34. Распределение на работу

 
Параграф 34 из книги автора "Прозрение". См. полностью с фото http://world.lib.ru/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-133.shtml


 Вот и закончилось беззаботное студенчество. Вывесили списки рабочих мест. Недавние приятели, друзья, лихие собутыльники, отличники и прогульщики – все внезапно повзрослевшие и отчуждённые толпились, вчитываясь в скупые строчки:
 Москва МО инженер
 Ковров МО инженер
 В распоряжение МСМ, инженер – 5 мест
 Кировская обл., литейно-мех. з-д, инженер ...
 Стало ясно, что выбирать особо не придётся, «там» уже всё занаряжено. Никаких разговоров, обсуждений. Каждый сам за себя и, возможно, поперёк другу. Неожиданные слухи: те поженились («неужели?»), тот приехал по направлению и автоматически занимает хорошее место, другой – имеет вызов...

 Настал день распределения, которое ведёт особая комиссия. Пришла моя очередь. Вызывают – захожу в комнату. Несколько незнакомых лиц – это «покупатели» – представители заводов приехали за молодыми инженерами. Этих когда-то видел: новый декан, бывший ректор Разумов, зав. кафедрой, нач. отдела кадров; эти, видно, от парткома, от комсомола... Некоторые смотрят на меня приветливо, таких мало, большинство взирает хмуро, озабоченно или не смотрят вовсе.
 – Выбрали себе место работы? – вяло спрашивает председатель, соблюдая демократию.
 – Я хочу поехать на Горьковский автозавод, там я был на практике и начал работу, которая интересует производство.
 – Этого предприятия нет в министерском плане, – поясняет, как бы для комиссии, председатель.
– Завод прислал письмо, где просит институт направить меня к ним.
 Между прочим письмо это было подписано главным технологом ГАЗа. Эта должность была тогда повыше министра автомобильной промышленности. Только Руттер сумел это сделать. Он знал весь завод, и все знали его.
 – Мы обязаны в первую очередь закрыть все министерские места. Вы что считаете, что можно нарушать планы правительства?
 Председатель тихо переговаривается с членами комиссии. Встаёт ректор.
 – Мы предлагаем вам место инженера на литейно-механическом заводе в Кировской области.
 Эта местность мне знакома. Там в ссылке работал мой папа. На лесоповале. Но беру себя в руки.
 – В конце учёбы я прошёл специализацию, на этом месте она не может быть использована.
 – Молодой советский инженер должен ехать туда, куда посылает его родина, – вступает в действие парткомовец.
 Закончилось это ничем. Я знал, что могу ничего не подписывать. Получил передышку. Уже все знали, что многие сачки, с которыми все годы воевали преподаватели, получили хорошие места, которые в списках не значились.

 Для справки: тогда ещё не было порядка распределения по среднему баллу, а то было бы ещё интересней – я должен был бы выбирать место первым.

 На следующий день разговор со мной был продолжен. Выяснилось, что для меня имеется особое место: Министерство социального обеспечения, НИИ протезостроения в Москве.
 Вспоминаю эти события и понимаю, что для сегодняшнего читателя, ну, совершенно недоступно понимание советской жизни того времени. Для молодого человека что-нибудь делать для танков или самолётов, или на самый худой конец, для тракторов – было престижно, но никакой девушке он не смог бы признаться, что работает на заводе по выпуску мясорубок..., а уж делать протезы – это было равносильно ... право, не могу подобрать другого столь же обидного занятия.

 По-видимому, моя подпись была для начальства всё-таки необходима. Хотя, в принципе, могли послать на работу и так. Попробуй, не явись в заданный срок на назначенное место. Но, видимо, мой случай был особым, слишком много и издалека пришлось бы объяснять.
 Вот и повёз меня и ещё одного парня в министерство наш кадровик Калиновский, измождённого вида и очень доверительно разговаривающий человек. Вроде, он бы всей душой, да всякие там сидят, и от него ничего не зависит. Возможно, он и взаправду жалел вежливого и без причины обиженного студента.

 Прежде, чем идти говорить о замене назначения, я отправился в то место, куда меня определяли. По дороге уговаривал себя, что, может, и ничего, буду помогать пострадавшим, работают же люди везде.
 Вошёл внутрь вполне приличного здания. Из вестибюля поднимается вверх широкая, прямо, парадная лестница ... Но вот стоит на ступеньке человек на одной ноге с костылём, а вот идёт ... совсем без рук. И так невыносимо мне стало жалко этих людей. И так же жалко стало себя. Погрузиться на всю жизнь в это море страданий ... Это было выше моих сил.

 В так называемом министерстве, в какой-то комнатушке, очень занятая тётя, сидевшая среди груды бумаг, не стала разговаривать: «В письменной форме!» И точка.
 Поскольку нормального места работы мне не давали, я стал добиваться «свободного распределения», т.е. разрешения самому устроиться на работу. Но не тут-то было. Грозили, что это подсудное дело – не отработать по распределению положенные три года.
 Наконец, в дело включилась мама, а значит и её знакомые. Наверное, помогала и Екатерина Васильевна Захарьина, наш вечный доктор и друг.
 В результате появилась бумага о распределении меня в распоряжение ивановского Облсобеса.
 Председательница этого учреждения была со мной любезна и предложила место преподавателя спецдисциплин в Ивановском радиотехникуме туберкулёзных больных. Я прогулялся в эту усадьбу на краю города возле леса. Очень понравился мне директор Михаил Иванович Алексахин. Дело было решено: после короткого отпуска выхожу на работу.

 А защита дипломного проекта, после всего этого, прошла настолько буднично, что и не сохранилась в памяти. После распределения всем стало понятно, что это не так уж серьёзно. Ну, будет 4 балла или 5 – не так важно. Конечно, получить 3 – неприятно. В случае, когда уж совсем человек не мог ничего ответить на простые вопросы, защита переносилась на осень, а на работу он ехал без диплома. Это был в основном теоретический вариант. Все хуже-лучше защищались.
 Моя работа касалась такой области, которой никто в комиссии не знал. Поэтому слушали с интересом и вопросы были о том, где я знал больше других. В результате получил красный диплом, который ещё раз подчеркнул совершённый надо мной произвол.

 Так закончилось моё высшее образование.
 Несмотря на всякие трудности, увлечение спортом и другие, не относящиеся к специальности отвлечения, я вышел, как выражаются, из стен института с достаточными познаниями, чтобы при случае продолжить самообучение. Главное – где-то таился интерес к таинствам «управления движением» и желание усовершенствовать способности существующей техники.
 Правда, это почувствовалось много позднее.