Леший. Глава 4

Андрей Андреич
Леший
авантюрный роман



ГЛАВА 4

Каждая девица, достигшая половой зрелости, неизбежно страдает двойственностью чувств: с одной стороны, её раскачивает на гребне волны эротических фантазий, в которых она смакует детали грядущего первого опыта, с другой стороны, она с негодованием отвергает докучливые притязания особей мужского пола, стремящихся всеми правдами и неправдами добраться до тайных прелестей её невинного тела. Эта ожесточённая внутренняя борьба рано или поздно достигает такой степени напряжения, что уже не может оставаться в тесных рамках распалённого девичьего разума. Необузданная энергия женской природы требует выхода. Слабые натуры в такой ситуации прекращают борьбу и, что называется, пускаются во все тяжкие, отдавая свою юную душу во власть плотских утех. Более сильные сопротивляются до последнего, ибо само такое сопротивление бывает во сто крат приятнее процесса грехопадения. Но держать внутри себя сладостные и мучительные переживания не хватает сил, и тогда девушка вынуждена открывать свою душу постороннему: лучшей подруге, матери, либо дневнику.

Люба Лиховцева вела дневник.

Некоторые откровения профессорской дочери, доверенные ею клетчатым листам дневника, тесно переплетаются с нашим повествованием, и потому мы позволим себе иногда обращаться к этому любопытному документу, таящему сокровенные мысли нашей юной героини.

Из дневника Любы Лиховцевой:

«21 марта 2003 года.

Этот день выдался не скучным. Редко удается за такой короткий период набраться такого количества впечатлений. Пожалуй, день можно счесть удачным.

Поначалу здорово развлёк Кукиш. Я никогда не видела отца таким разгневанным. Здорово он оттаскал этого придурка за уши – я умирала от хохота. Хотя сначала я пожалела, что не удалось сходить в «Плазу» (ведь там можно было здорово развеяться), но, с другой стороны, пришлось бы всё время отбиваться от грязных приставаний Кукиша… Хотя, стоит признаться, меня здорово заводят его наглые потные руки, когда они так похотливо тискают мои прелести (Боже, неужели я такая развратная?). Терпеть это хамство мне даже приятно! Но, уж конечно, не более того! Отдаться такому уроду – это уж слишком. Тут нужен другой кандидат. Вот только кто? Желающих – тьма, но ни один из них не произвёл на меня того рокового впечатления, которое, я уверена, должно состояться прежде, чем случится ЭТО… Вот разве только… но нет… Ведь я и видела его всего-то мельком. Да он почти и не взглянул на меня даже, что странно. Может, он голубой? Было бы крайне обидно! Такой красавчик!.. Интересно, что у него общего с этим убогим пэтэушником? И Мензуркин, свинья, молчал как партизан, сколько я его не пытала, - говорит, случайный знакомый. Темнит что-то наш местный дурачок.

А в кино он всё-таки достал билеты – это меня очень удивило, так на него не похоже… Фильм оказался, как я и думала, смертельной скукой. До чего же Егорка расстроился, когда я увела его с середины сеанса, - наверно, жалел потраченных денег, жмот…Хорошо, хоть не лез ко мне с обниманиями и слюнявыми признаниями, меня и так чуть не стошнило от его одеколона. Где он достал такую дрянь? И вылил на себя, наверно, полфлакона. Не удивлюсь, если и в трусы попрыскал…

И все же, кто тот красавец? Надо будет познакомиться с ним ближе. Кажется, он остался ночевать у Мензуркина. Неужели, всё-таки голубой?..»

Подозрения профессорской дочери относительно сексуальной ориентации Марата Арнольдовича были беспочвенны. Гость Егора Мензуркина был самый что ни наесть натурал. Марат любил женщин, и те, как правило, отвечали ему взаимностью. А невнимание к персоне Любы Лиховцевой, так огорчившее юную красотку, вовсе не означало, что заносчивый гость коммунальной квартиры не оценил её кричащей красоты. Просто у Фукса было несколько твёрдых принципов, которым он следовал неукоснительно. Растление малолетних красавиц претило одному из них.

В отличие от своего гостя, будущий сантехник Мензуркин не пытался заточить бушующих демонов своей страсти в пыльном каземате общественной морали. Возраст возлюбленной для Егора не имел никакого значения. Он был влюблён – страстно и безнадёжно.

Вернувшись со свидания, Егор застал гостя, погружённого в чтение прессы.

– Как фильм? – буднично поинтересовался Марат, не отрывая взгляда от газетной передовицы.

– Дерьмо! – в сердцах ответил Егор, охарактеризовав таким образом скорее своё настроение, нежели содержание недосмотренной киноленты.

– Судя по вашей реплике, дружище, романтический вечер при свечах не удался?

– Причём здесь свечи? – раздражённо буркнул Егор и, не снимая обуви, плюхнулся на тахту.

– Вечер при свечах – это аллегория, - дружелюбно пояснил Фукс. – Я имел в виду атмосферу свидания. Судя по вашему настроению, ваши отношения с возлюбленной не достигли состояния, именуемого поэтами «именинами сердца». Я угадал?

– Ах, отстаньте от меня! – всхлипнул Егор и уткнулся лицом в подушку.

– Пожалуйста, – хмыкнул Марат и зашуршал страницами очередной газеты.

Повода для радости у Егора, действительно, не было никакого. Он отчего-то совсем иначе представлял себе свидание с невестой. В мечтах его не было ничего конкретного – так, некие туманные образы, вздохи, звёздное небо и общее впечатление взаимной гармонии чувств, которому Марат Арнольдович дал такое точное определение как «вечер при свечах». Суровая действительность разрушила идиллические фантазии влюбленного лицеиста. И вроде бы всё было, как он задумал: они ходили вместе – сначала в кино, затем гуляли по улицам города. Но только Люба была как бы и не с ним. То есть физически они находились рядом, в непосредственной близости друг от друга. Только близость эта была какой-то не интимной, а обыкновенной, как если бы Егор стоял в очереди за картошкой, а Люба стояла впереди него – вот такая была близость. Люба Лиховцева сходила в кино, прогулялась по вечернему городу, а Егор был ненужным грузом в багаже юной красотки.

Но нельзя сказать, будто общество Мензуркина тяготило девушку во время прогулки – она попросту не замечала его. Люба от души развлекалась, любовалась красотами города, радовалась жизни, и чем веселее делалась Любаша, тем пасмурнее становился Егор, чувствуя, что радость его спутницы глубоко эгоистична и ни коим образом не связана с его присутствием. В конце концов, Любаша познакомилась с группой хипповатых музыкантов, игравших в подземном переходе, и так увлеклась общением с ними, что даже не заметила исчезновения своего озлобленного спутника. А Егор действительно бросил девушку в подземном переходе и, мучаясь привычными внутренними терзаниями, угрюмо побрёл в никуда. На душе у него образовалась пустота.

Уже глубокой ночью Егор пришёл домой. Едва несчастный влюблённый переступил порог своей комнаты, как в свежую душевную пустоту лицеиста немедленно хлынул поток ожесточённой враждебности ко всему окружающему, а в особенности к Фуксу. Уже в который раз за этот день он испытал к своему новому знакомому приступ лютой ненависти. И хотя где-то в глубинах подсознания Егора таилось понимание того, что вины Марата Арнольдовича в его сердечной драме нет, но всё равно этот человек в данную минуту был Мензуркину до омерзения противен. И зачем только он позвал его к себе в гости? Теперь ведь и не выгонишь так просто – безо всякого повода, придётся терпеть его присутствие всю ночь. Кошмар!

В общем, настроение Егора Мензуркина было такое, что если бы он вёл дневник, то сейчас вместо каких-либо записей просто поставил бы в нём жирную кляксу. Но, в отличие от своей возлюбленной, Егор дневника не вёл.

Зато Илья Фомич в этот поздний час сутуло гнул спину над подсвеченным старинным торшером письменным столом, старательно выводя в толстой тетради ровные, словно стрелы, строчки. Он, как и его дочь, имел привычку доверять свои мысли бумаге. По-видимому, эта потребность в семье Лиховцевых имела генетические корни. Правда, если Люба описывала свои переживания в дневнике оттого, что не могла доверить их ни одному живому существу, то Илья Фомич вёл свои записи, преследуя прямо противоположную цель. Профессор был окрылён честолюбивыми планами создания обширных мемуаров, для чего, не полагаясь в полной мере на старческую память, делал в тетради некоторые заметки. Большей частью это были узкоспециальные научные суждения: мысли, идеи, гипотезы, достоверно известные факты и сомнительные слухи, рождённые научной средой. Но случалось, что в свою тетрадь этнограф заносил и отдельные рассуждения не научного характера, явившиеся в результате пережитых бытовых коллизий. Именно эти заметки и могут представлять определенный интерес в связи с нашим сугубо лирическим повествованием. Поэтому мы будем иногда обращаться к выдержкам из этого почти научного труда.

Из записок профессора Лиховцева:

«Последние дни никак не удаётся сосредоточиться на научной работе. Отчаянно пытаюсь разобраться в причинах этого явления. Возможно, виной всему всё более возрастающее беспокойство за судьбу дочери. Круг её знакомств меня просто пугает. Сегодня вынужден был вступить «в рукопашную» с малолетним дегенератом, который самым непристойным образом вёл себя, без спросу явившись в гости. Никогда в жизни не опускался я до драки, считая такое поведение ниже своего достоинства, а тут - на тебе… Не мудрено, что это происшествие выбило меня из привычной колеи.

Кроме того, я стал всё более рассеян. Часто не могу найти необходимой мне для работы литературы. В толк не возьму: куда исчезают мои книги? Любаша утверждает, будто их крадут братья Семёновы. Разумеется, это всё плод детской фантазии. Сегодня, к примеру, я не смог отыскать труд Журавского «Европейский Русский Север» и несколько монографий Николая Харузина. Зная братьев Семёновых уже более восьми лет, ни за что не поверю в то, что этих господ может интересовать этнография народов Кольского полуострова!.. Наверняка я сам положил эти издания куда-то, а теперь не могу вспомнить – куда именно. Вероятно, я начинаю страдать от возрастного склероза. Надо выкроить время для посещения доктора.

Единственным событием, украсившим сегодняшний день, явилось знакомство с Маратом Арнольдовичем Фуксом. Это весьма приятный молодой человек, который, как оказалось, коротко знаком с самим академиком Хрустицким. Отрадно было узнать, что Николай Павлович нашёл возможность ознакомиться с моими работами и даже лестно о них отзывался. Думаю, Фуксу можно верить. Надо будет сойтись с ним поближе. К тому же он обещал завтра утром зайти ко мне на чай. Уверен, меня ждёт интереснейшая беседа... »



продолжение следует...