Мечты сбываются!
Но лишь не наши и не те.
И кто решает, тот во тьме.
Он хотел попросить, чтобы его освободили от этого задания, но начальник, отказал. Аргументировать свое решение, Борис тоже не пожелал, и поэтому сейчас он сидел и смотрел в окно квартиры, где должна проживать его жертва. Нет, конечно же, Борис не был киллером, а называть свой заказ жертвой, придумали еще до него. Владельцу квартиры ничего не угрожало, и присутствие Бориса могло даже поспособствовать жизни данного субъекта. И, несмотря на это – жертва. Как считал Борис, происходило это не особо красивое определеньеце от того, что мнения того человека никто не спрашивал, и вообще не факт, что он заметит хоть какое-то вмешательство.
Наша жизнь так устроена, что мало кого спрашивают, о том, что же он все-таки хочет. Вот и Борис здесь, как я уже сказал, был не по собственному желанию. Но он ясно представлял всю иллюзорность желаний. Может быть, просто жизнь его оказалась богата на озарения, может быть, задания выпадали на его плечи чересчур откровенные, но он не однократно отмечал несуразность гармонии. В чем ошибся господь? Если он создал людей по образу и подобию своему, то кто же тогда он естьм такой?
Вот, к примеру, даже беглого взгляда на квартиру жертвы хватало, чтобы понять мысли ее хозяина. Нищее панельное строение выдавало общую направленность поиска. Борис, увидев район, сразу отметил, что первое желание здешних обитателей – деньги. Деньги, есть общая страсть современного человека, но в то время как один хочет иметь деньги, а другой просто получить куш, третий человек хочет заработать деньги. Часто люди хотят украсть деньги, причем их привлекает не столько владение ими, а именно завладение с помощью кражи. Борис даже встречал такие извращения, как желание иметь ошеломительную внешность, чтобы найти хорошую работу, вследствие чего познакомиться с иностранцем для того, чтобы уехать за рубеж, где повторно (на деньги мужа) познакомиться с богатым, но старым иностранцем, после смерти коего завладеть его деньгами. Короче, в конце любой цепочки лежали деньги, или секс, который почему-то был доступен лишь при наличии большой суммы денег, причем, как для одного пола, так и для другого.
Три окна квартиры сейчас зияли темными провалами, на фоне вечереющего неба. Плотно запертая дверь, аж на четыре довольно-таки хлюпеньких замка, могла много рассказать о ее владельце, неспешно поднимающемся к ней по лестнице на пятый этаж. Но Борис не был Шерлоком Холмсом, наверное, к счастью, чтобы даже на основе ободранной дерматиновой, схваченной железной проволокой и обитой для убедительности ржавыми кнопками, двери сделать развернутую психологическую характеристику человека. Поэтому он просто вошел в квартиру.
Несмотря на то, что хозяин квартиры не мог увидеть Бориса, его нервы тихонько зазвенели. Через закрытые двери Бориса учили проходить, наверное, уже сотню лет назад, но он все никак не мог свыкнуться со своими ощущениями. Ему пришлось выйти в вещественный мир, для того, чтобы вдохнуть воздуха. Глубокий долгий вдох, и можно снова погрузиться в мир виртуальный. Как известно наша душа не имеет органов, которые нуждались бы в кислороде. В душе человека протекают химические реакции несколько иного рода. Поэтому, Борис еще долго не вдохнет воздух нашего мира, если конечно снова не материализуется, чем поставит под угрозу выполнение своего задания.
Хотя в спиритофазе дыхание ни просто не нужно, но и невозможно, у новичков часто возникает непреодолимое желание глотнуть воздуха. Так называемая инерция души. Со временем это проходит, гласили все учебники, но у Бориса все только ухудшалось. Если в первые дни он просто предпочитал бы дышать, то теперь ощущение становилось болезненным. «Наверное, я скоро умру,»– думал он по вечерам, хотя и понимал, что теперь умрет только когда администрация перестанет нуждаться в его услугах.
Его ноги коснулись плотно утоптанного, но чистого ковра. Прежде чем нырнуть в виртуальный мир Борис бросил косой взгляд на свое отражение в большом настенном зеркале. «И это восьмидесяти трех летний старик!?»– безмолвно воскликнул он, глядя, как в зеркале опасливо оглянулся щуплый подросток. Темные лохматые, словно после бега волосы, низко опадали на глубокие обиженные глаза. Потрепанная кофта с вытянутыми рукавами, неудобно свисала с плеч. Он машинально придерживал ее манжеты, чтобы те полностью не скрывали его ладоней. А низ ее доставал до коленей, скрывая подернутые молью штаны. Летние разношенные ботинки на босу ногу, тоже были шестидесятисемилетней давности. Шестьдесят семь лет он уже служил на благо миру, и шестьдесят семь лет он уже не менял одежды, не старел, и существовал, как материальное тело, только в те жалкие секунды, когда выходил вдохнуть воздуха. Такие минуты становились все чаще и чаще.
Спиритофаза, и его горло снова схватил несуществующий спазм.
Отражение оборвыша в зеркале стремительно растаяло, уступая место сочным бордово-оранжевым тонам прихожей. Поскольку Борис итак уже глядел на зеркало, то он и начал осмотр именно с него: на отражение накладывалась тонкая паутинка испорченной амальгамы. Странно, зеркало в современном обиходе вещь незаменимая, тем более в быту молодой девушки. Это раньше зеркало было роскошью, но теперь иметь в доме старинное зеркало просто не практично. На полочке под зеркалом был обувной рожок, крем для обуви, какие-то шпильки. Но не было и намека на помаду, расческу или крем. Значит, здесь живет парень, но руководство ясно велело обслужить девушку. Вариант с неверным адресом отпадал: ангелы приходят не по адресу, а к человеку. Провокация?
По образу и подобию, значит…
Борис судорожно глотал воздух, которого вокруг него уже не было. Выйти в вещественный мир было уже поздно. Протянуть бы еще хотя бы пару часов. Это мания преследования. Борис сосредоточился и сполз взглядом на обои: темно красные, стык-в-стык. Плинтус, вдоль которого тянулась густая полоса пыли. Здесь блюли только видимость чистоты. Так живут лишь одиночки, которые не хотят опускаться очень низко, но наводить чистоту им не для кого. Плюшевая занавеска скрывала за собой вешалку с нагромождением летней, зимней, осенней, весенней, выходной и будничной женской верхней одеждой. Густая отвратительная желтая бахрома занавеси елозила по ровному рядку разномастной обуви. Люстра тоже была старая советская пластмасска.
Здесь могла жить только древняя бабка, которая все же еще надеется найти своего дедка, и жить долго и счастливо.
Борис взглянул в приоткрытую дверь совмещенной ванны. Два керамических монстра мирно желтели в своей камере. Трубы, окрашенные под одно со стенами и потолком. На полу кафель, такой же оранжевый и древний, как и вся Россия. На стене, если не считать труб и смесителей, висела только одна вещь – вульгарно дешевое зеркало. Но зато оно было современное, и на фоне прихожей казалось еще более нелепым и уродливым. Примерно так же смотрелся бы трансформаторный щит посреди безлюдной степи.
Звук ключа в скважине заставил Бориса вздрогнуть. Значит, сейчас он увидит владельца этой квартиры. Не хорошо, сначала надо познакомиться с домом, а потом уже заглядывать в глаза жертве. Ничего личного не должно сковывать при принятии решения. Борис скользнул в комнату, в которой напоролся на диван, занимающий полкомнаты. Этакий доисторический монстр. Телевизор, а как без него, изо всех сил старался выглядеть китайской подделкой на знаменитую фирму, впрочем, так оно и было. Это просто ужас, как сочетаются между собой дешевая пластмасса и массивный советский сервант, набитый, кстати, книгами. Пушкин, Толстой, Лермонтов, Донцова, Маяковский…
В этой комнате можно было только спать.
Вместо прикроватного столика торчал стол письменный, заваленный бумагой. Жуткий обвисший кружевами торшер…
Борис кинулся на кухню, которая была последней комнатой в квартире…
Дверь, наконец, открылась и в прихожую полубоком вошла девушка, в руках она держала папку. Тщательно закрыв за собой дверь, она начала раздеваться. Борис висел в десяти сантиметрах под потолком. Хотя он находился в спиритофазе, и никак не мог себя обнаружить, решил не рисковать.
Заказ оказался сложнее, чем Борис рассчитывал. Русская интеллигенция всегда отличалась расплывчивостью представлений о счастье. Ясно, что денег она хотела, но не было такого способа, чтобы дать ей денег, и она была бы этим довольна.
Борис закрыл глаза, вернее мысленно представил, что он закатил их со страдальческой миной. Сейчас бы вдохнуть, и вдохнуть глубоко с болью в голосе…
Борис решил.
Девушка вошла в комнату, и села на краешек дивана, отбросив папку в угол. Её взгляд привлек свет, пробивающийся через штору. Она встала и одернула тяжелое полотно, и в этот миг комната наполнилась жгущим сетчатку светом. Солнце залило всю комнату, и осталось двумя прямоугольными пятнами лежать на полу, диване, серванте. Девушка видела, как сквозь лучи струилась пыль.
Это продолжалось всего несколько секунд, а затем солнце сорвалось за горизонт, и в комнате повисла голубая тень.
Борис даже не стал дожидаться этого мига, он молнией вылетел в окно, и нырнул ввысь, к крышам, чтобы рухнуть на одну из них, и припасть к ней спиной, и, наконец, вдохнуть сырого воздуха. Он лежал почти без сознания, и в воздухе разбивались стоны его вздохов.
Но ему было хорошо. Просто хорошо, что хоть кто-то в этом мире не удавится за кусок американской мечты. Она будет никем, у нее ничего не будет, но зато только для нее писались стихи, только она может смотреть на живописные картины. Музыка ласкает ее мысли, и тешит душу. Она будет смеяться, когда капель отразится в порывах ветра.
Борис рыдал, что не может больше ничего сделать. Он негодовал от мысли, что ее мечта такая мелочь. Собственно это даже не ее мечта, а просто то, ради чего она могла бы жить.
Он лежал на мокрой крыше, под порывистым осенним ветром, и дышал. Дышал.
Его била дрожь – он дышал.
В спиритофазе нет холода…
Он дышал.
Ледяные капли били его по лицу. Небо звало. Кто-то из начальства был недоволен.
Борис дышал. Он не понимал, как можно не дышать. Вот так, просто дышать. Он не верил, что он мог столько лет обходиться без этого.
Ночь душила город.
Но ничего, теперь к этой девушке будет иногда заглядывать солнце. Не часто, но где бы она не была, солнце найдет миг, и озарит ее черты лица. Может быть раз в месяц, или через несколько лет…
Борис обхватил себя за коленки, от холода его зубы стучали канонадой.
Дождь барабанил по крыше.
Дышал.