На Арбате сто лет не была – редко выбираюсь в Москву. Арбат раскрывается от угла бесконечным, вытянутым в струну вещевым рынком с привычным для всех рынков духом – купи, купи, оставь свои денежки здесь… Нет, здесь! У нас распродажи, скидки! Стена Цоя выглядит как анахронизм, как нечто, не знамо как оказавшееся во всем этом гламуре. Мой сын фотографирует ее так и эдак. От нее долго не хочется уходить…
Впереди вовсю гремит музыка. Чьи-то пальцы, невидимые за арбатской толпой, перебирают гитарные струны. Парень, приятель, видать, гитариста, трясет перед нами шляпой, а мы – вслед за толпой - мимо, мимо. Вдогонку он отпускает ругательство. Интересно, сколько он хотел? Денег в обрез, но почему я должна оправдываться… Снова музыка. И такая, что куда там этому первому парню. От арбатских витрин, от камней в мостовой она разлетается звонко, звонко, заполняя собою воздух, заполняя и уши и души, заставляя народ улыбаться, заставляя иначе шагать и двигать руками, чем только что.
У парня в руках – гитара-не гитара, что-то сразу с двумя грифами. А на ноге – какие-то колокольчики. На руке, у запястья, тоже что-то привязано. И он играет всем сразу. Он один – человек-оркестр. И группы поддержки у него нет, перед ним какой-то футляр, туда надо класть деньги. Почему он здесь?
Ему бы – турне по стране, залы с роскошной акустикой. Билеты в такую цену, какую просят у нас в городе заезжие знаменитости. Мне, многодетной мамочке, точно не по карману.
Послушали – и вперед. Дальше, дальше.
- Пять рублей за такое не положишь, - прикидываю я.
- А больше у нас не получится, - с грустью добавляет мой сын. – У меня уже так почти пусто.
Он достает из кармана оставшиеся монеты.
И тут же – в тишине! – перед нами оказывается парень со шляпой. Сын машинально отправляет в шляпу монеты, парень рассыпается в благодарностях. Он желает сыну всего-всего. «И вашей девушке тоже». Никто так, сходу, не думает, что это мой сын.
А это сын.
- Счастья вам ребята, взаимной любви!
А вот и музыка в нашу честь. Человек восемь парней и девчонок стартуют как с моста в реку, и над головами взлетает что-то неудобопонятное, без слов, без мелодии.
Бежим дальше.
- Сколько ты ему дал? – любопытствую на бегу.
- Три рубля.
- Лучше бы мы тому положили хоть сколько-нибудь.
- Тому – три рубля не дашь.
Меня разбирает смех.
- А этим и три-то – за что?
- Мам, если нет денег, встает вопрос: или бомжевать, или так, как они. Я за такой способ. Я же сам скоро непонятно как жить буду. И, может, мы с друзьями тоже сюда придем.
В этом все дело. Об этом я только и думаю. Все остальное – способ отвлечься. Мой сын поступил в московский институт. Я говорила: учиться можно и дома, в своем городе. Главное – не где, а как ты учишься. Ну, сам подумай: я одна, как я смогу содержать тебя в Москве, или в Питере, или в Казани, да где угодно? Это же весь мой заработок уйдет? Может, твоим брату и сестре ничего не надо? И мне самой…
Сын соглашался. Само собой, и дома можно учиться. Но в нашем городе была выездная олимпиада. Приз победителю – в престижный московский вуз без экзаменов. Сын захотел попробовать за компанию с одноклассниками. Я заплатила родительский взнос. Сыну будет полезно узнать, какие там требования, в Москве, к чему он должен стремиться… Кто знал, что он сразу поступит? Его поздравляли на каждом углу знакомые и незнакомые. Шутка ли – еще в феврале стал студентом. Сын отмахивался, говорил, что никуда не поедет. Он сам не поверил своим ушам, когда я сказала:
- Если хочешь, езжай. Выкрутимся как-нибудь. Много присылать не смогу…
В неполные восемнадцать без особой поддержки из дома он собирается начать в Москве самостоятельную жизнь.
- Я же пел в ансамбле, может, когда придется прийти петь на Арбат, - говорит он мне.
За спиной сигналит машина. Кому позволено въезжать на Арбат? Оглядываюсь: инкассация. Ну, конечно! Деньги! Народ расступается перед бронированным автомобилем. На мостовой остается только девчонка со скрипкой. Девчонке от силы 12 лет. Она не играет – устала, может. В футляре гора смятых купюр. Девчонка даже не думает ее хотя бы примять и захлопнуть футляр, а потом вместе с ним и со скрипкой вскочить, уступив дорогу машине. Как сидела, так и сидит. Машина сигналит.
- Гляди: кто кого? – говорит мой сын. – Деньги или музыка?
Машина неуклюже сворачивает в сторону, девчонка остается на месте.
Я вижу, как сын сжимает ладонь в кулак и с губ его слетает неслышное радостное:
-Й-ес!