Было уже совсем поздно, когда мы пришли на берег реки. Тишина, только слышно как в воде плещется рыба, да лёгкий ветерок раскачивает не высокие травы, и теребит упрямую чёлку на её голове. Звёзды отражаются в воде, и не понятно где небо, внизу или там вверху. Неровный круг убывающей луны, улыбается, подмигивает нам. Мы стоим и любуемся течением воды, тому, как звёзды купаются там, в реке.
Мы – это, я, т. е. Антип Петрович Пантелеев - учитель истории. Она – это Маргарита Георгиевна Малышева, молоденькая учительница английского языка, и моя невеста.
- Давай здесь посидим, - предложил я Рите, показывая на скамейку, стоящую здесь же под берёзою. - Сколько помню себя, столько и стоит здесь эта скамейка, и до меня стояла, и до рождения моих родителей. Ещё мой дед был пацаном, когда её установил Степан, и берёзу эту посадил.
Вот так с тех пор и приходят сюда все влюблённые.
- Какая красивая, надо же так выковать. А кто это, Степан?
- Жил когда-то в нашем селе кузнец Степан. Кузница его стояла, на берегу, ближе к деревне.
Вон там,видишь, валуны теперь лежат, как надгробье. – Начал свой рассказ Антип, показывая рукой,
где была расположена кузница. - Пришлый был человек, новый в нашей деревне, но любили его все. Добрый, немногословный, детишек говорят, любил, всегда сахаром угощал, по тем временам, дорогое удовольствие. А ребятишки есть ребятишки, прибегут на берег, заглядывают через двери в кузню, Степана на улицу зазывают. Выйдет он, большой, просто огромный, достанет из кармана тряпочку, развернёт
её, а там головка сахару. Разобьет её рукояткой ножа, и всем, всем детям раздаст. Они раз в неделю обязательно приходили за сахаром. Как по договорённости. Степан то один жил, и говорят, любил девицу красную, Машей её звали. Из богатой семьи была, и она тоже отвечала ему взаимностью. Нет, нет, да кто-нибудь видел их, вот здесь на этом самом месте. - Антип рассказывал, его речь была плавной, напевной, будто песня, а Рита представляла, как Маша, поздно вечером бежит сюда на берег к Степану. – И будто слышит голоса…
- Стёпушка, любый мой, сокол ненаглядный, как же я по тебе соскучилась. – Она обнимала его широкие плечи, утопая в объятиях, хоронилась там, чувствуя себя защищённой ото всех бед, что могли подстерегать её где-то там.
- Машенька, Машенька моя, - только и шептал ей в ответ Степан, и прижимал её бережно, боясь ненароком причинить боль.
- Стёпушка, что же делать-то нам, ведь батюшка догадается, разгневается, что делать-то нам? Милый!
- Голубка моя, придумаем, что-нибудь. Говорят, колхоз у нас будет, вон, опять люди из города понаехали. Собрание завтра. Может, в колхоз вступлю, всё общее будет, тогда и твой отец согласится, тебя отдать за меня, ведь мы на равных будем. Куда деваться то ему.Так рассуждали они, сидя на берегу реки, строя планы на будущее. – Рассказывал Антип, - а на утро-то собрание было, и колхоз создали
и председателя назначили, из города привезли. Большинство то записалось в колхоз, что терять то им,
а вот позажиточнее хозяева, сомневались, только один из середняков, дал ответ сразу и сдал всё своё добро обществу, а остальные разошлись, почёсывая седые бороды. Время шло, зима на носу, урожай собрали, засыпали закрома – продразвёрстка. Всё выгребли, что нашли, а потом ещё, то, что вроде
бы хорошо схоронили, тоже нашли. Видимо, подсказал кто-то. А раз прятал от советской власти, значит враг народа – кулак. И пошли обозы на север, понесла река человеческие души, исковеркав человеческие судьбы. И семья Машеньки, попала под эти жернова. Пришёл Степан к отцу её, просил, умолял его, отдать Машеньку ему в жёны. Зачем же губить душу-то, дочь ведь она ему. На удивление всему селу, согласился, отец – то, свадьбу не играли, не до этого. Ушла Маша к Степану, не венчанная, по новым законам не записанная. А через неделю новый обоз отправлялся на север, и не досчитались одного-то человека. Ругался уполномоченный, кричал, наганом грозил. Всё село просило, оставь девку-то, что же невинное дитя –то сделало, даже назначенный председатель просил. Ни в какую. Упрямый, попался уполномоченный. А утром, не нашли её, не было нигде, Степан метался по селу. Тут ребятишки бегут, нашли Машеньку-то, в реке она, утонула. Все горевали, Степан плакал. Ушёл обоз, без неё.
А через день, на этом месте скамья стояла, красы невиданной, и берёзонька, стройная,
с кудрями, развивающимися на ветру. А Степан-то исчез, не видели его с тех пор люди, а кузница вскоре и сгорела. Время это место песком занесло, на валуны, то место похоже.
С тех пор всё село ухаживало за берёзкой и скамейкой. И влюблённые здесь встречаются.
- Антипушка а, сколько эта скамейка – то здесь стоит? – в его манере рассказа, спросила Рита.
- А, вот, на ней и дата выкована, уж скоро восемьдесят. Но на этом рассказ-то не закончился. Степан Иванович-то, директор наш, внук Степана и Маши.
- Как это? Ведь она утонула.
- В том-то и дело, что нет. Председатель то наш, хоть и чужой, оказался мужик что надо, помог. Так случилось, что труп прибило тогда к берегу, он и выдал его за Машин. Утопленницу показали только отцу, он и подтвердил, что это она. Хоронили в закрытом гробу. А председатель выправил им документы, да помог в городе устроиться на заводе.
- Чудеса…
- Да, хорошим людям и Бог помогает.
- Складно сказки сказываешь Антипушка, как песнь поёшь. Слушала бы тебя век, не переслушала.
Они замолчали, глядя на воду. После не долгой паузы, Антип продолжал:
- Скоро музей откроем, - и эта скамейка, будет под охраной пусть местного, но закона. Хотя… люди
и так, уж восемьдесят лет её берегут, охраняют.