Параграф 25 из книги автора "Прозрение". Полностью с фото см.:http://world.lib.ru/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-133.shtml
Многие страницы моей жизни оказались настолько горькими, что приходилось пересиливать себя, чтобы вернуться в то время и оставить его следы. Но война кончилась, забрав половину нашей семьи. Открылись возможности самому в какой-то мере управлять своим будущим. Мрачные годы отошли. Я вступил в более приятное и иногда весёлое время.
Ряд воспоминаний связан с Юрой Тайковым. Когда точно я познакомился с ним – не припомню. Он много раз неожиданно возникал на моём пути.
Как-то летом в период совершенного безделья, после окончания второго курса техникума, я встретил Тайкова, и он в свойственном ему напористом стиле спросил:
– Чем ты сейчас занят? Можно заработать кучу денег. На стройке требуются рабочие. Я знаком с прорабом. Работа не тяжёлая, а платят о-го-го.
Юра обладал такой силой убеждать, что я без колебаний согласился. На следующий день выяснилось, что речь идёт о достройке моего собственного дома. Действительно, уже с месяц назад в наш двор навозили кирпичей и прочих строительных деталей, воздвигли леса, сломали чердак, где я в войну выращивал кроликов ...
О! Извините за непоследовательность, но об этом стоит рассказать.
Отвлечёмся от ещё не начавшейся моей работы и войдём в год, наверное, 1943. Один парень из дома напротив занимался разведением кроликов. Он показал мне их в клетках и поделился «информацией» об очень даже интересных результатах этого дела, в деньгах и в натуре, т.е. мясе. Я сообразил, что над всем нашим двухэтажным домом располагается обширный и высоченный чердак, где между стропил можно поставить сколько угодно клеток и заняться столь выгодным кролиководством.
Задумано – сделано. В ближайшее воскресенье я купил на «Барашке» красивую крольчиху шиншилловой масти в возрасте более 4-х месяцев, т.е. способную производить потомство.
Главная трудность на этом этапе предприятия состояла в умении отличить крольчиху-самку от бесполезного самца. Оказалось, что кролик-самец имеет вполне женственное выражение лица, такие же уши и хвост. Только высокий специалист умеет, опрокинув кролика на спинку, нажать в нужном месте. Тут более-менее отчётливо и проявляется его таинственная половая принадлежность.
При покупке я ещё таким искусством не владел и вынужден был целиком довериться продавцу. Я решительно вбухал все деньги, которые заработал самоотверженным отказом от сдобных булочек и соевых конфет, выдаваемых школьникам на «площадке», в эту самку. Ещё заплатил дополнительно законные 30 р. соседу-крольчатнику за её осеменение евонным самцом.
Дорога к моему предпринимательству была открыта. Мы забрались на чердак и выпустили кроликов для продолжения рода...
Они подозрительно посмотрели один на другого и ... вдруг случилось такое, что не только я, начинающий, но и тот парень, опытный животновод – оба мы чуть не лопнули от удивления. Моя предполагаемая самка заскочила на его, вроде, многократно проверенного самца и бойко начала его оплодотворять. Я уже в гневе – обманули! – хотел бежать на Барашек. Смущённый сосед вытаскивал из кармана мои 30 р. и добавлял свои 30 р., как положено, за осеменение своего двуполого предателя. Но в этот момент объекты опомнились и поменялись позициями. Мы тоже постепенно пришли в себя.
Через месяц у моей крольчихи(!) в созданном ею из собственного пуха гнезде появился десяток крохотных существ. Ещё через месяц, чтобы прокормить стремительно растущее поголовье, я уже отправлялся с мешком к Южному аэродрому. Выждав время, когда патрульная машина скрывалась вдали, я быстро пробирался под колючую проволоку к густо заросшим клевером участкам и набивал свой мешок этим сильно нравившимся моим подопечным витаминным кормом.
Через некоторое время моё кроличье стадо вышло из подчинения. Говорят, что так получилось в Австралии. Не знаю, но здесь они расселились по всему необъятному чердаку. Когда я приносил очередной мешок травы, откуда-то из-под дымоходов из прокопанных ими нор являлись совсем незнакомые особи, поджидали пока я отойду, кушали травку, а затем к удовольствию владельца стада затевали весёлые игры, гоняясь друг за другом по всему чердаку.
Несколько раз я пытался совершить на Барашке заключительную стадию мероприятия. Но это получалось плохо. Мёрз, ждал, покупателей почему-то не было. Попробовали мы и крольчатины. Но вскоре моё предприятие забуксовало. Напал на зверьков какой-то мор, и малышей совсем не стало. Да и соседи начали интересоваться топотом над их головами. Пришлось лавочку закрыть.
Тот сосед, специалист по оплодотворению, тоже кончил не очень. Он женился, но его молодая жена сбежала к своей маме после брачной ночи. Соседи судачили, что она жаловалась на какие-то его особенности по этой части.
Но пора вернуться на стройку. Итак, я оказался в бригаде рабочих, занимавшихся достройкой третьего этажа нашего дома на основе использования того самого чердака, где провёл немало времени в качестве естествоиспытателя.
Кладку стен вели всего два каменщика-специалиста, а подачу им кирпича и раствора едва успевала осуществлять бригада из 7-8 ребят и женщин. Особо здорово было доставлять кирпич на высоту. Мы располагаемся цепочкой на лесах, нижний берёт кирпич из кучи с земли и перекидывает его стоящему на несколько метров выше, он – следующему и так до верха. Работа идёт бойко. Но нельзя прозевать движения подающего, чтобы угадать точку, где надо ловить летящий кирпич. Затем следует возможно точнее бросить его следующему, чтобы тот поймал тяжёлую красную штуку, а не опустил её тебе на голову. Так и плывут кирпичики наверх, а, когда куча на земле растает, хватаешь тяжёлое ведро с раствором и спешишь по шатким сходням наверх, пополнять запас у неторопливого каменщика. Красивая работа! Наверное, любая строительная работа красива, пока имеется всё необходимое для её продвижения. Но ... подходит момент, когда не везут кирпичи, или раствор «ёк», или ещё что-то в этом роде. Люди садятся, сначала посматривают – не привезли ли? Затем начинают травить разные байки, приходит усталость, скорее апатия, прежняя красивая работа начинает казаться придумкой. Это ещё в нашем молодом коллективе, где не знали выпивки.
Так и случилось через три недели труда, постепенно перешедшего в безделье, а потом в ловлю прораба с целью получить заработанное. Может, спустя месяц выдали около 200 р. с копейками. Обещанные большие деньги где-то затерялись. Исчез и Юра. Думаю, что его надули так же, как и всех остальных.
Этот эпизод всё-таки был мне полезен, он дал понять – что есть физическая работа, рабочий класс и вообще открыл кое-что во взрослой жизни.
В следующий раз Юра появился, когда ко мне пришла гостья по имени Бэлла. Её маму познакомили с моей мамой, охарактеризовав сына, как очень воспитанного и надёжного юношу.
Бэлла была, что называется, красавицей – черноокая еврейская девушка с молдавским оттенком. Моего роста и возраста, пухленькая и оживлённая. На её овальном личике постоянно присутствовала улыбка, словно говорившая: «Ну что мне делать, если я так хороша».
Я вполне серьёзно воспринял свои обязанности перед этим созданием, а, скорее, перед нашими мамами. Кавалерствовать я не умел, а вот развлекать и сберегать (не знаю от чего) пытался. Разговаривать с девушкой у меня плохо получалось.
Но тут зашёл Юра, мигом оценил обстановку и предложил заняться театральной постановкой.
У него с собой оказался магнитофон. Объявив себе режиссёром, он разыскал у меня на полке Шекспира, открыл страницу, где в действии участвовали двое мужчин и женщина, и мы приступили к записи спектакля, сразу без репетиций.
Я с выражением прочитал реплику своего героя. Когда-то я пробовался в драмкружке перед настоящим артистом из нашего драмтеатра, и поэтому чувствовал себя почти профессионалом. Затем, немного смущаясь, но с пафосом выступила героиня. В роли, которая досталась Тайкову, после нескольких фраз герой падал перед королевой на колени. Юра произнёс свой текст с неумеренным нажимом, ненатуральными придыханиями, а в заключение, испугав нас, сильно стукнул по столу поочерёдно обоими локтями. Я был уверен, что он испортил нашу точно предусмотренную Шекспиром игру своими клоунскими трюками. Однако при прослушивании записи оказалось, что моё с чувством меры выступление звучит мало разборчивым лепетом, а монолог Тайкова не отличишь от игры народного артиста. Когда же в конце этой страстной речи все услышали, как герой рухнул на колени ... мы с Бэллой окончательно почувствовали себя приготовишками, а Тайкова великим артистом.
В этот трудный момент я удачно вспомнил, что вообще-то нам с Бэллой надо спешить в кино на новый фильм, но билетов, к сожалению, только два. Юра нисколько не смутился и сказал, что купит билет перед сеансом.
В фойе кинотеатра толпились желающие попасть на интересный фильм. Ни одного свободного билетика, ни у кого не было. Я вынужден был извиниться, что уже прозвенел первый звонок, вытащил билеты и направился с дамой к билетёрше. Юра сказал, чтобы мы его внутри перед залом ожидали. Как солидные люди, предъявив билеты, мы прошли и остановились в нескольких метрах от контроля. То, что затем произошло, мне не понять и до сих пор.
Тайков выделился из толпы чего-то ожидающих безбилетных граждан, лицо его приняло сосредоточенно-задумчивое выражение, взгляд устремился куда-то поверх людских голов и ... ровным уверенным шагом он прошёл мимо билетёрши, не взглянув на неё, словно вообще никакого препятствия для входа в кино не существует. И самое странное – матёрая контролёрша тоже сделала вид, что ничего не произошло.
Тайков вообще отличался многими способностями и качествами. Например, в институте он числился отличником, хотя принципиально избегал любой рутинной работы. Чертежи к курсовым проектам он никогда не чертил. Проникнув своим способом в кабинет проектирования, он выбирал из стеллажа сцепку чертежей проекта, похожего на свой, аккуратно переделывал дату и фамилию и... защищал проект на «отлично». Конечно, для этого следовало свободно разбираться в предмете.
Иногда Юра появлялся у нас на гимнастической секции. Это случалось перед соревнованиями, когда нужно было «поддержать» свой факультет и выступить по 3-ему или даже 2-ому разряду. Мы все и тренер смотрели на него со скептическими улыбками. Он был серьёзен и собран, несколько раз проделывал новую для себя комбинацию. Конечно, у него имелся определенный задел, но воля и ещё что-то позволяли ему сходу осваивать и незнакомые элементы. И он сразу превращался в одного из первых кандидатов на включение в команду. А мы трудились над этим целый семестр.
Как-то я встретил Юру на нашем пляже в парке. Он сказал, что сейчас на спор будет прыгать с моста. Только профессионалы или исключительные смельчаки решались прыгнуть в нашу Уводь с железнодорожного моста. Идти по этому мосту и видеть далеко внизу зелёные берега и воду реки – было жутковато. Очень редко кто-то из самых отчаянных этих смельчаков прыгал не с полотна железной дороги, а залезал ещё на высоченные перила. Я видел, как Юра забрался по стальным балкам на самый верх, прыгнул в воду и сразу ушёл с пляжа.
Однажды при встрече Юра поинтересовался, люблю ли я оперу и предложил:
– Вот сейчас в Иванове выступает Горьковская опера и можно ходить на спектакли хоть каждый день. Иди со служебного входа, сделай озабоченный вид и проходи.
– А, если остановят и спросят?
– Отвечай «я из миманса», – поморщился Тайков. Он ещё внимательно взглянул на меня и растолковал:
– Любой театр для массовки не возит с собой людей, а набирает их на месте. Это называется «миманс». Никто не может точно запомнить их в лицо.
Из дальнейшего короткого разговора выяснилось, что сам Юра со своим другом Вадиком Гусевым уже служат в этом театре, причём с большим успехом и не меньшим удовольствием.
Долговязый с чёрными пижонскими усиками Гусев обладал не только артистическим талантом. Как-то, после непродолжительного отсутствия, он объявился в городе кандидатом каких-то наук и назидательно пояснял всем, что на периферии, например, в Карело-Финской академии наук, он запросто сошёл за учёного и защитил диссертацию. Вполне допускаю, что его способности, а может и знания, превышали аналогичные качества местных соискателей. Рассказывали, что недавно, когда они в очередной раз любовались балеринами в душе, ведущий солист отогнал их. Тогда на следующем «Князе Игоре» они в качестве половцев изрядно побили своими деревянными мечами этого ревнивого «князя», который обязан был петь свою арию и держать вид в рамках либретто.
Продержался в мимансе Юра недолго. Он любил петь и приладился в толпе статистов на сцене поддерживать хор. Однажды, таким образом, он во всё горло выпевал недостаточно известное ему место редкой оперы. В какой-то момент, когда дирижёр, плохо видимый за головами артистов, резко остановил хор, единственный Юрин голос продолжил не сочиненное автором звучание. Администрация не ухватилась за свежий талант и изгнала его из коллектива.
Потребность пользоваться плодами мирового искусства Юра осуществлял вопреки условиям, навязанным ему государственной системой. Как-то мы встретились, и он стал в подробностях рассказывать о театральной Москве.
– Но как ты можешь попадать в театры, куда по слухам билетов не достать?
В ответ Юра раскрыл небольшой чемоданчик, который держал в руках. Там в строгом порядке были разложены разной ширины и цвета полоски бумаги и какие-то резиновые штучки.
– Мне достаточно увидеть на подходе к театру у кого-нибудь сегодняшний билет и через десять минут я нарисую такой же. А что, в самом деле, если в Москву приехала «Комеди Франсе» и какой-то начальник покупает себе билеты по 200 рублей, хотя ни бум-бум не понимает в этом театре. А мне это интересно и я должен это видеть!
Я уверен, что Тайков не был способен продать такой билет. Он делал это только лично для себя.
В последующие годы наши встречи потрясали неожиданными его превращениями. Как-то в шагающем навстречу по улице блестящем офицере я с трудом узнал ... да, Тайкова. Он важно объяснил, что в нынешних условиях место гражданина в государственной структуре. Однако буквально через месяц по той же улице мне навстречу шёл тот же Юра уже совершенно штатский. На мой вопрос о патриотическом долге он поморщился: «Я демобилизовался».
Удивляла способность Тайкова жить в этом обществе по своим принципам, не подчиняться, подобно всем, навязанным властью правилам игры. Все привыкли существовать в страхе наказания или наглого окрика рьяной партийно-профсоюзной шавки. Тайков в этой среде скользил, как рыба, находчиво пользуясь в своих интересах принятыми демагогическими фразами. Встречая своё привычное оружие в руках противника, партийцы и чиновники оказывались бессильными. Они пасовали перед открытым смелым человеком, поскольку привыкли иметь дело с трусами, прирождёнными или, во всяком случае – прирученными.
Позднее Юра увлёкся альпинизмом. Он не признавал походы в группах. Альпинистское снаряжение придумывал и делал сам. Как-то зашёл ко мне на работу и спросил, есть ли на заводе титан. В то время этот исключительно прочный и лёгкий металл на гражданке ещё не был известен. О своих восхождениях особо не распространялся. Рассказывали, что Тайков спас одного альпиниста, упавшего в пропасть. Никто не мог до него добраться, а Юра вынес гибнувшего человека на себе.
Альпинистскими навыками и снаряжением Юра воспользовался для экзотического заработка. Он «нанимался» ремонтировать или чистить высотные строения, купола церквей. В советские времена на такое смотрели подозрительно. Вместо того, чтобы восхищаться умением и мужеством человека. Только в городе Ленинграде жила легенда об отважных умельцах, ремонтировавших кораблик на шпиле Петропавловки.
Началась перестройка Горбачёва, этого парадоксального деятеля, который мановением руки спас мир от смертельной эпидемии коммунизма и одновременно легкомысленно сломал систему жизни людей огромной страны, освободив их от животного страха, но без понятия о том, чем и как это заменить.
Стройный хор лживых голосов в газетах и на всяких собраниях начал иногда нарушаться, словно кто-то давал петуха.
Пошли слухи, что Тайков вошёл в некую оппозиционную партию. Однажды на площади возле парка я обратил внимание на какое-то подобие трибуны, возле которой кучковалось несколько десятков оглядывавшихся друг на друга потёртого вида граждан. Я спешил в лес и на реку, но притормозил в некотором отдалении. Не то, чтобы боялся, хотя это было первой естественной реакцией на необычное «мероприятие».
На трибуну взобрался Тайков. Его представили, как члена организационного совета. Он начал довольно уверенно, но с несколько скучающим видом, бросать прислушивавшимся людям фразы о коммунистах, где вместо стандартных истёртых выражений звучали совсем новые и дерзко невежливые слова. «Публика» реагировала слабо, скорее, вообще ничего не проявляла, если не считать почёсывания в затылках. Люди оглядывались, и в их тоскливых глазах читалось желание незаметно смотаться. Может, поэтому оратор не воодушевлялся, а митинг вскоре закончился принятием какой-то резолюции.
Конечно, Юра обладал многими качествами необходимыми политическому деятелю и, возможно, был бы настоящим представителем ивановского народа в органах власти. Да народа-то тогда в России не существовало. Сомневаюсь, что сегодня там что-то подобное сварилось. Ещё Пушкин жаловался – «народ безмолвствовал». После 70-ти лет руководящей и направляющей, а более всего «пропалывающей», деятельности Партии – осталось зомбированное население, в состоянии полного гражданского маразма.
Моя последняя встреча с Тайковым оказалась странной. Я ожидал приёма у дверей кабинета прокурора области. Прежде написал заявление, что настаиваю дать мне ознакомиться со спрятанными в НКВД делами моих невинно погубленных отца и брата. На это мне было отвечено, что мол «закон не позволяет». Да-да, тот самый закон, который не возражал против арестов, издевательств и уничтожения невинных людей, оказывается, предусматривает право знакомиться с делами только самим осуждённым.
– Но вы умертвили их, они уже не могут заглянуть в ваши чёрные «дела».
– Всё равно, закон есть закон – ответил страж законности. Позже я ездил в Москву к прокурору РСФСР Блинову. Но и там всё упиралось в Закон!
Да, я хотел рассказать о Тайкове. Он подсел ко мне в том обшарпанном коридоре, поинтересовался, зачем я здесь. Моя цель не произвела на него впечатления.
– Зачем тебе всё? Ты ведь можешь уехать.
Я молчал, и он счёл нужным добавить:
– Здесь начнётся большая заварушка. Как еврей, ты можешь уехать в Израиль. Последнее слово он произнёс с нажимом на последнем слоге, так его выговаривали те, кто, скрепя сердце, воспринимал подъём этого государства.
Его слова были мне неприятны. Ведь это была и моя земля. Что он – заботился о старом товарище или...?
Спустя много лет я задал Тайкову нывший внутри вопрос. Он не вспомнил той встречи. Но трещинка в наших отношениях – исперчилась.