Если тошно, если живешь в хрущобе и стыдно жаловаться на жизнь, а очень хочется, - выйди из дома и пойди куда подальше от крана, в котором вода живет по расписанию: с шести до девяти моешься, стираешь с восемнадцати до двадцати трех, готовишь в безводном промежутке, прикрывая газеткой кучу грязной посуды, а если еще туалетной комнатой для надобности воспользоваться, то... сливай воду! Если запасся. А если нет - туши свет.
Валя сцепила зубы, хлопнула дверью и пошла сквозь Черемушки в чисто поле - ямку копать. Примерилась к месту. Затвердевшая земля поддавалась плохо, пальцы обдирались, закровило из-под ногтя.
Прочистила горло, взяла верхнее "ля", подержала. Когда голос и ямка совпали, лежащая на земле Валя руки раскинула и, упираясь лбом в пережженную июльским зноем траву, запела. Голосу в ямке было тесно. Он распался на слова, слова скапливались в ямке. А мелодия отлетала и поднималась в небо, вливаясь в белые кучевые облака.
Холодно становилось в небе от Валиной жалобы, и в ямке слова словно скользкие градины позвякивали. А потом, перевернувшись на спину, затылком ямку прикрыла, глазами в облака уставилась... И слезы медленно сбежали за уши, нырнули под завитки волос. Успокаиваясь, Валя думала: хорошее дело ямка, правильные люди китайцы. Прошептала: "Как китаец научил - вышла в степь, ямку вырыла, в нее стала петь". Закопала ямку.
Время близилось к вечеру. Пора было мыть посуду, принимать душ, продолжать жить. В хрущобе.