Криминал

Алексей Богословский
Криминал

В 1994 году я приехал в Латвию с китайскими туристами. Рига выглядела почти без перемен. Жизнь изменилась радикально, а дома и лица людей ничуть не изменились. Остановились мы в одной из гостинец в центре. И вот вечером я разговорился с местным владельцем ресторанчика. Простой русский парень пытался хоть как-то наладить дело и всё время повторял фразу, видимо, крылатую у многих в то время: русский борется, это латыш от неудач начинает ныть и опускать руки, а русский борется и будет бороться. Естественно, речь зашла о внутриполитической жизни. С большой гордостью парень сообщил, что новая власть быстро и эффективно решила пресловутый кавказский вопрос. По его словам, милиция поступала очень просто. Некий кавказский криминальный авторитет получал неофициальное уведомление, что он стране не нужен. Если гордый Гоги плевал на широко предоставленное ему латвийской демократией право выбора на выезд, а выбирать он мог самолет, поезд, автобус, личный автомобиль или место на борту корабля, то его ждали мелкие проблемы. Где-то через неделю к нему подходил лейтенант полиции и с глубоким, скорбным видом говорил: «Понимаете, уважаемый, девочка Маша горько плачет, уронила в речку мячик, а какой-то мерзавец его подхватил и утащил. Извините, девочка, увы, русскоязычная, но и она имеет право на защиту закона. Примету указывают на вас, но вы не волнуйтесь, мы разберемся. Суд у нас правый. А ваши права для нас святы». Гоги мог возмущаться, звать адвоката, но обязан был идти в камеру предварительного заключения и сидеть три месяца. Там его кормили, обращались вежливо (без битья и словесных унижений), всячески подчеркивали, что он не осужденный, а только задержанный, и, вообще, Латвия не Россия, где милиция груба, а в народе существуют злобные, антикавказские настроения. Через три месяца Гоги вызывали и со скорбным видом извинялись: нашли злодея, утащившего мячик, Гоги чист как стёклышко и свободен. Если у Гоги есть жалобы на грубость персонала или плохое качество одеял, пусть пишет, разберемся и накажем. Затем Гоги шёл на свободу и мог подумать. Дня три Гоги размышлял и, если не делал правильных выводов, к нему подходили и объясняли, что у старушки Фрейберги мерзавцы прямо во дворе стащили простыни, вывешенные для просушки. Приметы одного из них совпадают с приметами уважаемого Гоги. Но Гоги может не волноваться, полиция разберется, без доказательств под суд не отдаст, а пока надо только посидеть в камере предварительного заключения. Впрочем, и здесь всё будет по закону, не более трёх месяцев. Если Гоги начинал нервничать и объяснять, что у него стоимость одной партии героина больше всего имущества тысячи таких старушек, а в Москве самые крутые воры в законе с ним за руку здороваются, ему просто предлагали оформить дополнительные, признательные показания в камере предварительного заключения. Там Гоги снова ждало подчеркнуто вежливое обращение и постоянные упоминания, что в Латвии царят культура и законность. Как правило, одного заключения хватало большинству, а после второго задержания и освобождения любой Гоги брал такси, мчался на вокзал и срочно ехал в жуткую Россию, где берут взятки, бьют, прессуют, подбрасывают при обыске патроны и пакетики наркоты, а затем срока впаивают.
Вы где-нибудь слышали протесты по поводу таких действий латвийской полиции? И не услышите. Любой Гоги отлично понимал, что в родной Грузии не так выставляют инородцев из республики, а здесь полная благодать – не бьют, не прирежут, жену не изнасилуют, личное барахло не изымут, дом не сожгут. Гоги покидал республику с чувством глубокого уважения к стране и с готовностью к дальнейшему экономическому сотрудничеству. Недаром даже чеченцы в Латвии ведут себя тихо, а деньги в латвийские банки вкладывают с удовольствием. Естественно, тот же Гоги деньги наваривал в России, а в Латвию потом заезжал в качестве культурного, уважающего полицию и закон гостя и исключительно с выгодой для Латвийской Республики. Как и подобает цивилизованной стране, Латвия избавлялась от кавказцев на фоне вечной шумихи и осуждения дурного, русского народа-оккупанта и непрерывных официальных и общественных признаний в любви к бедным, но гордым и горячо любимым народам Кавказа.
Покончив с кавказской преступностью и избавившись почти от всех кавказцев, проживавших или пытающихся обустроиться в Латвии, местная власть решила дальше бороться с преступностью, но столкнулась с проблемами. Тут-то выяснялось, что национальная власть может бороться с внешней преступностью, но бороться с самими собой намного сложнее. Навести порядок в полиции и спецслужбах достаточно за полгода. Всё упирается в зарплату и службы внутренней безопасности. В Латвии создали эффективную службу внутренней безопасности в полиции, подобрали порядочных ребят, положили им хорошие оклады, и пошел механизм работать. За полгода в полиции был наведен порядок. Коррумпированные кадры были уволены или отправлены в тюрьму. По схожей схеме очистили суды и прокуратуру.
Суть политики проста. Большинство людей только воображают себя честными или продажными. На самом деле, большинство обывателей – пустышки, воображающие себя носителями морали. Дадут возможность воровать – будут воровать и гордиться собственной предприимчивостью. Не дадут возможность воровать – сперва начнут тосковать, затем вообразят себя порядочными и возгордятся собственной честностью. Тоже самое можно применить к массам других пороков и добродетелей. Действительно порядочных или принципиальных злодеев в любом обществе куда меньше, чем люди о себе воображают. В Латвии через полгода полиция не просто стала честной, она даже стала гордиться своей честностью. Зарплаты подняли, но отнюдь не бешенные оклады. Добродетель торжествовала, криминальный элемент стушевался и оказался настолько бесцветным и боящимся слеповатой Фемиды, что преступность упала, а отсутствие взяточничества среди судей и полицейских стало предметом национальной гордости.
Не долго музыка играла, не долго продолжался бал. Оказалось, что честность – понятие цельное и особых компромиссов не приемлет. Какой-то племянник какого-то из министров правительства вел машину в пьяном виде и допустил грубое правонарушение. Дорожная полиция его задержала и возбудила дело. Естественно, племянника надо было отмазать, простить, понять и пустить на свободу, но полиция стала упрямиться. Вслед за полицией неспособность к сочувствию стали проявлять суд и прокуратура. Тут-то правительство осознало, какую гадость само себе устроило. В пьяном виде за руль не сядь, бюджет воровать – ни-ни, за драку в ресторане спросят по полной. Конечно, министры народ культурный, но детей жалко. Им-то за что рисковать и себя вечно сдерживать. Более того, нависла угроза над контрабандной торговлей и основными доходами руководства. А полицаи ходят себе честными и гордыми в полном соответствии с законом бесцветности человеческой личности – перекраситься можно, но мешать краски сложнее. Дозированная честность подобна дозированной беременности – биологический нонсенс. Или есть беременность, или нет. Подумали министры и развалили основу честности – систему внутренней безопасности. Ребятам зарплату срезали, а те, гады, уже привыкли работать честно и подали на увольнение. Короче, полгода длилась перестройка, и система гармонизировалась на иных принципах. Дорожная полиция жизнь уже без взяток не мыслила. Приговоры судов и доводы адвокатов пришли в соответствие с личными доходами подсудимых. Воцарилась семейственность и понятия. Народ, правда, стал выказывать неудовольствие, да и республика нефтяных скважин не имеет, а коррумпированные силовые органы при всех нищих зарплатах в итоге стоят дороже честных силовых органов.
Приблизительно с полгода правительство терпело собственное безобразие, затем начались склоки и проблемы. Потом министры собрались и снова решили сделать Латвию честной. Пересмотрели бюджет, наскребли денег на честную службу внутренней безопасности в полиции, набрали новых ребят и дали наказ быть честными и принципиальными. Чудо повторилось. Через полгода нравственного очищения вернулись на круги своя и столкнулись с прежней проблемой – нельзя быть порядочными частично. Терпели, терпели, опять казус с кем-то в правительстве, опять терпение лопнуло. К моменту моего приезда в Ригу полиция снова брала взятки, и снова встал вопрос о третьем цикле нравственного очищения силовых органов.
Больше всего меня в этой истории заинтересовало глубокое понимание лицами, занимающимися организацией работы силовых органов сути дела и проблемы интересов. Существует верхушка общества – министры, банкиры, торговцы. Им нужна определенная система взаимоотношений друг с другом, с обществом и законом. Нет проблемы наведения порядка в стране, есть проблема гармонизации отношений наверху. Всё остальное – только издержки процесса. Соседа зарезали, в школе торгуют наркотиками, в ЖЭКе облагают население поборами – таковы издержки взаимоотношений во власти. Нельзя иметь честную милицию, ловящую карманников, и суды, выносящие справедливые приговоры, и какие-то охранные предприятия, силой занимающие чужие заводы. Причем в такой стране как Россия очень многое завязано ещё на ФСБ. В Латвии спецслужбы имеют мало работы. В России, если ФСБ коррумпировано и готово участвовать в скандалах, вроде скандала вокруг охраны «Мост-банка» при Ельцине, то и милиция обязана быть коррумпированной. Так при Ельцине и было. Вопрос о нынешнем состоянии дел я принципиально обхожу стороной. Важнее иное, ссылка на размеры России малосостоятельна. Страна больше, но за год здесь можно навести порядок как в Латвии, а устроить бардак, как в Латвии можно ещё быстрее. Народ-то у нас приучен к «ветрам перемен» и не такой инертный как латыши. А два-три цикла очищения и повторной коррупции мгновенно превратят нас в совсем дрессированных. Реагировать будем не хуже собак Павлова и зверей театра Дурова.
Кстати, об объективных причинах, сложностях с бюджетом и жадности налогоплательщика во всем мире любят поныть, когда речь идет о борьбе с преступностью. Ещё любят рассуждать о различных социальных процессах, неуловимости мафии и прочих вещах. Но те же американцы признают, что торговля наркотиками в США напрямую связана с коррупцией в верхних эшелонах власти. Если признать, что властью являются не только министры, но и нувориши вроде Сореса, то диагноз будет верен. Что касается нас, то вспомним скандал вокруг Пенсионного фонда. Обычные вклады в банках дают больший доход, чем «доход» от финансовой активности соответствующих министров. Ничего не вспомнили? Я напомню, во времена Гайдаровской реформы сознательно отменили наказание за несвоевременную выплату зарплаты. Автоматически любой директор завода получил быстрый путь к обогащению. Деньги почти беспроцентно можно было передать на биржу, лучше всего дилерам на ММВБ. Те брали, скажем, миллионов десять рублей и честно возвращали десять, обесценившихся десять миллионов рублей. За это директора ждало денежное вознаграждение по иной статье. Например, директор мог отдать этим дилерам тысячу личных рублей в долг, а, пока десять лимонов чужой зарплаты обесценивались, личная тысяча превращалась в пару лимонов. Её дилеры тоже честно отдавали директору. Так вот, подобным финансовым вольностям всегда соответствуют определенные отношения во властных сферах и вполне определенный уровень преступности. И по поводу наркомафии, и по поводу национальной преступности можно сказать одно и тоже – им обязательно соответствуют определенные межчеловеческие отношения на вершине власти. Эта взаимосвязь отлично верхушкой силовиков понимается. Просто правила игры заставляют их устраивать словесное шоу. Здесь тоже можно выстроить цепочку взаимоотношений – отношения в высших слоях общества, уровень преступности во всем обществе, характер демагогии по поводу мер, необходимых для борьбы с преступностью. Причем демагогия становится массовой, включая демагогию старушек на кухне. Проблема бесцветности большинства человеческих особей в вопросах морали распространяется и на министров, и на банкиров, и на старушек на рынке, и на нас с вами.