МНОГО НАЗВАНИЙ НА ЖАРГОНЕ У ВОРОВСКОГО ПРИТОНА: «блатхата», «шалман», «хаза», «хавира»... Но самым популярным было и остаётся - «малина». Упомянутая уже песня про Мурку-чекистку, к примеру, начинается милой зарисовкой:
Ярко светит месяц,
тихо спит малина,
А в малине собрался совет:
Это уркаганы, злые хулиганы,
Собирали местный комитет...
Происхождение слова связано с известнейшим притоном Санкт-Петербурга середины ХIХ. Вот что о нём рассказал автор «Петербургских трущоб» Всеволод Крестовский:
«На Сенной площади, позади гауптвахты, между Конным и Спасским переулками есть дом №3...
Этот самый дом и есть знаменитый Малинник.
Под специальным именем Малинника он известен всей Сенной площади, с местами окрест лежащими, и всему Петербургу, имеющему хотя бы некоторое представление о своих петербургских трущобах. Малинник - это есть его главное общее название, что, однако же, не мешает ему носить ещё другое, честное, но несравненно менее распространённое имя Садка.
Почему же дом этот называется Малинник или Садок?
И то, и другое имя дано в ироническом смысле и представляет собою необыкновенно меткое, характеристичное произведение местного, чисто народного юмора...
Верхний этаж над трактиром и три остальных надворных флигеля - всё это, разделённое на четырнадцать квартир, занято тринадцатью притонами самого мрачного, ужасающего разврата. Смрад, удушливая прелость, отсутствие света и убийственная сырость наполняют эти норы..., [где] по ночам гнездится не один десяток бродячего народу, который заводят сюда разврат и непросыпное пьянство. И каждая из подобных нор непременно вмещает в себе ещё по нескольку закоулочных каморок, отделённых одна от другой тонкими деревянными перегородками...».
Крестовский не вдаётся в более подробные разъяснения. Мне же это представляется необходимым. Садком называется «всякое устройство для содержания в неволе животных» (В. Даль. «Толковый словарь»). Малинник - «малинный куст», большое скопление ягод на небольшом пространстве. Потому-то писатель и назвал сравнение ночлежного притона с садком и малинником «метким произведением народного юмора».
Однако не только своими тесными ночлежками был знаменит Малинник. Здесь же на первом этаже располагался кабак:
«И, боже мой, какого тут только нет народа!..
Но главную публику мужской половины человеческого рода - публику, задающую тут «форсу» и чувствующую себя в этом злачном месте словно рыба в водяном просторе, составляют мошенники средней руки и, по преимуществу, мазурики последнего, низшего разряда. Это наиболее сильная, наиболее кутящая и потому наиболее уважаемая публика Малинника, коей тут всегда и услужливый почёт, и готовое место... Они здесь уже полные господа... Тут они удобнее всего сбывают «тёмный товар», тут идут у них важные совещания, обсуждаются в маленьких кружках проекты и планы на какой-нибудь предстоящий выгодный клей (к л е й - в смысле воровского дела. - примеч. Крестовского ), критикуются и подвергаются общей похвале или общему порицанию дела выгоревшие и невыгоревшие, то есть удачные или неудачные: но главное, появляется сюда этот народ затем, чтобы угарно пропить вырученный слам в кругу приятелей и приятельниц.
Малинник - это в некотором роде главный и общий клуб петербургских мазуриков, центральное место для их сборищ, представляющее для таковой цели всевозможные удобства…».
«Место для сборищ мазуриков, представляющее для таковой цели всевозможные удобства» - блестящее определение современной уголовной «малины»!
Роман Крестовского пользовался в середине прошлого века огромной популярностью. Именно он сыграл основную роль в том, что название петербургского притона и кабака в несколько изменённой форме стало нарицательным.
ПРАВДА, ВОЗНИКАЕТ РЕЗОННЫЙ ВОПРОС: а почему, собственно, малинник? Почему не другая какая ягода?
Ну, во-первых, от других ягод не образовано слова, обозначающего куст, осыпанный плодами. Некоторые не растут кустом, от названий других такое слово просто не стали создавать (уж не ведаю, почему). Нет "земляничника", "смородинновника", "крыжовничешника", "клубничника". Но не это самое главное. Важно другое: представление о сладкой, беспечной, беззаботной жизни у русского человека связано напрямую именно с малиной. Помните – «Не жизнь, а малина»? Вот что пишет по этому поводу наш языковед В. Мокиенко:
«Малиновая жизнь» - это прежде всего приволье и широкий размах... Представление о хорошей, «настоящей» жизни для русских нераздельно связано именно с волей, со свободой, с широким и открытым пространством, которому нет конца и края. («Образы русской речи»)
Ясно, что в языке преступников (для которых воля - одна из самых больших ценностей) особенно популярным стало сравнение довольной и беспечной жизни именно с малиной. Это - ещё одно подтверждение связи блатного языка с образами живой русской речи. Разумеется. в конце концов притон стали называть уже не "малинником", а напрямцю - "малиной". Малинник ведь утратил семантическую связь с конкретным притоном Петербурга, который был под завязку набит всяким уголовным и бездомным сбродом. Теперь же общее понятие притона стали связывать как раз с весёлой, беззаботной жизнью, с разгулом на "хазе" (как называют на жаргоне квартиру).
НО, РАЗ УЖ МЫ КОСНУЛИСЬ ХАЗЫ, то есть слова, которое вошло в русский жаргон из местечкового идиша (равно как другие обозначения квартиры, дома - "хевра", "хавира"), было бы справедливым упомянуть ещё об одной версии происхождения жаргонной "малины".
Ряд языковедов утверждает, что корни слова следует искать в иврите, где «малОн» значит гостиница, а «мелИн» - «даёт ночлег» (муж. род). Якобы в уголовном мире Одессы ещё в девятнадцатом веке словечко трансформировалось из «малон» (и «мелин») в «малина». Профессор Иерусалимского университета Иосиф Гурии даже говорит, будто в Одессе употреблялась форма «мелина» - убежище, где можно скрыться. А во время Второй мировой войны здесь якобы называли «мелиной» также места, где скрывали евреев от фашистов.
Совершенно очевидно, однако, что русская «малина» явно появилась в отечественном уголовном жаргоне раньше «еврейской» (если вообще есть смысл искать параллели между «малиной» и ивритом). "МАЛИННИКОМ" ОБОЗНАЧАЛИ ВОРОВСКИЕ ПРИТОНЫ ЗАДОЛГО ДО ТОГО, КАК ОДЕССА И ТЕМ ПАЧЕ МЕСТЕЧКОВЫЕ ЕВРЕИ СТАЛИ ИГРАТЬ ХОТЬ СКОЛЬКО-НИБУДЬ ЗНАЧИМУЮ РОЛЬ В ПРЕСТУПНОМ МИРЕ. Такому влиянию мешала знаменитая "черта оседлости".
Еврейское влияние началось с конца 19 века, когда эта черта стала размываться, а главное - Одесса расцвела как портовый город и получила прозвище Одесса-мама. Сюда, на юг (а также в купеческий Ростов-папу)потянулись босяки со всех концов империи, и вот тогда-то в их жаргоне замелькали еврейские вкрапления. А малинником притон стали называть по меньшей мере с первой половины 19 века, когда влияния идиша на русский жаргон вообще не существовало! Были, конечно, евреи - мелкие скупщики краденого , но они погоды не делали. Не было того образа "шикарного жулика", цвета уголовного мира, марвихера, шниффера, хипесника и т.д., который возник тогда, когда преступный мир России серьёзно пополнился евреями. Всё это появилось, я повторяю, в самом конце 19 века.
А малинники зафиксированы уже у Крестовского в 60-е годы, и ещё в начале 20 века, слово существовало ИМЕННО В ЭТОЙ ФОРМЕ, А НЕ МАЛИНА! Это слово мы встречаем, например, в очерках бывшего начальника Московской сыскной полиции Аркадия Францевича Кошко, написанных, к слову сказать, уже после революции, в эмиграции.
К тому же «малон» и «малина» совсем уж далеки по созвучию, а если говорить о форме «мелина» («даёт ночлег», но в женском роде), то ударение в этом слове падает на последний слог – «мелинА». Непонятно совершенно, зачем «заимствовать» из иврита слово, которое уже существовало в жаргоне. Единственное, что с большой натяжкой можно было бы предположить, - это влияние ивритских слов на превращение «малинника» в «малину». Но и это сомнительно.