– …А вот замечательный любовно-детективный роман, с элементами мистики и фантастики, по совершенно смешной цене…
"Это то, что надо, – подумала она. – Как раз на два часа хватит. И не буду ни о чем думать…" А вслух сказала:
– Почем ваш романчик? Давайте…
С первых же страниц она поняла, что ее здорово надули. То-то этот коробейник так быстро убежал! Вся мистика и фантастика сводились к тому, что герои временами крестились и говорили "С богом", а детектив, по-видимому, если и развернется, то на последних двух страницах… Сплошные сопли. "Ее ресницы затрепетали… Он заиграл желваками… Ее высокая грудь вздымалась… Его ноздри вздрагивали…" Тьфу. Она терпеть не могла такую литературу. Уж лучше "Спид-Инфо" купила бы… Да, ладно… Может еще чего разносить будут. Сейчас в электричках их много…
Тогда она стала смотреть в окно. Лучше бы, конечно, на людей, это интереснее… Но пассажиров почти не было. В конце вагона о чем-то оживленно беседовали две бабули, а посередине сладко посапывал пьяненький мужичок … Погода была чудесная, утро воскресенья, домой еще никто не собрался…
Ее отпуск, почти не начавшись, уже закончился. Провела дома только три дня, довела до "скорой" мать, и поняла, что лучше уехать… Ну, не может она там жить! Все плохо и все не так… А тут еще мать с этим своим женихом… Нет, ну, смех сквозь слезы! "Совершенно случайно" зашедший прилизанный и разодетый мужик с вином и тортом… Наверно, весь город был в курсе…
Да, вроде бы родной город… Хотя, какой там город… Городишко. Городушечко. Городулечко. Может, когда-то ему и дали статус города, когда людей было побольше… А сейчас что? Все разбежались. Кто в Москву, кто еще дальше. Да и что там делать? Две реальные работы для всего населения – молокозавод и птицефабрика. А если она не хочет быть ни дояркой, ни птичницей? Тогда – сфера обслуживания, куда пробиться очень и очень непросто, все места уже давно разобраны… И вообще… Она просто хотела быть москвичкой. Сидел в ней этот дурацкий комплекс провинциалки, и все тут. Хотела быть москвичкой и вместе с тем ненавидела этих самых москвичей до чертиков… Ну, где справедливость? Им все. Театры и институты, музеи и магазины, выставки и вернисажи, кино и просто все развлечения! И пусть любой нормальный человек не так-то уж и часто туда ходит, но само сознание того, что все это рядом! А как сходить в театр, если потом домой надо два с половиной часа на электричке ехать? Вот то-то и оно…
В Москву она влюбилась в пять лет. Тогда родители впервые повезли ее туда на какой-то праздник – то ли Первомай, то ли День Победы… Музыка, цветы, вкусное мороженное, нарядные люди… Все это произвело на нее такое впечатление! А вечером – иллюминация и салют. Они смогли это посмотреть, потому, что на ночь их согласились приютить какие-то дальние родственники. И вот еще тогда, в таком нежном возрасте, она сказала себе: "Я буду жить только в Москве. Вырасту, и обязательно буду жить в Москве". Тогда она, конечно, очень смутно себе представляла, как это все получиться, но цель появилась. А уж упрямства ей было не занимать…
А потом, тоже довольно рано, классе в шестом, она начала вполне по-взрослому думать – как же ей зацепиться за Москву? Выйти замуж? Хорошо бы, но это счастливый случай, и на него не очень-то нужно рассчитывать. А что реально? По лимиту? Ну, уж нет… Наслушалась она рассказов о бесконечной погоне осликов за той самой морковкой! Значит, квартиру нужно купить. Благо, сейчас это возможно. Деньги… В ценах она разбиралась прекрасно, столько риэлтерских журналов перелопатила. Даже если продать их вообще-то еще довольно крепкий дом, денег едва хватит на однокомнатную квартиру. И как она там будет жить? С матерью и с все чаще и чаще пьяным отцом? Увольте. Да, и не согласятся они ни за какие деньги. Вот уж, воистину, фанаты этого чертового городишки…
"Значит, нужно пробиваться самой", – решила она для себя. Но как? Поступать в институт? А конкурс? Да иногородним еще плюс дополнительные баллы… А училась она не очень… И не потому, что ленилась. Просто не получалось. Единственное, что хорошо шло, так это математика. Какой замечательный предмет! Ни абстракции, как в физике, ни воображения, как в литературе! Все четко, логично, понятно. Так приятно работать с цифрами, выстраивать простые и правильные цепочки доказательств! И где же нужна только математика в чистом виде? Она решила для себя – бухгалтерия. Да и профессия очень и очень востребованная. И хорошо оплачиваемая.
С большим боем отвоевала у родителей свое двухгодичное обучение – курсы в Москве были престижные и дорогие. Но после окончания этих курсов действительно реально трудоустраивали, она все разузнала. Родителям она, конечно, не говорила, что хочет всеми правдами и неправдами остаться в Москве, и они думали, что она будет работать дома…
Как ей далось это обучение, представить сложно… Почти по шесть часов в день тратить на дорогу, это не всякий выдержит! Но только не она. У нее была цель – Москва. В электричках она занималась. Учила счета и проводки, штудировала бухгалтерские журналы, читала умные книжки по предмету…
И вот, наконец, распределение… И ее, самую лучшую из учащихся, никуда не брали! Москвичи, москвичи… Везде требовались одни только москвичи! Или предлагали такой оклад, который бы весь уходил на оплату дороги. Снять комнату? Опять заколдованный круг. Ведь тогда все деньги уйдут на оплату этой комнаты…
Что делать? Сдаться? Остаться в городишке? Ну, нет! Она упрямая. И на очередном собеседовании она не стала говорить всю правду. То есть, она сказала, что живет не в Москве, но только умолчала, что это так далеко. Отмахнулась, как будто все должны знать: "Да это же совсем рядом!" Зам. директора, которая с ней говорила, не знала, где этот самый их городишко. И на вопрос – далеко ли, ответила: "Да как через Москву, ближе даже!". Та не заострила на этом внимания, и первая преграда была пройдена. А вот вторая… Директор, усмехнувшись, дал ей автомобильный атлас:
– Покажите.
Она, заливаясь краской, нашла нужную страницу. Директор, прищурившись, наблюдал за ней, и когда она вернула раскрытый на нужной странице атлас, опять усмехнувшись, спросил:
– И как же вы собираетесь ездить оттуда? Нам нужны полноценные работники, а не измочаленные еще до начала рабочего дня.
– Я попробую снять комнату… – пролепетала она.
– И на что жить будете? Ваш оклад пока не подразумевает таких трат. Может, потом… О вас очень хорошие отзывы на курсах. Но не сразу.
Она уже готова была зареветь, еле сдерживалась, когда он вдруг сказал:
– А впрочем… На первых порах я могу помочь. У меня есть квартира. Свободная. Могу пока уступить.
Она посмотрела на него и все поняла. И согласилась. Что ж… Ее не убудет. Да и мужик он, вроде, ничего… Не такой уж и старый, и не такой уж и противный… Как говориться, стерпится-слюбится…
…Стерпеться-то стерпелось, но уж, конечно, не слюбилось… Слава богу, он этого и не хотел. Приходил не часто, требовал не много… Однажды задумчиво сказал:
– Странная ты, Татьяна. Вроде все при тебе – красивая, умная …фигура… Все. А чего-то нет. Все желание пропадает…
– А пропадает – не ходи, – усмехнулась она.
Он только вздохнул, оставил денег, как всегда, ушел…
Деньги она яростно копила. Отказывала себе во всем, экономила на чем только можно. И вот, наконец-то, набрала на крошечную комнату в огромной коммуналке. Купила. Оформила все как надо. И сразу же объявила об этом директору. Думала, рассердиться, потребует денег за то, что жила в его квартире… Или вообще уволит.
Нет. Показалось, что даже обрадовался:
– Что же. Я рад. Характер у тебя железный. Да и работник ты великолепный. Я думаю, как Нина Матвеевна на пенсию пойдет, а она в сентябре собирается – тебя главбухом сделать. Ей уже сказал, с завтрашнего дня вы будете вместе работать, она тебя будет во все последние тонкости посвящать.
Что же, это ее очень устраивало. И зарплата больше, да и работа ее ей нравиться. И как это люди могут не любить, и тем более, не понимать бухгалтерию? Все так понятно и просто. Где что убыло – где-то должно прибыть. Отсюда взяли – сюда перевели. Все четко, ясно. Все до копеечки. Налоги? Сложности? Обойдем. Надо только знать как. И чтобы все по закону. А она и знает как, и как по закону. У нее всегда и во всем порядок.
С директором они больше не встречались. Но он часто давал ей "подработать" на клиентах фирмы. Все было по обоюдному согласию. Вызывал, говорил, что будут такие-то, нужно быть поласковее, если пожелают. У нее был один ответ-вопрос:
– Сколько?
– Ох, и любишь ты деньги, Татьяна, – усмехался он.
– А что же, мне этих козлов любить что ли?
– Так уж все и козлы? – удивлялся он.
– Если готовы покупать девок за деньги – значит козлы.
– А сегодня, между прочим, очень симпатичный и молодой будет. Приглядись… И богатый. …Ты красавица, понравишься обязательно…
– Женатый?
– Какая разница?
– Женатый?
– Да, вроде… Так ведь…
– Значит, козел, – уверенно говорила она…
А ей нужен был не женатый и с квартирой. А еще лучше, если бы он эту квартиру ей подарил. Тогда может быть хоть женатым, хоть козлом, хоть и тем и другим одновременно. И какой он при этом будет – молодой, красивый или наоборот, ей было абсолютно наплевать. Она опять копила деньги и теперь уже на квартиру…
…Вот так сидела, перебирала всю свою нехитрую жизнь в уме… И все из-за того, что книжка никак не читалась. Начала смотреть в окно. Рядом с рельсами проходила автомобильная дорога. Она лишь иногда сворачивала в лес, но в основном шла почти параллельно.
…Черную мощную машину она приметила уже давно и удивлялась – ведь та давно бы могла обогнать поезд… А машина, словно выжидала чего-то, ехала за ними совершенно не торопясь…
…На следующей станции в вагон вошла молодая женщина. И как она очутилась в электричке? Такие обычно ездят в дорогих иномарках. Она была просто роскошна. С густой гривой белокурых волос, с огромными бледно-зелеными глазами, с такими фигурой и лицом, что захватывало дух… И одета была так, что хоть сейчас на подиум… Бабульки в углу удивленно замолчали. А женщина была растеряна. Она оглянулась по сторонам, осмотрела всех, кто был в вагоне, увидела ее и решительно направилась прямо к ее купе. Села напротив и, казалось, хочет о чем-то попросить…
Но тут вдруг поезд остановился на станции, к которой автодорога подходила вплотную. Обычно перед станциями дорога уходила куда-то в объезд. Из машины выбежал мужчина и, почти перед закрытием дверей, запрыгнул в поезд. И тоже вошел в их вагон. Женщина побледнела. Он подошел к ней, опустился на колени и, заглядывая снизу в глаза, сказал тихо и горько:
– Убежать хотела? Зачем…
– Тася, не надо… Что ты от меня хочешь?
– Все. И ты это знаешь.
– Я не могу. И ты тоже знаешь – почему…
– Это твое последнее слово?
– Да…
– Что ж, нет, так нет… Но я хочу, чтобы ты навсегда осталась именно такой… Как сейчас… Прощай.
Мужчина вынул маленький пистолет, приставил его прямо к солнечному сплетению женщины и выстрелил три раза… Та, прошептав, видимо уже в бреду: "Серебро…", стала оседать на скамейку… Мужчина сидел рядом, держал ее руку и прижимался к ней щекой… Потом встал, поцеловал женщину в губы, и, наконец, оглянувшись вокруг, остановил свой взгляд на Татьяне. Она, уже мысленно простившись с жизнью, сидела спокойно. Но тот вдруг, стал пристально и странно смотреть ей в глаза… У нее все поплыло…
…Очнулась она от того, что женщина теребила ее за руку:
– Очнитесь, очнитесь…
Она сразу вскочила:
– Вы живы?! Сейчас, я позову кого-нибудь по переговорному!
– Нет, не надо… Не поможет... – женщина полулежала на скамейке, кровь, уже сильно пропитав светлое дорогое платье, стекала на пол... – Дайте вашу руку… И посмотрите на меня… Пожалуйста…
– Да ведь нужно кого-то позвать!! – она опять собралась было бежать, но женщина удержала ее за подол.
– Я умоляю… Сядьте рядом… Дайте руку… Посмотрите на меня…
Что-то в ее словах заставило послушаться… Очевидно, это была последняя просьба умирающей… Женщина смотрела ей в глаза, держала за руку… Потом начала что-то тихо шептать… Она не могла понять – что. Очень тихо и очень неразборчиво… Ее бледные глаза, казалось, заполняют собой весь вагон… Она растворялась в них…
…А очнулась от сильного запаха нашатыря. Женщина лежала рядом и была уже мертва. Еще в вагоне появилось много новых лиц: милиционер, сестра, сующая ей вонючую вату в нос, какие-то люди в штатском, фотограф… Бабульки, которые всю дорогу болтали в дальнем углу вагона теперь стояли совсем рядом, изредка крестились и тихонько причитали. Пьяный мужичок сидел на своем месте, но теперь не спал, а, хлопая осоловевшими глазами, смотрел вокруг. Вагон стоял. За окном она увидела скорую и две милицейские машины. Черной большой машины, преследовавшей их всю дорогу, не было.
...Молоденький веснушчатый лейтенант никак не хотел верить, что она ничего не скрывает:
– Как же так ничего не помните? Ну, хоть в чем был одет, какой из себя?
– Я испугалась, – она уже в сотый раз повторяла одно и то же. – Да и от крови плохо стало...
– Женщины не должны бояться крови, – лейтенант, изображал из себя Шерлока Холмса, сосредоточенно хмурил белобрысые брови и пытался сделать вид, что мыслит по методу дедукции. – Им это по природе не положено.
– Я не знала, что не положено, – устало говорила она. – Если бы знала, то, конечно же, не испугалась бы.
– Хорошо. Давайте по порядку. Какая была машина? Что за марка.
– Да не разбираюсь я в машинах! Большая, черная. У нас, кажется, таких не делают.
– Джип?
– Может и джип, не знаю.
– Номер?
– Послушайте! – она все-таки возмутилась. – Вот вы сами, вы что, все номера всех встречных машин помните? Нет? А ведь вам это по работе положено! А чего же от меня хотите?
– Не изо всех машин выскакивают убийцы, – назидательно сказал лейтенант, поднял палец и очень хотел казаться старше, чем он есть.
– Так я не знала, что он убийца!!! – она опять возмущалась и повысила голос. – Это потом он убил! А машина была до того! И не наоборот!
– Не кричите, – он вдруг улыбнулся. – Фанту хотите? У меня есть... – залез в стол, достал бутылку. Потом встал, взял из шкафа стаканы. – Такая жара... Я Фанту очень уважаю.
Они молча выпили по стакану, потом он смущенно сказал:
– Вообще-то, все равно это дело у нас заберут... Так что готовьтесь отвечать на эти вопросы еще не один раз. Но мне для протокола нужно. И вообще интересно... – он теперь никого не изображал, сидел задумчиво, кусал карандаш. – У нас тут как болото, ничего никогда не происходит. И вдруг такое! И все-таки, ну хоть что-то вы должны были запомнить! Он высокий? Брюнет, блондин?
– Мужчина он, – она даже глаза закрыла, пытаясь вспомнить. – Да, пожалуй, высокий… И, пожалуй, брюнет... Глаза… Нет, не помню… Блестели - помню… Вроде как слезы…И сам, вроде, в черном был... То ли куртка, то ли рубашка... Темная...
– Вот, вот, – лейтенант обрадовался. – Вы, главное, не волнуйтесь, может еще что всплывет? Говорили они о чем?
– Как-то назвала она его странно... Как женщину... Не помню. Только помню, что я удивилась – какое-то женское имя... Еще о каких-то украшениях сказала...
– Украшениях?
– Ну да... О серебряных...
– Может, антиквариат? – он, казалось, уже размышляет вслух. – Ведь не из-за простого же серебра убивать?...
– Может. А еще можно? – она протянула стакан. – Я с вечера ничего не пила и не ела, между прочим. Вот умру у вас сейчас здесь, и допрашивать некого будет!
– Ой, а поесть у меня тоже найдется что! – он опять улыбался и уже смотрел на нее не как на допрашиваемую. – Только будете ли... Вот, – он опять нырнул в стол и достал пачку овсяного печенья. – Самое обычное... Будете?
– Не умирать же с голода, – она вздохнула, видя, как он теперь на нее глядит...
Конечно, посмотреть было на что. Еще тогда, когда она думала как бы ей зацепиться за Москву, были мысли о карьере артистки или фотомодели. И внешность для этого была, и очень даже подходящая. Темно-каштановые волосы, ярко-синие глаза, хорошенькое личико... И фигура непростая. То есть, не тот самый, набивший оскомину, стандарт – 90х60х90, а самый, что ни наесть женственный: тонкие руки и ноги, осиная талия, и при этом грудь и попа такие, что у мужиков вставало все, что только вообще могло стоять... Но она, с ее математическим складом ума, прекрасно понимала, что такого добра – много, и здесь тоже нужен или случай, или везение, или чья-то большая и мохнатая лапа... Увы, ничего этого не было... И поэтому она четко, планомерно и без лишних эмоций шла к своей цели.
– …Ну, хорошо... – лейтенант, уже просто, не изображая никого, продолжал. – И что она вам потом, после выстрелов, сказала? Может, все-таки, назвала его?
– Да нет... Я же говорила. Она держала меня за руку, смотрела в глаза,... шептала что-то...
– Что? Что шептала?
– Да не могла я разобрать! Она бредила. Да и плохо мне уже становилось... Казалось, что ее глаза заполняют весь вагон... Я, между прочим, впервые в жизни видела как человек умирает! А вы все пристаете с подробностями! Ну, подумайте сами – если бы чего помнила, зачем мне скрывать? Я и ее тоже первый раз в жизни видела.
– Иногда люди, умирая, рассказывают что-нибудь очень важное, – он опять задумался. – Секретные счета, планы кладов...
Она удивленно посмотрела на него, засмеялась:
– Да вам не в милиции надо было работать, а книжки писать! Ну и фантазия! Клады... В наше время!
– Не смейтесь, – он обиделся. – Что, по-вашему, в милиции воображение не нужно? Еще как...
Вообще-то, она и сама себе удивлялась. Память у нее всегда была отменная. А уж, зрительная! Она без напряжения, если надо, могла запомнить целую колонку цифр, могла четко и с подробностями рассказать обо всех счетах и бумагах фирмы чуть ли не годичной давности... И вдруг такое! Неужели, действительно, на нее так подействовало то, что человек умер у нее на глазах? Да еще такая женщина... Все равно странно. Никогда она не замечала в себе никакой сентиментальности. Это не для нее. У нее есть цель, и она своего добьется.
Так они, не выяснив ничего нового, еще достаточно долго потолкли с лейтенантом воду в ступе, и когда он уже подписал ей пропуск, и она была почти в дверях, зазвонил телефон.
– Да. Я, – вяло отозвался он, и вдруг буквально подпрыгнул: – Что?! Как это пропал?!
В трубке уже был отбой. Он тяжело опустился на стул, посмотрел на нее почти жалобно.
– И зачем я только в милицию пошел? Говорил же отец, иди водителем... Все просто... Деньги неплохие...
– Да что случилось? – ей стало жаль его, такой у него был несчастный вид.
– Пропал. Труп. Женщины. Из закрытого морга. В нашем болоте...
Потом все закрутилось, как в хорошем кино. Весь состав небольшого отделения толпился в морге. Ее лейтенант тоже зачем-то прихватил с собой. Все осматривали высокие носилки, на которых до этого лежала она, никто ничего не понимал, мужики, иногда забывая о присутствии дамы, выражались покрепче... Потом, конечно, все разбежались, на ходу отдавая распоряжения по рациям, а она, в отличие от всех, заметила еще одну очень странную вещь... Ремни, которыми был пристегнут труп за ноги и тело, так и оставались в тех же положениях, что и в поезде, где его туда укладывали...
– ...Вот и подумайте сами – как такое возможно? – они опять сидели в его кабинете и лейтенант уже не допрашивал ее, а просто беседовал. – Из закрытого помещения, перед носом у четырех людей! И почему я в отпуск не пошел?
– В конце концов, все и всегда как-то объясняется, – пожала плечами она. – Наверняка в вашем закрытом помещении есть вторая дверь.
– Есть, но она забита, – лейтенант горестно вздохнул. – Я сам проверил. Гвозди ржавые уже сто лет. Никаких следов взлома.
– Тогда просто через обычную дверь вынесли.
– В скверике, перед входом, сидели четыре человека: водитель, врач и медсестра скорой, сторож. Как все четверо могли ничего не заметить?
– Может, их отвлекли чем-нибудь? – продолжала рассуждать она.
– Да у них все разговоры были вокруг этого! Ждали патологоанатома из центра... Чем еще их можно было отвлечь? Только разве ядерным взрывом...
– Слушайте! – она вдруг рассмеялась. – Так ведь вам теперь лучше – нет тела, нет дела. Так ведь, кажется, говорят?
– Смейтесь, смейтесь, – он тоже усмехнулся, только печально. – А шишки-то все мне достанутся... И вообще, – он поежился. – Места-то у нас тихие, но нехорошие...
– Это почему?
– Старые люди говорят, – он приблизился к ней и заговорил почти шепотом, – колдовские у нас места...
– Нет, точно, – она опять засмеялась. – Точно, вам писателем нужно быть! Вы что, действительно во всякую мистическую дребедень верите?
– Когда трупы пропадают из закрытых помещений, на глазах у целой толпы совершенно трезвых людей – поверишь, во что угодно...
...Домой она приехала только к вечеру. Пока шла по коридору до своей комнаты выслушала все, что о ней думает соседка из пятнадцатиметровой: "Не смей вертеть задом перед моим мужиком! Своего заводи и верти!" Господи... Нужен ей ее пропойца... Потом сосед из двенадцатиметровой попросил денег, как всегда: "Только до завтра!". Она, как всегда, не дала. Потом бабка из двадцатиметровой пристала к ней с жалобой, что у нее кто-то стащил "совершенно новый кусок хозяйственного"... В комнате справа от нее орали близнецы, слева – радио... Да, она теперь москвичка. Но разве можно так жить? Дома она старалась бывать как можно реже, а она так мечтала о настоящей своей квартире, о том, как будет ее обставлять, как будет там жить... Когда, наконец, переделав все необходимые дела, она осталась в комнате одна, мысли, конечно же, завертелись вокруг сегодняшних событий... "Почему я ничего не помню? Вот про бабулек и про мужичка могу все сказать, вплоть до того, какие были у мужика носки, и какие у бабулек косынки... А про убийцу? Ничего... Почему?" Она все опять и опять пыталась вспомнить хоть что-нибудь... Помнила только его глаза. Вернее, не глаза даже, их-то она как раз и не помнила... Просто взгляд. Как он посмотрел, как по коже пошли мурашки, и как она потеряла сознание. Стоп! Вот что... Ведь у женщины был такой же взгляд! Вернее, не совсем такой, более добрый что ли... Но после него она тоже потеряла сознание. Или это все-таки от крови? И еще... Почему никто из этих бравых ментов не обратил внимание на ремни? Нет, ну подумайте сами. Кто-то крадет тело из морга. Его могут в любой момент застукать. А он при этом, после того как вытащил тело аккуратно опять застегивает ремни, теряя при этом уйму времени... Где логика? Она не любила, когда не было логики. Все должно быть в мире правильно и четко. И эти ремни никак и ни во что не укладывались...
...Три дня она занималась домашними делами, стараясь не замечать соседей, а на четвертый встала пораньше, решив весь день провести на пляже, так как погода стояла классная. Поэтому первая залезла в почтовый ящик. Письмо. Ей. Из нотариальной конторы. Посмотрим... Зайти,... на ваше имя,... получение наследства,... по завещанию... Что за ерунда? Все родственники, слава богу, живы. Да и нет ни у кого ничего такого, что можно завещать через нотариуса... Что же, пляж придется отложить. Разберемся-ка с этим наследством.
...Из нотариальной конторы она шла какая-то сама не своя.
Совершенно незнакомая женщина завещала ей после смерти дом и участок в ближайшем Подмосковье. Какая-то Анна Алексеевна Голенева. Нотариус ничего не смог объяснить. Документы были запечатаны. Он сам узнал имя наследницы только после смерти этой самой Анны. Сколько она не пыталась вспомнить, никого из родственников с такими именами не было... Поехать к родителям? Нет, успеется. Сначала нужно посмотреть этот самый дом, а потом и решать дальше...
…Первое, что ее здорово удивило, так это то, что станция, с которой нужно было добираться до дома, была та самая. То есть ближайшая к тому месту, где все это произошло. "Конечно, совпадение", – сказала она себе решительно и пошла к поселку, благо в завещании план проезда был очень четкий.
Потом она шла по дачному поселку и удивлялась все больше и больше. Поселок был, видимо, престижный. Она не очень разбиралась в этом, ее больше интересовали квартиры в Москве, а не дома в Подмосковье. Но тут сразу было видно – дома все не простые и дорогие, участки большие и красивые. Военная охрана на общем входе, где у нее тщательно проверили документы… И это замечательно. Она уже твердо решила, что если это не ошибка, и дом, действительно, ее, то она, конечно же, продаст его. Продаст и купит квартиру.
Вот и этот дом. Она сначала прошла несколько раз вдоль ограды, пытаясь разглядеть, что же там, за кружевным забором. Потом еще раз проверила документы в сумке. И, все-таки волнуясь, достала ключи, открыла калитку…
На участке почти ничего не росло. То есть, ничего такого огородно-дачного. Дом стоял далеко, к нему вела выложенная голубыми плитками дорожка. Вокруг почти лес, только очень ухоженный, словно нарисованный… Она подошла к дому и решила тоже сначала обойти его вокруг.
…Да… Не нужно быть особым знатоком, чтобы понять, что дом дорогой. Кирпичный, с тонированными стеклами, с крышей из настоящей черепицы. Она присела на крылечко, не торопилась входить. Все-таки здесь какая-то ошибка. Не было у них никогда таких богатых родственников. Да и не родственников тоже не было таких. Сейчас она похвалила себя, что не сказала ничего родителям. Уж они-то уже бы хозяйничали здесь вовсю… Хоть и фанаты городишки, да от такого дома не отказались бы… "Вот что, – решила она для себя. – Я буду ждать полгода. Как сказал нотариус. Наверняка кто-нибудь объявиться из настоящих родственников. И уж потом все вместе будем всё решать". Она так подумала, потому, что никогда и ничего не только не украла в жизни, но даже и не брала просто так. Все зарабатывала. Пусть не совсем правильно, но ведь это ее дело. И тело…
Она все-таки решила войти. Что же здесь такого? Она имеет право, наконец…
…Внутри дом ошеломлял еще больше. С дорогой обстановкой, с удобствами, которых она и в Москве не имела. Зимний сад, сауна, бар, бильярд… Несколько гостевых спален, каминный зал, в подвале небольшой бассейн… Она, совершенно подавленная, вернулась в холл, села на диван. Мысли кончились… Сидела вот так, без мыслей очень долго. А потом появилась первая: "Что-то здесь не так…" То есть не с фактом наследства, а вообще в доме… Ага, вот оно что… Дом, если верить документам, принадлежал очень пожилой старушке, восьмидесятидевятилетней. А вот обстановка… Словно здесь жила молодая и шикарная женщина… Взять хотя бы ее спальню. Там все дышало эротикой. Каждая безделушка, каждый изгиб мебели наводил только на одни мысли… Когда она, не удержавшись, заглянула в зеркальный шкаф, у нее захватило дух… Да от таких туалетов у кого хочешь дух захватило бы. Поэтому она, все чего-то стыдясь и боясь, поскорее закрыла его и спустилась вниз. И вот теперь сидела и думала, какой человек в здравом уме может представить себе почти девяностолетнюю бабулю в том самом золотом пеньюаре… Хотя… При таком достатке… Сейчас чего только не делают… Пластические операции, подтяжки, кто знает… Может и мозги научились обновлять…
Так, ничего путного и не придумав, она отправилась еще раз осмотреть участок. …И здесь была загадка. Судя по документам, здесь было двадцать пять соток. А казалось, что все сто. Это из-за леса или из-за планировки?
Она шла по периметру участка, по ходу рассматривая и дивясь каким-то редким деревьям, названия которым она даже и не знала. Вдоль всего забора густо росла малина, смородина, еще какие-то кусты… В одном месте была большая прогалина и она увидела соседний дом, значительно меньше ее дома, но тоже очень непростой и красивый. Перед домом – лужайка с изумительной яркой травой. А на лужайке – абсолютно голый мужчина. Загорал. Она замерла и быстро, со знанием вопроса, оценила и мускулистое, хорошо сложенное тело, и четкий профиль,… и все остальное. Мужчина то ли, действительно, так крепко спал, то ли так хорошо притворялся. Но, когда она пошуршала кустами и покашляла, он даже и не шевельнулся. Она перешла к более решительным действиям:
– Здравствуйте…
Он приподнял голову, посмотрел в ее сторону. Потер глаза, пробормотал:
– Кажется, я уснул…
– Здравствуйте, – повторила она. – Я ваша соседка.
Он все еще отгонял остатки сна, смотрел не нее удивленно,… и не торопился прикрыться.
– Здравствуйте… Соседка? К Анне Алексеевне в гости? – теперь он встал и также, не смущаясь, стоял перед ней.
– Нет. Не в гости, – она усмехнулась. – Вы не забыли, что без одежды? Или вы нудист?
– Без одежды? – он удивленно оглядел себя, улыбнулся, и все равно нисколько не смутился. – Ну, да… Забыл. Извините.
Он поднял полотенце, на котором лежал и опоясался вокруг бедер. Все это он проделал как-то естественно, без суеты и стеснения. И опять спросил:
– Не в гости? Родственница?
– Нет. Ни то, ни другое и ни третье. Наследница.
– Наследница? – он опять удивился. – Это как же? При живом человеке – наследница?
– Послушайте, – она подошла поближе к забору. – Вы ее хорошо знали? Вы не расскажете мне что-нибудь про нее? Я ничего не понимаю…
– Знал? Почему знал? – он нахмурился. – Вы что, хотите сказать… Она что,… умерла?
– Я ничего не знаю. Меня нашли через нотариуса. Он сказал: "Вскрыли конверт после смерти…" Я ничего понять не могу, – повторила она.
Мужчина нахмурился. Видно было, что искренне расстроился.
– Вот оно что… Хорошая была женщина… Очень… – и потом опять удивленно поглядел на нее. – А как же вы ничего не знали? Она вам дом завещала, а вы не знали? При жизни, значит, знать не хотели, – он криво усмехнулся, – а как до наследства дело дошло…
– Не надо так поспешно судить! – она повысила голос. – Вы же тоже ничего не знаете! Я и сама этого не понимаю, не было у меня никакой родственницы… Поэтому и просила вас по-хорошему поговорить… А вы… – она развернулась и уже хотела уйти, но он остановил ее:
– Да подождите кипятиться! Ведь, согласитесь, как-то неожиданно… Сейчас… Я по-человечески оденусь и зайду, хорошо? Вы постойте здесь.
Он зашел за ближайший куст и вскоре вышел оттуда одетый в обычные потертые джинсы и полосатую майку. Подошел к забору и ловко, как кошка, вскарабкался и перелез через него.
– Так быстрее, – улыбнулся смущенно. – Калитка очень далеко.
– Пойдемте в дом, – попросила она. – Так жарко…
– В дом… – он, казалось, заколебался. – Здесь хорошая беседка есть… Там дальше, за кустами, вы еще не видели?
– Нет, я туда пока не дошла. Все-таки лучше в дом. Что-то меня уже ноги не держат, с утра в пути…
Когда они вошли в дом, он начал оглядываться:
– А ведь я здесь впервые.
– Но… – удивилась она. – Мне показалось, вы знали ее хорошо?
– Вполне. Но вот в дом к себе она никогда не приглашала. Мы чаще всего в той самой беседке говорили. Или, если зимой, она ко мне ходила. Я даже хотел как-то обидеться… – он опять улыбнулся. – Но потом решил, что у старого человека могут быть свои причуды…
– В том-то и дело, у старого… – она обвела вокруг руками. – Посмотрите, похоже это на жилище старого человека?
Он стал внимательно рассматривать огромный холл, в котором они находились. И, хотя, это был только холл, а не спальня, его удивление все росло. Она же в это время рассматривала его. Чем-то его облик напоминал канонический образ Иисуса. И возраст примерно тот же. Темные удлиненные волосы, небольшая бородка, четкий профиль… Хотя фигура, пожалуй, поспортивнее. Вот только глаза… Глаза у него были разные и, видно поэтому, странные. Она это еще на улице заметила. Один, действительно, "канонический" – голубой и чистый. А другой – серо-зеленоватый, мутный и неприятный.
– Да… – он задумчиво обернулся к ней. – Интересно. Вот ведь, сколько жили бок о бок, а я и не знал, что Анна Алексеевна увлекается абстракцией, – он кивнул на картины, развешанные по стенам. А потом засмеялся: – И не просто абстракцией, а мистико-эротической, так можно сказать… – и потом опять нахмурился. – Вы что же, не знаете даже, как она умерла? Вроде, такая бодрая была, энергичная…
– Ничего я не знаю. Вызвали к нотариусу, подписала кучу бумаг, дали ключи, адрес… Даже платить ничего не пришлось, все уже было уплачено заранее… Ничего я сама не понимаю…
– А ваши родители? – опять удивился он. – Кому, как не им знать! Что они говорят? Может, просто, по каким-то причинам, скрывали от вас эту родственницу?
– Знаете, я не могу доказать, поверьте так, – она тяжело вздохнула. – Мои родители такую родственницу никогда бы не забыли. Поэтому я им ничего даже не сказала… Вообще, я решила ничего пока не делать… Подожду полгода, может и больше, кто-то да объявится из настоящих родственников… А если нет, тогда и продавать…
– Продавать?! – он ошеломленно посмотрел на нее. – Такой дом? Продавать?! Да вы что?!
– Мне квартира нужна. В Москве. Я в коммуналке живу. Недавно москвичкой стала…
– Какая квартира?! У вас теперь такой дом!
– А я в Москве хочу, – сказала она упрямо. – Не хочу в деревне жить.
– В Москве?!– он засмеялся. – Да,… ну вы даете… Да что там хорошего, в этой дымовухе? А здесь…
– А здесь у меня не хватит средств, чтобы содержать даже десятую часть этого дома! Вот только как продавать… Страшно. Я с такими деньгами никогда не имела дела…
– Одумайтесь! – он говорил так же оживленно. – Продать всегда успеете! Ведь можно сдавать. И расходы окупятся, и еще вам немало останется!
– Ладно, это все потом… Вы мне рассказать про нее хотели… Ну, про Анну Алексеевну…
– Рассказать… – он задумался. – Знаете, а ведь рассказывать особенно нечего. Я здесь живу всего пять лет. Мне этот дом приятель продал. Он в Америку уехал, насовсем, хотел вообще так отдать… Но я все-таки ему кое-что вручил, почти символически… Заработал тогда неплохо…
– А вы кто?
– Художник. И реставратор. Даже больше реставратор, – он улыбнулся. – Во всяком случае, если судить по заработанным деньгам… Так вот… Анна Алексеевна… Я, честно говоря, думал, что не она тут хозяйка. Хоть я здесь, внутри и не был, но издалека видно, что это за дом… Думал, живет, за порядком наблюдает… Сейчас так многие делают. Ну, вроде управляющей, экономки… Спросил пару раз кто хозяева, она ушла от ответа… Я больше и не приставал…
– А кто еще здесь бывал?
– Я как-то и не любопытствовал… Да и для этого нужно на дорогу выходить и смотреть – кто там и к кому приезжает, ведь отсюда не видно…
– Ну, а еще? Что еще вы можете о ней рассказать?
– Очень хорошая была женщина. Интеллигентная, грамотная. Веселая. Добрая, – он задумчиво смотрел в одну точку. – Мир она словно осязала, чувствовала… Природу... Так с ней приятно поговорить было… Картины мои смотрела, и советы очень дельные давала, словно сама только что от мольберта…
– Природу… – она усмехнулась. – Что ее чувствовать? Какой прок?
Он удивленно посмотрел не нее:
– Прок? Пожалуй, никакого… Просто красиво… Да, самое главное забыл – она была великолепной травницей. Все знала. Вот здесь, действительно, был прок. Вот мой глаз, заметили уже, да? – он показал на мутно-зеленый.
– Что с ним?
– Он раньше нормальный был, как и правый. А потом я одним раствором нечаянно себе в него попал. Все. Слепота и навсегда. Все врачи отказались. Конечно, второй еще оставался,… но все же. А она вылечила. Вот цвет только изменился, – он улыбнулся. – Жуть какая-то, прямо детей пугать... Но главное – вижу! И даже без очков.
– Да, это, действительно, здорово… – она тоже задумалась. – Только я, все-таки, больше врачам верю… Ну, и что же еще?
– Еще… – он опять задумался. – Она очень много всяких легенд, сказок и историй знала… Эх, жалко не записывал! Они у нее такие нетрадиционные были… Не на что не похожие. И рассказывала она их странно. Будто все это на самом деле было. Рассказывает, а сама поглядывает лукаво – хочешь верь, хочешь нет… Жалко, очень жалко ее… – подытожил он и опять вздохнул: – Где хоть она похоронена?
– Не знаю. И нотариус не знает. Просто ему уведомление о смерти пришло.
– А вдруг ошибка? – он загорелся надеждой, но потом опять сник. – Хотя вряд ли… Я уже и сам стал думать – где же она? Никогда так надолго не пропадала…
– А вы все время здесь живете?
– Почти. Редко в Москву выбираюсь, по делам в основном, да за реактивами.
– У вас там квартира? – она оживленно и с интересом посмотрела на него.
– Да, – он усмехнулся. – Двухкомнатная. Никто, кроме меня не прописан, – он уже просто иронично смотрел на нее. – Ведь вас это интересует?
Она прищурила глаза, и теперь уже зло посмотрела на него.
– Вам этого не понять. Вы, москвичи, не знаете, что значит по шесть часов тратить на дорогу, что значит ночевать на вокзале после театра, что значит ради работы жить с кем попало!
– Простите… – он улыбнулся виновато. – Но разве там… ну, где вы родились, так уж плохо? Почему Москва?
– Да там такое же захолустье, как здесь! Лес, водохранилище, поля… и больше ничего!
– Значит, там здорово… – довольно констатировал он. – Наверняка церкви есть старые, строения… Все в мире не так… Вот вы живете там и бежите в Москву, другие, как я, например, бегут из Москвы…
– Как же, как же… – она все еще злилась. – А квартиру-то, все-таки, не продали!
– Все-таки не продал, – он опять улыбнулся. – Но все еще впереди…
Они замолчали оба, думая каждый о своем, потом она то ли спросила, то ли утвердила:
– Я думаю пока здесь остаться. У меня отпуск. Ведь это ничего?
– Я думаю – это замечательно, – он посмотрел на часы. – Ох, ты, заболтался я с вами… У меня там один раствор готовится,… извините, убегаю…
– Постойте! – он уже был в дверях, задержался, обернулся. Она же вдруг почему-то смутилась. – Вы вечером свободны? Давайте помянем Анну Алексеевну… Да и еще может, что вспомните?
– Хорошо, – он опять посмотрел на часы. – После восьми я совсем свободен. Устроит?
– Конечно. Да, если вы не один,… ну, жена, родные,…приходите все.
– Нет, один, – он посмотрел сбоку, со стороны своего страшного глаза. – Кто же за меня замуж пойдет? – засмеялся: – Боятся…
Когда он ушел, она с досадой подумала, что даже не узнала как его зовут, да и сама не представилась… И, главное, опять ничего не прояснилось… Ну и пусть. Действительно, надо пожить здесь. Если кто и приедет из родственников, то, конечно же, сюда.
Пошла в магазин, который приметила еще когда только шла от станции. И по дороге опять думала о "соседе", так пока она его называла. Что-то и в нем было не так… Не глаз, здесь все понятно… Вот что. Он, пожалуй, единственный из всех ее знакомых мужчин, говорил с ней просто как с человеком. Все мужики сразу же начинали шарить по телу глазами, спрашивать молча, ждать намеков… Она усмехнулась. Вот ведь до чего дошло… Когда человек ведет себя нормально – это ее уже удивляет… И даже обижает. Что же, она ему не понравилась? Или он не по женщинам специализируется? Хотя,…кто их разберет, художников?… У них свой мир.
Готовила она вкусно и быстро. Даже блинов успела напечь, все как полагается. Кухня была восхитительная. Только она во всем сразу, конечно же, не успела разобраться. Столько техники… И поэтому она, по старинке, пользовалась только плитой. В шкафу, в гостиной нашла все необходимое для стола, накрыла его, села ждать. Сосед пришел немного раньше. Опять со стороны забора. Одет теперь был более цивильно – темные брюки и шелковая, тоже темная рубашка. Принес с собой какую-то странную бутылку. Как будто кривую, и как будто пыльную…
– Вот, – протянул ей. – К столу.
– Спасибо, только я всего купила… Да, меня Татьяна зовут, давайте хоть познакомимся, – она протянула руку.
– Юля, – он взял ее руку и поцеловал, чем здорово удивил ее.
– Как?
– Ну, Юлиан, вообще-то,… но так как-то проще. Или Юлий, как хотите. Учудили предки… – он засмеялся.
– Могли бы поменять, если не нравится.
– Нет, не хочу, – он задумался. – Да и зачем? Разве это что-то изменит? Я думаю нет… Хотя, вот Анна Алексеевна, как раз, говорила, что имя во многом определяет жизнь человека. Мы ведь о ней будем говорить, да?
– Да. Так она что, и астрологом была, по совместительству?
– Это не астрология… Даже и не знаю, что… Я в этом не очень разбираюсь… Она вот хорошо все знала: руны какие-то, нумерология, кабалистика, кости, сны, карты… Впрочем, как частность, и астрология, конечно. Вот как раз имя-то она мне и не советовала менять. Говорила, что очень даже подходит.
– А что советовала?
– Жизнь, – он усмехнулся. – Вернее образ жизни. Говорила, что я – семейный человек, а не одиночка. Да только, как-то все не получается…
– Ну, это просто, – они уже сидели за столом, он открывал бутылки, а она с опаской смотрела на его длинные тонкие пальцы, казалось они сломаются от такого напряжения… – Для мужчин, я имею ввиду.
– Не скажите, – он налил и себе и ей, поставил бутылку. – И дело не в мужчине или женщине… Жена – это больше, чем просто женщина…
– Любовь? – она усмехнулась. – Какой от нее прок…
– Да что же вы во всем только прок ищете? – удивился он. – Такая молодая девушка…
– Да, молодая, – она перебила его. – И плевать на всю любовь, если жить негде!
– Как негде? – он засмеялся. – А дом?
– Не мой он, – она вздохнула. – Не знаю, как это получилось, видно ошибка… Поживу пока, поиграю в наследницу… А потом, я думаю, настоящие родственники приедут. Так что, я на него и не рассчитываю… У меня есть работа, есть цель… Я своего добьюсь.
Он покачал головой.
– А если долго добиваться придется? Если успеете состариться?
– Пусть. Все равно.
– Ну, а потом? – не унимался он. – Ну, добились вы цели. Потом что?
– Как что? – удивилась она. – Потом жить буду.
– Вот так раз! – он рассмеялся. – А до этого, значит, жить не надо? Ох, и странная вы женщина, Татьяна…
Она вспомнила, сколько раз ей это говорили, стало обидно до слез…
– А не нравиться – я вас не держу!
– Таня, что вы, обиделись? – он встал, подошел к ее стулу, наклонился, заглянул в глаза. – Простите, ради бога! Я не хотел… И вообще, ведь мы Анну Алексеевну поминаем, да? Так давайте…
Они молча, не чокаясь выпили. Потом он сказал:
– Вот что я еще вспомнил. Она каждый день куда-то уходила. А вот куда – не знаю. Никогда и нигде я ее не встречал. Конечно, может, и совпадение… Но все же… За пять лет могли бы где-то встретиться, в магазине, на станции, в лесу… Нигде и никогда. Вообще, я только сейчас понял, что все наши встречи были по ее инициативе. Она хотела – встречались. А если я хотел позвать – ее дома не было… Странно… Раньше я как-то об этом не думал…
– А про родственников своих она вам ничего не рассказывала?
– Нет… Хотя… – он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Она как-то однажды странно сказала,… да… вот, говорит, придет время умирать, кому же все передать? Человек, говорит, непростой нужен… Я, помню, удивился, начал, как и вы, про родственников спрашивать, а она ушла от ответа, заговорила о чем-то,… потом я и забыл о вопросе…
Опять они пили, не чокаясь, опять разговор шел о женщине, жившей здесь, и опять яснее от этого ничего не становилось… Он все также спокойно смотрел на нее и она вдруг поняла, что это ее раздражает. Даже и не раздражает,… слово-то было трудно найти этому чувству… Просто это было неправильно в ее жизни, нелогично, а она это не любила. И вообще, она здорово опьянела, в голове была какая-то каша. "А, не убудет…" – решила как всегда. Встала, молча сняла блузку, повесила ее на спинку стула. Под блузкой она ничего не носила, и так было хорошо. Подошла медленно к нему. "Сейчас, – подумала, – встанет и, как миленький, полезет целоваться…" Он не вставал, улыбнулся:
– Красиво… Я бы вас с удовольствием нарисовал. Попозируете?
– Что? – она растерялась, подошла ближе. – Нарисовать?
– Да, – он встал, взял ее блузку со стула и стал одевать ее. Она так была шокирована его поведением, что даже не сопротивлялась. – Только лучше днем, и лучше когда я трезвый, – он засмеялся. – А то такое нарисую! …Сами же потом ругаться будете…
До нее, наконец, дошло, что он просто дал ей, как говориться, "от ворот – поворот"…
– Да иди ты куда подальше со своим художеством! – вырвалась из его рук, застегивающих последнюю пуговку. – Ты импотент или голубой?
– Нет, – он теперь серьезно посмотрел на нее. – Просто я не занимаюсь этим ради нечего делать. Это стоит более достойных отношений…
– Ах, вот оно что! – она уже завелась. – Я для него не достойна, конечно, мы москвичи-интеллигенты, мы такие тонкие, сложные и непонятные, а тут какая-то глупая провинциалочка!
– Да нет, – он опять улыбался. – Не глупая. И очень красивая. Просто еще маленькая… Не доросшая до настоящего чувства…
– Так, так… – она зло прищурилась. – А настоящее чувство должно быть всего одно! Что, ты уже исчерпал свой лимит, или все еще трепетно бережешь?
Он опустил глаза, не замечал ее злости, о чем-то задумался… Потом сказал:
– Я пойду, пожалуй… Поздно уже…
И пока она собиралась с мыслями, что бы еще такое позабористее ему сказать, встал, подошел к ней, странно посмотрел в глаза, опять взял и поцеловал руку, улыбнулся:
– До свидания, – и быстро ушел.
…Долго она еще, заведенная, бегала по дому… Надо же! В кои-то веки, сама, без всяких денег, предложила человеку себя, и на тебе! Нет, он видно и правда импотент или голубой! Конечно, разве в таком сознаешься… Ну, ничего… Уж она ему скажет! Уж она… А что она? И сама не знала – и что скажет, и что сделает… И вообще, какое ей до него дело? И что, вообще, в нем такого? И с какой это дури она так себя повела? Просто, выпила лишнее… И вообще… Сосед, он и есть сосед…
…А вот ночью, вернее, под утро, ей приснился какой-то странный сон-не-сон. Это даже был и не сон вовсе, а голоса. Словно кто-то сидел в комнате, и разговаривал. А она, как сквозь туман, слышала этот разговор и никак не могла проснуться…
– Нет, я ничего не чувствую. Она абсолютно не тот человек… – женский голос был приятный и тихий, казалось, его обладательница сидит где-то совсем рядом, у изголовья.
– Но она ушла правильно! И дом, дом… – второй голос принадлежал, видимо, немолодому мужчине.
– Она обычная, даже слишком… Это не она.
– Обычные люди не пьют настоящий Мерло, – усмехнулся мужчина.
Женщина засмеялась:
– Это Юлька купил. Я его в магазине перед закрытием видела.
– А,… вот оно что… Тогда, понятно… То есть, на самом деле, ничего не понятно… И все-таки, она была последняя, кто…
– Тише! Она просыпается… Уходим…
– Тоже странно, что так быстро…
– Уходим…
…Она, наконец, собрав все силы, разодрала этот вязкий и страшный сон. Вскочила на постели, огляделась. В комнате тишина. Никого. Сердце бешено колотилось. Она подлетела к двери. Заперто. Изнутри. Она сама вчера вечером тщательно закрыла все существующие в доме замки.
– Дурь какая-то… – пробормотала про себя.
Вспомнив один детективчик, быстро пощупала все стулья. Холодные. Все-таки сон… Или?… Как он там сказал? Мерло? Быстро слетела по лестнице в гостиную. Где эта его бутылка?… Merlot… Чье же это? Как прочитать? Ага… France… Видно, так и будет – Мерло… Стало как-то очень нехорошо, даже затошнило… Кто-то, при всех закрытых замках, ходит у нее по дому, смотрит, что она пьет, что-то выясняет… И правда дурь…
Потом еще немного подумала. Как всегда поискала логичное объяснение. Пробормотала, успокаивая сама себя:
– Да, видно, он и сказал, когда отдавал… Просто не обратила внимания, а потом вспомнилось…
И все же она решила пойти к соседу. Надо, чтобы все в жизни было ясно, понятно и правильно… Вот только вчерашнее… Да, подумаешь!…
На этот раз он опять был на лужайке. Одетый в линялые треники. Все на том же полотенце… только стоя на голове. Видно, что-то из йоги. Она не раз видела эту позу со скрещенными ногами в разных журналах. Глаза закрыты… Опять, что ли спит? Она еще подождала, думая, что он не сможет так долго простоять, но он, казалось, собирался провести именно так весь день. Тогда она, пошуршав опять кустами, сказала:
– Эй, соседи, бог в помощь!
Он, не меняя позы, открыл глаза, кажется, улыбнулся. Трудно было понять в таком положении.
– Доброе утро, как спалось на новом месте?
– Отвратительно. Что мы вчера пили?
– Мерло, – он все не менял позы, но спросил удивленно. – А что, неприятности? Но от него не должно бы… В нашем магазине очень хороший поставщик, я с ним знаком.
– Нет, дело не в этом… – она даже не знала, говорить ему все или нет. – Ты мне говорил что-нибудь о нем, называл? – она решила не церемониться и окончательно перейти на "ты".
– Что говорил? – он заинтересовался. – О чем? О вине?
– Слушай, поменял бы ориентацию! – она досадливо поморщилась. – Так очень сложно говорить, потом достоишь положенное…
– Ориентация у меня традиционная, – он засмеялся, легко и мягко встал на ноги. – И менять я ее не собираюсь. Так что там про вино?
– Название. Ты мне называл его?
Он задумался, потом сказал уверенно:
– Нет.
– Так… – опять у нее в голове была каша. – Значит, не называл…
– Да что случилось-то? – он опять удивленно посмотрел на нее. Потом подошел поближе к забору и даже всполошился. – Что с тобой? На тебе просто лица нет…
– Конечно, потеряешь тут и лицо и все остальное, когда по дому кто-то разгуливает и обсуждает что я пью…
– Кто? Когда? – он все также тревожно и непонимающе смотрел на нее.
– Утром. Я еще почти спала. А кто-то был в комнате. Двое. Мужчина и женщина… Проснулась – нет никого…
– А сигнализация? Ты вечером включала?
– Конечно. Все, как сказали на охране.
– Тогда быть этого не может. Ты что, не знаешь, сколько мы за эту сигнализацию платим?
– Конечно, не знаю. Все текущие расходы по дому оплачены на год вперед. И я еще не смотрела никаких книжек по оплате…
– Тогда у тебя впереди "приятный" сюрприз! – он засмеялся, потом опять задумался. – Да не бери в голову, значит, просто сон, – а потом опять засмеялся. – А может и не просто сон… Ведь у тебя там, кроме вина еще и водочка была, а?
– Ничего я больше не пила, – буркнула она. – И потом… Эти двое называли его во сне, именно Мерло, а я ведь до этого и не знала…
– Ассоциативные загадки дедушки Фрейда… – пробормотал он.
– Чего? – она нахмурилась. – Хватит умничать, побереги это для других.
– Ладно, – он легко согласился. – Да правда, мало ли что может присниться? Кстати, ты на нашем озере еще не была?
– Нет, конечно. Я и не знаю, где.
– В другом конце поселка. Сходи обязательно. Вода чистая, песок, чудо-место…
– У меня бассейн в подвале, – усмехнулась она. – Ароматизированный, с подсветкой. Хоть он и ненадолго мой, я думаю, но пока есть.
– А загорать?
– Солярий.
– Да зачем? – он удивлялся искренне. – Такая красотища вокруг… И вдруг – бассейн…
– Какой от нее толк? Только комары да мухи покусают…
– Ну, да, – он грустно усмехнулся. – Толка никакого, конечно… Я просто забыл…
– Ну, ладно. Пойду опять дом смотреть, – она не знала о чем еще говорить, а он, казалось, и не ждет продолжения. – Там во всем и за неделю не разберешься.
– Давай. Если что непонятно, сигнализация там, или еще что – зови.
Она вдруг почему-то захотела позвать сейчас же, но не нашла предлога, да и он уже опять подошел к своему полотенцу и медленно и плавно завязался в такой жуткий узел, что она невольно ойкнула. Он только улыбнулся, подмигнул страшным глазом, а потом и вовсе ушел в себя, опять закрыв глаза…
На озеро она, конечно, не пошла: "Успеется". Опять ходила по дому, смотрела мебель, вещи, вздыхала, удивлялась… И сколько же все это стоит? И подумать страшно. Опять зашла в комнату хозяйки. Ночевала она в одной из гостевых спален. Здесь не захотела.
…Наряды эта загадочная старушка предпочитала в бледно-зеленой цветовой гамме. Шикарные туфли, видимо, ручной работы, изысканное белье… Она, не удержавшись, приложила один из этих шедевров к себе… Нет.. Не пойдет. Все было сделано на высокую и стройную женщину, скорее всего даже худощавую… У нее же бедра и грудь никуда не пройдут, да и длинновато будет… Что ж, одним искушением меньше… Потом она открыла трюмо и замерла то ли в восторге, то ли в ужасе… Ну, как можно такое вот так просто держать? Без сейфа, даже без ключа… Или это бижутерия? Она не очень разбиралась. Пойти спросить у Юлия? А если настоящее? Тут у кого хочешь искушение появится… Да и не знает она его совсем… Решительно закрыла трюмо. "Тоже успеется". Подошла к книжному шкафу. Знакомых авторов не было. Вообще на многих книгах и авторов-то не значилось. Они были старые, некоторые в кожаных переплетах. Взяла одну наугад. Ничего не понятно. Вроде по-русски, а слова все незнакомые… Хотя… Ведь Юлий говорил… Она всякой мистикой увлекалась. Наверно, и книги на эту тему… Хотела поставить, но… Вдруг поняла, что ей нравиться этот текст. Вот так без смысла, без понятия о чем речь. Просто он был какой-то музыкально-завораживающий… Она продолжила чтение, начала даже потихоньку шептать вслух… Что было потом, она так и не поняла. Только очнулась на полу, книжка валялась рядом.
– И что здесь со мной все время происходит? – она уже просто рассердилась. – Видно и правда говорят, что от богатства крыша едет, – и сказала, обращаясь к стенам и к себе сразу: – Да знаю я, что это не мое! Я это прекрасно понимаю, ясно?
Поставила книгу на место, опять продолжила осмотр. В одном из отделений огромного зеркального шкафа было много картин. Некоторые стояли в рамах, а некоторые были свернуты в трубочку. Она вытащила их все, разложила по всей спальне, стала рассматривать. Почему эта самая Анна не повесила их? Ей, например, многие понравились значительно больше, чем те, которые были на стенах. Веселые, яркие. А не мрачные, как там. Ага, вот и предлог появился… Уж кому, как не Юлию разбираться в картинах? Потом задумалась. И что это она о нем все вспоминает? Мужик, как и все. Руки, ноги… еще кое-что… Ну, может, не такой простой, как ее знакомые… Вот, йогой занимается… Глаз странный… Ну и что?… Но пойти все-таки решила…
…А у соседа уже была целая толпа людей. Она решила понаблюдать за ними из-за кустов. Три колоритных мужика, один другого страннее, и две девицы, сразу же не понравившиеся ей… Хотя, почему? Наверно потому, что Юлий оживленно беседовал со всеми, был веселый и радостный… Один из мужчин, толстый, бородатый и здоровенный, хриплым басом немилосердно перевирая дебурговскую "Lady in red", уже готовил мангал. Бледная и даже какая-то зеленоватая девица нанизывала шашлыки на шампуры. Вторая, рыжая, стриженная почти под ноль, сидела в раскладном кресле в одних шортах. Ее плоская грудь, наверно и у отсидевшего двадцать лет в одиночке не вызвала бы никаких эмоций… Два других мужчины стояли рядом с Юлием, держали в руках какие-то журналы, тыкали туда пальцами и оживленно что-то обсуждали. Бледная девица так же вяло, как нанизывала шашлык, вставляла в их речь какие-то мудреные словечки, и мужчины отвечали дружным хохотом… И здесь она только в общих чертах понимала, что речь идет о картинах. У них был тоже свой, непонятный ей язык. А Юлия она впервые с их знакомства видела таким – веселый и смеющийся, он словно даже помолодел… Окликнуть? Ведь, шесть художников (а в том, что это художники, она уже почти не сомневалась), лучше, чем один… Нет… Не хочет она влезать в чужие компании. А вот у нее до сих пор так и не было компании… Хотя… Какой от них прок?…
Она думала, что гости к соседу приехали надолго, и решила основательно заняться домом и собой. Пока вымыла полы, пока все убрала, пока поплавала в бассейне и позагорала в солярии, прошло довольно много времени. Вдруг в дверь раздался звонок. Она подошла к переговорному устройству, вспомнила, что объяснял охранник. Сразу же нажала нужные кнопки, на экране телевизора появился Юлий.
– Татьяна! Мне тут гости столько вкуснотищи притащили, просто грех не пригласить. Придешь?
– Заходи, – она нажала нужную кнопку. – Чего не через забор?
– Иду, – он уже открывал дверь, засмеялся. – Через забор, боюсь, не получиться, я очень растолстел…
На самом деле он и не растолстел вовсе, только, действительно, помолодел. В руке – ромашки, отдал ей. Она удивилась, с чего бы это? Но промолчала. Только сказала:
– Жалко, что у тебя гости. Я тут много картин нашла, хотела спросить что из них стоящее.
– Так нет уже, уехали.
– Уехали? Так быстро?
– Да, они почти проездом, – он виновато улыбнулся: – Ты уж извини, что я не стал тебя при них приглашать…
– Да мне то что… – она хотела казаться равнодушной, но на самом деле обиделась: "Конечно, что им до меня…"
– Нет, правда. Если бы я тебя позвал, то они как чумовые бросились бы тебя рисовать, и весь разговор насмарку… а мне очень нужно было с ними поговорить и обсудить кое-что… Я познакомлю как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Да ладно, хорошо… – она все-таки выдержала равнодушный тон. – Посмотри лучше, что я нашла. Пойдем наверх.
Когда они вошли в спальню, Юлий присвистнул:
– Ну, дает Анна Алексеевна! Нет, она, конечно, очень хорошо выглядела… но… Видно, что-то я в этой жизни упустил! – засмеялся. – Спальня одинокой старушки… Да…
– Ты сюда посмотри, – она отодвинула створку зеркального шкафа, ту, где висели пеньюары. – Нравится?
– А вообще, что-то здесь не то… – он задумался. – Ладно, где картины?
Она опять стала доставать картины, которые уже убрала, и раскладывать их по спальне. Юлий внимательно на все смотрел, иногда опять присвистывал, иногда смеялся, называл какие-то имена, которые она никогда не слышала. Потом подвел итог:
– Вот это, – он разложил их все по кучкам, указал на одну. – Убери подальше и никому не показывай. То есть показывай, но по одной, через подставных лиц и не здесь, а в Москве. Я, конечно, не самый большой специалист, но почти уверен, что это Моне, Дега… – он посмотрел на ее сосредоточенное и несчастное лицо, усмехнулся. – В общем, очень известные художники. За эти картины, если только они настоящие, можно не только квартиру, а весь поселок купить. Да и останется, пожалуй. Так, что дальше… Это просто копии. Правда, очень хорошие и грамотные, но все же… Эти можно и повесить. Вот эти, – показывал дальше. – Раздери меня на кусочки, не знаю. Даже стыдно. И неплохие, вроде, картины. Ребята через неделю обратно поедут, спросим, может они чего путное скажут… Так… Вот этими можешь смело растопить камин, хоть и красивые, но ведь тебе нужен прок? А вот эта… – он взял последнюю, провел пальцем по поверхности, задумался, потом показал ей палец. – Видишь?
– Что? – она подошла поближе, посмотрела на палец. Он был в краске. – Ну и что?
– Там, под краской что-то есть. Это просто гуашь.
– А с чего ты взял, что под ней что-то есть? Может, просто гуашью и нарисована?
– Гуашью не рисуют по холсту, – он улыбнулся. – Да и видно, с обратной стороны, вот и вот, – показал на холст. – Видишь, цвет другой, не такой как снаружи…
– И что?
– Эта гуашь тоже ничего из себя не представляет… Я бы отмыл.
– Как? Прямо в тазу? Или тряпкой?
Он засмеялся:
– Нет, конечно! Ведь нужно и ту, другую, не попортить. Хочешь, займусь?
– Сколько?
– Что сколько? – он удивился.
– Ну, сколько ты за это берешь? Ведь это работа… Я должна буду заплатить…
– Эх, Татьяна, – вздохнул он грустно. – Да что же у тебя все на деньги-то меряется? Так я тебе ее отмою. Ради интереса. Тебе – картина, мне – интерес. Пойдет? И не волнуйся, при тебе могу работать, не свистну…
Она подумала, потом неуверенно сказала:
– Но, ведь… я все-таки, не знаю, имею ли право… А если все это не мое? И картина…
– Да я тебе такую же мазню первокурсника, если надо, за пару часов изображу! – у него уже появился прямо спортивный азарт. – Ну, неужели не интересно?
– Хорошо, уговорил.
– Тогда пойдем прямо сейчас. Ведь я тебя на ужин пригласил, ты помнишь? – он улыбнулся. – Или ты все еще злишься?
– Вот еще, – она и возмутилась и смутилась одновременно, – Просто я пьянею быстро… И вообще… Забудь…
– Ну, уж нет! – он засмеялся. – Забыть – это вряд ли! Уж очень красиво…
Дом Юлия, конечно, не шел не в какое сравнение с ее, но тоже был очень неплохим. Весь отделанный деревом, уютный и какой-то тёплый. Он провел ее в большую комнату, которая была, видимо и мастерской, и гостиной, и кабинетом и вообще самой основной в доме. Все заваленная холстами, красками, иконами, картинами и вещами, названия которым она даже не знала. Компьютер в углу здорово удивил ее.
– А это зачем? – показала она на него. Действительно, ну для чего нужен художнику компьютер? – Или он рисует за тебя? Сейчас столько программ…
– Нет, рисую я, слава богу, сам, – он улыбнулся. – А это…да, в основном для общения, для информации,…в общем, чтобы от жизни не отстать.
– Ага, вот она, твоя хваленая деревенская жизнь! – хмыкнула она. – Одна видимость…
– Это новый уровень деревенской жизни, – он поднял назидательно палец. – Такой, какой он должен быть на самом деле. Ведь для чего-то же изобрели и компьютеры, и телефон, и Интернет?
– Ты что же, с подростками в чатах болтаешь?
– Почему же только с подростками? – он удивился. – Во всем мире у компьютеров сидят самые разные люди, и очень интересные, между прочим.
– А… только время терять… – она даже рукой махнула. – Что толку…
Он посмотрел грустно, сказал:
– Ладно, пошли к столу…
Пить она решительно отказалась, хотя он и уговаривал хотя бы попробовать какое-то вино, очень редкое, по его словам. Вкусностей, действительно, было много, гости у Юлия были щедрые. Но по его непроизвольным взглядам в угол, куда он поставил картину, она поняла, что ему не терпится заняться работой. Тогда она сказала:
– Ну что, я пошла? Ты уже весь извелся…
– Извини, – он виновато улыбнулся. – Но ведь согласись – очень интересно…
– Да почему?
– Часто за такой замазкой прячут что-то очень важное… Так, что лучше останься.
– Да не боюсь я, что ты ее свиснешь… И мешать только буду…
– За доверие спасибо… – он задумался. – А вот мешать… Я и правда не люблю, когда под руку смотрят, но мы вот что сделаем. Мольберт я от тебя разверну, а ты пока… музыку хочешь послушать?
– Давай.
Он затопил камин, усадил ее в кресло рядом, подошел к высокой стойке с аппаратурой, которую она не сразу заметила, опять задумался… Потом поставил какой-то диск. Зазвучал рояль. Она поморщилась:
– Это классика? А нормальной музыки у тебя нет?
– Нормальной? – он удивился. – Это какой же?
– Пугачева, Киркоров,…На-На,…Буланова,… ну, что-то в этом роде…
– Ох, Татьяна… – вздохнул он. – Вот посмотришь на тебя – ты словно создана самой природой, без участия людей… Тебя на лесной поляне, лунной ночью легко представить… с лешим в обнимку… – он улыбнулся грустно. – А ты… Ты, все-таки, послушай сначала… При свете камина… свечей… сейчас зажгу… Послушай, а потом будет тебе и Киркоров…
– Ладно, – она вздохнула. – Что хоть это?
– Шопен. "Призрачный бал". Слушай…
Он ушел в другой угол, там под светом направленной на холст лампы весь погрузился в работу. На голову нацепил что-то похожее и на лупу часовщика и на зеркало окулиста одновременно, придвинул низкий столик с разными пузырьками, кистями, тряпками… В комнате запахло химией. Она же слушала этот самый "Призрачный бал". Сначала не нравилось. Хотелось чего-нибудь веселого, заводного… Но она все смотрела на Юлия, как он сосредоточенно возится с картиной. Полумрак, треск поленьев в камине, свечи… Рояль в сопровождении оркестра… Она начала думать о нем. И что в нем такого? Просто не похож на всех, с кем доводилось встречаться… Зайди такой к ним в офис, и не заметила бы – обычный, ничего интересного… Да и странный к тому же. Один в доме с женщиной, а возится не с ней, а с картиной… И вдруг она, закрыв глаза, представила себя, танцующей с ним… Под этот самый "бал"… И поняла, что он ей уже нравиться. "Бал", разумеется, а не Юлий…
– Да… – он нарушил молчание. – Занятная картина. Только вот опять не знаю – кто автор… Но видно, что старая. Лет триста, не меньше. И зачем, кстати, ее замазали? Красиво же… Вот, посмотри.
– Уже можно? – она вдруг поняла, что ей жалко отрываться от музыки, которую он выключил с дистанционного пульта.
– Я только начерно, чтобы видно было. Потом нужно потщательнее дочистить. А как музыка? – он посмотрел, наконец, на нее и обрадовался. – Вижу – понравилось! – засмеялся. – Это обнадёживает…
Она уже подошла к картине… И тут… Боже, так не бывает!
– Таня! Что с тобой?! – он вскочил, сразу же подхватил ее за плечи, и вовремя… Еще немного и грохнулась бы… – Ты что?
Он почти донес ее до дивана, сбегал за водой и, придерживая под голову, пытался напоить. Напугался здорово:
– Тебе лучше или "скорую" вызвать? У тебя что болит – сердце? Нет? Что?
– Ничего… – она еле прошептала. – Уже ничего не нужно… Ты уверен… Что она старая?
– Кто?
– Не кто, что… Картина.
– Это она тебя так напугала? – он во все глаза смотрел на нее. – Чем?
– Эта женщина, что на ней… Я недавно, совсем недавно, понимаешь, была свидетелем того, как ее убили…
Потом она, с ее умением все четко и подробно рассказать, скрупулезно описала все события почти недельной давности. Юлий слушал внимательно, не перебивал, и только когда она закончила совсем, задумчиво проговорил:
– Может, это родственница Анны Алексеевны? Вроде они даже похожи… – он опять подошел к мольберту. – Ну, точно похожи! И как я раньше не заметил? Можно сказать, Анна Алексеевна в молодости…
– Но ведь ты сказал, что она старая… Картина… – она уже почти пришла в себя и хотела, чтобы опять всему было простое объяснение. – Как же это возможно?
– Знаешь… – он задумался. – Может, я ошибся? Хотя… Вроде бы до этого со мной такого не случалось… Тогда все бы встало на свои места. Родственница Анны Алексеевны умирает, ты – последний человек, которого она видела. Анна Алексеевна из благодарности, а может, по завещанию оставляет дом человеку, который видел ту последним… Чушь, конечно, но вполне логичная.
– Но ведь нотариус сказал, что умерла именно Анна Алексеевна…
– Да тоже, я думаю, это как-то можно обойти… Чтобы тебе с милицией не разбираться… Были бы деньги… А деньги, видно, у них есть.
Они помолчали, потом она сказала:
– А более тщательно можно проверить… картину, я имею ввиду?
– Конечно. Я сделаю спектральный анализ и…
– Мне не важно что, – перебила она. – Главное, чтобы точно. Ты сам? И опять бесплатно?
– Сам. И бесплатно, – он засмеялся. – Ох, Татьяна!…
…А когда она вечером уже совсем почти собралась лечь спать, ее опять зачем-то потянуло в спальню хозяйки. Опять открыла шкаф. Опять вспомнила убитую женщину. Вот если бы ее сюда… И рост, и размер, и даже вся цветовая гамма подходила именно ей… Она представила, как бы смотрелась роскошная белокурая грива той красавицы, ее бледно-зеленые глаза в обрамлении этого золотого пеньюара… Вздохнула, убитую стало почему-то очень жаль… И опять бросила взгляд на книжный шкаф, и опять руки сами потянулись за непонятной книгой… Только теперь, помня о своих последних странных "отключках" она поудобнее уселась в кресло и опять принялась читать-шептать чужые слова… Слова складывались в музыку… музыка рождала образы… образы, казалось, заполняли комнату и начинали двигаться… смутные тени… всполохи света… шепот… комната меняла очертания… стены, подернувшись дымкой, отодвигались… на потолке, как на небе, проступали звезды… Тихий, нежный ветер трогал ее волосы и еле шепчущие губы…
…Очнулась все в том же кресле, книга на коленях. Помотала головой, прогоняя странный сон и приходя в себя… Посмотрела на руки, которые лежали сверху книги. Маникюр… Господи, какое уродство! И почему раньше она просто "тащилась" от этих красных сердечек на черном фоне? И такие деньги за него заплатила! Как это Юля еще не прошелся острым словцом по поводу него… Опять Юля! И дался же он ей! Она решительно встала, убрала книгу на место и залезла в трюмо. Пошуровала в ящиках и нашла то, что хотела. Смывка, пилочки, какие-то лосьоны… ага, вот и лаки. В такой спальне не может не быть всего для маникюра. Потом также решительно смыла свой "попсовый" прикид для ногтей и, немного задумавшись, остановилась на телесно-розовом лаке. Перламутровом, с золотинкой…
А под утро опять начался сон-кошмар…
– …Нет, как я не пытаюсь, ничего не могу почувствовать… – опять женщина с тихим голосом сидела у изголовья. – Видимо, она просто сделала это от отчаяния. Ведь, никого рядом не было…
– Тогда мы сами должны рассказать все ей, – мужчина, судя по голосу, опять находился в ногах, на стуле. – Мы должны выяснить, кто это сделал…
– Но она ничего не помнит. Это тоже, видимо, был один из наших…
– Ну, ты и сказала! – мужчина возмутился. – Из наших!
– Хорошо, – устало согласилась женщина. – Не из наших, но из таких же.
– Мы должны, должны найти его…
– А почему его? Может, это была женщина?
– Нет. И ты это прекрасно знаешь. Ведь она влюбилась. Просто, по-человечески влюбилась. Поэтому скрывала и поэтому мы ничего не знали, и не смогли помочь… Смотри-ка, – мужчина говорил теперь от окна. – Нет, ты посмотри, что она читает! А ты говоришь, не чувствуешь… Разве простой человек будет такое читать?
– Да… – женщина тоже теперь была там. – Странно… Знаешь, надо подождать… Может, ее способности еще не проявились? Почитает книги, поживет здесь… А мы посмотрим.
– Она опять, кажется, просыпается…
– Да, пойдем…
Опять она проснулась с бешено колотящимся сердцем, но успокоилась быстро. Ко всему, в конце концов, можно привыкнуть… И даже не стала проверять замки и стулья. Что толку? Подошла к окну. Книга, лежащая там, была та самая. Из спальни хозяйки. Она хотела почитать ее перед сном, но потом поняла, что очень устала, да так и оставила на подоконнике… Она открыла окошко и удивилась. Сколько же время? Чего это она встала в такую рань? И вдруг залюбовалась только-только поднимающимся из-за деревьев солнцем, которое косыми и как будто плотными лучами, золотило лужайку перед домом. Роса на траве была подобна россыпи самоцветов… Птицы так щебетали, что защипало в носу… Сама себе удивляясь, она, наконец, прервала этот приступ сентиментальности, тихо пробормотав:
– И что толку? Подумаешь, картина какая…
Пошла на кухню. Позавтракать? Нет, пока не хотелось. "А схожу-ка я на это самое озеро", – решила вдруг опять неожиданно даже для себя.
На озере никого еще не было. Еще бы! Ведь всего шестой час. Она выбрала местечко подальше от пляжа, разделась совсем и зашла в воду. Конечно, в бассейне лучше…и можно музыку включить… Но здесь тоже что-то такое было. Может запах? Или прохлада? Она немного поплавала, а потом встала в камышах, залюбовавшись синекрылой стрекозой. "Господи, ну что за глупость!" – опять удивлялась себе, но все стояла, смотрела и улыбалась. А когда вышла и посмотрела на ноги, то аж подпрыгнула от ужаса – все в пиявках! Испугалась, начала отдирать, не получалось… Потом, в сердцах, не отдавая себе отчета, как рявкнула:
– А ну, кыш!!!
Дальше произошло нечто странное. Нет, она, конечно, не считала себя большим специалистом по пиявкам, но все же… Что бы вот так дружно, подобно салюту отпрыгнуть от ног и стройными рядами поползти в сторону озера… Тут и специалистом не надо быть, чтобы понять – так не бывает. Не должно быть. И не может быть никогда. Она круглыми глазами проводила дружную шеренгу пиявок, уже скрывшихся в воде, потрясла головой. А потом быстро, без слов, мыслей и вообще чего либо, оделась и побежала домой…
У калитки стоял Юлий. Нахмуренный, встревоженный. Увидел ее, обрадовался:
– Привет! Ты что же двери не закрываешь? Я уже перепугался, думал охрану вызывать…
– Какие двери?… – она все еще не могла придти в себя.
– Я за молоком ходил, смотрю – дверь в доме открыта. Думал, значит не спишь уже. Звоню по телефону – никто не подходит. По переговорному, отсюда, – он показал на калитку. – Опять никого.
– А через забор? – наконец-то улыбнулась она.
– Можно, да? – он улыбнулся. – А то ведь я официального разрешения еще не получил…
– Можно…
– Так ты что двери не закрываешь? – опять спросил он. – С такими ценностями в доме…
– А что толку? – она рассмеялась, увидев как взлетели его брови. – Да, нет, я в том смысле, что все равно кто-то по дому по утрам расхаживает… Хоть закрывай, хоть нет…
– Опять?
– Ну, да… Мужчина и женщина. Опять про какую-то женщину говорили…
Он так внимательно смотрел на нее, что она с досадой сказала:
– Раньше никогда ничего подобного не было, и не надо так смотреть! Все со мной в порядке. И не пила я. Я вообще почти не пью…
– Ладно, – он все равно задумчиво смотрел на нее. – Молока парного хочешь? – показал на бидон, потом посмотрел, как она поморщилась, вздохнул. – Как хочешь… Да, я что тебе звонил. Про картину сказать. Не ошибся я. Триста пятьдесят лет. Плюс минус лет двадцать.
– Правда? – она поежилась, стало как-то холодно опять. – Это точно? Ты что, еще и химик или физик, чтобы такие анализы делать?
– И химик и физик, – он усмехнулся. – И еще кое-кто. Тем, в основном, и живу. Попал в струю, много богатых людей обращаются. Работы – завал.
– А тут я со своей картиной…
– А тут ты… – он, вдруг увидел полотенце у нее в руке, улыбнулся. – Неужто, купалась?
– И больше не буду! – она возмутилась. – Пиявки, как крокодилы!
– Да, ну! – он удивился. – Так тебе повезло! Гирудотерапия в чистом виде.
– Гиру… чего? Опять умничаешь? – нахмурилась она.
– Лечение пиявками. Люди такие деньги за них платят, а тебе задаром, – рассмеялся он. – Вот уж прок, так прок!
– Дурацкие пиявки! – она вдруг вспомнила, как они от нее отскочили и осторожно спросила: – А как они отлипают, ну, отваливаются… Все вместе?
– Как вместе? – он уже хохотал. – Нет, ты что, опять там в обморок брякнулась и не видела как они отвалились? – потом, смотря ее надутую мордашку, сказал примиряюще. – Ну, не сердись, не обижайся! Но, ведь правда странно, что не видела. Я вот, например, очень люблю за ними наблюдать. Те, что покрупнее, дольше сидят, помельче – быстрее отходят…
– А у меня все вместе. Как по команде, – о том, что по ее команде, она, все-таки промолчала. – Прямо, как отпрыгнут!… И потом дружно, рядами, поползли обратно в озеро… Что ты смеешься?
Юлька вообще уже хохотал во все горло, бидон на землю поставил, чтобы не расплескать.
– Ладно, великий укротитель пиявок… – даже слезы смахнул. – Кофе хочешь? У меня есть очень хороший… Пойдем…
Кофе они пили не в комнате, а перед домом, на той самой лужайке, на которой он обычно занимался йогой. Опять разговор вертелся около странной женщины и картины.
– …А специально состарить картину можно? Ну, там… для придания ценности и все такое…
– Конечно можно. Но это будет только видимость. Реальное время вещи поменять сложно… Да и зачем? Если бы это был шедевр известного автора, с автографом… А так… Вряд ли. Может, просто сходство дальних родственников…
– Она как живая. Как из поезда… Даже прическа такая же…
– Вот с прической, как раз, очень странно… Не носили тогда таких причесок…Хотя… Художник мог и сам придумать… Я бы советовал тебе поискать в доме какие-то документы, бумаги. Может, что и проясниться… Что у тебя с пальцем?
Она удивилась. "И как это он заметил?" Серебряное колечко, так, безделушка с хрусталем, со вчерашнего дня просто не давало житья. Произошло какое-то раздражение, под ним все покраснело, палец распух, и оно не никак не снималось.
– Не знаю… Раздражение какое-то. Не могу снять.
– Дай-ка, посмотрю… – он взял ее руку, с удовольствием на мгновение (но она заметила!) задержал взгляд на маникюре. – Ничего себе раздражение! Уже кровь идет, нужно снять обязательно.
– Да не могу, палец распух…
– Тогда давай перекушу. …Кусачками, не смотри так…
– Жалко…
– Сварю потом… Хотя, такое кольцо не стоит этого…
– Давай, – она, вздохнув, согласилась, потому что до пальца уже было больно дотрагиваться.
Он принес из дома инструмент и быстро и безболезненно освободил ее от кольца. Посмотрел на внутреннюю сторону, повертел в руках.
– Ничего не понимаю. Кольцо, как кольцо. Проба хорошая… В магазине покупала?
– Да. И давно. И все нормально было…
– Может, какой крем новый? Поэтому реакция?
– Нет. Ничего нового. Все старое.
– Тогда ничего не понимаю… О, девчонки! – он посмотрел на дорожку, по которой уже приближались к ним две какие-то хвощи. – Какими судьбами?
Подошел к ним, заговорили все оживленно. Ей стало грустно. Она подошла, извинилась:
– Я пойду, ладно? Картину уже можно забрать?
Но девицы, увидев ее, впились взглядами, начали вертеть, как манекен. Юля, улыбаясь и не прерывая этого действа, быстро всех перезнакомил. Алла, так звали ту, что была повыше, молитвенно сложив руки, прошептала:
– Пожалуйста! Хоть чуть-чуть попозируйте, ладно? Вы ведь на даче, на отдыхе? Отдохните в кресле, а мы порисуем… Может, вам заплатить? Или там, огород прополоть…
– Таня, не слушай их! – Юля смеялся. – Врут и не краснеют. Деньги они все равно у меня будут стрелять, а об огороде слышали только в детстве, по сказке "Репка". Если согласишься, то считай, что занялась благотворительностью!
– Ну, ты предатель, Юлич! – сказала другая, Вера. – Конечно, сам, небось, уже попользовался всласть, а другим – фигушки! – и обращаясь опять к ней. – Вы просто даже не знаете, что имеете… Такое тело! Линии, пропорции… Божественно! Восторг! А лицо… Алка, я сейчас помру!
– Не надо… – она уже улыбалась, удивляясь их непосредственности. – Не надо умирать, рисуйте, сколько влезет! Я и правда, в отпуске…
Девицы тут же достали из своих сумок все необходимое, весело щебеча на своем непонятном языке, бесцеремонно раздели ее, усадили в кресло. Она покраснела, потому, что Юлий и не думал уходить, загадочно улыбаясь, сидел тут же… А потом, сказав про себя любимую присказку "А, не убудет…" начала прилежно занимать положения, о которых ее просили…
Часа через два, когда Юлий решительно начал выпроваживать девиц, она сама тоже засобиралась домой: "Отрываю человека от работы…" Он не удерживал, только дал с собой какой-то мази для пальца: "Еще от Анны Алексеевны осталось, заживет мгновенно…" Помог донести картину до калитки, через забор она лезть решительно отказалась. Там и расстались.
Оставшееся читайте на авторской странице Иринелл вот по этой ссылке:) :
http://www.proza.ru/2003/09/23-132
Иринелл