Она ехала в метро с аттракционов, и в книге, которую держала на коленях женщина, сидевшая рядом, прочла: «Ну, надо же, он умер в расцвете лет, да еще в свой день рождения…»
- Какие нелепые бывают совпадения и как часто они сопутствуют нам.
Вышла с самого крутого аттракциона, который выбрала, после бокала шампанского и пива «Stella Artois» - хотела, чтобы что-нибудь произошло внутри, сдвинулось с мертвой точки, за этот солнечный снаружи и пасмурный в ее душе день.
Брусничный пирог с желе, мятный чай и шампанское, с бесплатными надменными улыбками сafe-girls не помогли. С утра день не задался. Банкоматы упорно отказывали в собственных деньгах, выскакивала надпись: «подождите, спасибо, денег нет» или «… пожалуйста, еще раз попробуйте, в день независимости банкоматов от вкладчиков». Короткий арифметический подсчет говорил многое о слишком предприимчивой банковской системе по выходным дням, и изрядно накладной, для клиентов.
Если бы у нее был космический корабль, она улетела бы в неведомый космос, который должен дарить так много наслаждений, как на этих аттракционах – замирания того, что было душой, тяжесть приземления, улыбки окружающих и веселые крики смельчаков, рискнувших забраться в кресла. Она же лишь слабо улыбалась собственным неземным ощущениям, мелькающим лицам и была благодарна железной махине за кроху наслаждения, но для восторга явно не хватало скорости света, с которой можно перепрыгнуть в другое бытие. Неприятности засветились со вчерашнего дня.
Быстро соскочила с синего кресла, сдернула с головы защитный шлем, и освободившись от крепких металлических защитных опор между коленями вылетела в разноцветную толпу, растворившись в общей массе ликующих. Вскоре скрылась за стеклянными дверями метро.
Он вышел из темноты вагона, а она поехала дальше. На перроне его сбили с ног и втиснутый в вагон другого поезда, он полетел куда-то в сияющую огнями пустоту. Так и не встретив ее, не изменив своего виртуального мира. Он остался тем же, в том же измерении, в тех же меридианах, среди прежних печалей и радостей. Вырваться из пут предопределения всегда бывает сложно, помимо того, что часто зависимость от чужого мнения мешает преодолеть барьер мнительности, мелкие неприятности на работе, в быту бесконечно тормозят процесс вашего динамического развития, даже если вы в этой жизни хороший спортсмен.
Она вышла на следующей остановке и стала жить дальше, так и не встретив больше его никогда в большом мегаполисе с миллионами дверей, миллиардами окон, сотнями тысяч маршрутов и бесконечным двухстронним движением в никуда для меченых атомов.
Этот каприз времени произошел в день их рождения, который так и не суждено было отпраздновать вместе.
Выйдя из метро, она интуитивно зашла в торговую палатку и захотела купить раму для фото или картины. Такая простенькая рама из сандалового дерева, красовалась на полочке, в нее хотелось вставить что-нибудь дорогое сердцу. По дороге обломала украдкой несколько веток сирени с кустов. А когда вошла в дом, ее взрослый сын подарил ей рисунок – сирень в вазе, гжельской росписи.
- Да, этот подрамник очень бы подошел, но он не был куплен, - вертелось в голове.
- Что-то я упустила, потеряла и не нашла, - говорила ее Душа или Душечка, пока она писала своей близкой подруге и вкладывала лист в конверт. Приятельница давно уехала в другую страну.
Вечером она слушала Верди, «Реквием». Выбор, ничего себе, был сделан заранее, ко дню рождения, подходящие билеты остались только на этот спектакль. Спеша в оперу, она краем глаза увидела афишу, в которой писали, что через пятнадцать минут в Доме Культуры начнутся веселые представления мимов и лицедеев, но консерватизм сделал свое. Ее это даже рассмешило, все как обычно и как должно быть, когда в свой день рождения она входила в театр, на сцене уже были расставлены памятники, фото в траурных рамках, вообщем, кладбище. Хохотнув, подумала, значит она попала именно в тот зал, - все для вас, дорогая вдова.
Символом, предвестником неприятностей накануне, была встреча с той, другой, которая много лет назад разбила ее счастье. Не сердце, а именно ее счастье. Враг в юбке шел навстречу, как обычно помахивая по бокам зонтиком и сумкой, как хвостом, с губами на пол-лица и глазами, как плошки, настолько же отзывчивыми. С полным отсутствием всяких мыслей, располневшая, вся в демократических одеждах, которыми украшала себя, идя по жизни. Эта черта характера у той, другой, никогда не изменяла и не отказывала ей, ни при каком политическом строе.
Она же неслась навстречу, но они не столкнулись, а лишь удивленно вскинули брови, когда поравнялись и проплыли мимо, обменявшись кривыми улыбками. При более внимательном рассмотрении действительности, плотные воздушные массы искажали их тела, они были в параллельных мирах, что нередко встречается в трехмерном измерении.
Перейдя в другое измерение, она почувствовала себя так, как будто бы сменила кожу, романтика и меланхолия сменились на состояние полной боевой готовности, она становилась все более бдительной, как будто бы угроза благополучия все еще была впереди, а не позади. Искать свое место в этой жизни для нее было все равно, что искать в темном зале, полном людей, свой стул, и другое пространство приняло ее, надо же как то использовать мыслительные процессы на благо общества, даже такого, как это, движущегося всегда хаотично, в прямолинейной трубе времени.
Да, это была параллель, интуитивно она ощутила это и позже, в прохладе метро.
Идущий навстречу сенбернар ответил любовью, вскинувшись с поводка и, возможно, приняв ее за свою, по ассоциации с рыжей курточкой, в которую она была одета. Собаки ей не изменяли. Хозяин ревностно окинул своего питомца взглядом.
На следующий день, вымотавшись с утра несовпадениями и равнодушием банкоматов, она на ходу сунула в пасть улыбающейся овчарке пальцы. Та, только облизала пальцы. Теплый, мокрый язык собаки и добрый, ласковый голос сына - все, что осталось от этого дня среди живых.
Тех, кого выбирала она среди иксов и игреков, с ней не оставались, всегда находилось что-то что мешало – жена или подруга, или память оставшаяся от жены, которая не покинула его. Воспоминания редко покидали своих хозяев. Мешало чувство долга и привычка нести с собой все, пусть это будут даже шнурки от старых ботинок, но такие привычные, нескользящие под рукой, а если порвутся, можно завязать узелок. Не потому что денег нет, а потому что, ничего не хочется менять. Страшно интересно, но страшно! Так пусть лучше будет тоскливо, скучно, темно, но привычно. Солнце встает всегда справа, садится слева, трава зеленая, снег белый. Суп немного пересоленный, картошка недожаренная, отпуск не до конца отгулянный, - жена разволновалась, ребенок любимый, но страшно избалованный. Все это занимает имеющееся время и не оставляет времени на дальнейшие размышления, а следовательно, блокирует разнообразие и выбор.
Шлейф малознакомых воздыхателей, сначала мечтателей, а потом яростных мстителей, за несбывшиеся мечты множился и волочился за ней, как ослиный хвост, не отставая, хотя и выдерживая изредка дистанцию. Иногда воздыхатели открывались и становилось ясно, что обычную вежливость и человеческое участие они принимали за романтические чувства. Романтические чувства и высокие соединялись в их сознание воедино и другим градациям не подвергались.
До того рокового часа, когда все пошло наперекосяк, и она впоследствии попала в защитную полосу другого измерения, жизнь ей нравилась, она была свободна, не обременена особыми обязательствами, ее любили и она знала, что родилась под счастливой звездой, приятных минут было больше, чем темных пунктиров на ее пути.В жизни все было неожиданно, без рутины, встречи, разлуки, разные люди, множество городов и воспоминаний. Даже радуга случалась чаще, после погодных катаклизмов, в это время обычно разряжалась батарейка на ее электронных часах и больше всего в этой жизни она боялась тоски, которая может уложить с первой минуты, окутать паутиной, как в коконе, не шевельнуться ни мыслям, ни чувствам. Едва почувствовав стену надвигающейся тоски, она не врезалась в эту стену, а уходила по известному ей пути. Тоска – это отнюдь не одиночество и не потеря, - это когда все равно, как будто бы затягивает в круговорот, такие вот Бермуды.
Говорят, что его потом видели с ней. Но это была не Она. Это был подарок судьбы, которым судьба награждает любимых, которые так долго и верно ей служат. Эти подарки очень похожи на их потери. Говорили, что они счастливы и живут размеренной семейной жизнью. Он почти всегда весел, чужое мнение и суета вокруг его имени, почти совсем перестали его волновать. Его душа обрела свой дом и была похожа на настольную лампу, которую зажигают, а потом гасят, когда в ней нет необходимости. А Ее душа все еще летала, как будто бы искала своего Мастера.Он и другая жили не растрачивая себя на суету свои мысли.
У него был знакомый – известный режиссер, все его фильмы про любовь всегда имели плохой конец и часто становились явью или былью, которая, конечно же, порастала травой. Но никто не мог упрекнуть режиссера с его группой в черной магии. Роли в этих фильмах часто получал он. Его выматывали. Кипение страстей и эмоции захватывали так, что долгое время спустя, после окончания съемок, эмоции становились пленом. Газетчики так и не смогли разнюхать хоть какой-нибудь достойный роман в его жизни, не было даже намека. Начало его семейной жизни скорее напомнило продолжение одного из нашумевших фильмов, где она опаздывает на встречу с ним, вчера отгремел марш Мендельсона, а сегодня они столкнулись в дверях студенческой кафешки. И надо же было мчаться на край света ради такой встречи. В этих фильмах было много материализма, но совсем не было места интуиции. Все подчинялось распорядку: зарядка, завтрак, три-четыре звонка, всем привет до вечерних новостей, ни одной секунды свободной. Однажды, она встретилась с его режиссером в музее. Стояла и смотрела с изумлением на статую Богини охоты – Диану. Рядом крутились люди из какой-то съемочной группы. Помощник режиссера попросил позировать. Она согласилась, но краем глаза увидела наезжающую камеру, быстро собравшихся зевак и ей стало смешно,- совсем не до богини. Наблюдать за толпой намного позитивней, чем разглядывать несуществующее чудо. Долго притворяться она никогда не умела, когда камера отъехала, можно было начать сначала - рассмотреть удивительные изгибы рук, наклон головы, ощутить прохладу и тепло мрамора, одновременно, на застывшей плоти. Солнце из окон то брызгало в лицо, то скрывалось за облаками. Когда провода начали сматывать, спросила: «А как фильм будет называться?» Ей ответили с иронией: «Про любовь».
-Интересно, про любовь к чему, - подумала Она. Она была слишком молода, и все про любовь у нее было впереди.
Потом она смотрела эти фильмы, с милым, ничего не предвещающим началом.
Прошло еще несколько лет, ее сердце не болело, памяти о прошлом не было. Она опять была одинока, юна и грациозна. Философия страсти ее больше не волновала.
В жизни получалось, что она даже не успела опоздать и ее роль была отдана другой.
Символ долгой жизни – черепаха. Черепахаться полвека на благо общество - жертва не без участия демонических сил или других измерений. Они поменялись ролями с той счастливицей, которой достался кусочек ее счастья. В следующей жизни Она стала зеленоглазой, как та, Другая. Носила линзы зеленого стекла. Ее трудно было узнать среди старых друзей. А потом и совсем куда-то исчезала на долгое время, приезжая говорила, что много работает. Такова была цена бескорыстной любви, и очаг согревай, и на охоту сама. Она монотонно брела своей тропой бескорыстной любви навстречу лесу, небу и тишине. Люди стали утомительны в своих расспросах о прошлом, возвращения назад не составляли радость бытия, как раньше. За прошедший десяток лет невозможно было даже вспомнить каких-либо волнующих событий, приятных лиц, задушевных разговоров - люди, будто бы вымерли на ее территории, остались программы, счета с отчетами и бессмысленное пережевывание кадендарных дней с воспоминаниями о том, что надо бежать из этого города или, как минимум, с этой улицы Забвения, Сострадания к волоките, бессмысленности и сумасбродству из других измерений. Жить на пересечении двух больших дорог, как на кресте два десятка лет и ни разу не вспомнить, что ее заставило так много провести здесь дней. Вырвать корни из чужой земли, непригодной для существования она не раз пыталась, но рутина не давала сбоев. И все начиналось сначала, проблемы решались по мере поступления, голова вверху, хвост увяз. Хорошо, хоть кожа обновлялась и хорошо сидела, благодаря открытым вовремя косметическим гелям.
Ее часто видели в тисовом лесу, возле гор, где находился известный горнолыжный курорт. Она обожала пропадать там, говорила, что занимается изучением какого-то редко встречающегося вида древних папоротников. Мелькала среди обвивавших столетние ели лиан и лимонника, стрелой могла взлететь на вершину горы, совершив головокружительный прыжок с кручи перемахнуть через пятиметровый горный поток. Это была настоящая Рысь.
*
В детстве она была дружна с рыжим мальчишкой. Ленька жил в их дворе и без устали что-то строил из песка. Выбегая из дома, Она кричала ему: «Каменщик, каменщик в фартуке белом, что ты там строишь?» Потом хохотала, потому, что Ленька никак не находил ответ на ее колкости. Он начинал бегать за ней вокруг песочницы, но никак не мог догнать. Во время дождя они прятались под грибком и кричали от восторга, когда лужи становились все больше, пузырились, а лягушки снова прыгали по траве, поднимающейся на глазах, под каплями живительной влаги. Наташка, их приятельница, призывно играла полонез Огинского, в знак того, чтобы пока она не доиграет свои гаммы и прелюдии приятели не убегали со двора. Звуки разносились по всему старенькому деревянному коттеджу. Во времена первой любви их сверстников Ленька неожиданно ее поцеловал. Она оттолкнула его и убежала, а он крикнул ей вдогонку: «Ты еще пожалеешь, баронесса». Повзрослев, Ленька стал строителем и всегда достраивал свои сооружения, по крайней мере, на бумаге. Не стал ни булочником, ни скульптором, хотя и куличики лепил совершенно великолепно, - не было тяги вверх и побеждало мужское начало. Прежде всего, он был воин. Потом он женился на Наташке, и это была нормальная удобная семья. Но она ничуть не жалела о той потере. Всегда, когда она с мамой приезжала из отпуска, Ленька, неизменно, с букетом фиолетовых и розовых астр встречал их на перроне вокзала, и лицо его сияло. Ее мать очень его любила, но она пошла не в мать, а в отца. Ей нравились тихие неприметные бунтари, с которыми было, о чем помолчать. При первой встрече могла сказать будет ли продолжение у новой встречи. Откуда-то из глубины веков стереотип возникал в ее сознании и манил к себе, как фантом. Другие были чужими.
Он ее не помнил, круговорот дел кружил его, как осенний лист. Изменился, осунулся, стал более суровым и чуть-чуть скучным, его внутренняя энергия то вскипала, то пропадала совсем, порой он паниковал. Время текло, другая, его молодая жена начала носить меха, вместо модных коротких юбок и тесных молодежных свитерков и все чаще выбиралась в свет, потом открыла художественный салон и пропадала часами в беседах с художниками, на выставках. Встреч было много – ей нравилась эта круговерть. Молодая жена все реже интересовалась, когда зажигали и гасили настольную лампу.
Он все чаще пропадал на охоте. После возвращения был немногословен, редко рассказывал, что встречал в дальних краях, но его взгляд светлел, губы дрожали, на щеках появлялся румянец, ноздри раздувались, словно втягивали пьянящий, наполненный можжевельником, лесными травами и смолой воздух.Затем Он снова погружался в работу, через некоторое время все бросал и убегал, словно искал кого-то среди горных озер и вековых елей.
В тех местах, куда он стремился, часто видели Оленя, он бежал, и его огромные трехметровые рога оставляли на тропе сломанные сучья. Королевский Олень летел, и от его мощных ударов о ветви деревьев, разлетались врассыпную белки, летела сухая листва с крон. Он не помнил, что такое тоска и нелюбовь, он стремился навстречу новым просторам, где бесшумно летала сова и кричала зеленоглазая кошка. Он был могуч и бесстрашен, а когда добирался до озера, зеленые огни пристальных кошачьих глаз уже встречали его. Они бежали, обгоняя друг друга, Рысь по ветвям деревьев, Олень по тропе. Мрак скрывал их от посторонних глаз. Им повезло, когда Она потеряла эту чертову роль в этом своем другом измерение на благо всех и погибель себя. Все новости света были слышны и здесь, но их бытие стало недосягаемо.