Я не знаю кто я, зачем я здесь. Это не важно. Сейчас я еду на поезде. Куда? Не знаю. Зачем? Тоже не знаю. Еду и пишу этот с виду бредовый дневник. Только иногда мне снятся сны о каких-то больничных палатах и желтых стенах,… а какой-то голос время от времени повторят: «Перманентная кома».
23 марта.
На улице был ранний вечер. Разноцветная толпа прохожих бродила по улицам. Кто-то просто гулял, наслаждаясь хорошей погодой, а кто-то шел домой. У кого-то в глазах светилось счастье, у кого-то матово блестело безразличие, а у кого-то в глазах грозовой тучей лежала печаль. Я влился в это такое разное и в то же время такое похожее течение. Поток понес меня вперед. Я хотел ощутить себя частью толпы, но одиночество и безразличие настолько сильно въелись в мою душу, что волны людского потока вскоре выкинули меня на тротуар. Почему-то вспомнился главный герой романа «Степной волк». Он не хотел идти домой, потому что знал, дома его ждет только бритва, которой он случайно порежется на смерть. Черт возьми, какие-то странные мысли лезут мне в голову последнее время.
24 марта. Весь день я провалялся в постели, запрятав голову под гору одеял. И встал лишь к семи часам вечера под аккомпанемент бунтующего желудка и болгарки, которой сосед сверху что-то пилил каждые пол часа. Вскоре эта какофония звуков закончилась: сосед перестал пилить, потому что свет отключился, а желудок перестал возмущаться, потому что его протесты были задавлены колой и остатками хлеба, щедро смазанного маслом. Найдя в шкафу огарок свечи, я записал пару строчек:
Подоконник подо мною,
Я сижу, смотрю в окно.
Грусть вся в сером,
За спиною,
Ждёт со мной …
Глупо, наверное? Но весьма и весьма правдоподобно описывает состояние мое в последние месяцы. В этот вечер я решил не устраивать вылазку в город и отсидеться дома. Друзья, кажется, забыли мой номер телефона, и это бесполезное создание пылится на полке в коридоре. Вот и закончился еще один день.
25 марта. Новый день, утро, солнце по-летнему ярко светит на улице. В мою дверь кто-то упорно звонит, пытаясь разбудить меня, что впрочем, вскоре у него, точнее у них, получилось. Я поднялся из кресла, в котором уснул вчера и пошел открывать дверь. Шумная компания ввалилась в мой тихий покойно-заупокойный мир и принялась разламывать, раскидывать, поедать буквально все на своем пути. Старая залежалая пыль в углах, старательно уложенная временем и покоем теперь стояла столбом посреди комнаты. Оказывается, до меня пытались дозвониться, но вероятно телефон сломался и перестал работать. Раньше подобная атмосфера порадовала бы меня, но сейчас все изменилось, так что я, сославшись на плохое самочувствие, вытолкал всех за дверь и бросился на диван, больно ударив руку о подлокотник.
В последующие дни не происходило ничего интересного. Целыми днями я валялся на диване, время, от времени выбираясь на кухню, чтобы поесть пиццы, которую случайно обнаружил в морозилке.
27 марта. Прошло два дня. Мне не хочется никого видеть, даже наоборот, общение с другими людьми доставляет мне массу неудобств. Навязчивая мысль об уходе появляется все чаще и чаще. Общаюсь я большей частью с самим собой, это доставляет мне больше удовольствия, нежели все остальное. Внутри меня остались две личности. Каждая по-своему интересна и необычна. Они спорят, мирятся внутри меня, а я наблюдаю за ними, с удовольствием слушаю их споры о смысле жизни, о боге, о человеке. Кажется, врачи называют это шизофренией, раздвоением личности. Мне все равно…
На календаре 28 марта. Небо затянуто тучами, время от времени сверху на землю падает снег, долетая до земли, он тает, образовывая большие грязные лужи, через которые случайные прохожие с переменным успехом перепрыгивают. Моя старая знакомая удостоила меня своим посещением в пять часов семь минут. Она была обеспокоена моим состоянием здоровья, и украдкой бросала на меня тревожные взгляды. Когда она ушла, я снова повалился на диван и уснул.
29 марта, еда в доме закончилась. Я пошел в магазин, на перекрестке меня сбила машина, на смерть…