Сколько Геракл подвигов совершил, не помните? Потребность у него была такая — подвиги совершать. Герой. А вот другим, кто не героем родился, тому на подвиг решиться надо. В России, по крайней мере, — это точно.
Застрял я в охранниках казино, и надо сказать, в организации эта работа была самая паршивая. И денег мало платят, и опасно очень. Отморозков пьяных вечером — куча. Каталы, шушера всякая мелкая. Того и гляди, в животе у тебя какую-нибудь швайку забудут, вдрызг проигравшись. Уж лучше работать на самом нижнем уровне бригады — на складике, нафиг никому не нужном. И хоть денег там еще меньше платят — спокойствием все окупается. Но просто так не попросишься, мол, житухи спокойной хочу. Не поймут и на дверь укажут как элементу, карьеру сделать неспособному. А на улице пацанов, о жизни бандитской мечтающих, —свистни только. И если голова работает, то выход один — наверх по карьере бандитской. Там и деньги водятся, да и риска меньше. Всё больше разговорами и дипломатией решается. Если и убьют, то сразу. И не надо с печенкой своей, грязной железякой проткнутой, три дня, или сколько придется, мучиться.
И вот слушок как дуновение ветра, порохом пахнущего, пронесся. Завтра предстоит дело важное, и в нем все силы организации участвовать будут. Осознал — вот оно. Труба зовет. Чуйка у меня на такие дела всегда была развита.
Так оно утром и случилось. Уселся отряд гусар летучих в машины — штук пятнадцать их было, да и понесся с бешеной скоростью по Питеру навстречу неизвестности. И по тому, как менты придорожные отворачивались, понял - на подвиг везут. И в душе еще раз царапнуло, что мне этот подвиг…
Приехали. Возле здания какого-то расположились. Я Питер тогда еще плохо знал. Своим товарищам нервы железные демонстрирую, на спинку сидения мягкого откинувшись. Сон изображаю. Под сердечные барабаны.
— Здорово бы сейчас на складике очутиться, — думаю.
Два стратега бригадных возле джипа остановились. Беседуют. Производственные проблемы решают:
— А, может, взорвем?
— Не, шум будет… Лучше Газиком таранить.
— А, если Газик не влезет? Двери то узкие….
— Тогда тросом двери зацепим….
Поговорили и за тросом отправились.
Россия, родина моя. Ничего они не нашли, конечно, и вернулись уже за мной:
— Там это, братан, козлов залетных нужно оттуда выбить, — объясняет один. — Их там штук двадцать засело.
— Мы тебе фомку и ксиву юриста - юристы соседней конторы в их столовке обедают, — продолжает другой. — Ты ксиву на входе покажешь и обедать типа пойдешь, а сам дверь черного хода фомкой ломанешь. Мы их там и уроем.
Вот незадача. С моим топографическим идиотизмом я точно нужную дверь не найду, и говорю:
— Нет, братва, я разведчиком быть не подписывался. Зайду туда с фомкой, а они мне эту фомку в жопу два дня засовывать будут, пока вы трос не найдете. Нет, не согласен я.
Мозги удалились на совещание. Вернулись не скоро, взъерошенные слегка. Подрались они там что ли?
Первый бумажку протягивает:
— Ты, когда войдешь, охранника на входе придержи. А он, — и кивнул на второго, — рядом будет и отмашку даст. Мы из-за угла набежим.
На том и порешили.
Десантировали меня из джипа возле здания, на крепость похожего. За стеклянной дверью — решетка железная. Я перед дверью. Справа метрах в двадцати — одна из половинок мозговых на отмашке, дальше за углом остальные сорок разбойников притаились. Ну, все. Поехали, думаю.
И вместо молитвы Станиславского вспомнил.
Стучу в дверь, ксиву к стеклу прилепив. Бугаек в дверях ключами щелкает: уши из плечей растут, ствол под свитером топорщится. Захожу медленно — никто не бежит… Бумажку на пол уронил — никто не бежит… Еще раз на землю ксива из пальцев неловких выскользнула — молчание ягнят, блин. Захожу — деваться-то некуда. Братан вражеский за моей спиной решетку крепости задвигает. Все - теперь быть мне в заложниках. И так тоскливо сделалось, что врезался я в его восемь пудов своими шестью, руки ему прихватив, чтобы он ствол из-за пояса не выдернул и меня в ежика железного не превратил. Это были самые длинные двадцать секунд в моей жизни. Враг кричит — своих на подмогу зовет. Я держу его, как могу, и топота ног спасительного не слышу. Себя как бы со спины вижу. И спина моя уже как решето — в дырках, хоть на вопли его еще никто не прибежал.
Нет, все-таки люблю я Россию…
Его бандиты обедали. Мои — чего-то в отмашках напутали. Мы же решетку железную массой тел наших общей с петель подняли и на стекло двери обрушили. В дырку между перекосившейся железной решеткой и остатками стеклянной двери коллеги стали по одному протискиваться, из пистолетов паля. Первый пошел — бум!!! Второй пошел — бум!!! Третий… Штурм Зимнего.
— Ну, слава богу, — думаю, — живой вроде, мои первыми прибежали, — и бугая отпустил. Он сразу и сдался.
На следующий день на работу в казино пришел, а там уже сказки рассказывают о добром молодце, который дланью могучей железные решетки проломил. Врагов-супостатов сокрушил.
Дела мои в организации пошли в гору, пока я с этой горы не свалился и не оказался на краю земли — в Португалии.
Португалия… Страна нулевого меридиана. Точка отсчета времен. Страна - камень с надписью: «направо пойдешь, налево пойдешь…».
Лежит себе на берегу океана — дуракам странствующим путь указывает.
Ладно, лирика это.
Вот как-то устроился на фабрике льда компьютерами заведовать. Фабрика маленькая. Лед делает и продает фирмочкам, рыбой торгующим, которые под крышей этого рынка, размером со стадион футбольный, расположились.
Пришел я в первый день на работу. По фабрике гуляю. С коллегами знакомлюсь и к запаху рыбьему привыкаю. Вдруг слышу шум какой-то, крики из павильона торгового доносятся. Вышел из двери и вижу, что бьют кого-то, и бьют странно. Парнишка, ростом чуть выше карлика циркового, лупит толстого дядьку с рацией. И так у него ловко это получается. Я даже залюбовался. А дядька в рацию зовет: «Полиция! Полиция!». От ударов подхрюкивает, и по лицу сопли кровавые размазывает. За спиной дядьки человек пять сгрудилось. В рации кричат неистово. У всех куртки красивые синие.
Толпа на глазах густеет. Смотрел я на все это минут десять, и когда толпа в стену превратилась, а всхрюки совсем слабыми стали, то не выдержал, и теплую людскую кашу с трудом раздвигая, к дядьке добрался. Он уже в рацию только шипел голосом сорванным. Я гномика-хулигана хлопнул по шее легонько и говорю:
— Пойдем воздухом подышим?
Он обернулся и согласился. Я его на улицу проводил. Покурил там немножко и на рабочее место вернулся.
Полиция через полчаса приехала. Дядька — главным начальником оказался. А люди в куртках и с рациями — охраной местной. Им закон только в рации кричать разрешает, штрафы выписывать и полицию на подмогу вызывать.
Весь год жил благополучно, компьютерами, когда настроение было, занимаясь. Машинки мои почти не сбоили. Фабрика лед продавала исправно. Но контракт не продлили. Потому что подвиги должны быть логичными. В общую картину мира вписываться…
Если голубю Пикассо пулемет крупнокалиберный на шею повесить — ему лучше Гернику железным дождем посыпать, из клюва веточку миртовую выплюнув. И если ты программист, то и сиди себе за компом, сгорбившись…
Поделом мне. Нечего в местные разборки ввязываться.
Может быть, лучше профессию программиста на что-то более стоящее поменять?