Тихая ночь, которая висела за окном, заставляла мечтать о чем-то несбыточном и прекрасном. Картины идеального мира, истории мира грехов. Долгие героические путешествия, и быстрые смерти глупцов. Золотые горы наград, ужас нищенского прозябания громоздились в моей голове. Стоило отвернуться от окна, поворошить огонь в камине, наконец, пойти спать, и я навсегда бы забыл об этих глупых несбыточных идеях. Далеко раскатисто завыла собака. Звезды… Впрочем, звезды давно скрылись под пеленой облаков. Этой ночью ни одному поэту не светила его муза. Но мы привыкли заставлять себя творить. Нет звезд – зажжем лучину.
Я подошел к столу. На нем лежал пергамент, перо в специальной коробке. Лучина чадила, наполняя комнату романтическим запахом порока. Обновив лучину от камина, я взялся за перо, но не стал макать его в чернила: самое тяжелое – это выловить сюжет из стаи мыслей. Юркие, шустрые идеи скрываются, лишь увидят охотника. Грузные вечные туши уже больше никому не интересны, в первую очередь мне. А кто бы то не говорил, творчество – эта не та вещь, которую я могу делать за деньги. За идею, по любви, будимый вдохновением, от нужды, ради красивого будущего: но не за деньги. Золото только следствие, приятный побочный эффект. К тому же я столько раз писал, что золото – это грязь, зло, обман, что уже и сам поверил в это. «Ладно, работаем мы, значит, за идею покушать» – констатировал я свою мысль.
– Кис-кис-кис.– Тщетно я пытался подозвать птицу изумрудных перьев. Ее радужные блики еще секунду назад мелькали в стае ворон, но вот перо на изготовку, и дичь ушла. Больше нет смысла ждать, либо писать, либо ложиться спать. Захотелось дойти до колодца, и набрать воды. Холодная, чистая. Как вспышка: образ горного ручья, вода струиться по камням, солнце пронизывает листву пиками света. Шумят пороги.
О чем писать? Ну, не просто же так я сюда сел! Раз с пером, значит писатель. Раз писатель, то пиши! Сухое перо скрипнуло по бумаге. Нет, так не пойдет. Без чернил, конечно, экономичней, но как-то не продуктивно. Макнул перо в баночку и сразу по комнате раздался резкий противный запах. И опять перо повисло в воздухе. Нельзя медлить. Иначе чернила засохнут. Это может быть Эйнштейн, и Пушкин имели возможность по пол часа махать пером в воздухе, а я всего лишь бедный скромный… Так кто же я. Ну вот, не то, что написать, подумать уже трудно.
Перо опустилось на бумагу, и словно не по моей воле, заскрипело по пергаменту. Я прочитал написанную строчку: «Он поднял глаза. Боль по всему телу разлилась, словно расплавленный свинец. Пришлось догонять выпавшую мысль. А перед его глазами плавно, как во сне заносил для удара свой меч…»
Я тоже догонял свою мысль. Значит, будем писать о рыцарях, подумалось мне. Начало положено. Еще минута ушла на то, чтобы придумать, кто заносил для удара свой меч. В голову ничего не лезло. Пришлось поставить три точки, и как это часто бывает, описать окружающий нас мир. «Для создания атмосферы»– машинально нашел я оправдание.
«Солнце по-прежнему восседало над миром, и выжигало глаза своим белым светом. Ему хотелось поднять глаза на горизонт, и просить сил у Доброй Матери Земли. Но заветная даль, в которой еще остались и дом и отец, и серебряные локоны жены, так и не откликнулась. «Мари, я обещал вернуться». Но лес презрительно гнал свою листву, как море гонит волны. «Зеленое море. Ничего, скоро я увижу алое». Блестящие латы обрушили меч, облитый, еще совсем свежей, кровью. Меч хотел получить еще одну жертву. Но этого не бывать! Кунц сжал в руках рукоять палаша, оружие казалось неподъемным. Но ему хватило сил, чтобы вскинуть его над головой.
Противник ударил, и палаш обрушил силу удара на стоящего на коленях, но не сломленного Кунца. Палаш вывернуло из мертвой хватки, и оба меча врезались в голову несчастного. Кунц слышал, как хрустнул его собственный череп».
Я в сердцах сплюнул на пол. Я же книгу писать собрался, а этот недоумок, по видимому главный герой, помирает на первых строчках. Кунц, что это за имя такое!? Куница, Кунц, на вроде прозвища, или они совсем дикие, племена какие-нибудь?
Я выбрался из-за стола, на дворе светало. Работать все равно уже было невозможно. Я пошел спать. Тихо ругаясь, я залез в кровать, подумалось, что Игнат зайдет к полудню. Выспаться успею. Снова писать это его поношение. Письмо что ли бы кто заказал. Совсем уже оскудел мир фантазии. Не, ну кто его просил так сразу помирать. Надо будет переписать, будто он отпрыгнул, поразил противника точным разящим ударом в незащищенную железом шею.
Забавно будет, главный герой – покойник. Хотя читатель об этом никогда не узнает…
Сон пришел незаметно, и последние мысли я уже додумывал, не вылезая из страны грез. Этим утром мне еще предстояло пожать плоды этой мысли. Мне снились кошмары. Покойники, вампиры, мне пришлось есть гнилую плоть. Кажется, во сне я был зомби…