КАК Я СТАНОВИЛСЯ КАЗАХОМ
Меня зовут Балгин Рафаэль Амурович
Родился я в городской семье. Папа - казах. Мама - татарка. У Амура - его отец Мужаметгали был казахом, а мама - татарка. Балга тоже в свое время (насколько я понял из автобиографии Мухамедгали) был женат на татарке. По его отцу - Курлеуту сведений я не имею. Однако, вижу, что татарская диаспора в Степном Крае и Туркестане (губернаторстве), а такде в СССР были широко представлены на всех пространствах от Сибири и до Афганистана, и, от Кавказа до Китая и Дальнего Востока. Представлены настолько, что плодовитость позволяла межэтнические браки, которые лишь сейчас рассматриваются тенденциозными, а на самом деле всегда были в русле естественного хода вещей.
В общем, я – казах по отцовской линии, которая в вопросах определении национальной принадлежности, как правило, является доминантной. Однако, воспитанием своим я многим обязан теплоте татарсконо семейного контекста. А, из-за моей закономерной возрастной инфантильности папа меня в шутку называл мамсиком.
Так получилось, что свое детство и отрочество воспитывался я в татарской среде. К моему великому сожалению, отец мой рано умер, когда мне было едва 13. Это и совейский интернациональный хардкор оторвали на некоторое время меня от осознания своего казахского этнического "Я". Вместе с тем, рядом с моими ушами ходила информация о том, что деда закрыли при Сталине, а отца без видимой причины за сопротивление властям при Брежневе. Про прадеда в некоторых прдробностях я вообще узнал намного позже.
В последние годы жизни моего отца я расспрашивал его, кто его родители и кто родители его родителей. Во-первых, отчество моего родителя давало мне право интересоваться, кем от был. Отец знал его лишь до своих девяти лет. И все что мог помнить рассказал мне. И про его родителя, а также про мистическое имя Курлеут, на котором закончились мои детские распросы. Я еще не знал, что у отца было тяжелейшее детство-безотцовщина в окружении напирающей отовсюду алматинской шпаны и эпохальных маятников.
Не ведал я тогда, что мой дед Мухамедгали в 1939 году был арестован по ст 58.ч.2 за социальное происхождение и составление пеового гражданского кодекса КазССР. Понятия я также не имел, что мой прадед Балга был депутатом первого съезда либерально-демократической партии Алаш в 1917 году от Акмолинской губернии, владея тысячными табунами. И, не представлял я себе, что прапрадед Курлеут, отпечатавшийся в моей голове лишь именем своим, т.к. фамилии появились в степи через поколение, влиял на финансово-материальное состояние Кунанбая, регулируя увод скота у того шумтрыми джигитами. Более того, судя по всему, терки его были замешаны на родственных внутриродовых отношениях и неприятия эполетов отца Абая.
В общем, где-то на элементарном уровне до всего этого ознакомления я чувствовал своей детской головой, что в той системе на период развитого социализма со шлейфом счетов моих предков к власти помледние 120-130 лет мне становится казахом было рано и в некотором смысле небезопасно. Ведь, вектор мой как венец этой цепи эволюции был адаптационным и осторожным, дабы не нарушить те миллиарды лет поступательного движения ко мне и тому, что я смогу передать своим потомкам.
Да и, не имея казахской культурной среды, но при изобилии всего татарского в окружении, а также русской школы с культивацией в ней культуры "шпаны" записаться казахом у меня мозгов не хватило и рука не поднялась в мои шестнадцать лет то ли от страха перед тотальным булингом за мой разрез глаз, то ли от от желания быть допущенным к соцлифтам. Никакого казахского контекста в моем окружении не было, как во всей тогдашней Алма-Ате, в которой была лишь одна какзахскоязычная школа, а любые казахи-сельчане с иных мест жительства не могли долго находиться в городе не имея прописки в нем.
Тогда страх оказаться изгоями был у многих городских детей, которые пытались втиснуться в среды, в которых они всегда ощущали опасность оказаться на задворках. Интернационализм, заявляемый в телеэкранов дальше пропагандистских уровней едва проникал. А бытовой расизм с шовенистическими нюансами выл сплошь и рядом. Нынешние "забабахи" т.г. нацпатриотов в сравнении с их антагонистов из совейского периода всего лишь - жалкое подобие того, что было в вязкой среде низовых, средних и высоких страт Казахской ССР с извечным фактором "Старшего Брата", говорящего на русском языке, с русыми волосами на голове, радужкой иного цвета и иными культурно-историческими ценностями. Доминантность нынешняя у "хозяин страга" сейчас мстительная, а тогда, у "старшиз братьев" она была менторская и заносчивая от имени превосходящей культуры, если не по поручению.
Отмечу, что татары в таком контексте всегда гармонично вписывались в коллективы с уставами шпаны, что подтверждали и классовые дискурсы ранних совейских кинолент, и шутки, и общие делишки с серых схемах. Наверное, это то же самое, что еврейский скрипач в тюрьме, который всегда на положении. Татарва - всегда по-русскому великодержавному определению хитрая. Возможно от того, что где-то в глубине своего "культурного центра", собственно этнически чужеродного, приобретенного когда-то от Византии и от западников, т.н. "русские державники" хранят определение: "Хитрость - ум дураков". В мире часто кто-то себе позволяет делать выводы, основываясь лишь на личных соображениях и культурных квази-парадигмальных предпочтениях. А в итоге это превращается в ограниченность и узкий кругозор, приводящий к фиаско на перспективу.
Татарином всегда было безопасно быть. Татарин - что-то вроде допустимого "центром" варварства, пусть и инородного, пусть и иноверного, но прирученного. Казахи натуральные, в так называемой шовинистической среде, всегда представлялись чем-то очень диким и некультурным. А попытки демонстрировать самостоятельность аутентичной культуры в советское время всегда пресекалась на корню или загонялись в узкие коридоры дозволенного и предпочтительного. Все знали, что кроме советской и русской смысловой парадигмы все остальные - младшие братья, коих учить надо. Так и стелились поросли мизерных культурных начинаний по дозволяемым пространствам. То домбра типовая, то юрта с восточно-казахстанского завода, то автолавка с кандовыми кумганами, с едва различимыми узорами "муйыз" или "шугла", то штампованные сундуки...
При этом казахи в отличие от татар не инкорпорировались в имперскую среду на бОльших пространствах нежели татары в Татарской АССР, которая была вовлечена в индустриализацию на разных этапах советского порыва. И, если потомки степняков-кочевников не "приручались" или сами не проявляли желание адаптироваться, то выводились из нее со статусом переферийных изгоев с, казалось бы, нейтральным статусом "овцеводов" аналогично "слесарю - слесарево".
Собственно казахская культура подразумевала самобытность и абсолютно иной уклад семьи, которая с очень большим трудом, с максимальными трансформациями вписывалась в советский социалистический быт. При этом все ГОСТы писались в Москве. А про казы, карта, жая и все прочее характеризующее казахский быт, кулинарию и прочее аспекты уклада знали лишь узкие специалисты-этнографы или сельчане иных этнических сообществ, которые тоже не многим отличались в своем статусе от труженников казахского аула.
Мой отец солил конину и сушил ее на балконе. Мы потом с превеликим удовольствием поедали стружку этого вяленого мясного продукта или его же отваренное. Но само хранение соленых, выглядевших весьма корявыми на леске, кусков на балконе, вызывали косые взгляды некоторых соседей, которые никогда не видели и тем более не ели конину.
Казахи периода развитого социализма уже и сами превратились в иной народ, который максимально изменил свой быт. Казахи перестали жить в юртах, кочевать, потеряли натуральную экономику своего типа, перестали иметь в одежде стойкий запах овчарни или конского загона. В широкой национальной культуре уже к середине 20го века демонстрировались в большинстве случаев стереотипные ее элементы, которые при всей ее адаптированности к настроениям "старшего брата" часто высмеивались даже на уровне детского сада.
Я помню культурный шок моего согрупника из детского сада, родители которого, по всей вероятности, в конце 70х годов были переведены в Алма-Ата из регионов в контексте привлечения национальных кадров на производство и в ряды инженерно-технического состава. Это было в определенно степени сродни тем обстоятельмтвам, в которых оказывались дети австралийских аборигенов, когда их насильно изымали из их культурной среды. Незнание русского языка автоматически делало его изгоем и объектом насмешек по части сниженного интеллекта. А, одежда на тот или иной торжественный случай была у него не "белый верх- темный низ", как это было принято по вездесущему советскому дрескоду, а зеленой ситцевой штамповкой с незатейливой аппликацией, что вызывало раздражение воспитателей, рассчитывпвших на типовое и контекстное общее фото.
Все те детские упечатления и многое другое повлекло за собой то, что в 16 лет я записался татарином и до начала 2006 года я был - ТАТАРИН в паспорте с классической монгольской физиономией. Много позже я узнал от одного повествователя о том, что он стал свидетелем, как подростки Казани предлагали ему пойти с ними вечером в соседнюю общагу лупить башкиров за то, что они более азиатски выглядят, чем татары.
Конечно, я признаю, моя запись татарином в 16 лет была несправедливой тогда к массовому казахскому самосознанию с моей стороны. Однако за неимением ощутимой опоры, среды, понимания кризисной ситуации и адекватной поддержки выбирать тогда не приходилось.
Я стал монголо-татаром инкорпорированным в доминантные имперские векторы. И лишь только в векторы. Рассчитывая на будущий рост в такой среде, я все равно оставался в широких слоях советского народа без каких-либо таинственных и волшебных социальных лифтов.
И все равно я был монголо-татаром таким, какими рисовали игодержцев "русские" летописцы, распоясавшихся с петровских и екатерининских времен. Ведь после вхождения в Джучиев улус и до появления западнических партий при Петре I, Московия была, соответственно, союзницей, а потом и одной из наследниц империи Чингиз Кагана. Ведь, что говорить, Чаадаевы, Карамзины, Суворовы, Кутузовы, Юсуповы и иже с ними - все были выходцами из степных просторов и тюрко-монгольских кровей.
Тлеющий этнический конфликт внутри
С далекого уже 1989 года я долгое время испытывал этический конфликт с самом себе. Но, надо было безоговорочно принимать правило - быть с теми, кто побеждает. Другой альтернативы не было. Я жил и особо не тужил так, как поводов тому, даже на волне активизации трений после 1986 года особых не было.
Если до 1986 года были "калбиты", которых почему-то произносили через "а", а не через "е" (смотрите исторические справки по кельбитам), придавая тем самым грубое звучание, а соответственно и значение, то после этого рокового года появились "мамбеты". Последние вызывали ксенофобный страх у насельников "классической Алма-Аты", которые постепенно оказывались в меньшинстве с каждым годом, сами не подозревая, какую мину они себе подложили, рассчитывая на привлечение нацкадров для ускорения темпов социалистического строительства в 60е-70е и в первую половину 80х годов.
Именно после 1986 года обострилось противостояние. Оно выражалось в том, что не преданые этническому Казахстану т.н. "русские", которые по факту не всегда были таковыми, потерявшие имперскую ось, но сохранившие претензии на шовинистическое превосходство, обвиняли в падении нравов "мамбетов".
Молодые маргиналы-казахи из областных глубинок, вырвавшиеся в большой город при Нуркадилове, в свою очередь, видя пренебрежение и брезгливость в отношение себя, выкрикивали в ответ в тролейбусах при очередных конфликтах "пожелания" по отправлению "русских" на историческую родину: "Если вам здесь так плохо, как вы плачитесь, и что-то вам не нравится, уезжайте в свою Россию!". Но это были нечастые случаи и пресекать их правоохранительным органам особой надобности не было, т.к. не было ни средств на серьезную работу, ни инициатив, ни ультракризиного положения, которое требовало бы радикального вмешательства.
Так все и проходило в вялотекущем конфликте. Всех больше беспокоил вопрос ухватывания чего-нибудь для улучшения своей жизни. И чрезмерное усугубление ситуации никого не устраивало.
Потом у меня была армия, Севастополь (последний призыв Советского Союза), где к концу октября 1991 года один из знакомцев, на фоне споров россиян и украинцев об отделении Украины от Московии, спросил меня - хочу ли я отделения Казахстана от СССР. Последовал ответ - "Правильнее сказать было бы сказать - обретения суверенитета!". После этого, для недавнего приятельского общения между нами не осталось места.
Затем был суверенный Казахстан. Где в одном из разговоров со своим бывшим одноклассником - "титульным казахом" я развил тему своей генеалогии и рассказал, что в действительности мне следует в пятой графе иметь национальность "казах". Его удивило, что мой отец - казах, что дед мой - казах, прадед и т.д. На это он надменно пшикнул и сказал - "Начали теперь суетиться, искать выдуманные корни...". Тогда я "затаился", и несколько даже озлобился на таких казахов - "Да, ребята, интересно побывать в шкуре не казаха...".
Когда я был первый раз женат (1992-1993 годы), во время беременности тогдашней супруги (украинка по национальности, но в казахстанском контексте таких называют русскими) я решил обсудить с ней в каком культурном контексте будет вестись воспитание будущего ребенка. Я предложил, что девочка (тогда я уже знал результаты УЗИ) будет воспитываться в учетом всего восточного культурного спектра.
И эта "тогдашняя супруга" еще не забывающая недавнее "шовинистическое прошлое", мягко говоря, возмутилась: "С чего это?!". Я ей сказал, что несмотря на мою тогдашнюю 5-ю графу, которая более адаптирована для ксенофобных имперских контекстов, я - казах, мой отец - казах, дед - казах и т.д. Она мне ответила: "Если бы ты был казахом, то за тебя я бы замуж не вышла". В числе прочих "жутких" причин этот разговор послужил тому, что я с ней в скором времени развелся, а "тревожная лампочка" в моей голове замигала.
Потом я работал в различных местах, с различными людьми, но везде сохранялся русский язык, никто его не притеснял. Потому, что нереально было взять и поменять сознание всего общества в один прекрасный миг. Казахский язык несмотря на государственный статус оставался на периферии коммуникационных актов с видимостью его стимулирования. Но так, как казахскоязычной прослойки в городах стало значительно больше в сравнение с советским периодом, и она все больше занимала аппаратные позиции, в процентном отношении казахский язык стал осваиваться в новой открытой и просторной нише.
Но ни о какой койнезации и даже пиджинизации казахскоязычной формы сознания тогда не могло быть и речи.
В 1997 году после окончания журфака для меня мой университет предстал в другом ракурсе. Я поступил в аспирантуру, а профессор Барманкулов М.К. сказал мне - "Приходи работать на кафедру...". Марат Карибаевич Барманкулов был величайшим учителем, мэтром от журналистики, который не насаждал никаких взглядов, он их просто излучал и телепатировал их, а вместе с тем, оставлял право выбирать. Это я понял еще тогда, когда получал высшее образование. Это меня и притянуло в аспирантуру, где можно было получить большее понимание мира от Барманкулова. Так я оказался вовлеченным еще и в преподавательскую практику. Поработас с метром мне довелось три года. Мы жили через дом друг от друга и нередко возвращались с кафедры по домам вместе. Однажды он признался, что он по фамилии - прирожденный Танкин. Марат Карибаевич ожидал, что я вытащу из семейных преданий в моей голове что-то кодовое и идентифицирующее. Но, там было пусто. Тогда он сказал: "Ладно, со временем разберешься".
А для меня эта информация стала намеком, что он еще на этапе моей абитуры узнал меня по фамилии, а много позже поддержал мое намерение поступать к нему в аспирантуру. Ни моего отца, ни его родителя уже нет в живых, тем более отцов их отцов тоже, но, я допускаю, что в фамилии "Танкин" крылась тогда какая-то тайна, которую я должен был бы идентифицировать и вступить в разговор, знай я больше про своего отца, деда или прадеда на тот момент.
Мой последний круг
При оформлении документов для поступления на работу в КазГУ по приглашению Барманкулова, один из тогдашних проректоров, курирующий прием на работу, тянул, тянул подписание моего заявления пару месяцев тогда, когда я уже читал лекции по планам Барманкулова и вел семинары. А потом, при очередном посещении мной кабинета этого проректора он открыто мне сказал что-то вроде: "Не могу тебя взять, ты - пацан". Я конечно сделал вид, что не понял этот смысл, стал возмущаться, что "...несмотря на то, что вы считаете меня слишком молодым, у меня такая-то и такая-то квалификация, а еще такой-то и такой-то профессиональный опыт имею, такие-то и такие-то исследования провожу, там-то и там-то участвовал, так-то и так-то себя проявил...".
Но на самом деле, смысл в его словах был такой - "Куда ты лезешь, здесь только истинные казахи, хранители традиций! И, пацанам - лицам алма-атинской асфальтовой национальности с манкурто-образной формой мысли нет смысла работать в КАЗАХСКОМ НАЦИОНАЛЬНОМ Университете!".
Но я это стерпел, включил дурачка. В чем-то это помогло - меня чуть погодя все-таки оформили и приняли. Почему-то по тем воспоминаниям позже, при просмотре анимэшного мультика "Унесенные призраками" запомнился один отрывок, имеющий некоторые параллели с тем проректором. Там героиня - девочка по имени Тахиро, чтобы вырваться из мира призраков и спасти своих родителей должна была настойчиво просить колдунью Юбабу, чтобы та позволила ей работать и, соответственно, иметь возможность оставаться в мире призраков. Юбабка когда-то приняла определенные правила и обязана была оставлять тех, кто просит у нее работу даже если ей этого делать совсем не хочется.
В общем, в КазГУ я зацепился благодаря Барманкулову и, страхам-обязательствам "Юбабки", подписанным ее кровью.
Тут, я попал в среду "преревоспитания". К тому времени этнический состав ППС кардинально изменился. Казахов в ППС и даже в других составах работников университета стало значительно больше. Конечно, казахи с которыми общался я желали мне добра. Но, это добро было в контексте их понимания действительности.
Пока Барманкулов был жив все было вроде бы ОК. Этот великий человек был консолидирующей фигурой в казахстанской журналистике. С ним было интересно работать и просто общаться. Он открыл для меня широкое поле новых интересов в моей юной жизни.
Но с мая 2000 года, когда его не стало для меня началась ЖОПА. Меня стали включать в какие-то небывалые интриги. Подставлять, и не всегда это делали казахи. Просто для всех я стал придорожным горошком. Это такой симбиоз - системный змеюшник с казахской медвежьей услугой по экспресс-казахизации и "чужими 20-ю копейками", вставляемыми не казахами в систему моего становления как раз не вовремя для меня.
Финишная прямая
Ну не смогу я в миг забыть ту Алма-Ату, в которой все говорили по-русски и жили либо по советским канонам с пионерскими галстуками и комсомольскими значками, либо по понятиям с финками, с портвейном "Талас" и годами отсидки. Почему? Да потому, что это среда формировавшая меня как человека.
Конечно, именно в те далекие совейские времена, были особые "хранители интернационализма" - шовенисты жуевы, которые в автобусах при звуках казахской речи кричали - "Говорите на нормальном языке...". Но, это другой разговор. Тогда время такое было, - надо было выживать. Каждый выбирал свой путь.
Казахи по натуре своей очень добрые, радушные люди, но при воздействии на них ряда отморозков (что бывает и в других этнических средах) и ге рационально мыслящих, они не всегда следуют рациональному.
В общем, самое время было возненавидеть ту среду, в которой я существовал (именно существовал, ведь зарплата - 8000тг., насмешки, а иногда прямые презрительные взгляды с перешептыванием за спиной). Но, я все-таки старался выцеживать только позитив.
Мне нравилось общаться на культурологические темы, неформально обмениваться взглядами в кругу сослуживцев, учиться радоваться истинно казахскому добродушию вне интриг, участвовать в спортивных соревнованиях, играя в командах или в парах. И это меня спасало от перенагрева.
Потом, я поставил себе задачу научиться играть по правилам, в которых я существовал. Я стал покорным абсолютно, уверовал в то, что так надо, что это такой порядок посвящения в казахи. Я стал губкой. Мне необходимо было понимать что, да как. Язык, в той или иной мере, я учился понимать не только на ученных советах, но и при прочтении рекламных плакатов на улицах и при просмотре роликов на ТВ.
Именно тогда в начале 00х я задумался над тем, что язык лучше бы учился если на нем показывали захватывающие документальные фильмы от National Geographic, Discovery и т.п. Хотя можно было бы для этого брать и эксклюзивные документальные фильмы - не только нацеленные на британизацию полиязыкового сознания. Хотя это тема тоже отдельного разговора.
Ленточка впереди
Однажды в отделе ТСО и СОТ, после того, как я что-то разработал для всей университетской системы, начальник мне сказал, - "Если такие как ты станут казахами, то наша нация станет намного сильнее и крепче". Это стало пусковой точкой моего формального "возврата" в лоно своего этноса. И я ясно оформил для себя направление и начал в своем понимании становиться все больше и больше казахом, чем гражданином мира. Потому, что у меня появилась надежда на то, что и я смогу сделать что-то, что поможет казахам понять свои недостатки и развивать свои достоинства.
Да к тому же многое из того, что было в моей жизни из периода русско-язычной гражданско-мировой среды заставляло меня понимать, что "гражданином мира", нейтральным, без национальности мне не быть. У меня всегда в голове сидели "впечатления" о тех случаях, когда девочка из параллельного класса отозвалась в мой адрес - "С ним, общаться?!, да у него глаза такие узкие, как щель для просмотра поля боя в танке..." или, когда сосед, желая определить мои политические взгляды во второй половине 80-х, у меня спрашивал – «Ты мамбет?», или, когда у «подружки», с которой я «шеркался» уже в суверенное время иногда проскакивало презрительно в мой адрес – «мамба», когда я в чем-то ошибался или делал акустические помарки. И прочее, прочее, прочее… Всего не расскажешь.
В общем, для шовинистически настроенных русских (лишь для них, а не всех представителей этой национальности) я был изгоем, а для так называемых нагыз-казахов манкуртом. И те, и другие часто перегибали палку. При чем первые это делали с явной злой истребленческой ненавистью, а вторые от глупости и недалекости (и в том и в другом случае это ко всем не относится).
Далее. В 2005 году, когда у меня был участок на дачном массиве «Спорт-89» возле всем известного поселка Заречный, где русскоязычная председательша (причем я приложил тоже руку к тому, чтобы она стала председательшей), начала заявлять всякие несуразности и все вести к тому, чтобы казахов-оралманов и просто из других областей на массиве во владение участков не оформляли. К тому времени казахи-оралманы и просто аульчане повально стали стремиться пристроиться хотя бы возле Алматы в дачных массивах.
В отношении той председательши особых контрапунктов я не создавал. С моим именем я казахофобных подозрений у нее не вызывал. Но казахофобия перебравшаяся на дачную переферию нарастала с каждым днем.
Все это делалось при согласительном молчании группы поддержки (тех, которые боятся нашествия «черножопых» на «ИХ» земли). Я немного пободался с той "ксенофилийной особой", но, поняв, что на этом уровне ничего не добиться в саботажной среде, решил идти другим путем. Именно тогда, когда даже акимат Илийского района не стал копаться в сути этой ксенофобии, я дал себе установку официально по документам стать казахом и участвовать активно в строительстве социально-справедливого мэйнстрима. Никто меня не вынуждал. Выгоды в этом я не искал. Работа в КазГУ уже перестала интересовать меня. Лишь внутренние установки педалили этот внутри-конфликтный вопрос.
А председательша, с которой у меня произошли в том числе и на ее ксенофобной почве трения, в итоге за пару лет распродала массу общественной собственности дачного массива в том числе и членов своей группы поддержки, а также "сомнительные" участки, владельцы которых по той или иной причине не появлялись. И, "тихо-тихо" перетащила все свое семейство в Рашу на деньги обманутых и обездоленных все тех же русскоязычных бубушек и дудушек, дядек и тетек, которые в ней видели защитницу "их" земли от черножопых. А там ее по слухам местные и спалили со всем выводком, как понаехавших "казахов".
"Я достаю из широких штанин..."
Суд да дела, прошло в очередной учебно-годной мороке еще полгода. После я вроде бы освободился и в конце 2006 года отправился в паспортный стол с твердым намерением "определиться"!
Тетя (казашка), которая узнала, что я хочу поменять «пятую графу» (так называлась строчка в советском паспорте, где значилась национальность) оторопела. В ее глазах проснулись те фразы, которые некогда произнес мой одноклассник – «Нате, почувствовал себя казахом».
Эта пренебрежительность стала походить на перегиб. Я оказывается стал вынужден собирать те документы, которые я на стенде с указанием их перечня не увидел. Меня все-таки отправили собирать и ненужные в том числе документы. В числе прочего я должен был выполнить естественную обязанность – нотариально заверить удостоверение личности.
Зашел в одну из ближайших от моего места жительства нотариальных контор, где другая тетя (тоже казашка), которая - нотариус, видимо уже получила телефонный сигнал. «С какой целью заверяешь?» - спросила она.
«Да, вот хочу поменять паспортные данные раздела национальность» - ответил я.
«А ты знаешь, что удостоверения личности не заверяются?» - наставническим голосом сказала она – «Это ничего, что ты Рафаэль, и ничего, что ты татарином пишешься – это даже для казахстанской статистики хорошо» - продолжала она, оформляя таким образом следующий смысл – мол, свои люди среди татаров тоже нужны, и если уж ты захотел послужить казахам добрую службу, то послужи для нужной статистики. Пусть уменьшение численности татар не скажется на официально заявляемом нацбалансе.
«Во-первых, таков мой выбор, а во-вторых, с какой стати удостоверения личности не заверяются? И с какого это момента?» - поинтересовался я.
«А вот спроси Минюст» - парировала она, но в ее глазах замелькала неуверенность.
«Покажите мне обоснование сказанного» - попросил я – «Такого не может быть».
«А, ты еще учить меня собрался? Ты юрист? Нет скажи, ты - юрист? Тогда не возмущайся и молчи? Можешь куда угодно жаловаться» - повысила тон она.
Но я так, невзначай при копании в своих документах засветился бордовой "корочкой" из натуральной кожи, которую не спутаешь с дешманским удостоверением. Моя "корка" своей обложкой способна внушить многое.
В натуре же, это удостоверение принадлежало мне как члену Союза Журналистов Казахстана. Золотой надписи – «ПРЕССА», конечно, не было видно, я ее прикрывал ладошкой. Но, фактура этой "корки" всегда действует магически на всех, кто ее видит, даже краем глаза. "Конечно жаловаться я не буду, но форму рапорта я знаю", - сказал я.
Тетя сразу же поменяла тактику: «Ты знаешь, даже, несмотря на постановление Минюста, я тебе заверю. Уж так и быть. Если будешь писать жалобы, то мне это даже на руку – может, исчезнут всякие недоработки Минюста» - заюлила она.
Но даже с готовыми документами, после многосотенной очереди «в одно окно» я встретился со стеной «системного подхода». Оказалось, что еще появились документы, которых мне не хватает – отписки из ЗАГСа и Генпрокуратуры на отсутствие судимости. Я понял, что с этим не поспоришь и, после оплаты всех сборов и нужного размера фотографий, отправился за этими бумагами.
«Не надейся на скорое оформление, месяц не менее» - обрекла меня та - первая паспортная тетя-казашка.
В ЗАГС я быстро отвез запрос, но его не отдали, а сказали, что по почте или курьером паспортный стол их получит.
Холод, декабрь, ты занимаешь очередь возле горпрокуратуры, что на Кирова и Дзержинского, и стоишь на улице с 7.00 до 12.00, когда подходит очередь. Молодой парень, узнавая для чего мне нужна справка, ухмыляясь оправляет меня за запросом. Оказывается, его должны были оформить в паспортном столе, чтобы вместе с ним я смог оформить запрос. Я еду обратно, молча получаю его. Через выходные возвращаюсь, отстаиваю еще большую морозную очередь, подаю запрос и спрашиваю – «Когда мне приехать за справкой?». Мне отвечают – «Ее получат курьеры паспортного стола, когда приедут.
Тут начались другие круговороты событий, и в их череде получилось так, что я полтора месяца не занимался паспортом и удостоверением личности.
Потом, я как ни в чем не бывало, явился, подарил газету, в которой тогда работал, дав понять тем самым, что я не глупый человек и спросил – «Как там поживают мои документы?»
Оказалось не только ответов на запросы, но и самих оплаченных бумаг как не бывало. ИСЧЕЗЛИ. МАЗА ФАКА! ЗАТЕРЯЛИСЬ!
Я сделал нейтральную физию и молча, сидя на стульчике, стал ждать, как закончится суета все той же тети-оформительницы. А тетя все суетилась и суетилась. Почувствовала, что пахнет жаренным. Ведь она утеряла оплаченные документы, квитки от которых были у меня на руках.
«Как вас зовут? Как ваша фамилия? И, как полностью называется ваша должность?» - спросил спокойным голосом я.
«Если будете писать жалобу, пишите на меня, а не на весь паспортный стол. Не хочу, чтобы фигурировали мои коллеги и мой начальник» - играла в благородство тетя.
«Жаловаться нет надобности. Я просто хочу знать, кто занимается моими документами» - пояснил я.
На следующей за этим событием неделе я получил «казаха» и отдал «татарина». В 33 года я стал – КАЗАХОМ. Ничего особого не изменилось. Я такой же крупный азиат, с сонмом проблем и забот. Но, вот, только уверенности в том, что я имею естественные природные права настоящего человека в этой стране, стало гораздо больше.
А всего лишь одна строчка! Но, благодаря ей…
БАЛГИН РАФАЭЛЬ АМУРОВИЧ