НЕМНОГО О ДАЛЁКОМ ПРОШЛОМ.
И я вернулась, и не одна. Но об этом чуть позже. Надо сказать, что я даже не помню, встретилась ли моя сестра хоть раз с тем бедолагой -рыжим фотографом. И почему бедолагой? Может, он вовсе и не бедняжка? Кто знает, кто знает, возможно, ему и счастьице-то необыкновенное привалило из-за сорванного свидания.
Порой мы не можем вспомнить, что происходило с нами вчера. А события давно минувших дней память отчего-то сохраняет во всех подробностях. Вот и я во всех деталях запомнила вечер того далёкого теперь дня, когда потащила свою старшую сестру на железнодорожный вокзал, чтобы вовремя успеть на пригородную электричку.
Спешить особо не стоило, потому что жили мы в пяти минутах ходу от него. Не забылось и то, что успели ещё выпить любимого нами клюквенного морса: даже в груди сладко заныло, когда вспомнила об этом! А ещё я уговорила сестру позвонить несостоявшемуся ухажёру и сообщить ему о том, что серьёзно заболела наша тётя. И почему, когда хотят соврать, то всегда ссылаются на различные болезни родственников.
Правда, тётя у нас была. И пребывала она на тот час в абсолютном здравии. К превеликому моему счастью, о своей мнимой болезни ей не довелось узнать. Иначе мне пришлось бы довольно туго. Проблем у меня в ту пору и так было «полный воз да ещё малая тележка».
Только лишь не хватало услышать ещё и укоры родной тётушки, которая постоянно меня поучала и ещё стремилась всеми доступными средствами наставить меня на путь истинный. Вообще-то я не имела привычки лгать. Наоборот, правда так и лезла из меня наружу, хотя я всегда старалась запихнуть её поглубже. И за своё правдолюбие я довольно часто получала взбучки и нагоняи от всего нашего славного семейства. Действительно, кому она нужна, эта правда? Тем более, что у каждого она своя. Позже, когда всё, что было предначертано судьбой, свершилось, моя мать обвинила меня во всех мыслимых и немыслимых грехах. И все мои прегрешения почему-то были связаны именно с сестрой. То я вынудила её обрезать косищу, то потащила невесть куда и неведомо зачем. И так далее и тому подобное. Иногда я отбивалась. А иной раз ныряла с головой в очередную книгу, и окружавший меня мир с его несправедливостью, предвзятостью и другими более значимыми пороками переставал что-либо для меня значить…
Надо отметить, что это более всего злило мою матушку. Её лицо становилось пунцово-красным, а голос злым. Но этого порой я вовсе и не замечала. И не потому, что доводилась ей плохой дочерью: просто книги в ту пору являлись для меня панацеей от всех бед. Оторвать от очередной книжки смог бы разве пожар, которого я страшилась пуще смерти. Боязнь эта имела свои корни. Моя бабушка чрезвычайно опасалась кочевых цыган и пожаров. Она пережила и обман первых, и чуть не сгорела при пожаре в нашем же скромном жилище. Все её рассказы запечатлелись в моём сознании и остались в нём и по сей день.
Когда я в первый раз собиралась в гости к незнакомым в ту пору мне людям, я, конечно же, решила заняться своим внешним видом. И отлично помню, что, успешно отгладив довольно скромный наряд с намереньем немедленно отправиться в путешествие по бескрайним украинским просторам, засунула тяжеленный электрический утюг в большой таз с холодной водой. А зачем! Да всё из-за того же, поселившегося навечно во мне страха перед пожарами. В век всеобщего и полнейшего дефицита я обрекла и себя, и свою семью долгие годы прожить без какого-либо утюга вообще. Зато предполагаемого пожара-то и не случилось!..
Один из упрёков мамаши особенно меня раздражал. И это опять-таки касалось моего зловредного влияния на мою же старшую сестру. С её слов получалось, что сестра, эта бедная заблудшая овечка, всецело подчинялась мне - злодейке. Наша мать глубоко заблуждалась. Она страдала тем же недугом, что и всё человечество, видела и понимала лишь то, что ей хотелось видеть и понимать. Моя старшая сестра покорялась своей младшей сестрице, то есть мне, тогда, когда ей самой этого хотелось. Заставить или уговорить её сделать что-либо против воли, было делом непосильным. И даже невыполнимым.
Меня порой удивляла мамина слепота. Но и переубеждать её не имело смысла. Мама твёрдо веровала в свою непогрешимость. Главный, но не единственный упрёк состоял в том, что я заставила свою несчастную сестру, даже принудила, обрезать косу. Но и в этом, как и во многом другом, наша мать заблуждалась. На самом-то деле вся история выглядела совершенно иначе: однажды, в один из пригожих летних дней, моя сестра вдруг обнаружила в себе огромное желание расстаться со своею длинною косой. Она принялась бегать по нашему скромному дому и кричать о том, что жизнь её невыносима. Что она бросится под троллейбус, автобус, трамвай или, как незабвенная Анна Каренина, под поезд дальнего следования, если не изменит причёску! Мама не присутствовала при этих её стонах и криках. А если бы поприсутствовала, то её, несчастную, пренепременно хватил бы удар.
Сестрина коса была для нашей матери символом целомудрия, красоты и благочестия.
Надо заметить, что моя сестра, несмотря на её обычное спокойствие, в тот день пребывала в состоянии нервного возбуждения.
Я знала, что Маняша иной раз бывает довольно настырной и упрямой. В этом я убедилась при совместных поездках к морю. В поезде её довольно сильно укачивало, и она старалась не спать. А раз не спится самой, то необходимо и других лишить такой возможности. И неважно, что тот, другой, до чёртиков хочет спать. А так как именно я оказывалась рядом с ней, то меня она и выволакивала на перрон при каждой остановке поезда.
То ей хотелось кисленьких огурчиков, а то в полночь – горяченькой картошечки, а то и того и этого, сейчас и немедленно. Иной раз я сквозь сон сопротивлялась насилию над моей беззащитной душой и моим же несчастным телом. Но от сестриных выходов на на перрон вовремя остановок отбиваться бывало довольно трудно. Да я особо и не сопротивлялась. Зная мою увлекающуюся натуру, сестре не приходилось долго уговаривать меня. Ведь в моих любимых книгах герои завсегда готовы были пуститься в различные авантюры. И я, как и они, жаждала небывалых приключений, невиданных стран, любви и счастья! Наверное, и искалось всё это на перронах чужих станций…
Наша бабушка в те далёкие теперь годы поговаривала:
- В нашей Манечке, как в омуте!
Как же она была права, наша незабвенная бабушка!
И вот этот омут, прихватив меня с собой, начал мотаться по парикмахерским, коих имелось в нашем славном городе предостаточно. И везде сестра получала отказ. У сердобольных, жалостливых парикмахерш рука не поднималась свершить столь страшное деяние – обрезать косу юной девы. И тут я совершила то, за что потом меня попрекали и пеняли все, кому не лень. Я внезапно вспомнила о ещё одном таком заведении. И надо же так было случиться, что именно там, в этой отдалённой парикмахерской, у дамского мастера наивысшей категории рука и сердце не дрогнули: коса без особого шума оказалась на полу. И неожиданно, её значимость выросла в глазах Мани до неимоверных размеров. И опять сестра грозилась свести счёты со своей молодой жизнью, но уже без злополучной косы, которая в тот момент превратилась из ненавистной в любимейшую. Но я уже в эти байки не верила, и в эти игры больше не играла. Стоны, упрёки и оханья так и сыпались на мою голову со всех сторон. Но молодость мало обращает внимания на такие мелочи, как чьи-то обвинения. Тем более, что виноватой я себя не чувствовала.
Позже мы пытались из косы, унесенной нами из парикмахерской, сотворить что-то вроде модного тогда шиньона. Такова жизнь: сначала что-то кажется нам излишним, бесполезным, а затем - жизненно необходимым!
Наша мать ещё не знала и даже не могла предположить, что у неё появится в очень скором времени куда более весомый упрёк в мой адрес. И опять он будет связан с моими преступными действиями по отношению всё к той же Маняше, и моим нездоровым влиянием на неё - бедняжку!..
ИДЕФИКС
У каждого из нас в определённые моменты жизни возникают своеобразные желания. Порой они даже превращаются в навязчивые идеи. После моего неудавшегося летнего отпуска и несостоявшейся байдарочной идиллии таким наваждением стал для меня уголок природы под названием Коробовы Хутора. Кое-кто называл это живописное место, расположенное на своенравной и капризной речке- Северский Донец, иначе. То Коробов Хутор, то ещё как-то. Но в моей истории название не играет ровно никакого значения. Ни мне, ни моей сестре так и не суждено было очутиться ни в Коробовых Хуторах, ни в иных, как бы они не назывались.
Я заманивала сестрицу в гости к моим новым знакомым лишь затем, чтобы всем вместе, весело распевая модные в те времена песенки, отправиться в столь вожделенное для меня место. И совершенно не важен был тот факт, что мы не знали, как туда добраться. Абсолютно никакого значения не имело отсутствие туристического снаряжения. И палаток - в том числе. Ведь главнее всего осуществить идефикс, а там как уж получится!
На вокзале у меня была назначена встреча с моим бывшим сослуживцем.
Звали этого юношу Владимиром. Хочется описать его более подробно, так как и он был активным участником нашего невероятного путешествия. Когда я ещё работала на складе, откуда меня изгнала жизнь и злая воля недоброго начальника, к нам на перевоспитание отправляли всех тех, кого дирекция, по разным причинам, наказывала. Добраться до места работы было сложно, удобств – никаких. Отлынивать от работы на этом складе невозможно было. «Ссыльные» старались поскорее вернуться на свои прежние места.
Как-то к нам на постоянную работу перевели юношу приятной наружности, только что окончившего техникум. У этого парнишки имелась всего лишь одна рука. В раннем детстве любил он проводить свой досуг на опасных для жизни железнодорожных путях и попал под поезд, вытаскивая застрявший там же велосипед. Странный был парень. Мог целыми часами сидеть, ничего не делать и улыбаться без всяких причин. Всегда был в приподнято - возбужденном состоянии. У нас к нему было хорошее отношение, чем он постоянно и пользовался. Свою работу товароведа – бракёра постепенно переложил на мои хрупкие девичьи плечи. А у меня никогда и мысли такой не возникало кому-либо пожаловаться на него.
Если бы жалоба поступила, то его, несомненно, уволили бы, и он наверняка потерял бы диплом об окончании техникума. И куда же потом ему деваться?!
Пришлось мне осваивать новую работу. Он и не возражал вовсе. Как я сейчас понимаю, жалость приносит вреда не меньше, чем жестокость.
Когда я предложила Вове составить нам с сестрой компанию для поездки в пригород, он с огромным удовольствием согласился. Думается мне, что уехать он бы согласился хоть на край света, лишь бы подальше убраться и
от своей грозной матери, и от постылой работы. Вот так мы втроём и поспешили занять места в пригородной электричке.
У каждого из нас была своя поклажа. У Вовы тоже имелись какие-то вещи. Помнится мне, что я даже удивилась размеру одной из сумок. Подумалось, что он где-то раздобыл палатку, и что она в средине августа очень пригодится.
Погода стояла тёплая, но синоптики уже обещали скорое похолодание. Но кто в нашем возрасте верил всяким там прогнозам!
Вперёд, ещё раз вперёд, и так держать…
http://www.proza.ru/2007/01/12-193