…Окончив училище и отслужив девять лет на флоте, Сергей, в полной мере испытав все то, о чем говорилось в самом начале рассказа, поступил в академию. Только здесь он уже исключительно серьезно и с полной ответственностью относился к учебе, не допуская никаких послаблений.
Помимо того, что он просто стал взрослее, умнее и серьезней, в этот процесс вмешалось еще одно обстоятельство. Дело в том, что Сергей еще в период абитуриентства был назначен старшиной курса, и, поступив, так им и остался на все три года обучения. Конечно, преподаватели более лояльно относились к старшине курса и старшинам классов, допускали в отношении их знаний кое-какие послабления, - им всегда было гарантировано «плюс полбалла».
Поэтому некоторые однокашники довольно скептически относились к высоким оценкам своих старшин, считая их не вполне заслуженными. Сергей же обладал чрезвычайно высоко развитыми чувствами собственного достоинства и щепетильности. Если он ухитрялся, как раньше, получить более высокую оценку, благодаря своей хитрости, находчивости или каким-либо еще своим собственным качествам, то считал это вполне нормальным и заслуженным – ведь сам же получил(!) Но, чтобы ему ставили высокие оценки незаслуженно, только за одно то, что он является старшиной курса, он допустить не мог.
Поэтому с самого первого дня своего обучения в академии он самым тщательным образом изучал весь материал, нередко даже спал всего по два-три час в сутки, считая, что он действительно должен быть лучшим по всем показателям.
Нужно признать, что нередко ему это удавалось. Его конспекты первоисточников были лучшими на курсе, в течение всех трех лет обучения он уверенно удерживал первое место в регулярных состязаниях по контрольной прокладке и оперативно-тактической подготовке на факультете, на экзаменах преподаватели нередко отмечали его ответы, как лучшие…
Однажды даже произошел такой случай. Тактику стратегических подводных лодок у них вел капитан 1 ранга Никаноров Николай Никифорович – человек весьма серьезный, строгий и даже суровый, прекрасно знающий свой предмет и предъявляющий высочайшие требования к слушателям. Материал он давал под диктовку, но не делал это, как на диктанте в школе, а просто довольно медленно говорил, почти никогда не повторяя. Причем сам он его не читал, а произносил, что называется, наизусть. Выяснив, на каком слове(!) он закончил в прошлый раз, он без ошибки и запинки начинал диктовать дальше.
От слушателей он требовал такого же четкого, лаконичного, практически дословного (в соответствии с тем, что он давал) ответа. В связи с этим по его предмету практически никаких учебников, тактических руководств и других вспомогательных материалов не требовалось. Достаточно было выучить конспект, и этого было вполне достаточно, чтобы знать данную дисциплину в совершенстве. Но для этого сначала нужно было все, как следует, записать, и, если это удавалось, то после его занятия рука просто отваливалась.
Во время занятий на столах у его слушателей не было ничего лишнего – только конспект и авторучка. В начале каждого занятия он проводил короткий опрос по предыдущей теме, во время которого вышеназванные предметы находились, как у чрезвычайно дисциплинированных школяров, на краю стола в закрытом состоянии.
Если кто-то пытался подсмотреть в конспекте или шепотом подсказать товарищу (у Николая Никифоровича был великолепный слух, и любые попытки он обнаруживал и пресекал раньше, чем они доходили до адресата), он тут же поднимал возмутителя спокойствия со словами «Вы все знаете? – Отвечайте!» и уже спуску ему не давал.
Если кто-то затруднялся в ответе, то он, не позволяя ему сесть, поднимал следующего, и так до тех пор, пока кто-то из слушателей не даст правильный ответ. Поднятые руки, означающие желание ответить, во внимание не принимались, - он спрашивал тех, кого сам считал нужным.
У него имелась специальная тетрадочка со списком всего класса (а в классе всего-то было полтора десятка человек), с пометками, кто с какой должности поступил в академию, что из себя представляет в настоящее время (старшины, парторги, члены партбюро курса и парткома факультета, члены сборных команд факультета и академии и прочее, прочее, прочее), и с отметками о присутствии на занятии. В нее же он выставлял и оценки за ответы на вопросы при контрольных проверках.
На втором же занятии (т.е. первая контрольная проверка), проведя опрос, он уже даже закрыл тетрадь, – у всех отлегло от души, и наступило некоторое нервное расслабление, - но вдруг вновь ее решительно открыл и так это вкрадчиво и загадочно произнес:
- А вот тут есть такой «старшина курса». А интересно, - он готовится к занятиям, или нет? Скажите мне, пожалуйста,… - и задал свой вопрос по пройденному материалу. Получив полный и четкий ответ, он как будто даже удивился:
- Хм, гото-овится! – и поставил пятерку в свой талмуд.
На следующем занятии он проделал точно такую же операцию. Уже закончив опрос и закрыв тетрадь, тем самым, дав слушателям на секунду расслабиться, он вдруг вновь открыл ее и еще более загадочным и вкрадчивым голосом изрек:
- А вот интересно, - старшина курса каждый раз готовится к занятиям, или нет?!
Задав свой вопрос и вновь получив исчерпывающий ответ, он опять удивленно и словно обиженно протянул:
Смотри-ка, гото-овится!
На четвертом занятии все повторилось почти до запятой, с той лишь разницей, что другой была «подковырка»:
- Интересно, а старшина курса все еще готовится к занятиям, или нет?
Дальше вопросы предварялись высказываниями:
- А старшина курса уже перестал готовиться, или нет?
Или:
- А старшина курса у нас еще не устал готовиться к занятиям?
И так раз десять подряд!!! Потом Сергей заболел и больше чем на месяц попал в госпиталь. На первом же занятии, на котором Сергей вновь появился, Николай Никифорович, обрадованный долгожданной встречей – опять-таки по окончании общего опроса – воскликнул:
- Интересно, а старшина курса в связи с длительной болезнью не прекратил готовиться к занятиям?!
И вновь получив полный ответ в соответствии с материалами, которые он читал, когда Сергей лежал в госпитале, теперь уже действительно удивился:
- Надо же, - готовится!
Следующее занятие было контрольным: письменный опрос по всему пройденному курсу и практическое выполнение мероприятий по подготовке и пуску баллистической ракеты на тренажере.
Сергей первым ответил на письменные вопросы и успешно, без единой ошибки ввел все положенные данные и выполнил пуск, получив очередную отличную оценку. После этого Николай Никифорович та-ак его зауважал!!! Спрашивать он его, конечно, перестал, но на этом дело не закончилось.
Сразу после окончания курса тактики стратегических подводных лодок шел курс тактики ракетных кораблей (надводных). Вел его коллега Николая Никифоровича капитан 1 ранга Соловьев. Он тоже практически на каждом занятии проводил опросы, только делал это в письменной форме и оформлял все это наглядно: в классе на каждое занятие вывешивалась таблица со списком всех слушателей, в которой по результатам каждого опроса соответствующим цветом (красным, синим, зеленым или «никаким» – для дальнейшего закрашивания при исправлении) заштриховывались соответствующие квадратики напротив каждой фамилии.
Класс, в котором вел свои занятия капитан 1 ранга Соловьев, был проходным, а за ним как раз находился класс капитана 1 ранга Никанорова.
Как-то раз во время занятий Николаю Никифоровичу срочно потребовалось пройти через класс Соловьева в свой класс. Тихонечко, бочком, чтобы не привлекать к себе внимания, он решил проскочить сбоку от сидящих слушателей и вдруг, дойдя до таблицы, застыл, как вкопанный, - напротив фамилии Аргунова среди нескольких красных клеток последняя светилась ядовитым зеленым!
Не знаю, что уж случилось – то ли Сергей не разобрался в вопросе и ответил не совсем то, о чем его спрашивали, то ли еще что-то, - но он действительно получил (единственную за все время обучения в академии) текущую тройку.
С минуту постояв у плаката, Николай Никифорович решительно подошел к читающему лекцию Соловьеву, взял его за локоть и «вежливо попросил» его выйти с ним в соседнее помещение. Соловьев попытался, было, оказать сопротивление, мотивируя тем, что он ведет занятие, но Николай Никифорович был непреклонен.
Как только за двумя капитанами 1 ранга закрылась дверь никаноровского класса, оттуда послышался какой-то грохот и разъяренный рев самого Никанорова, содержащий что-то вроде «не может Аргунов знать на три балла!!!» и какой-то невразумительный лепет Соловьева в ответ.
Минут через пять-семь Соловьев, весь какой-то взъерошенный, красный, в белых пятнах, выскочил из класса своего коллеги, решительно подошел к Аргунову, отсадил его за отдельный стол, забрал конспект, дал сразу три листочка с вопросами по той теме, за которую у Сергея светилось зеленое пятно (до конца занятий оставалось как раз полчаса) и заставил пересдавать тему.
Нужно сказать, что с тактикой у Сергея всегда было хорошо. Я уже отмечал, что в течение всех трех лет обучения он уверенно удерживал первое место на факультете по всем состязаниям, которые по этому предмету проводило командование факультета совместно с кафедрой тактики. На кафедре ему даже говорили:
- Зачем ты пошел в политработники? В тебе погиб хороший командир!
Но Сергей, да и преподаватели с других кафедр так не считали, - однажды его работа по психологии даже заняла первое место во Всесоюзном конкурсе студенческих работ. Вручая ему соответствующий диплом, начальник академии сказал:
- Это Ваш пропуск в адъюнктуру!
Но после окончания академии служба на флоте так его закрутила, что уже ни в какую адъюнктуру Сергей поступать не стал.
Но вернемся обратно к периоду обучения и все к той же тактике.
Нужно сказать еще, что в дополнение к обычной Сергей обладал еще и уникальной зрительной, фотографической памятью. Если он по своему методу «выучивал», то есть разбирался с каким-то вопросом, на экзамене, закрыв глаза и сосредоточившись, он, в принципе, мог полностью представить себе посвященную нужному вопросу страницу учебника или конспекта со всеми имеющимися там схемами, рисунками, пометками, сокращениями и помарками и практически мысленно ее читать. Однажды даже эта его способность чуть не сыграла с ним злую шутку.
На госэкзамене по тактике один из доставшихся ему вопросов был связан с высадкой десанта союзников в Нормандии во время Второй Мировой войны. В учебнике было написано, что для нормального обеспечения действий своих сил союзникам потребовалось перебросить «около 2 000 ТЫС. тонн грузов». Вот так не по-русски было написано: «двух тысяч тысяч»!
Когда Сергей готовился и читал этот текст, он, разумеется, прекрасно понял, что имеется в виду два миллиона тонн. Но когда он отвечал на экзамене, его память почему-то высветила ему только цифры, опустив буквенное сокращение, и он на автомате бодро озвучил, что союзникам потребовалось перевезти около ДВУХ ТЫСЯЧ тонн грузов.
Преподаватель, конечно, смолчал, чтобы не привлекать внимания Госкомиссии, понимая, что Сергей просто оговорился. Но один въедливый член комиссии заметил оговорку и не преминул подколоть:
- Так сколько союзникам грузов-то надо было перевезти? – переспросил он.
- Около ДВУХ ТЫСЯЧ тонн, – уверенно повторил Сергей.
- Так, значит, они обошлись всего одной небольшой баржей?! – с ехидцей продолжил экзаменатор.
Сергей тут же понял свою ошибку и исправился, но эта оговорка чуть не стоила ему золотой медали.
(Продолжение следует)