- Молодой человек, а можно было обойтись без этой чрезвычайности? – голос главного редактора был глух и до болезненности неприятен. Молодой журналист невольно поморщился, но промолчал.
- Что это у вас в каждом предложении: чрезвычайный случай, чрезвычайная ситуация, чрезвычайные меры… Чувствуете всю чрезвычайность ситуации?
- Какую чрезвычайность? Какую ситуацию? – журналист непонимающе пялился на главреда.
- Да прекратите вы на меня пялиться, в конце концов? Вы писать не умеете! Вот в чем чрезвычайность ситуации.
Журналист потупил взор. Теперь вместо багрового лица шефа, он разглядывал носки своих ботинок.
- Вы бы в конце еще упомянули, что информация предоставлена Чрезвычайной Комиссией.
- Ею и предоставлено. Только называется по-другому.
Брови главного редактора удивленно взлетели вверх.
- КГБ? – шепотом спросил он.
- ФСБ, по-моему! – так же шепотом ответил журналист.
- Ну-ка, ну-ка, - главред углубился в чтение. Через десять минут он оторвался от чтения и подслеповато посмотрел на журналиста. – Да, действительно, это чрезвычайная ситуация. Но почему только текст? Где фотографии? Материал «Глава администрации подозревается в гомосексуальных контактах с общественностью» должен быть подкреплен фотографиями преступной связи и фамилиями поруганной общественности. А где все это? Я вас спрашиваю? Идите уже, я сам проиллюстрирую материал.
Когда журналист ушел, главный редактор подошел к сейфу и достал оттуда пачку фотографий с последней вечеринки, где они неплохо повеселились с главой администрации. Дело оставалось за малым – из хитросплетения обнаженных тел убрать себя, и сенсационный материал готов к печати.