Крест Осляби

Павел Сарычихин
 Крест Осляби


I


В канун 8 марта служащие аудиторской фирмы готовились к празднику. Выбор подарков занимал мысли женщин не меньше, чем мысли мужчин, и поэтому процесс их покупки становился заразительным и принимал характер настоящей эпидемии.
Александра Ивановича вызвал к себе начальник.
 - Не в службу, а в дружбу, – поигрывая карандашом, «с места в карьер» обратился он.
 - Поезжайте к нашим клиентам и поздравьте женщин из бухгалтерии. Возьмите пять тысяч, там пять женщин, сами знаете… – в это время у него зазвонил телефон.
 - Да… Есть… Докладываю – теряя карандаш, замахал рукой на дверь начальник.
 - Все давно подписано – слышал Александр Иванович, покидая кабинет руководства.
В руке он держал листок с телефоном и адресом некой Людмилы Сергеевны и пять совершенно новых купюр в тысячу рублей каждая.
 Три месяца как Александр Иванович вышел на пенсию, и уже устроился работать курьером, чтобы скрасить свой досуг, да и дочке в помощь. И хотя старость ограничила возможности нашего героя, она дала ему способность видеть и понимать то, чего раньше он не замечал, а если и замечал, то не понимал. Откуда это «понимание вещей» пришло к нему, он не знал, но часто пользовался им, и не давал себе скучать.

II
 Александру Ивановичу предстояло ехать на Таганку, а точнее на Нижегородскую 32, в район, где он родился, вырос и давно не был. Поездка обещала стать интересной. «Зайду в парк «Прямикова», нарисую себе настроение», - подумал он, выходя из метро на Марксистской улице.
За оградой парка было пусто: ни летнего театра, ни детской площадки с трамвайчиком, в котором любила играть дочь Александра Ивановича, когда была маленькой, ни игротеки. Только у здания администрации, в котором раньше находился театр зверей, с колясками гуляли две мамочки. Жизнь, как и природа, не терпит пустоты и заполняет её не всегда лучшим образом, вот почему у входа в парк выпивала молодёжь, а у огромного, в два обхвата тополя, рвало пьяную девицу.
- Чего уставился, не видел, как «харч мечут» - услышал Александр Иванович резкий как кнут, голос здорового верзилы.
- Мужчина, выпейте с нами, поздравьте девушек с праздником – продолжила спич своего кавалера, сладким, как пряник голосом, молодая особа.
Александр Иванович шел мимо, «кнут и пряник» убили желание что-либо ответить.
- Тебя просили, старик, – преградил ему дорогу верзила.
 «Вот я и старик», - подумал Александр Иванович и поднял голову. Сверху на него смотрел молодой парень в черной вязаной шапочке, натянутой по самые брови. Старик не испугался, мысль о том, что его могут побить в родном парке, показалась ему забавной. С озорством ушедшей молодости, он дернул два раза головой и, отчаянно, заморгал левым глазом, будто у него припадок эпилепсии. Парень чуть отпрянул. «Молодой ещё, - подумал старик, – это пока моя территория».
- Оставь его, он больной – раздался сзади голос пьяной девицы. Парень отступил, старик, прекратив искушать судьбу, развернулся и, словно не в чем не бывало, направился к выходу.
- Урод! – донеслось до него издалека.

Переходя Таганскую улицу у здания бывшего исполкома, Александр Иванович решил зайти в Ждановский парк. «Переломлю ситуацию», - мелькнула в голове любимая поговорка старинного друга, и он завернул в переулок.
Парк встретил старика стволами деревьев со спиленными ветвями, и от того похожими на кривые столбы. Все было перекопано и загорожено дорожной сеткой, между которой лениво перемещались гастарбайтеры. Стеной из красного кирпича на парк наступал женский монастырь. Не найдя воспоминаний, которые искал, старик почувствовал себя обманутым и вышел из парка. «Теперь только в монастырь», - подумал он, куда в детстве его водила бабка.



III

За воротами монастыря было людно. Приятной теплой волной в теле старика отозвалась длинная очередь верующих к иконе святой праведницы - блаженной Матрены. Александр Иванович снял головной убор, зашел в храм и сел напротив иконы Божьей Матери. Большая лампада, висевшая перед иконой и закрывшая весь её лик, словно защищая его от людей, горела ровным пламенем. Чтобы ощутить благость, которую непонятно за какие подвиги веры, старик стал чувствовать у икон в Третьяковской галерее, нужно было видеть всю икону. Видеть, чтобы ощущать. Но к иконе подошла одна женщина, за ней другая, третья, старик тоже подошел, его кто–то толкнул сзади, и он, не выдержал, направился из храма, пробираясь сквозь плотную очередь верующих.
Уже на выходе из монастыря Александр Иванович заметил церковную лавку, зажатая хозяйственными постройками, она находилась в конце узкого прохода. Лавка представляла собой довольно большое квадратное помещение, по периметру и в центре стояли прилавки. Играла музыка, послушницы вели оживленную торговлю. Внимание Александр Иванович привлекла одна репродукция. С картины на старика скакал по полю монах, вдалеке, ряды готовых к сражению воинов, поблескивали шлемами на солнце. Из правого нижнего угла картины в раненое плечо всадника упиралось сломанное вражеское копье. «Пересвет»,- подумал старик и подошел к репродукции поближе.
- А ведь такой.
- Такой – повторил про себя Александр Иванович, всматриваясь в лицо монаха. Тонкая струйка холода потекла по позвоночнику, уперлась в копчик и благодатью разлилась по всему телу.
- Хорошо – чуть слышно произнес он и замер.
Далеко за его спиной совсем юная послушница продавала старушке черные ленты, разъясняя их назначение. Обнаружив в левом нижнем углу картины подпись автора, старик чуточку пришел в себя.
- Не подскажете, что здесь написано? - с трудом подбирая слова, обратился он к охраннику, стоявшему рядом.
Молодой парень наклонился над репродукцией и стал рассматривать мелкие буквы подписи.
- Павел Рыженко – ответил он вежливо через какое-то время.
 «Не забыть – бы», - подумал старик и, постояв еще немножко, вышел на улицу. У ворот монастыря, где бабы торговали мимозой по восемьдесят рублей за букет, а бомжи просили милостыню, старик вспомнил о поручении начальства. Купив пять букетов мимозы, у него осталось ровно четыре тысячи шестьсот рублей - сумма равная стоимости репродукции. "Знак свыше",- подумал он, и направился обратно в лавку покупать репродукцию. «В конце концов, повесят в офисе, сейчас это модно, иная бухгалтерия не уступит Куликову полю», - успокаивал он себя.


IV


По адресу, куда нужно было доставить подарок, находился институт радиосвязи, где в свое время, пять лет отработал Александр Иванович после окончания института. Он вышел через три остановки, прошел немножко по ходу троллейбуса и зайдя в проходную, потерялся в толпе студентов Гуманитарной академии. На территории некогда большого и серьезного предприятия находилось много разных фирм и фирмочек. Они выкупили у института его площади или снимали их в аренду у других таких же фирм, но крупнее. Где был сам институт, когда-то известный на всю страну и принимавший участие в подготовке полета Гагарина в космос, найти было трудно.
Позвонив по телефону, указанному в записке, он получил подробные разъяснения и направился в бухгалтерию.
Праздник был в разгаре. Весь центр небольшой комнаты занимал богато накрытый стол. Ожидаемое появление Александра Ивановича прервало шумное женское застолье, все с любопытством рассматривали нового посетителя. В свою очередь Александр Иванович произнес дежурные поздравления, раздал женщинам мимозы и с опаской вытащил из большого пакета репродукцию.
-Ну и конь – не удержала восторг грузная женщина.
Неприятное ощущение подкатило к горлу старика.
-Я ее себе возьму, на даче повешу – продолжила она.
-В туалете, чтобы муж долго не засиживался – подхватила пьяным голосом женщина у двери.
-Могу и в туалете, у меня их на даче три – парировала первая.
Неприятное ощущение откатило от горла к животу.
Одиноко стоящий дисплей экраном к стене, навел старика на сомнение, в бухгалтерию попал, не заплутал ли где по дороге?
-Мне бы Людмилу Сергеевну увидеть – решил успокоить себя Александр Иванович
-Я, Людмила Сергеевна, – прервала его волнение женщина во главе стола.
-Вы раздевайтесь, садитесь с нами – продолжила она, не торопясь, накладывая ему салат в пустую, но уже кем–то использованную тарелку.
-Извините, мне еще в одну организацию надо ехать – соврал Александр Иванович и попятился к двери.
Но женщины, явно не хотевшие отпускать забавного старика, настаивали на его участии в застолье. «Напоить, наверно, хотят», - почему-то подумал он и, вспомнив про пьяную девицу в парке, неожиданно для себя выпалил:
- Я не могу, я болен.
Женщины затихли, болеть никто не хотел, неизвестно, что можно было подцепить от этого старика. Воспользовавшись замешательством, он еще раз извинился и выскочил за дверь. «Как груз с плеч»,- подумал Александр Иванович в просторном коридоре. За углом по коридору старик зашел в туалет, большое окно которого выходило во двор института.
Во дворе было все перекопано, вечная стройка. Старик не огорчился, отнесся как к должному. Мысль о том, что отрекаясь от прошлого во имя лучшего будущего, люди приходят к худшему, подтверждалась. «Прошлое есть опора будущему, и это прошлое можно только дополнять, - думал старик у окна, - все-таки чувства русского человека бегут впереди его разума». Он вспомнил историю, как разошлись Королев и Глушко.
Глушко хотел использовать на новой ракете новое топливо, Королев, наоборот, настаивал на старой, проверенной смеси. Договорись они тогда, не были бы американцы первыми на луне. Договориться удалось после смерти Королева, когда Генеральный конструктор Глушко использует для своей «Энергии» королевское топливо. Вот шуму-то было. Мысль старика метнулась к «Энергии» - последней уже ненужной победе огромной страны, но цоканье каблуков по кафельной плитке прервало её.
С другой половины туалета до Александра Ивановича донеслись знакомые женские голоса.
- Ты слышала, как она это сказала – услышал старик, голос грузной женщины.
- Она пьяная – ответила ей Людмила Сергеевна.
- Ну и праздничек себе устроили, ещё старик больной. Что с картиной его делать будем?
- Забавный старичок, я так испугалась, когда он про болезнь свою сказал - задумалась Людмила Сергеевна и продолжила.
- Картину в коридор, пока положи, потом разберемся.
Докурив сигареты и обсудив свои личные проблемы, женщины вернулись в свою комнату.
Подождав, старик вышел из туалета, в коридоре было тихо. За углом скрипнула дверь, что–то стукнуло об пол и повалилось. «Неужели выбросили», - подумал он и вернулся, у стены за кучей строительного мусора лежала репродукция. Старик не выдержал, поддавшись чувству, опередившему мысль, схватил репродукцию и засеменил к проходной.
- Только бы не поймали, какой позор на старости лет - повторял он, хватая воздух засохшими от волнения губами. На улице он добрался до троллейбусной остановки и сел на скамейку. Ему было плохо.
 

V


Отдышавшись, Александр Иванович почувствовал сильную боль в груди, которая волнами накатывала - сдавливала тело, и откатывала - позволяла передохнуть. «Вот так и помру с ворованной картиной», - подумал он и закрыл глаза. Новая волна боли сдавила грудь. «Все-таки стоит побороться», - мелькнула мысль в голове. Он вспомнил один прием, часто выручавший его и давно не используемый. Когда боль отступила, старик попытался ощутить темечком пространство над головой. У него получилось. Он повторил попытку, и, почувствовав легкое давление в темени, мысленно втянул ощущение пространства в голову, пропустил его через шею и рассеял в груди. Так он повторял много раз до тех пор, пока боль в грудной клетке стала тупеть и растворяться. Приступ проходил, но старик продолжил свое занятие, пропуская пространство уже через все тело до пят. Он чувствовал, будто опускается, проваливается и, расслабляясь, летит вниз. Таких провалов Александр Иванович насчитал три, после чего приятная прохлада охватила все его тело. Ему было легко и спокойно. Прохлада стала восприниматься как жгучее тепло, которое расширилось и образовало вокруг старика защитную стенку. Чуть вздрагивая, когда кто-то пересекал эту условную границу, Александр Иванович уже не вспоминал о боли в груди. Покойное состояние еще сильнее овладело им, и в какой–то момент стена впереди него раскрылась и обнажила скалу огромной массы. Старик чувствовал эту массу всем телом, казалось, что вот толкни её, и она с легкостью разрушит дом на противоположной стороне улицы. Скала не наступала и не отступала, Александру Ивановичу было приятно ощущать её великую силу. «Куда приведет меня эта дорога», - подумал он, и в этот момент сознание его помутилось, могучий покой овладел им. Старик открыл глаза, люди полукруглой толпой стояли у входа в троллейбус, слова из толпы доносились до него, но не отражались смыслом в его сознании. Он захотел подумать об этом, но не смог, мысли застыли в его голове. Блаженное оцепенение могучего покоя полностью захватило старика. Он закрыл глаза, причудливый узор, дребезжа и подергиваясь, словно покрытый водяной рябью, двигался на сером фоне закрытых век. Узор стал уплотняться, сгущаться и покрываться в центре множеством мелких блестящих точек, окрашиваясь в чистый зеленый цвет по краям. Блестящее пятно, расширяясь, вытеснило зелень и, навалившись на старика, отозвалось в нем шумом и лязгом железа. Узор превратился в видение.


VI


 Конные с раскосыми глазами, выкрикивая непонятные короткие фразы, теснили пеших ратников. Особенно отличался огромный всадник с ярко выраженным монгольским типом лица. Наступая всей своей мощью, он давил и рубил, извергая радостный рык, после каждого поверженного им противника. Как бы тяжело не приходилось пешим, они не отступали и держали строй. Неожиданно с правой стороны до старика донесся звонкий, короткий сигнал, и, резко развернувшись, конница галопом поскакала назад. Пешие, сомкнув ряды, остались на месте. Неведомая сила приподняла старика, и он увидел поле битвы. Его внимание привлекли два всадника на черных конях. Они скакали по тылу обороны пеших в то место, где только что старик видел сражение. Всадники вклинились в ряды пеших сзади и те, расступившись, пропустили их вперед, где они встали ровно по линии атаки огромного монгола.
Сила притягивает другую силу, чтобы в единоборстве с ней стать еще сильнее или погибнуть.
Всадник слева что–то сказал своему приятелю и выступил немного вперед. «Пересвет и Ослябя», - подсказывала память Александру Ивановичу. И тут же старик увидел всё, словно встал с ними рядом. Раздался звонкий, уже знакомый ему сигнал и монгольская конница ровным рядом, в галоп, поскакала на оборону русских ратников. Конница неслась навстречу смерти, неся смерть на своих клинках. Наконечник копья огромного монгола, подергиваясь от скачки, выцеливал в сердце Пересвета. В последний момент, когда были видны холодные, черные глаза монгола, конь под Пересветом дернулся влево и увел из-под удара своего хозяина. Монгольское копье изогнулось как могло и, достав уходящую цель, треснуло, и обломилось, крепко застряв в плече Персвета. Не успев обрадоваться, монгол вылетел из седла, сраженный своим противником. Старик потерял видение.
Могучий покой отступил, возвратив старику способность мыслить, он вытолкнул его в туманно–серебристое пространство, где не было ни верха, ни низа. Потеряв ощущение опоры под ногами, Александр Иванович попытался понять, где находится, и с сожалением вспомнил об ушедшем видении. «Чтобы знать, необязательно видеть»,- подумал старик и понял, что всё знает, а точнее помнит, что было дальше. Память отозвалась и поведала старику про Ослябю. Виня себя в смерти брата, весь день он отчаянно сражался, ища смерти в бою. «По что позволил Пересветке принять равный бой. На ворога вместе пошли. Кто я теперь?»,- думал Ослябя, найдя тело брата после сражения. Он вытащил из его тела наконечник монгольского копья и сохранил его, чтобы помнить о своей вине и тем искупить её. В монастыре Ослябя, долгими ночами, отмолил вину, с любовью и верой сделал из наконечника копья дюжину нательных крестов, передал их родным, да и «лёг» с Пересветом рядом.
Со временем подвиг станет подвигом, обрастет любовью и потяжелеет памятью, и будет неважно «что есть что», ибо что сказано, то сделано, а что сделано, то сказано.
 

 
VII

«Следующая остановка - Старообрядческая улица», - донеслось вдруг до старика из остановившегося на остановке троллейбуса. Серебристый туман стал рассеиваться, и тут же заболело, заныло все тело. Кто–то мягко тронул его за плечо, и он открыл глаза.
- Ты чего дед народ пугаешь? – обратился к нему крепкий мужчина лет сорока.
- Картину свою держи, а то украдут – продолжил он, довольный, что привел старика в чувство.
- А вы возьмите её себе .
- Ну ты, дед, даешь, только что помирал, хотели неотложку вызывать, а ты картины раздаешь - забирая из рук старика репродукцию, удивлялся собеседник.
 Глаза мужчины живо заходили по картине, потом остановились и, застыв, провалились за полотно. Он замер.
- Хороша – чуть слышно прошептал мужчина.
Мурашки охватили все тело старика, прорвались внутрь и, перехватив дыхание, комом застряли в горле. Старик попытался что–то сказать, но не смог, слезы обильно потекли по его щекам.
- Ну ты, дед, совсем плохой – очнулся мужчина.
- Сам до дома доберешься?
Старик отрицательно мотнул головой.
- Ну ничего, ничего, я Вас не оставлю – вдруг переходя на Вы, засуетился мужчина, и, присев рядом на скамейку, продолжил.
- Бабка перед смертью говорила, что мы родственниками Пересвету приходимся, и крест свой нательный мне передала. Наказала хранить, говорила, что очень старый, чуть ли не с его времен. Я сейчас покажу.
Мужчина принялся расстегивать куртку. «Следующая остановка Старообрядческая улица», - донеслось до них из отходящего от остановки троллейбуса.


01.05.2007 Москва