В её полёте было что-то волшебное. Загадочное. Неземное. Она впорхнула в открытое окно, будто поддерживаемая новорождёнными лучами весеннего солнца. Лёгкая, скользила она над головами, незаметная, как ангел. Она уже была предназначена посвящённому, следившему за ней с благоговейным трепетом. Каждая жилка дрожала на его тонкой петушиной шее, когда Сёма откидывал рыжие кудри, мешающие, так несносно, так некстати его огромным глазищам-сливам сливаться страстным взором с причудливой траекторией её завораживающего движения.
Ниже. Ниже. Слегка вверх. Неизбежность приземления- приближала миг их встречи. Сёма уже предвкушал, как впервые коснётся её. Не возьмёт, о, нет! Её цену он угадал непостижимой интуицией коллекционера. Сёма вдыхал неуловимый аромат векового клея, хрупкой бумаги, с трепетом осязая, что она ниспадёт на его колени. Тогда он бережно погладит её кончиком пальца, и аккуратнейшим образом взяв за самый край, благоговейно уберёт в тетрадь. Сёма страдал, что у него нет альбома и пинцета, что он оказался не готов к приёму такой утончённой особы, но в этом терзании таилось столько предвкушения радости, что он едва не застонал.
Марка падала. Ниже. Ниже…
Ветер ворвался злым коршуном, безумно завертел её, закрутил. Если бы не ужасная молниеносность порыва, Сёма, слывший все семь лет учёбы тихоней, едва ли не тени своей боящимся - как тигр прыгнул бы на парту, чтобы схватить только ему предназначенную добычу. Миг- марка, затянутая в водоворот, сделала прощальный реверанс и легла прямо на ладонь полудремавшему от тоски белобрысому Федьке. Ладонь же у Федьки ему под стать - на страх врагу. Сила богатырская! Что в неё упало, то пропало.
Но Сёма умел держать удар. Нужно только найти слабое место - и великан будет повержен. Этот курносый верзила, потеющий на контрольных, никогда не узнает, сколько стоит марка по нелепой случайности оказавшаяся у него.
Федька приоткрыл свои васильковые глаза, вяло глянул на бумажку, побеспокоившую его, и хотел смахнуть бессовестную на пол. Тряхнул рукой, а марка не желала расставаться - прилипла. Бурый мишка с ключами заговорщицки взирал с неё, будто старый родственник. Федька улыбнулся. Вспомнил деда-охотника. Захотелось в родимый лес на псковщине, где болота, бурелом. Места заветные. Там вот такие косолапые и бродят. А в классе-то, как душно. Ух, тяжко!
Федька, предчувствуя звонок, загодя, принялся собираться, марку с медведем тоже сунул в пенал.
Скорее! Сёма смахнул всё со своей парты в рюкзак. Скорее!
Скорее!
Федька обычно отправлялся домой вдоль набережной Карповки. Вырвавшись из гардероба, Сёма, задыхаясь, ринулся к речке. Догнал. Успел.
Но, что дальше-то? Разве можно с этаким мешком мускулов о чём-то поговорить? Сёма побрёл сбоку, как оробевшая моська возле слона. Вот уже и дом Федькин. Сёма ухватил одноклассника за рукав:
- Ты … послушай, а мне овчарку купят. У неё щенки будут.
Вдохновлённый искорками в лупатых Федькиных глазах, Сёма ожил:
-Да. Тебе могу подарить. Представляешь, домой приходишь, а он кидается навстречу, нос холодный …
Уверенность, что родители никогда не заведут в доме животное, только подливала масла в красноречивый монолог, исполняемый с бесстыдной убедительностью.
-Щенок- это хорошо,- выразил свою гамму чувств и Федька,- но, чем я-то тебя отблагодарю?
-Ничем,- разыгрался Сёма, но, со страхом обнаружив, что его собеседник всё понимает буквально, решился на главный ход:
-Я марки собираю. У тебя есть?
Через несколько секунд на его ладони лежал бесценный экземпляр. Победа!
Сёма едва сдержался.
Он понёсся к себе, и хоть никто его не заставлял, крикнул на прощанье:
- Жди щенков.
-Ага,- буркнул Федька себе под нос,- вот врать-то горазд, и чего бы по-человечески марку не попросить?
Но Сёма не слышал, он спешил принести домой трофей, добытый у дикого исполина.