"...A pill to make you numb
A pill to make you dumb
A pill to make you anybody else
But all the drugs in this world
Won"t save her from herself..."
Marilyn Manson ("Coma White")
Ночь наступает на город, нависли свинцовые тучи над окружающими его Карпатами, поезд как огромная змея ползет по утопающим в тумане ущельям, капли дождя влетают через открытые окна в коридор, стекают по моему лицу, раздуваются занавески на холодном вечернем ветру, а за окном – темнота, я высовываюсь в него, огнями стреляет какой-то древний польский городок, закопченные кирпичные стены словно вырастают из земли, из труб стелится по земле, совокупляясь с туманом черный дым, таинственные одинокие прохожие, занятые своей жизнью бредут по улицам, проезжают автомобили. Поезд проносится мимо окраин с одинокими домами и запущенными садами и устремляется куда-то ввысь. Вот я уже наблюдаю город словно с небес, паря над туманной ночью.
Пассажиры начинают суетиться, Наташа говорит, что по расписанию поезд должен был прибыть во Львов 10 минут назад, она стоит в коридоре и отодвинув, занавеску, всматривается в полумрак украинского вечера. Начинается гроза, где-то вверху за горой сверкает молния, налетает порыв ветра, разметавший мои волосы, раскат грома проносится по вагону.
Купе полупусты, прохожу по коридору – чемоданы собраны, люди сидят в ожидании прибытия, в сумраке видны их напряженные лица, по ним пробегают светлые тени от железнодорожных фонарей. В коридоре мелькают толстые ляжки проводницы в черных чулках, она идет закрывать туалет. Я смотрю на нее и вдруг, споткнувшись о постеленный ковер, она падает, ударяется о железную ручку двери, я подбегаю и, убрав кудрявые волосы со лба, вижу тонкую красную струйку, сбегающую к подбородку… не видящие глаза устремлены на меня, на лице – удивление, вдруг она оскаливает зубы, и прежде чем я успеваю вскочить, впивается ими мне в палец, пытаюсь вырвать руку, но все мои попытки тщетны, тогда нащупываю в темноте перочинный нож, вынимаю его из кармана джинсов и резким движением отрезаю свой палец – теперь я свободен, встаю, облизываю культю, черным потоком хлещет кровь.
По потертому ковру бегут дорожки света, разрывая мрак, вдруг во всем коридоре загорается свет и я вижу всех пассажиров, они смеются и хлопают в ладоши, девушка из сорок пятого купе протягивает мне торт, на нем красным кремом написано: «Умри молодым». Какой-то дед стоит у двери соседнего купе, он тычет мне в бок старым почерневшим костылем и смеется беззубым ртом, маленькая девочка с бесстыдно накрашенным лицом смотрит с верхней полки, мерзко улыбается, берет свою рыжую косичку в рот, а потом плюет мне в лицо и заливается смехом, а вместе с ней и все остальные.
Пытаюсь пройти к своему купе, но мне не дают, хватают за рубашку, кто-то тащит за волосы, колют чем-то острым в спину, бегу в другую сторону, но наталкиваюсь на проводницу, она стоит, прислонившись к окну и что-то пишет моим откушенным пальцем на стекле, вспыхивает молния и освещает кровавую надпись на нем: «умри молодым». Бью ее по лицу и выбегаю в тамбур, запираюсь в туалете и смотрю в зеркало – это не мое лицо! На меня смотрит какой-то сморщенный старик, глубокие морщины пробежали по лбу, глаза сделались водянистыми и безжизненными, в них страх… из-под пожелтевших прокуренных усов видны узкие посиневшие губы, седые локоны падают на сутулые плечи.
- Что за наваждение! – кричу я и хватаюсь руками за лицо, ощущая шершавую старческую кожу и трехдневную щетину на щеках.
Достаю свою синюю зубную щетку, наношу полоску зубной пасты и засовываю щетку в рот, ощущаю терпко-сладкий вкус пасты и колючесть жестких ворсинок, начинаю методично двигать щеткой по передним зубам – влево, вправо, влево, вправо, потом вынимаю ее и размазываю пасту по лицу.
Слышатся ритмичные удары в дверь, кто-то беспорядочно дергает за ручку. Залезаю на стульчак и открываю маленькое окошко. Вижу при свете молний как какие-то тени бегут вдоль поезда, ничуть не отставая. Шумят и качаются кроны вековых деревьев, волнами набегают струи дождя и хлещут меня по лицу.
- А ведь мы давно должны были приехать во Львов, - вспоминаю я, - может быть, тот неприветливый городок и был Львов, но где же я теперь? Поезд проезжает мимо бензоколонки, какие-то силуэты выстроились перед светящимися окнами магазина и держат в руках плакат, на нем написано: «The dark side of the moon», потом электричество гаснет и все снова погружается во мрак.
Сажусь на стульчак, глажу себя по голове и всматриваюсь в дырку в полу – через нее видны пробегающие шпалы, плещется вода на дне унитаза, а удары в дверь становятся настойчивее, видно как она прогибается под ними. Вдруг я осознаю, что абсолютно ничего не знаю, пытаюсь вспомнить кто я такой и как сюда попал, но не могу, смотрю на свои ноги и не могу понять зачем они нужны, подношу к глазам руки, и мне кажутся ужасно забавными эти щупальца. Я сижу, опустив голову на колени и в моей голове слышен лишь стук колес, он один наполняет мое сознание, он сделался моей вселенной. Мир, материя ушли, исчезли, остался лишь он, абсолютный и бесконечный…