай ко мне, разговор есть. Помоги мне эту чёртову шпалу по ступенькам протащить.
Немного провозившись, затащили бревно внутрь. Ленин подошёл к стеклянному гробу, немного пошарил в нём, вытащил помятую бумажку. Тщательно разгладил её. С грустью в голосе, слегка перефразировав булгаковского поэта Бездомного:
- Я больше никаких работ писать не буду. Работы, которые я писал, – плохие работы, и я теперь это понял.
Штирлиц, как известно, в жизни ничему не удивлялся. Здесь его изумлению не было предела. Понимая, годы одиночества могут сломать кого угодно, осторожно заметил:
- Ильич, ты это... ну, в смысле... короче говоря... не, в натуре... Да что тут ещё добавить?!
Вождь снова разрыдался:
- Нервы, батенька, ни к чёрту. Сломался я в этом склепе.
Показывая на листок:
- Последняя работа, называется: "Как нам реорганизовать рабкрин в современных условиях". Набросал план.
Штирлиц подсказал:
- План не набрасывают, его курят.
Карлссон осторожно уточнил, боясь навлечь беду:
- Курят до набрасывания или после?
- Вместо!
- Ну, дела, Масимыч!
Обращаясь к вождю:
- А давай, товарищ, накатим по соточке? Мы с собой шнапсика трофейного захватили на всякий случай. Будешь?
Ленин тяжело вздохнул:
- С гражданской войны крепче чифира не пил.
- Вот и славненько!
Карлссон залез внутрь своего бездонного рюкзака, долго рылся и матерился, наконец вынырнул с бутылкой:
- Есть! Вождь, давай тару!
Ленин принёс стакан в серебрянном подстаканнике с вензелем, сглотнул слюну, виновато произнёс:
- Вот, фамильный. Один остался, остальные охрана растащила.
- Ну что ж. Всё лучше, чем из горла, - с ударением на крайний слог сказал Штирлиц. - Разливай, пилот!
Карлссон налил полный стакан, протянул вождю. Штирлиц:
- Пей, не кисни, приходи в себя. Нам твои отсохшие извилины ещё понадобятся. Пей и расскажешь - что тут вообще происходит? Полдня в СССР, ничего понять не можем.
Ленин поправил:
- Это теперь Российская Федерация, батенька.
Штирлиц начал издалека, ласково, как обычно:
- Пей, сифилитик! Одна страна, а народ другой. Мне твоя философия всю жизнь перепахала. Я за что воевал? За светлое будущее! И где оно - будущее твоё? Столько бумаги, контра немецкая, извёл на свои чокнутые идеи. Лучше бы задания по ЕГЭ сочинял. Пей!!!
Вождь икнул, залпом осушил стакан, спорить постеснялся, только уточнил, что страна теперь стала другой, шнапс занюхал кепкой. Штирлиц с Карлссоном тоже выпили. Ленина развезло. Ну ещё бы! Не пить почти целый век! Он осмелел, хитро улыбнулся, погладил бородёнку и спросил, начав картавить (как известно, Ильич всегда картавил после выпитого, - прим. автора):
- Скажите-ка мне, товарищи, вот вы победили всех врагов, а великую страну не сохранили. Как это прикажете понимать?
Продолжение следует...