За окном над бескрайним городом вдоль самого горизонта рвали темно-синее небо три малиновые трещинки. Женщина, та что с мальчиком днем кормила на балконе птиц, открыла глаза. Комнату, где она теперь находилась, озарял слабый колеблющийся свет исходящий от двух электролампочек, мерцавших вместо пламени свечей на бронзовых темных канделябрах. Между ними на столике в хрустальном шаре золотая пыль сверкала на плечах белого ангелочка. Женская рука качнула шар, разметав в нем золотые искры и откуда-то издалека полился звонкий детский смех. Улыбнувшись, женщина поднялась с дивана и прошла из комнаты за дверь.
Она шла на свет по длинному коридору, и несомненно в ней узнавалась Алиса. Повзрослевшая, но не утратившая своей необыкновенной красоты.
Женщина остановилась у светящегося дверного проема, прислушиваясь к громкому кукольному лепету, а потом осторожно заглянула за дверной косяк.
И сначала за ним показался огромный хромированный конус вытяжки воздуха над кухонной плитой, далее были деревянные шкафы дорого кухонного гарнитура. На овальном обеденном столе - початая бутылка виски, рядом с ней почти опорожненный стакан, на разделочной доске - полголовки сыра и еще пара тонких ломтиков. По телевизору, размещенному на настенной подставке, шел мультфильм с шумным героем - мышонком.
Мужчина, сидевший за столом, был Виктором Кравцовым. Он держал на коленях похожего на него как две капли воды мальчика, а тот рассматривал мужское плечо с татуировкой из переплетенных между собой трех темно-синих змеек с красным орнаментом, обвивших руку кольцом.
— Это ты, я змей второй, а мама от нас немого отстает. — Лепетал юный и еще недавно днем единственный спутник женщины, стоявшей сейчас у двери. И она шутливо возмутилась:
— Почему это я отстаю?
— Мама проснулась! — Обрадовался мальчик, забыв обо всем на свете.
Вслед за малышом обернулся в сторону женщины и мужчина.
— Снова один пьешь. - прозвучал женский упрек.
— Каждому свое, ты же вот снова под вечер спишь. И ты, что специально меня дразнишь? …и если названиваешь снова своему Артуру, что обязательно надо оставлять на столе “мобилу” с вызовом его номера.
— А ты не лезь в мой телефон.
— Я и не лез, просто он лежит тут на самом видном месте и на нем написано: “последний вызов - Артур”. Слушай, а у вас что там специальное время созвона, сколько я не пробовал сам к нему дозвониться, в ответ только шипенье и лязг. Так ни разу и не смог с ним нормально потолковать.
— Я тоже.
— Что тоже?
— Я тоже шесть лет с ним не говорила.
— Ни хрена у тебя к нему тяга. - изумился Виктор. — Шесть лет, как он на тебя забил, а ты все звонишь? Вот это чувства!
— Перестань, тебе не к чему ревновать. В наших отношениях, возможно, и не было ни чего такого человеческого или земного. Ангел он.
— Ты меня за дурня держишь? Давай, Алисочка, поговорим наверное о разводе.
— Как хочешь, надоел. — Равнодушно бросила фразу женщина.
— Только будь уверена: сына не отдам. — От злости у Виктора напряглись желваки
— Хватит спорить, папа. — Весело проговорил мальчик. — Играйте в города. Мама первая.
И взрослые вдруг послушно замерли на месте.
— Париж – с кукольной интонацией произнесла женщина и фальшивая улыбка растянула ее губы, поочередно, сначала левую часть рта, а потом и правую. Затем дергаными движениями, словно танцуя “брейк-денс”, мама сменила позу и замерла.
— Женева, - произнес мужчина механическим голосом и тоже конвульсивно подвигавшись, замер.
— А-на-па. - выделяя каждый слог сказала мать.
— Ан-твер-пен... — ответил мужской голос.
Мальчик, одобряюще улыбаясь, поочередно вглядывался в лицо то одного, то другого родителя.
И так было все славно: и этот неяркий свет на кухне, и мышата на экране телевизора, и кроткие играющие взрослые, и ребенок с интересом наблюдающий за ними.
— Нью-Йорк.
— Ко-пен-га-ген.
Совершеннейшая семейная идиллия, почти банальнейшая обывательская сцена, если б не один «мелкий» нюанс. Он заключался в том, что глазницы мальчика начали источать радужный свет, а за ним на влажных однотонно-золотистых бельмах ребенка отражалась, как в зеркале, следующая картинка: непомерно огромное закатное солнце уходило за голубую небесную сферу; по поверхности этой сферы скользила грань света и тьмы прогнувшись фиолетовой дугой. Дуга вдруг развернулась вверх в бесконечную наклоненную к горизонту плоскость. И чуть выше уровня закатных облаков, оседлав эту гигантскую восходящую волну по всей ее длине, скользит над планетой полчище полупрозрачных крыльев.
* * *