Он думал, что любил ее, а потому на ней женился. Удивительно, но она умела всем нравиться. Исключительно всем, от мала до велика. Она была самая обычная: не красавица, но и не уродина. Тонкие, если не острые, черты ее лица смягчала широкая улыбка, которая почти никогда не сходила с ее губ. Казалось, она и во сне улыбалась. И имя ей было дано подходящее – Светлана. Так она и светила всем и каждому. Ее любили за кротость характера и бескорыстность и еще потому, что ее невозможно было не любить. Впрочем, все ее душевные качества не шли ни в какое сравнение с ключами от новенькой «двушки», подаренной ее родителями им на свадьбу.
Его звали Дмитрий. Он, конечно, был другим. Амбициозный и дерзкий он, казалось, ни с кем не мог ужиться, но это не помешало ему пробиться «в люди». Одного «пробиться» было мало, ему хотелось там «закрепиться», а для этого существовали определенные стандарты, которым нужно было соответствовать.
Со стороны их десятилетний брак казался безупречным, но Дима понимал, что этой видимой идиллии приходит конец и главным образом потому, что у них не было детей, а наследника ему очень хотелось. Он уже было подумывал о плане «Б» - завести ребенка на стороне – как вдруг случилось чудо, и Светлана забеременела. И без того не красавица, она раздобрела так, что Дмитрий стал стесняться ходить с ней под руку. Все чаще и чаще он стал ловить себя на мысли о том, что вокруг столько красивых молодых девчонок в коротеньких юбчонках, а ему приходится опекать этот бесформенный балдахин. Ни обставленная дорогой мебелью опять за счет ее родителей «двушка», ни будущий наследник уже не вдохновляли его. Каждый раз, когда он видел свою жену или даже просто думал о ней, он невольно раздражался. Он уже не думал, что любит ее. Его приводила в ярость мысль о том, что Светлана, будучи на шестом месяце беременности, по-прежнему у всех, включая его самого, в услужении: то место в автобусе бабульке уступит, то даст в долг нагловатой соседке и постесняется потребовать свои деньги назад, то, проснувшись ни свет, ни заря, начинает вдруг готовить ему завтрак, сшибая своим неуклюжим торсом все на своем пути.
Чем больше он о ней думал, тем сильнее раздражался. Она, закончив с отличием финансовую академию, тоже могла бы стать большим начальником, но вместо того, чтобы вцепиться кому-нибудь в горло мертвой хваткой и продвигаться по служебной лестнице так, как это делал он, она осталась сидеть в своей канцелярии, помогая продвигаться другим. Дура. И чудачеств в ней хватает с лихвой. Будучи единственным ребенком богатых родителей, Светлана никогда ни о чем их не просила. Наоборот, если те ей и подарят что-то ценное, пораздаст многочисленным племянникам, словно чувствует перед ними какую-то обязанность. Идиотка. Косметикой она не пользуется, за модой не следит, питается всем подряд, вместо заграничных курортов отдыхать предпочитает в деревне. Чокнутая. А вокруг опять стройные фигуры секретарш, длинные ноги в колготках в черную «сеточку», голые пупки с блестящими камешками, глянцевые журналы в изящных ручках с золотыми браслетами, томные взгляды искусно очерченных глаз в бирюзовых линзах… мозг закипает!
И Дмитрий решился. Он понял, что действовать ему надо прямо сейчас, пока не родился тот, кто теоретически мог бы привязать его к себе насовсем. В тот же вечер пузатая Светлана была призвана к разговору. Она стояла на тяжелых, налитых свинцом ногах, придерживая одной рукой огромный живот и улыбаясь. Она пыталась, но не могла уловить настроение мужа, а потому не решалась присесть, застенчиво переминаясь с ноги на ногу.
- Ты думала, я никогда не сделаю этого, - начал он издалека, окидывая ее с ног до головы взглядом победителя и пытаясь задержаться подольше на ее вмиг потускневших темно-карих глазах. - А я с тобой развожусь. Все кончено!
Дмитрий откинулся на спинку кухонного дивана, с нескрываемым интересом наблюдая за реакцией жены. Было заметно, как ее тело начала бить дрожь, но Светлана справилась со своими эмоциями, приблизилась к нему вплотную, сжала и без того тонкие губы и бросила ему в лицо:
- Нет! Только через мой труп!
Что-то новое, доселе незнакомое Дмитрию, блеснуло в ее глазах. Казалось, это не она, его жена, которую он знал более десяти лет, разговаривала с ним сейчас, а мать его ребенка. Именно эта перемена в ней сначала напугала, а потом раздражила его еще больше.
Муж справился с эмоциями хуже, все в нем клокотало. Абсолютно не думая, Дима схватил случайно подвернувшийся под руку кухонный нож и, с ненавистью глядя в некогда любимые глаза, он глубоко воткнул острое лезвие во что-то мягкое.
Вскрикнув от неожиданности и внезапной боли, Светлана стала тихо оседать на пол, изо всех сил стараясь зажать кровоточащую рану руками. Все с тем же взглядом победителя, ничуть не раскаиваясь в содеянном и не пытаясь ее поддержать, Дмитрий не сдвинулся с места, по-прежнему сжимая в замершей руке окровавленный нож. Испуганно вглядываясь в глаза умирающей жены, он не нашел там ни ненависти, ни злобы, ни укора, ни просьбы о помощи, ничего. Напротив, ее глаза светились все той же кротостью и бесконечной любовью.
- А-а-а!!! – Заорал он что было силы, постепенно выходя из оцепенения и не сводя глаз с бледной Светланы, тихо стонущей и корчащейся от боли в луже крови. – А-а-а-а-а!!! Дуррра!!! Сама накаркала! Вот дура!
Он отбросил нож и начал истерично рыдать, опускаясь рядом с ней на колени:
- А могла бы жить…