Часть 1. Китайский гороскоп.
-Это чей там лекторат, роется в помойной куче? – кричал знойный прохожий, похожий на домоуправа. Развесив уши и насторожившись, Воля двигался к дому, вдруг с неба что-то посыпалось, это была ледяная крошка с увесистыми ледяными плюшками. Увернувшись и подняв голову, он прочитал: "Кронверкская, 13".
Впереди были светлая суббота и воскресенье, а началось все в страстную пятницу.
В дом, откуда ни возьмись, прилетел с Большого, грозный упитанный, но невоспитанный воспитатель. И давай грохотать дверцей своего очага, в котором проживают обеспеченные за счет постоянных жителей квартиранты и сам воспитатель, - основа лектората. Матрас он выдвинул в коридор на всеобщее обозрение, приглашая: «Не хотите ли на мой матрас?». Никто не хотел. Когда воспитатель разверзал свои уста, оттуда выпрыгивали лягушки и змеи подколодные. Похлопав дверцей, как выхлопными газами без глушителя, Матрасов дождался, когда же кто-нибудь выглянет посмотреть, что же это происходит, потом, громыхнув входными воротами на прощание, он скрылся в космическом пространстве. Домолился, Уфолог по соседству написал ему маляву, печать поставили треснутым и запылившимся блюдечком, которое уже несколько лет привлекало внимание посторонних. Тем временем Уфолог трансформировался и начал выстукивать морзянку на пишущей старинной машинке «Зингер», все свои великие произведения он написал еще сто лет на зад, а теперь все тиражировал и размножал избранные страницы. Подняв голову от подушки, Воля увидел, как летят утки, караван уток летел и летел. Наверное, до милого гуся отправились, подумал Воля.
Вздохнув с радостным облегчением от наступившей тишины, он устроился поудобнее на своем диванчике. Но не тут то было. В дверь начали звонить долго, настойчиво и продолжительно. Двое домочадцев притихли как будто бы навеки. Воля лежал и думал, ну что я пойду смотреть, кто там за дверцей, - что я там не видел. Я сплю. Не тут то было, вслед за Матрасовым, в микозный, коммунальный барадавочник прорывалась Крыся. У Крыси отшибло память, что здесь ключи от потайной дверцы каждый носит у себя в кармане, поэтому это не колония, не казарма и нечего названивать в чужой звонок, – люди уже спят. Крыся была неугомонна и настырна. Звонила до полного отрыва от действительности.
И утречко было раннее, проснулся Воля в семь от звона. Наверное, Крыся с заутренней службы вернулась. У Крыси со вчерашнего дня началась бессоница и ей, наверное, казалось, что она приобрела, как минимум ключи от города. С бледной просинью на лице от недосыпания выйдя в коридор, он понял, что это надолго. Крыся с жирными растрепанными волосенками выбегала на лесенку покурить, затем забывала ключи и начинала звонить в дверь. В надежде соснуть еще пару часиков, прикорнул, но нет, Крыся упорствовала и в буйном раздражении все еще вспоминала вчерашний день, то бишь, ночь. Как длинный Герман она металась по квартире, очень ловко уворачиваясь от углов. Так и протекла суббота в угасающей на покой надежде, пока Верунчик не приехала. Отчаявшись дождаться тишины, Воля созрел на дипломатические переговоры. Выйдя встретить гостей с вопросом в лоб: «А не поставить ли вам звонок, дорогие гости, хозяевам, а то только ляжешь, уже вставать пора».
То ли незнакомая близко Верунчик оказалась настоящей гомосапиенс, среди многих прочих, то ли Крыся решила сдать позиции. Тишина сопровождала воскресенье после страстной пятницы и дикообразной субботы. А утречком вся коммунальная гостиница стояла в очереди за зубными щетками, так как некто отмывал в ванной свои грехи с утра пораньше. Когда ему предложили в качестве снятия греховных заблуждений помыть еще и туалет, он превратился в слабослышащего.
Все торопились: кто на охоту, кто на работу. Под дверью, по-прежнему, скулили пудель и пара борзых, в нетерпении дожидаясь хозяина, предчувствуя вкус крови.
Влетев после коммунально-колхозного собрания в метро, Воля бросил на блюдечко, новенькую, только что полученную из банкомата купюру. Говорит кассирше: «Три жетона». И не верит своим глазам, - кассирша начинает метать горстями жетоны. Говорит: «Стой, три жетона! Это же полный карман будет». Пока они выясняли, кто громко говорит и тихо слышит, как Лобачевский, тетенька из кассы успела обуть на несколько отечественных рублей с утречка.
-Ну, ты погляди, что творится, – это же никакого внимания не хватит. Недостачу заметил только на движущемся эскалаторе.
Еще бывает, сотню дашь, сдачу двадцать рублей получишь, и все ... Глядя в честные глаза, пятясь, как загипнотизированный, думаешь, а ведь свой кровный полтинничек надо забрать. Да, где такие законы написаны, хоть бы почитать дали. А, веселый метрополитеновский рекламист уже начал зазывать, за новогодними чайниками, подарками и на разные виды спектаклей по нашему отечественному сценарию. Вообщем, одним словом, - дискотека авария. Особенно в метрополитеновский час пик, ручки от сумок остаются по одну сторону фронта, а владельцы по другую. Сговор метроработников.
Пробирался Воля тротуарными тропами следом за грузовиком на любимую работу, - раскопки и поиски водных ресурсов так и не закончились конкурентами, долго им еще копать придется мерзлую землю.
Вдруг откуда не возьмись, сверху в полумраке вяло сияющих фонарей раздается твердый поставленный голос диктора, а может не сверху, а из проезжающей машины Парнас. - Неужели мясо ожило? Надо бы пойти купить глюконат кальция, для укрепления сердечной мышцы от перенагрузок бытовых неудобств, - подумал Воля.
Ну, наконец, добрался до работы, ни жив, ни мертв, день за два пошел перед Новым Годом. Год человечьей обезьяны грядет, дай бог, чтобы хвосты у сапиенс отваливались побыстрее. А вот уже и год Петуха наступает, никаких перемен, по-прежнему, за окном летят утки. Вот только тетеньки начали сдачу отдавать, даже догоняют, если быстро убегаешь.
Так, это чей лекторат многочисленный, толпится у радио "Трезор"?
Часть 2. Год Кабана
Прошла пара лет. Все та же коммуналка в центре столицы. На кухне соседка Марта бодается со старым Уфологом, передвигают из одного угла в другой стиральные машины.
Матросов постарел: сдал, расплылся, потерял все формы, принимает по семь барышень в неделю, но не женится. Приходят все разные: блондинки, брюнетки, тонкие, толстые. Евсей Акимович, другой сосед, дружит с Мартой на почве нелюбви к брюнетам и брюнеткам. Объединяет их исключительно окрас, у Евсей Акимыча слегка на височках еще остались волосы цвета беж, а так голова больше похожа на кокос. У Марты узенькое скуластенькое личико и маленькие голубые глазки, величиной с замочную скважину. Евсей Акимович всегда душно настроен и прищуривает свои неопределенного цвета очи. Их возмущению нет предела: не нравится китаянизация и монголизация России, и так брюнеты кругом доминируют. Мели осторожно входит на кухню, под прищуренным взором берет поварешку и исчезает у себя за дверью комнаты. Мели совсем не думает, что брюнеты доминантны, в настоящее время; возможно будущее и покажет, но пока, когда она включает телик, который ей достался от бабушки, сплошь и рядом на экране мелькают кокосовые головки с такими же длинными носами, как у Евсея Акимовича. Евсей Акимович славится в квартире тем, что у него все лежит на своих местах, даже колотое блюдечко, которое разбилось лет семь назад. Мели не решается спросить, зачем ему это, так как знает, что в ответ услышит: «Не ваше дело». Мели – брюнетка, и уже, поэтому, не складываются ее отношения с Кокосом и Лисой, как они за глаза называют их с Волей. Политикой здесь занимаются со времен взятия Зимнего. Сегодня, Евсей Акимович с Мартой наступали на шведов, американцев и Кавказ.
Мели с Волей только вчера слушали АББУ и Ролинг Стоунз, но без пятнадцати одиннадцать выключили дивидишник и послушно улеглись поспать. Постояв, прислушавшись к шуму, доносившемуся с кухни, Мели вышла на улицу, в надежде переждать ненастный день новых политических авантюр.
Хлопья белого снега облепили ее с ног до головы и превратили в большого белого снеговика с черными глазами и красным носом. Она тихо вернулась домой, свара была уже в полном разгаре. Не пронесло. На кухне возмущался политический оппонент Кокоса, Уфолог из Дарницы. Вся квартира больше походила на столпотворение многих бывших союзных республик, чем на жилую. Уфолога боялись все, даже водопроводчики в округе. В душе он был, вообщем-то, брюнет. Страшно хитер и имел огромную власть в районной администрации, которая со времен Царя гороха сильно-то и не менялась. После того, как Марта Сергеевна забодала Уфолога возможностями своих родителей, живших неподалеку, он спер ее вилки и выкинул в кладовку. До этого она то теряла, то находила досточку для разделки мяса.
- Кто ее знает, теряла она или не теряла, - рассуждали Воля с Мелей, их субботний симпозиум постановил, - врет, наверное, как всегда.
Теряет, а потом звонит на весь дом. Как только дозванивается до Матрасова, он прибегает в квартиру и начинаются раскопки по всем кладовкам. Уфолог садится за свой старинный рояль, - строчить на пишущей машинке «Зингер», своему лучшему другу. В детстве он учился игре на скрипке. Талантами его бог не обидел, но сердечности не додал. После того как замолкает «Зингер», верный пес доберман Хантер делает стойку, как при охоте на уток и бежит за шлепанцами. С шлепанцами в зубах, печальными глазами, будто вопрошает: «А шлепанцы не жмут, хозяин?!»
Вот и зима наступила, Новый год скоро. Мели отправилась в кладовку, на поиски замшевых сапожек, приобретенных в конфискате. Открыла свой шкафчик в кладовке и видит: в пакетике-то сапоги лежат, а каблука нет. Рядом валяется туфля с оторванным каблуком. Глазами рентгена окидывает место происшествия, кто-то здесь опять порылся. Лисья мордочка Марты Сергеевны тут, как тут, заявляет, что нашла здесь свои вилки недавно. С фонариком и свечкой осматривают они окрестности под батареей - еще не сломанный венский стул, на который водрузили коробку со старыми обоями. Поднимают верх коробки, а сверху примостилась новая открывалка с большими красными пластмассовыми ручками. Марта хватает открывалку, прижимает ее к груди и долго плачется, что так давно потеряла нужную в хозяйстве вещь, а вора не поймать, сбежал.
Воля лежит слушает «Наше радио», песенку Рики-Тики-Тави, со словами: «выключите кофемолку, он сбежал с книжной полки». Но неугомонным и задавленным бытом соседям не до искусства.
У одних полкурицы на неделю осталось, у других серебряные вилки заканчиваются, теряются, проваливаются под гнилые паркетные половицы. Но менять квадратные метры, с такой небесной стоимостью, в центре, на спальные районы ниже их достоинства.
Мели посидела, попереживала, пооплакивала конфискатную замшу без каблука и решила не быть мещанкой. Как-никак, в бывшем дворянском гнезде они жили. Сняла в банкомате крупную сумму и купила потрясные итальянские сапоги, все в бриллиантах фирмы: «Малина Весачи!». Надела, ходит по квартире туда-сюда, видит, Матросов потихоньку звереет. И чувствует, что лучший друг молодой уверенной в себе русской женщины-брюнетки - пулемет «Максим».
Даже к друзьям не хотелось идти, ну что расскажешь нового, после таких Воскресений и Хождений по мукам. Вышла с работы, видит впереди идет ее подружка – Юлька. Юлька хоть наполовину и еврейка, но блондинка с пепельными кудряшками, все ей нипочем в этой жизни. Пригляделась, Юлька марширует в ботинках на тренировку с японскими палками в руках.
- Юлька, а что, у тебя кожаные немецкие ботинки на плоской толстой подошве? Тебе удобно?
- Так они же на башкирском меху, с улыбкой отвечает Юлька.
В метро уже который месяц давали рекламу магазина сумок «Тысяча и одна сумка», и тоже с подоплекой. У них четыре года гостил цыганский табор, народ отбивался, как мог, кто зонтиками, кто кулаками. Но состояние, видимо, было скоплено.
Едет, однажды, Мели, рассматривает сумку впереди стоящей дамы и тут реклама…Ну и названьице, нарочно не придумаешь. В следующие выходные в метро объявили, что открылся новый ломбард на Сенной и серебряные вилки можно сдавать. Не иначе, как с последних раскопок в кладовках, - просят все вернуть государству.
Дом переполошился в поисках домового барабашки, который еженедельно что-нибудь, да умудрялся стянуть с разных столов. Спустя несколько дней Мели зашла проведать оппозицию Марты Сергеевны. Уфолог поведал страшную историю про то, как негодяи увели подарок – новую кофеварку со всеми сортами кофе и даже паспорт на кофеварку не оставили. Позвонил бывший сосед - Алик Медведев, поинтересовался историей коммунальной квартиры, свой цирроз печени он уже почти вылечил. Скучает, столько лет бок о бок прожили.
-Наверное, попивает кофеек из новой кофеварки и пыль с нее вытирает, - сказала Мели и пошла смыть с себя груз дневных забот.
В то же самое время у Матрасова сдали нервы. Стоит он, около ванной, в которой Мели купается, и свет гасит. То около туалета постоит, послушает, то у ванной, и говорит, что его подслушивают. Жизнь не складывается, а мужчина в самом расцвете.
-…Подумаешь, подслушивают, что честному человеку бояться, что его подслушивают ?! - Можно подальше отойти, чтобы не подслушивали, заметила Мели.
На следущий день у Матрасова опять нервы, - раскидал старые обои по кладовке, а сверху водрузил венский стул ножками кверху. Опять потерял что-то, как клад ищет, так запрятал, что никак не может докопаться до своего слоя. Скоро на ванную переключится. Там интереснее: овальный витраж выходит в холл, а под кафельной плиткой могут встретиться изразцы начала прошлого века. Да и рыться поудобнее, свет есть. В кладовке никогда светло не бывает, а если лампочку вкручиваешь, ее вечно кто-нибудь, да и выкрутит.
Придя после лекций домой, Мели начала осмысливать происходящее более аналитически. Взыграла кровь ее предка англо-саксонца, - прадед служил в Скот-Ланд Ярде еще в начале XX века. Мели перечитывала книжку Агаты Кристи «Десять негритят» и думала, кто же все-таки затевает эти интрижки, и с какой целью. Может Уфолог, он ведь хитрый и властолюбивый. Села, внимательно посмотрела на фото Альберта Энштейна, над диваном, на которой он показывал ей язык. Очень маловероятно, но все возможно.
Перечитала. Проснулась, пошла в ванную: фиолетовая зубная щетка смоталась вместе с Матрасовым и приказала долго жить. Вечером опять происшествие: крики, – у Уфолога исчезла газета. Свои письма Мели получила, но только спустя три недели – голубиная почта.
Новогоднюю елку вместе с Волей украшали конфетами, яркими разноцветными бантами и игрушками, а еще зубными щетками – это было необычно и здорово. Гости срезали себе зубные новогодние щетки в подарок, всем было весело. И всем всего хватало: и песен, и оливье. Хотя и тут случился маленький казус: хозяйке пришлось извиняться, куда-то запропастилась большая банка с солеными огурчиками, выставленная на стол и оливье оказался постным.
Близился новый год по китайскому гороскопу. Воля с Мелей отмечали только православные праздники, и решили зажарить поросенка. Подвернулся на рынке, маленький, молочный, с обугленной шкуркой. Приготовления шли к концу, и Мели понесла поросенка в духовку. Воля решил посмотреть новый дивиди, взятый напрокат, - фильм «Остров», про американских клонов, но получалось одно немое кино, да и с музыкой, что-то было не то. Помучившись, решил прогуляться в ожидании грядущего праздника живота.
Мели поставила в духовку поросенка и заговорилась с дальней родственницей Марты Сергеевны, подошедшей в гости. Нос привел, не иначе. Заговорились, вспомнили былое, и тут мельком, Меля заметила большую тень в темном широком коридоре. Матрасов мелькнул и прижался к соседней стене.
-Перестроился, - сам теперь подслушивает, решила Меля, и успокоившись, продолжила болтать дальше. Вскоре пришел Воля. Стал укладывать диски с музыкой и фильмами в футляр, но так и не смог найти свой «Остров». Скарлет Йохансон с ее доверчивой нежной улыбкой с пластикового футляра тоже бесследно пропала. Мели окатило, как волной, давление поднялось, вскипело возмущение.
- Ах, вот оно что! Вот от чего нервы бывают. – Волна от самого сердца поднялась к удивленным приподнятым бровям, внутри бушевало цунами. Внезапно отпустило, она поняла: «Это партия! Партия сыграна! Es!» Она только что убила дикого кабана, который так долго оставался в тени, путал мысли в клубок, заставлял думать о ненужном. Раненый ее равнодушием, он вновь и вновь, нападал, как дикий вепрь-оборотень, и вот, все закончилось. Она убила его в своих мыслях, смятения больше нет.
Это, пожалуй, был третий по счету кабан в ее жизни со звездой во лбу и темными полосками. Китель Матрасова давно пылился в шкафу, от денщика он сумел дослужится до подполковника. Стреляла Мели с детства неплохо. В школе, военрук, - майор в очках, в тонкой оправе, сексапильный, молодой, но не свободный, постоянно хвалил ее и ставил всем в пример. И лежа, и с колена, и стоя она попадала в десятку, а если и промахивалась, то дырки от пуль красовались ровным пунктиром на мишени, от семерки к десятке.
Спустя час навстречу Мели из ванной вынурнула Марта Сергеевна с пушистыми развевающимися волосами и опущенными долу глазками. Запах так любимого Мели шампуня Schwarzkopf наполнил всю ванную комнату. Затем щелкнула входная дверь, Марта с потомком отправилась отдыхать к родителям. Лисьи игры затянулись на целых четыре года, - только подумала Мели и тут погас свет. Где-то в глубине квартиры опять надрывался телефон. Общак продолжал непринужденно жить своей жизнью, конечно ничего стоящего обществу он родить так и не смог, но это уже совсем другая история.